Книга: Морской дозор
Назад: Глава 27
Дальше: Глава 29

Глава 28

Тимофей Котельников испытывал чувство жгучего стыда. Теперь, немного придя в себя, он никак не мог понять – что за бес в него вселился сегодня днем, какая муха укусила? Нет, в самом деле, зачем было хамить Полундре, отличнейшему мужику, настоящему товарищу, который так тепло, по-дружески отнесся к нему?
Инженер только головой горестно покачал, обзывая себя мысленно самыми последними словами. А теперь вот Сергей, наверное, сильно на него обиделся. Вон, уже двенадцатый час ночи, а его все нет!
Ладно, самое главное – вовремя признаться себе, что ты не прав, что поступил, как мальчишка. Полундре нужна помощь в деле с этим проклятым вертолетом? Так он, Тимофей, поможет Павлову, это лучше любых извинений. Так, а ну-ка посмотрим повнимательнее, где расположено это место…
На столе перед Котельниковым лежала карта Баргузинского залива. Тимофей отличался хорошей памятью: он крепко запомнил координаты донной ямы, которые сообщил ему Полундра, и сейчас остро отточенным карандашом наносил местонахождение «Ми-26» на карту. Карта была старая, испещренная следами циркуля, курсовыми кривыми.
Ну вот! Инженер с удовлетворением посмотрел на четкий крестик, отметивший то самое место. Значит, нырять он собирается именно туда. Что ж, манипулятор уже проверен, и заказанный алмазный резак должен прибыть завтра.
На столе гостиничного номера перед Тимофеем была не только карта, но и непочатая бутылка «Ангарской особой». Тогда, днем, после идиотской ссоры с Полундрой, он пешкодралом дошел-таки аж до Усть-Баргузина, продышавшись и протрезвев по дороге. И чуть ли не на последние командировочные купил эту бутылку, чтобы выпить ее сегодня с Сергеем в знак примирения. А вот Сергея-то и нет, сначала он, даже не объяснив толком, что задумал – видать, серьезно обиделся! – сгонял на «Нерпе» вдоль берега, а потом вообще куда-то исчез! И Никифоров ничего не знает…
Котельников тоскливо вздохнул. К собственному большому удивлению, он вдруг почувствовал сильное желание немного выпить. И решил не противиться ему: уж слишком погано было на душе.
«Святый боже, – грустно подумал Тимофей, свинчивая крышку водочной бутылки, – этак впрямь алкоголиком станешь. Мать бы увидела, так точно в обморок упала бы. Ладно, если чуть-чуть, то можно!»
Он плеснул себе на два пальца в грязноватый пластиковый стаканчик, выпил, толком даже не почувствовав вкуса спиртного. Затем снова склонился над картой.
…По пожарной лестнице офицерской гостиницы осторожно, бесшумно взбирались двое в черных обтягивающих костюмах и черных же масках, надежно закрывающих лица.
Вот один из неизвестных перевалился через перила балкона, подал руку своему напарнику.
Несколько секунд двое в черном медлили, изучая обстановку, затем резким рывком рванулись в балконную дверь, страхуя друг друга.
Котельников даже не успел толком вскочить из-за стола, как два призрака, два сгустка ночной тьмы, возникшие из ниоткуда, уже оказались прямо перед ним.
Сильный и неожиданный удар сбил Тимофея на пол гостиничного номера.
– К-кто? Что вам на… – захрипел скорчившийся от боли инженер, но докончить вопрос ему нападавшие не дали.
Перед Котельниковым склонилось лицо в плотной черной маске:
– Где спецназовец? Полундра где? – Тихий свистящий шепот мог бы напугать кого угодно.
Но будь Тимофей чуть поопытнее, он сразу бы понял – нет, не его собирались встретить в зачуханном номере офицерской гостиницы ночные гости.
Чуть скосив глаза, Тимофей увидел, что к его горлу приближается тускло блеснувшее в электрическом свете лезвие ножа.
Надо отдать Котельникову должное: он не струсил, по крайней мере он справился со страхом и растерянностью. Одно движение его руки – и маска с наклонившегося над ним человека оказалась сорвана.
Костистый череп, плотно обтянутый желтоватой кожей, глубоко посаженные раскосые черные глаза… Китаец, никаких сомнений!
Выведенный из себя тем, что инженер увидел его лицо, что анонимность сохранить не удалось, китаец, резко развернувшись, пнул Котельникова под ребра. На несколько секунд Тимофей потерял сознание от невыносимой боли.
Когда он очнулся звать на помощь было уже поздно, да и попросту невозможно: на его шею была наброшена лямка ремешка от цейссовского бинокля Полундры. Второй китаец тоже сбросил маску – видимо, они решили не церемониться, уже списали Котельникова, вычеркнули его из числа живых. Тимофея подтащили к трубе парового отопления, проходящей под потолком комнатушки, свободный конец ремешка от бинокля перекинули через трубу. Теперь инженер стоял на цыпочках и не мог даже пошевелиться: ремешок сразу впивался в горло, перехватывал дыхание. Говорить Тимофей мог только хриплым, едва слышным шепотом. Что-что, а умение пытать всегда стояло в Поднебесной на высоте!
– Что ты отметил на карте? Это место, где лежит затонувший вертолет? Ты знаешь его точные координаты? Говори! Где подводник? Отвечай, русская сволочь, а не то…
«Эх, – горько подумал задыхающийся Тимофей, – если бы Сергей был сейчас здесь! Он бы вам, тварям, показал кузькину мать, он бы по стенкам вас размазал! И Никифорова нет, он в караулке со своими ребятами… Закричать? Так не получается… Ничего я этим скотам не скажу, пусть хоть убивают».
Котельников продержался более получаса. Он не сдавался, хоть сил сопротивляться совсем не оставалось. Он молчал.
И тут Чен Шень проявил себя как незаурядный психолог. Он понял, что в этом тщедушном инженеришке сидит несгибаемый стальной стержень, что пытка тут не поможет. Да, они просто замучают очкарика до смерти, но толку-то? Нет, он должен заговорить! А что, если попробовать немного по-иному? На другой струнке сыграть?
– Ты же понимаешь, что жить тебе осталось недолго? – в голосе китайца было даже некоторое сочувствие. – Так уж получилось, что ты уже покойник. Но пока – только ты. Неужели не ясно: мы по-любому достанем твоего дружка, Полундру. И прикончим, а предварительно выпотрошим, он нам все расскажет. Ты молодец, я тебя даже зауважал, хоть ты и русский варвар. Ты умеешь терпеть боль. Но спроси себя – сколько ты еще сможешь ее терпеть? Час? Два? Умирать ведь можно очень по-разному… Зачем тебе нужно, чтобы такую же боль, если не похуже, терпел твой друг? Ответь на мои вопросы, и мы оставим подводника в покое. Что, думаешь, он с нами справится? Зря ты так думаешь, нас же не двое, нас очень много. Слишком большие деньги на кону. Со всеми не справиться самому крутому супермену! Да, тебе крупно не повезло. Но подумай: стоит ли тащить с собой в могилу своего друга? Говори. Отвечай, а за это я обещаю тебе легкую и быструю смерть.
Чжоу Фан Линь был прав, когда говорил своему подручному, Чен Шеню, что инженер – самое слабое звено в группе. Психологическая атака китайца удалась. Котельников ошибся – надо было умирать молча, но у него не было закала Павлова или Никифорова, просто не успел приобрести. Он купился на шантаж, может быть, еще и потому, что подсознательно чувствовал свою вину перед Сергеем. Прекрасно понимая, что самому уже не спастись, он хотел вывести из-под удара Полундру.
Инженер Котельников оказался перед самым сложным, к тому же последним выбором в своей жизни. Эта жизнь приучила его: всегда полагайся только на разум и в конечном итоге окажешься прав. Поэтому сейчас он холодно, отстраненно, как бы абстрагировавшись от нестерпимой боли в туго перехваченной ремешком бинокля шее, подсчитал свои шансы на спасение и понял – нет у него шансов. В живых не оставят, да, собственно, его мучитель и не скрывал этого. Помощи ждать неоткуда. Надо соглашаться, тогда он, по крайней мере, умрет быстро и с сознанием, что уберег Полундру от такой же незавидной участи. Хотя бы на время. А там… Если Павлов догадается о том, что произошло здесь, то он, может быть, отомстит за него? Лишь бы дать Полундре время, чтобы разобраться во всем, лишь бы уберечь его от лап этих мерзавцев!
Представлять себе требования разума неким абсолютом, на котором зиждется человеческая жизнь, очень соблазнительно, ибо тут есть шанс снятия с человека бремени свободного выбора. Если знания и разум однозначно диктуют наиболее целесообразное поведение, то о свободе говорить не приходится – тогда она находит себе место лишь в несовершенстве разума и неполноте знания, как временная неопределенность поведения. Но всегда поступать так и только так – страшная ошибка, за которой следует неминуемая расплата. Иногда нужно слушаться собственного сердца, пусть даже голос его противоречит голосу холодного рассудка.
Увы! Понимание этого приходит лишь с жизненным опытом, которого Котельников попросту не успел накопить. Иначе он умер бы под пыткой, так и не сказав ни слова.
Теперь же Тимофей, спасая, как он думал, Полун – дру, выложил все: и координаты донной ямы, и то, что именно ее местоположение он отметил на карте, и то, что Павлов через него, Тимофея, заказал резак к манипулятору «Нерпы».
– Зачем ему резак? Что он собрался делать там, на дне?
– Я… Я не знаю! – хриплым, прерывающимся шепотом ответил инженер. – Что-то доставать из вертолета. Он не говорил мне, что именно.
Китайцы переглянулись. Эти слова Котельникова явно озадачили их.
В руках Чен Шеня вдруг откуда-то возник спутниковый телефон, китаец стал лихорадочно тыкать в кнопки.
– Нет, подводника мы не застали. Тут только этот… Да, инженер. Я знаю, что не его мы должны были застать. Я… Ну конечно, уже расспросили. Самое интересное – подводник уже собрался сам поднимать со дна груз, да, никаких сомнений, – китаец замолчал, прислушиваясь к голосу в трубке. – Да, он сказал точные координаты. Кроме того, он работал с картой, на ней поставлена точная отметка. Что? Я тоже так думаю. А как поступить с инженером? Хорошо, я понял…
Он коротко кивнул своему напарнику. Тот подошел вплотную к полузадушенному, уже почти потерявшему сознание Тимофею, наклонился и резко потянул ноги Котельникова вниз.
Раздался короткий предсмертный хрип, тело Котельникова судорожно дернулось – и все было кончено. Разрыв шейного отдела спинного мозга. Чен Шень не соврал: это действительно быстрая смерть.
Прихватив карту с пометкой, китайцы выбрались на балкон номера и бесшумно растворились в ночной темноте, словно и не было их.
А на шее трупа, глубоко врезавшись в посиневшую кожу, чернел ремешок от цейссовского бинокля Полундры, его талисмана. Того самого, который когда-то держал в руках легендарный подводник Александр Иванович Маринеско.
…Молодая китаянка, Кай Сун, опоздала на целых полтора часа. Ну не пошел последний автобус из Усть-Баргузина, что с русскими варварами поделаешь, запил шофер или бензин кончился…
А примитивным автостопом по сибирским проселкам на доберешься, это же не Чуйский тракт! Но и шефа – она, одна из очень немногих, знала, кем в действительности был Чжоу Фан Линь! – подвести нельзя. Великое Небо, упаси! Слишком страшно наказать может. Ее ознобно передернуло при одной мысли об этом. И чем ближе она подходила к гостинице, тем сильнее входила в сердце молодой китаянки ледяная игла страха. Почему? Она словно предчувствовала что-то жуткое.
Шагнув в дежурку гостиницы, она кокетливо улыбнулась унылому сержантику, клюющему носом над телефонным аппаратом.
– Ну и куда ты, красавица, собралась? – широко зевнув, поинтересовался страж. – Что, по вызову небось? Н-ну, вы даете, ядрен корень. Не пущу. Тут вам не бордель.
Но стоило китаянке сказать, что пришла она не к кому-нибудь, а к русскому спецназовцу, который спас ее от хулиганов и которого она желает отблагодарить, как Цербер превратился в Тузика. Слышал сержантик эту историю от ребят, недавно поселившихся рядышком. Точнее, от своих ребят. А уж свои – от тех. От спецназовцев. Как их командир и его приятель-подводник чуть не сотню китайцев голыми руками положили, а у тех, у китайцев, пулемет с собой был! Точно, из-за какой-то красотки разборка началась. Ну, нет! С такими ссориться… К нему эту девку не пропустишь, а он потом разок даст в рыло – и пишите письма.
– Да проходи ты, что я, зверь какой? В номере? Точно есть кто-то. Я ж за ними не слежу. Какой ключ, милая, сроду у нас двери не запирались, да от кого их запирать?
…Но вот когда Кай Сун стало действительно, до выкручивающего сердце, леденящего ужаса страшно, так это когда она, открыв дверь и зайдя в номер, увидела труп Котельникова. И что же теперь? Поднимать тревогу?!
Да, она подняла бы ее… Но – вот беда! – прекрасно понимала, на кого ее хозяин спишет этот труп. Нет, подальше отсюда! Таких ошибок ей Чжоу Фан Линь не простит.
Снова балкон, снова пожарная лестница. Только теперь по ней спускается женщина. Два точных, выверенных прыжка, и вот она уже в ночной тайге, можно бежать. Бежать… Из расположения части? А стоит ли?
Стоит, причем немедля. Ведь если Дракон-Хозяин узнает о ее проколе…
Но куда? Друг подводника, того самого спецназовца, на которого шла охота, ведь не мог же ее не запомнить… Значит? А почему бы нет – ну кто заподозрит ее там? Китаянка решительно побежала к даче генерала Берсентьева. Она хорошо умела бегать, не хуже Полундры, проделавшего тот же маршрут четыре часа назад. Там, где ее учили, там… умели учить!
Порой людям предельно, до крика необходимо поверить, что на свете кому-то живется еще хуже, чем им. Или, как это ни страшно звучит, умирается. Лишь бы знать, что как ни трудна, как ни несправедлива жизнь, а унывать и сдаваться все равно не стоит. Вот тому, кто сейчас висел перед ней, ему уж точно не поможешь.
Она поверила, что ему, тому, которого она должна была всего лишь вывести из-под удара, куда как хуже, чем ей. Ох, как зря она в это поверила!
…Заполошным движением схватив трубку телефона на первом этаже, в ярко освещенном холле генеральской дачи, до которой еле добралась, она прохрипела:
– Подъезжайте… Там… Там убийство. Где?.. В офицерской гостинице, на РЛС. Слушайте меня… Нет, я ничего не знаю.
Человек не может бесконечно врать, сознавая при этом, что он врет. Видимо, так он задуман Создателем: систематическая ложь разрушает. Не только душу, тело тоже. Лжецы долго не живут: заболевают и умирают. Или начинают сами истово верить в свое вранье. Вот это – самое страшное! За это Небеса наказывают. Жестоко… Болью, смертью порой.
А она ведь врала, врала сознательно и преступно, прекрасно сознавая свой неизбывный грех. Она-то прекрасно знала, кто убил молоденького инженера.
И, еще раз увидев мысленным взором синее одутловатое лицо Тимофея, того самого, с которым она должна была…
Девушка упала в обморок. Провалилась в глубокое беспамятство.
Она так и не поняла, не осознала, что генерал-майор Берсентьев, уложивший на топчан прихожей «китаезу долбанутую» – по словам сержантика, охраняющего первый этаж, – так вот, Геннадий Феоктистович слышал все.
Назад: Глава 27
Дальше: Глава 29