Глава 16
Поселок Усть-Баргузин, где родился Михаил Никифоров, располагался совсем рядышком с РЛС. И Никифоров упросил-таки Полундру посетить этот очаг цивилизации, посидеть немного в местном ресторанчике. Вдвоем, без Тимофея. Котельников, получивший утром разгон на балконе, оставался в части. Пусть оклемывается потихоньку, снимает параметры испытаний вчерашнего дня с бортовой записывающей аппаратуры, любуется байкальскими красотами.
Строго приказав прапорщику ни в коем случае не наливать Тимофею ни грамма и самому пребывать в трезвости, друзья-спецназовцы завели катерок и отправились в Усть-Баргузин. Решили, что после вчерашнего успешного дебюта «Нерпе» не грех и отдохнуть денек. А они вдвоем прогуляются по Усть-Баргузину, посидят в так называемом ресторанчике, заодно прикинут планы дальнейшей работы.
Прежде всего надо решить – стоит ли идти к Ольхону и нырять на максимальную глубину. И если да, то какие обеспечивающие мероприятия необходимы, кто конкретно будет их осуществлять.
Оставив катерок у поселкового причала, друзья прошли по пыльной улочке Усть-Баргузина, миновали здание поселковой администрации и, свернув в тихий, заросший сиренью переулок, оказались перед симпатичным бревенчатым домиком. Вывеска над домиком гордо гласила «Кафе-бар Баргузин».
– Ого! – Полундра с необидной иронией поглядел на местного уроженца Никифорова. – Бар, значит… Ну, давай посмотрим, что за бар такой.
А что? Очень даже ничего оказалось заведеньице: чисто, уютно, народу никого и закуска вполне приличная. Даже официант имелся, вполне опрятного вида. И скатерти чистые. Культура, право слово! Взяли по порции жареного ленка, салата «Байкальского» ну и бутылочку «Ангарской».
Темы для неспешной дружеской мужской беседы долго искать не пришлось: оба они были моряками, спецназовцами. И тому и другому было что вспомнить.
Павлов поделился своими воспоминаниями о Польше, рассказал о недавнем приключении в Крыму, на затопленном ремонтном заводе.
– Нам тоже с полгода назад, – Михаил в третий раз наполнил небольшие стаканчики водкой, – в та-акой заварушке пришлось побывать… В Карибском, представь, море. Вот вроде североморцы мы, а куда только не заносит. И знаешь, в партнерстве с кем? С янкесами! Лучшие друзья теперь стали, это ж смех сказать. Там через Кубу к ним во Флориду транзит наркоты из Колумбии идет. Вот мы медельинским наркобаронам и показали, что такое русская морская пехота и какая она – наша натуральная кузькина мать. Эта латиноамериканская сволота до сих пор небось подштанники отстирывает.
– Как же, как же, – Полундра поднял свой стаканчик, – слышал я про ваши геройства там. Лихо, ничего не скажешь!
– Лихо… – лицо Никифорова сделалось печальным. – Только вот двух парней я там потерял. Эх, до чего же ребят жалко! И пятерых ранили.
– Михаил, а как тебя твои парни между собой называют? Меня вот Полундрой прозвали, тебе тоже, наверное, какую-нибудь кличку придумали, а?
– Не без этого, – усмехнулся Никифоров. – Для своих я – Кракен. Кстати, если хочешь, тоже меня можешь так называть. За это мы с тобой сейчас и выпьем понемножку.
– О-о! – уважительно сказал Сергей. – Прозвище такое о многом говорит… Гигантский кальмар, ужас глубин. Ну, давай за тебя, чудовище ты жуткое, головоногое. Кракен, значит… Хм-м! А знаешь, – продолжил Полундра, закусив глоток «Ангарской» жареным ленком, – я ведь с моллюском этим гигантским как-то разок на глубине встречался. Лет пять тому назад, в Японском море.
– Вот это да! – Никифоров поглядел на Сергея с уважительным изумлением. – Действительно он такой громадный, как рассказывают?
– Это что-то необыкновенное. С «Икарус» величиной, а глазищи… Ну, как колесо того самого «Икаруса». – Полундра зябко поежился. Встреча там, в глубинах Японского моря, явно была не из тех, которые приятно вспоминать.
– Как же ты… – начал Михаил.
– Жив остался? – усмехнулся Павлов. – Сам удивляюсь. То ли кракен сытый был, то ли я для него мелочью показался. Это я сейчас так спокойно рассказываю, а тогда… Ни хрена не помню, как на палубе судна обеспечения оказался, чуть не полчаса крупной дрожью меня колотило, зубы лязгали, успокоиться не мог! Как вспомню его взгляд, так и сейчас мороз по коже. Хочешь верь, хочешь нет, но… Словно бы разум у него в глазах! Холодный такой, нечеловеческий… Мне его глаза до сей поры иногда в ночных кошмарах снятся.
– А с морским змеем не встречался? – Михаил плеснул еще по сто граммов. Разговор явно захватил его. – Сухопутные в него не верят, говорят, что, дескать, все рассказы о морском змее – одна матросская травля и все. Но мы-то, настоящие моряки, мы-то знаем!
– Мне не приходилось, – совершенно серьезным тоном ответил Полундра, – хоть историй об этой тварюге слышал до фига и больше. А вот приятель мой, Костик Фомченко с Тихоокеанского флота, мне на голубом глазу рассказывал, что видел он великого морского змея. Правда, на свое счастье, издалека. И знаешь? Я ему верю. В океане столько неизвестного, загадочного, странного… Люди, считай, только поверхность освоили, ну и шельф немного. А батиаль – это вообще одна сплошная загадка. Только лишь Тихий океан по площади – как вся земная суша!
– Верно! – кивнул Никифоров. – Вот бы что осваивать, а то все космос, космос!.. А что в том космосе? Пустота да холодрыга! В океане же столько сокровищ, что если их по уму начать разрабатывать, то все будем как американские миллионеры жить. Мне вот рассказывали…
Но что именно рассказывал кто-то Кракену, так и осталось неизвестным, потому что в зальчик «Баргузина» буквально влетела запыхавшаяся молодая женщина-китаянка. На ее хорошеньком смуглом личике был отчетливо заметен испуг, она порывисто дышала, словно только что убегала от какой-то опасности. Быстро, чуть ли не бегом, китаянка направилась к столику североморцев.
– Военные? Русские? – В ее быстрой, захлебывающейся речи совсем не чувствовался акцент. – Помогите мне, защитите! Ко мне сейчас на улице двое уродов привязались, будто я у них что-то украла. Могут, наверное, сюда ворваться, я их боюсь! Я не воровка, я честная девушка. Вы же не бросите меня одну, да?
Североморцы коротко переглянулись. Полундра ласково погладил китаянку по тоненькой руке, успокаивая и ободряя женщину; Кракен подставил ей стул.
– Отдышись, милая, и успокойся. Мы – российские офицеры, мы никогда женщину в беде не оставим и никому в обиду не дадим. Ты под нашей защитой, – Полундра говорил тихо, спокойно, однако как-то очень весомо. – Звать-то тебя как, красавица?
– Кай Сун, – уже почти спокойно отозвалась юная китаянка. – Я из хуатяо, и эти придурки тоже… Но я их не знаю, они, наверное, из другого поселка. Ой, – снова вскинулась она, – но я не могу здесь оставаться, меня ждут дома… Что же делать?
– Вот мы с другом и проводим тебя, Кай Сун, – Полундра расплатился с подошедшим к столику официантом и решительно направился к двери. – Пойдем, Кракен.
Но спокойно проводить молодую китаянку до дома североморцам не дали: едва выйдя за порог «Баргузина», Сергей с Михаилом оказались в полукольце из семи молодых парней-китайцев. Злобные гримасы их возбужденных лиц не оставляли никаких сомнений в агрессивности намерений хулиганов. В руках у двоих Сергей заметил нунчаки – китайские боевые цепы, которые при умелом применении будут пострашнее кинжалов. Да и руки остальных пяти были не пусты: велосипедные цепи, обмотанные изолентой, обрезки трехчетвертных труб, арматурные пруты… Словом, большой джентльменский набор уличных отморозков. Покалечить человека всей этой прелестью – делать нечего!
Неподготовленного человека, мирного обывателя, гражданского. Но их-то двоих готовили на совесть! Полундра кинул на Никифорова короткий взгляд, поймал в ответ такой же, сделал едва заметное движение рукой, которое на языке жестов, принятом в спецназе, значило «Прикрой мне спину!».
– Какие проблемы, парни? – Сергей еще пытался разойтись с китайцами миром. – Убедительно вас прошу: оставьте нас в покое, иначе возможны оч – чень крупные неприятности. Для вас. Я вас преду…
Закончить фразу Полундра не успел, потому что ободренные своим более чем трехкратным численным перевесом хулиганы как раз не хотели мирного исхода встречи. Они кинулись все семеро, разом, довольно неумело, мешая друг другу.
Мягким пируэтом уйдя от летящего ему в живот нунчака, Полундра перехватил правую руку одного из нападавших, резко повернул ее и вздернул вверх, выворачивая из плечевого сустава. А затем загородился взвывшим от нестерпимой боли китайцем от двух других, так что удар арматурным прутом сломал руку не ему, а его живому щиту.
Михаил, держась спиной к спине с Павловым, провел классическую «мельницу», и еще один из отморозков, с воем шмякнувшись о стенку бара, сполз по этой стенке вниз, отдохнуть.
Рукопашный бой – искусство жестокое. Оно имеет очень мало общего с тем, что показывают в рукопашно-дрыгоножных боевиках, никаких тебе шаолиньских изысков и прочего балета. Все очень просто: противнику необходимо причинить максимальный вред в минимальное время, а для достижения этой цели все средства хороши. Приемы рукопашного боя российского спецназа включают в себя элементы боевого самбо, карате, джиу-джитсу, кунг – фу, славяно-горицкой борьбы и многое, многое другое.
Оба североморца дрались хорошо еще если вполсилы, иначе перед «Баргузином» быстренько образовалось бы семь свежих трупов.
Оттолкнув китайца со сломанной рукой, Павлов шагнул вперед, прямо под удар обрезка трубы. Он принял этот удар левым предплечьем, но в последний неуловимый миг так изменил положение руки, что метровый кусок металла прошел вскользь. Не ожидавший этого китаец с трубой потерял равновесие. Сильным тычком Полундра придал ему дополнительное ускорение, и тот тяжело рухнул на землю, попутно наткнувшись физиономией на собственное оружие. Сергей же на противоходе поймал еще одного из хулиганов и, когда велосипедная цепь свистнула у него над головой, нанес «велосипедисту» сдвоенный удар сложенными лодочкой ладонями по ушам. Глаза китайца закатились, он, выронив цепь, схватился обеими руками за голову и осел под ноги Сергея.
Драки не получилось. Получилось натуральное избиение младенцев: куда там молоденьким китайским парням было тягаться с двумя профессионалами-спецназовцами! Одно удивило Полундру – лишь двое из семи хулиганов нападали на Никифорова, все остальные настырно пытались прорваться именно к нему, Полундре. Откатывались, получали жесткий отпор, но все лезли и лезли, точно сверхзадачу себе поставили: любой ценой вывести Сергея из строя. Руку ему сломать, ногу… Голову проломить.
«Хм-м, чего это они на меня, грешного, так взъелись, – думал Полундра, аккуратным ударом в болевую точку верхней трети бедра укладывая последнего стоящего на ногах китайца. – Впервые в жизни видят, а столько злости… Чем я им дорогу перешел? Ей-богу, стоит вдумчиво порасспросить, когда оклемаются малость».
– Кракен, ты там никого особо не изувечил? Мои все живы, так, ерунда – пара вывихов, пара переломов не шибко страшных, ну барабанные перепонки у одного резвунчика накрылись.
– У меня тоже ничего страшного, – откликнулся даже не запыхавшийся Михаил. – Разве вот сотрясение мозга я какому-то шибко шустрому пацанчику устроил. Хоть сильно сомневаюсь, что там было чего сотрясать. Слушай, а куда девица эта делась, как ее, Кай Сун?
Полундра с некоторым недоумением огляделся. В азарте рукопашки он совсем позабыл о ее причине. Юной черноволосой китаяночки нигде не было видно.
– Смылась? – недобро хмыкнул Никифоров. – Значит, смылась. А она ведь нас подставила, Сережа. Вот ведь профурсетка нерусская! Говорила, двое… Да и чего они на нас сразу как оглашенные накинулись, даже предъявы никакой не сделав? Что-то тут нечисто, обычно хуатяо мирный народ, с русскими не задираются.
– Вот-вот, – задумчиво откликнулся Павлов. – Как, скажи, натравили на нас этих хунвейбинов. Что с ними делать-то будем, с вояками сраными? Ишь, в себя приходить начали. В ментовку местную потащим или как?
Но тут на сцене, взамен испарившейся Кай Сун, появилось еще одно «лицо китайской национальности».
К североморцам и вяло копошащимся у них под ногами, охающим горе-хулиганам подкатил потрепанный, видавший виды «уазик». Из машины вышел толстый отдувающийся китаец. Он одним взглядом окинул «поле битвы», затем резко, отрывисто бросил несколько китайских фраз.
Ответом ему стало разноголосое нытье, в котором ухо Полундры уловило часто повторяющееся «квей-фан».
Китаец повернулся к Сергею с Михаилом, склонился в почтительном полупоклоне:
– Глубокоуважаемые господа русские офицеры, я приношу вам свои самые искренние извинения за этих недостойных обсевков! Ах, какой позор! Меня зовут Чжоу Фан Линь, я мирный огородник-хуатяо. Ай-ай-ай! Мне беспредельно стыдно за безмозглых молодых идиотов. Я надеюсь, они не причинили вам, господа офицеры, никакого вреда?
По-русски он говорил очень правильно, практически без акцента. Улыбка, точно приклеенная к жирному лицу, буквально сочилась медом и патокой.
– Кишка тонковата у них нам навредить, – грубовато ответил Никифоров. – Вот что нам теперь с вашим молодым хулиганьем делать, а? Властям сдавать за такие художества? Знаете, что вашим отморозкам за подобные шалости светит? Нет? Так я скажу: статья 204 Уголовного кодекса РФ, часть II – злостное хулиганство, до пяти лет или исправительные работы на срок до двух лет.
– Мы – хуатяо, мирные огородники, но в каждой нации найдутся отморозки. И среди русских плохие люди бывают. – Голос толстого китайца стал прямо умоляющим. – Вы их и так уже наказали, какая статья? Местные русские наших не любят, потому что китайцы работящие. Милиция дело заведет, в газетах напишут, а у вас дела, наверное, секретные. Зачем к властям обращаться? И нам, хуатяо, плохо, и вам лишнее внимание ведь ни к чему? Вы их мне отдайте. Мы с этими уродами сами разберемся. Получат каждый по двадцать бамбуковых палок по пяткам, как наши деды-прадеды дураков учили… Сразу поумнеют!
Полундра с Кракеном снова коротко переглянулись. Прав, пожалуй, толстый китаеза. На фига им к себе излишнее внимание привлекать, оно им надо? Да и случай, откровенно говоря, того не стоил.
А толстяк продолжал меж тем убалтывать североморцев, плетя настоящую паутину из приторно-вежливых слов, льстивых улыбок и полупоклонов. Все семеро молодых китайцев уже пришли в себя, но не делали ни малейших попыток скрыться. Лишь легонько постанывали, а в остальном сидели тихо, как мыши под веником. Непонятно было, кого они боятся больше – двоих русских, только что жестоко их отметеливших, или своего жирного соплеменника. Как бы не второе: уж больно опасливые взгляды исподтишка бросали китайцы на Чжоу Фан Линя.
– Да забирай ты их ко всем чертям, – прервал Полундра очередной велеречивый и медоточивый период. – Пусть вашего китайского бога благодарят за то, что мы с Кракеном сегодня добрые и вообще детишками не питаемся. Но пусть мне на глаза больше не попадаются, а не то ноги из задниц повыдергиваю. Пошли к причалу, Миша. Возвращаться пора, нас там Тимка небось заждался уже.
И, не обращая больше внимания на цветистые выражения благодарности, друзья-североморцы пошли прочь.
Когда катер уже отвалил от усть-баргузинского берега и взял курс на РЛС, Полундра повернулся к Никифорову:
– Кракен, ты вроде говорил, что малость по-китайски понимаешь.
– Так, самую чуточку. Поздороваться, попрощаться, спасибо сказать… А что?
– Да эти молодые придурки все время лопотали что-то вроде «квей-фан». Не в курсе, что это значит по-ихнему?
– Представь себе, Полундра, – рассмеялся Михаил, – это как раз знаю! Это означает «варвар-дьявол»! Вот какого страху мы на эту шелупонь нагнали, аж в злые духи нас произвели. Мелочь, а приятно. Мне другое покоя не дает. Мы же с тобой в гражданке, этот жирный китаеза нас впервые в жизни увидел. Что ж он сразу «господа офицеры, господа офицеры…». У нас это что, на лбу написано?
– Хм-м, а ведь верно, – задумчиво отозвался Сергей. – Потом опять же, про то, что у нас тут дела секретные… Оно, конечно, так, но вот откуда ему-то об этом известно? Странные дела… А впрочем, китайский леший с ним, с толстяком. Других забот нам с тобой мало? На шпиона он как-то не слишком смахивает. Словом, плюнуть и забыть.
На том и порешили.