Глава 8
Борис Михайлович Кравцов, главный врач госпиталя, расположенного на окраине Прибрежного, относился к своим обязанностям очень серьезно. Конечно, он прекрасно понимал, что в больнице, где кроме него работает всего один врач, медсестра да санитар, обход главного — это совсем не то, что в крупном медицинском центре. Здесь он был остальным врачам не столько начальником, сколько самым обыкновенным коллегой — пусть и с громкой должностью. Да и больных у них обычно было совсем мало.
Кравцов не помнил ни одного случая, чтобы в его госпитале лежало одновременно больше пяти человек.
В общем-то это и понятно. С более-менее серьезными болезнями людей с острова везут на материк, в Петропавловск, а по мелочам рыбаки и военные в больницу не очень-то обращаются, предпочитая традиционное русское средство — пол-литра водки внутрь.
Все болячки как рукой снимает. Поэтому-то больница и пустовала. Но все равно — порядок есть порядок.
И каждое утро в девять часов Борис Михайлович добросовестно обходил свои небольшие владения, выясняя, как у кого дела.
Сегодня больных в госпитале было совсем мало.
Одна алеутка с язвой желудка — вечером ее должны были выписать — и два рыбака — один со сломанной ногой, уже уверенно шедший на поправку, а второй с тяжелым воспалением легких, которое, впрочем, тоже уже проходило. С ними Кравцов управился быстро — зашел, задал пару обычных вопросов о самочувствии и удалился. Теперь предстояло самое интересное — вчерашний гость.
— Как там американец? — спросил главврач у сопровождавшей его медсестры, подходя к двери третьей палаты. — Оклемался?
— Нет еще, Борис Михайлович, — жалобным голосом, словно она была в этом виновата, отозвалась девушка. — Но ему уже лучше. Температуру мы сбили, сотрясение мозга тоже пока ничем страшным не грозит. В любую минуту может в сознание прийти.
— Ясно, — кивнул врач, распахивая дверь палаты.
Маленькая комнатка была бедно обставлена, но выглядела опрятно. Пол был чисто вымыт, стены и потолок недавно побелены, потемневшие от времени тумбочки стояли прямо, никуда не накренившись, а на двух свободных койках были чистые матрацы, хотя это и в больших городских больницах редкость.
На третьей койке, прикрытый одеялом до подбородка, лежал старик с закрытыми глазами.
— Даша, нам уже сообщили, сколько ему лет? — спросил Кравцов, внимательно посмотрев на пациента. Вчера, когда этого старика привезли, врачу сказали только одно — что он чуть не погиб б шторм, да еще что он американец.
— Да, Борис Михайлович. Ему восемьдесят.
Главврач слегка поморщился. На вид старик казался моложе, Кравцов никак не дал бы ему и семидесяти. Да, тогда дело плохо. Восемьдесят — это немало. В таком возрасте можно от простуды обыкновенной помереть, не то что от сильного переохлаждения организма. Надо с этим дедушкой быть повнимательнее, а то ему только иностранного подданного не хватало, умершего в его госпитале.
— Нам все его данные сообщили американцы, — продолжила тем временем медсестра. — Показать вам?
— Не сейчас, — отрицательно покачал головой Борис Михайлович. — Потом в кабинет занесешь.
Он шагнул к старику, взял его за руку, пытаясь прощупать пульс. Удары были редкими, но довольно сильными и размеренными.
«Может, и пронесет, — подумал Кравцов. — Такому пульсу некоторые молодые позавидовать могут. Глядишь, и не будет у меня особых хлопот из-за этого деда».
Но уже в следующие полчаса Кравцов понял, как сильно он ошибался. Хлопоты ему с американцем предстояли нешуточные. Правда, совсем не такие, каких он ожидал.
Дверь палаты неожиданно распахнулась, и на пороге появились двое высоких мужчин — один в морской форме, со звездочками капитан-лейтенанта, а второй в цивильной одежде, но с такой выправкой, что перевидавший за свою жизнь массу военных Кравцов тут же понял — моряк. И притом не из рядовых — офицер не ниже кавторанга.
Кравцов ошибался, но только наполовину. Спутником каплея Селезнева был Сергей Павлов, до сих пор ходивший в чине старшего лейтенанта. Но эта ошибка была простительна — в конце концов, если бы не прямота характера, честность и привычка говорить любому правду в глаза, Полундра уже и каперангом давным-давно бы стал.
— Кто вы такие? Что вам здесь надо? — довольно резко спросил Кравцов, разворачиваясь лицом к нежданным визитерам. — Сюда без разрешения входить нельзя!
— Да мы бы и спросили разрешения, — широко и открыто улыбнувшись, ответил тот, что был в цивильном. — Но не у кого. Пока сюда шли — хоть бы кошка навстречу попалась.
Кравцову стало немного неловко. Это был непорядок. Но не объяснять же незнакомым парням, что у него весь штат — семь человек и что, когда он делает обход, медсестра, обычно дежурящая в вестибюльчике рядом со входом, сопровождает его.
— Кто вы такие? — еще раз спросил врач, но на этот раз уже тоном пониже. Вошедшие явно не намеревались идти на конфликт, вели себя вполне мирно.
— Я — капитан-лейтенант Селезнев, а это — Сергей Павлов, — вступил в разговор моряк в форме. — Мы пришли навестить американца, которого к вам вчера привезли. Если можно, конечно.
— Он еще не пришел в сознание, — сказал Кравцов. — А зачем он вам понадобился?
— Ну, как-никак это я его вчера из моря вытаскивал, — отозвался Селезнев. — Так что чувствую что-то вроде ответственности за него.
Каплей слегка кривил душой. То, что он сказал, было правдой, но не всей. Главной причиной их с Полундрой визита в госпиталь было то, что Павлов, услышав рассказ о спасении американца и особенно о его произнесенных в бреду словах «провокэйшн» и «джэпс», очень всем этим заинтересовался и захотел поговорить со спасенным.
— А вы сюда зачем пришли? — спросил Кравцов у Павлова.
— Да просто так, с другом за компанию, — отозвался Полундра. — Да и вообще — интересно с американцем настоящим поговорить, Кравцов хотел было сказать, что здесь больница, а не зоопарк, но неожиданно передумал. В самом деле, зачем ему из себя цербера корчить? Ребята вроде бы неплохие, жалко ему, что ли?
— Ну, сейчас вы с ним поговорить никак не сможете, — сказал врач. — Видите, — он кивнул в сторону койки, — старик пока еще в себя не пришел.
— И долго он еще так пролежит? Как он вообще? — в голосе Селезнева слышалось искреннее беспокойство, что окончательно расположило главврача к визитерам. Не всякий способен так искренне переживать за совершенно незнакомого человека.
— Вообще — более-менее в порядке. Во всяком случае, сейчас его жизни ничего не угрожает, — сказал Кравцов. — Но когда с ним можно будет поговорить — я не знаю.
— А можно нам здесь подождать, пока он в себя придет? — спросил Полундра.
Кравцов хотел отказать, но снова передумал. Почему бы и нет, собственно говоря?
— Подождите, — кивнул он. — Если хотите…
Договорить главврач не успел. Дверь палаты снова распахнулась, и через порог решительно шагнул еще один человек. Этот посетитель с первого взгляда понравился Кравцову куда меньше, чем Селезнев и Павлов. Было в нем что-то от мелкого хищника типа хорька или куницы. Он был невысокого роста, сухощавый, бледный, с маленькими серыми глазками, которыми поочередно обстрелял всех присутствующих, но так ни на ком и не остановил взгляда. Одет вошедший был во флотскую форму, на рукаве красовалась эмблема со змеей и чашей, а в руках он держал толстую кожаную папку. Вроде бы военный врач.
И все бы хорошо, да вот только Кравцов прекрасно знал, что его коллег среди местных военных нет.
Прибрежное — слишком маленький поселок, чтобы разделять медицину на военную и штатскую, все захворавшие обходились его госпиталем.
— Кто здесь Кравцов? — спросил вошедший каким-то бледным, невыразительным голосом.
— Это я, — ответил главврач. — А вы кто такой?
И почему входите сюда без разрешения?
— Капитан Гаранин. Оперуполномоченный Федеральной службы безопасности. — Гаранин вытащил из кармана красные корочки и ткнул ими чуть ли не в лицо Кравцову.
Полундра нахмурился. Вошедший тип сразу вызвал у него чувство неприязни. А теперь все ясно. Чекист. Птенец Железного Феликса, так сказать. Чекистов Полундра терпеть не мог. Нет, разумеется, он понимал, что и разведка, и контрразведка в наше время структуры совершенно необходимые. И даже допускал, что где-то есть коллеги этого Гаранина, которые заняты настоящим делом, а не шитьем дел на всех встречных-поперечных, включая пингвинов. Но с теми он почему-то до сих пор не сталкивался. А вот всякой сволочи с такими же, как у этого типа, удостоверениями Полундра повидал предостаточно. То-то ему сразу эта рожа не понравилась.
Тем временем Гаранин шагнул к койке, на которой лежал старик.
— Это и есть американец, которого к вам вчера доставили? — хозяйским голосом спросил он.
— Да, — растерянно кивнул Кравцов. Увидев корочки ФСБ, он слегка растерялся, и оперативник не замедлил этим воспользоваться, полностью перехватив инициативу.
— Немедленно очистить помещение, — потребовал он. — Почему вообще в палате посторонние? — он покосился на Полундру и Селезнева.
— Они, между прочим, получили на это разрешение от врача, — неожиданно заявила медсестра. — А вы нет!
— А мне никакое разрешение от вашего врача и не нужно, — хмыкнул оперативник, подтаскивая к койке американца стул.
— Молодой человек! Вы забываетесь! — лицо Кравцова побагровело. Так откровенно ему уже давно никто не хамил.
— Засохни, — не оборачиваясь, бросил Гаранин. — Ну, шустро, все освободили помещение. Мне нужно подозреваемого допросить.
— Вы в своем уме?! — рявкнул Кравцов. — Какого еще подозреваемого?! Вы не видите, что этот человек без сознания?!
— Вот этого самого подозреваемого, — чекист ткнул пальцем в старика. — А что без сознания, так это ничего. Сейчас оклемается. А не оклемается сам — я ему помогу.
— Я, как врач, запрещаю вам его трогать!
— Что?! — фээсбэшник резко вскочил со стула и развернулся к главврачу лицом. — Ты мне запрещаешь?! Да ты кто такой, урод?! Я же тебя в пять минут как изменника родины оформлю! Будешь тогда в Магаданской области северных оленей лечить! Не зли меня — вали отсюда скорее.
Кравцов слегка побледнел. Клятва Гиппократа — это, конечно, святое. Но в том, что оперативник ФСБ, если захочет, может подложить ему какую-нибудь пакость, Кравцов не сомневался. Так вот сразу в Магадан не загонит, конечно, времена не те, но жизнь испортить может крепко.
Оперативник почувствовал, что врач дрогнул.
— И вы тоже проваливайте, — продолжил он, глядя уже на Полундру с Селезневым.
— Слава, я не пойму, эта блоха к нам обращается? — спросил Полундра у Селезнева, демонстративно не глядя на Гаранина. Спецназовцу, прошедшему огонь, воду и медные трубы, надоело молча слушать, как чекист выпендривается.
— Да, похоже, к нам, — отозвался Селезнев, как и Полундра, не испытывавший особого уважения к Гаранину. — Может, вежливости его поучить?
Теперь побледнел чекист. Пару секунд он просто тупо выдыхал воздух, а потом, когда до него окончательно дошло, что это о нем так говорят, он снова выхватил из кармана красные корочки:
— Да вы что, придурки?! Да вы понимаете, с кем говорите?!
— С дураком, — веско ответил Полундра. — Тебя добрые тети в детском саду вести себя не научили?
Ну так мы со Славой научим.
— Ответите! — визгливо выкрикнул Гаранин. — Я вас в двадцать четыре часа посажу! Ты, каплей, баржой на Колыме пойдешь командовать, а ты, козел, — опер перевел взгляд на Полундру, — там же за колючкой окажешься! Думаете, я не смогу это устроить?!
— Ну, напугал! — хмыкнул Полундра. — Меня взвод штатовских «морских котиков» не достал, а уж ты-то, кальмар трипперный…
Медсестра хихикнула. Это окончательно вывело Гаранина из себя.
— Ну, вы договорились… — и чекист яростно кинулся вперед.
Видимо, кое-какой рукопашке в ФСБ учили даже таких, как он. Стоявшего ближе к нему Селезнева чекист довольно ловко отбросил в сторону, несмотря на то, что пограничник был его на голову выше и раза в полтора тяжелее. Но, налетев на Полундру, Гаранин мгновенно почувствовал разницу между рядовым офицером-пограничником и опытным спецназовцем, из которого государство несколько лет старательно делало самую настоящую боевую машину. И добилось в этом кое-каких успехов.
Полундра легко уклонился от стандартной прямой атаки в район солнечного сплетения, поставил блок под направленный в висок удар левой и, шагнув вперед, несильно хлопнул Гаранина ладонями по ушам.
Этот же удар, если его нанести в полную силу, надежно выключал противника как минимум на полчаса и рвал барабанные перепонки. Но Полундра бил несильно. Гаранин только пошатнулся и осел на пол, мотая головой от боли и бессмысленно тараща глаза на своего обидчика. Такого от парня в штатском он никак не ожидал.
— Что вы делаете! — на Полундре с двух сторон повисли главврач и медсестра.
— Вежливости его учу. Раз уж до меня некому было, то хоть теперь это упущение исправим, — ответил спецназовец.
— Он же может…
— Да ничего он не может, — махнул рукой Полундpa. — Только языком трепать. Сам же постыдится начальству рассказывать, как по ушам схлопотал.
Гаранин медленно, опираясь на стул, поднимался с пола. Похоже, воевать он больше не собирался, а лишь с явной опаской поглядывал на Полундру.
— Я требую, чтобы вы, как начальник этого учреждения, освободили палату от всех посторонних, — теперь он обращался исключительно к Кравцову. — Я — официальное лицо. Если вы откажетесь мне помогать, то сегодня же у моего начальства на столе будет соответствующий рапорт.
— Я требую, чтобы вы мне сообщили о цели своего здесь пребывания, — сказал Кравцов.
— Допрос подозреваемого в шпионаже гражданина США Джейка Меллинга, — ответил Гаранин. — Ну?
Вы намерены мне помочь, или мне идти писать рапорт?
Несколько секунд они мерились взглядами. Потом Кравцов отвел глаза. Ссориться с ФСБ ему не хотелось.
— Вы не можете допрашивать этого человека, пока он не пришел в себя… — тоном ниже сказал он.
Как раз в этот момент американец негромко застонал и приоткрыл глаза. Чекист, покосившись на него, торжествующе усмехнулся:
— Как видите, он уже пришел в себя. Ну?
Кравцов повернулся к Селезневу и Полундре. Эти ребята были ему очень даже симпатичны, но ФСБ есть ФСБ, и запретить допрашивать пришедшего в сознание американца он не может. И требование освободить помещение нужно выполнить.
— Ребята, вам придется выйти, — сказал Кравцов Полундре и Селезневу, не поднимая на них глаз.
Моряки переглянулись, кивнули друг другу. Не подчиниться главврачу они не могли, — в конце концов, он здесь старший, да и просит без хамства. Селезнев первым шагнул за дверь. За ним последовал Полундра, а следом, подгоняемые решительным жестом чекиста, и медсестра с самим Кравцовым.
Оставшись наедине с американцем, Гаранин тут же присел на стул рядом с его койкой и пристально уставился старику в лицо. Сам он полагал, что такой взгляд в упор дезориентирует собеседника и выводит его из равновесия, но в данном случае он не учел того, что его подозреваемый только что пришел в себя — на взгляд чекиста американец попросту не обратил внимания, он как раз сейчас только-только осознавал, что все-таки остался жив.
— Где я? — Меллинг говорил по-английски, и Гаранину пришлось здорово напрячься, чтобы разобрать, о чем старик спрашивает. Языку его, конечно, учили, но не особенно хорошо.
— А куда ты хотел попасть? — с трудом подбирая английские слова, вопросом на вопрос ответил Гаранин.
— К русским, на Медный, — выговорил Меллинг.
— Ага! Значит, ты признаешься?!
— В чем?!
— Не прикидывайся! В незаконном пересечении государственной границы Российской Федерации!
Давай, сука, колись, с какой целью заплыл в наши воды?!
Гаранин аж вперед подался. Он очень надеялся на этого американца. В самом деле — шанс первым допросить нарушителя госграницы выпадает не часто.
Если удастся как следует этого старика раскрутить, то он может послужить отличным трамплином в карьере. И очень хорошо, что американец сейчас только-только в себя пришел, — значит, выдумывать сил у него нет, откровеннее будет.
Американец молчал. То ли ему снова стало хуже, то ли он просто не хотел говорить.
— Не запирайся! Я и так все знаю! — прикрикнул на него Гаранин, решив, что старым приемом хуже точно не сделает. — Так что давай, колись. А не скажешь — на лесоповале сгною!
Меллинг, уже вполне пришедший в себя, слыша визгливый голос, жутко коверкавший его родной язык, с грустью осознал — ему не повезло. Похоже, он нарвался на какого-то дурака и карьериста. Что ж, они есть везде, не только у русских. Но раз так, в откровенный разговор с ним лучше не вступать, а сразу перевести общение в чисто официальное русло.
— Кто вы такой? — слабым голосом спросил Меллинг. — Покажите ваши документы.
Гаранин с готовностью предъявил корочки и представился.
— Я согласен отвечать на любые ваши вопросы, — медленно, старательно выговаривая каждое слово, сказал Меллинг. — Но только в письменной форме, как положено по закону.
На секунду Гаранин нахмурился, но потом его лицо снова прояснилось. Американец хочет отвечать в письменной форме? Так ведь это очень хорошо! Листок всегда можно вложить в папку уголовного дела.
Чекист вытащил из своей папки несколько листков сероватой бумаги и ручку.
— Пиши. Я подожду.
Меллинг взял ручку, листок и приподнялся на постели, чтобы писать было поудобнее.
