ГЛАВА 25

Белая «Волга» с тремя «Ольгами» в номерном знаке остановилась перед воротами роскошного коттеджа, окруженного большим, искусно возделанным парком. Рядом накатывали зеленые волны на песчаный берег Каспийского моря. Вдалеке шумела автотрасса на Махачкалу, от шоссе к воротам вела идеально ровная асфальтовая дорога.

– Ничего себе домик, правда? – спросил, лукаво улыбаясь, Исрафилов, кивая на высящийся перед ними особняк. – Три этажа всего-навсего… Жена хотела пять, да и деньги были… Но строители уперлись: здесь, говорят, грунт ненадежный, песок, морская волна… Или стройте не больше трех этажей, или выбирайте себе другое место. Ну, мы с женой покумекали и решили, что останемся с тремя этажами, зато на берегу моря… Вон какой здесь воздух! И искупаться всегда можно. Верно, старлей?

Полундра, довольно безучастно слушавший похвальбу чекиста, неопределенно пожал плечами.

– И в горах, наверное, тоже можно хороший дом выстроить, – вежливо заметил он. – А горный воздух, он в каком-то смысле даже полезнее морского…

– Конечно, дорогой! – с готовностью согласился Исрафилов. – Горный воздух тоже хорош. Но в море, старлей, есть такая штука, как йод. Ты про щитовидную железу что-нибудь слышал? Знаешь, сколько ей нужно этого йода для нормальной жизнедеятельности?

– Конечно, слышал, – отвечал Полундра. – Йод – это важный компонент питания…

– Вот! – подтвердил Исрафилов. – А каспийская вода особенно богата йодом. Вода и соответственно воздух…

В голове у Полундры вертелось возражение, что по Каспию теперь слишком часто плавают нефтяные пятна и что море возле Махачкалы временами попахивает не йодом, а бензином. Но спорить с хозяином дома было невежливо, да и не хотелось.

Полундра потянулся к ручке, чтобы открыть дверь и выйти из машины. Не век же сидеть тут в машине перед запертыми воротами коттеджа!

– Погоди, погоди! Куда ты? – как-то немного испуганно удержал его за руку хозяин дома. – Посиди немного, сейчас придет…

– Кто придет? – озадаченно переспросил было Полундра.

– А вон, – Исрафилов кивнул в сторону ворот. – Уже идет…

У ворот с их внутренней стороны и в самом деле показался средних лет аварец, одетый в длинный белый фартук и с белым колпаком на голове. Он был похож на повара. Этот человек стал торопливо открывать ворота коттеджа. Исрафилов завел мотор и въехал через распахнутые ворота в парк, остановился на посыпанной гравием площадке возле самого дома, сказал Полундре:

– Ну вот… Теперь можно и выходить…

Полундра выбрался из машины, хозяин тоже.

Просторный парк возле коттеджа был тщательно ухожен, трава под деревьями подстрижена, гравийная дорожка аккуратно разровнена, утрамбована и убрана. Парк продолжался и с обратной стороны дома, куда вела также посыпанная гравием дорожка, где потрескивал горящий костер и откуда доносился аппетитный запах зажариваемого бараньего мяса.

Привратник в поварском фартуке и колпаке спешил теперь к хозяину дома.

– Извини, Абдул-Керим, – глухо проговорил он. – От шашлыков не мог отойти…

– Ладно, ладно, – Исрафилов снисходительно махнул рукой. – Смотри, чтоб не сгорели…

– Как скажешь, хозяин, – отвечал привратник и поспешил по дорожке за дом, где, очевидно, и готовилось угощение.

– Как видишь, старлей, мы не будем с тобой общаться на пустой желудок, – лукаво улыбаясь, заметил Исрафилов. – Это негостеприимно, развлекать гостя одними лишь разговорами. Не по-нашему, не по-аварски…

Полундра молча кивнул. Он внимательно вглядывался в ряды уходящих за дом деревьев.

– Парк этот разбит до самого моря? – как бы из чистого любопытства спросил он.

– Да, конечно, – с готовностью отвечал хозяин дома. – Там у нас и собственный причал оборудован…

– Катер?

– Обязательно! – воскликнул Исрафилов. – Как же без катера? Живем же около моря…

Полундра снова с видимым безразличием кивнул, как будто его вовсе и не интересовали расположение и устройство коттеджа и парка вокруг него и спрашивал он об этом только из чистой вежливости, чтобы как-то поддерживать разговор.

– Ну, пока стол еще не готов, – заговорил Исрафилов, снова лукаво улыбнувшись, – прошу, осмотрим дом…

Через роскошно убранную просторную прихожую они прошли в гостиную на первом этаже. Красочный и пышный персидский ковер устилал паркетный пол, тяжелые драпировки обрамляли окна. Под потолком в гостиной висела хрустальная люстра со множеством фигурных светильников. Эту люстру, едва они вошли в гостиную, Исрафилов тут же включил, хотя солнечного света, поступавшего из окон, было вполне достаточно. Хрустальные подвески люстры заиграли всеми цветами спектра, и хозяин дома посмотрел на Полундру заискивающе, ожидая комплиментов.

– Потрясающе, – сказал североморец, рассматривая роскошное сооружение под потолком. – Изумительно красиво. Это вы все на зарплату подполковника ФСБ выстроили?

Исрафилов нахмурился, на мгновение его взгляд принял враждебное, полное ненависти выражение. Но в следующий момент чекист быстро справился со своими эмоциями, снова мило улыбнулся и отвечал:

– Трудимся понемногу… Кто много работает, тот всегда имеет возможность жить хорошо. А кто бездельничает, живет в грязи, а мечтает о многом, тот, конечно, и завидует чьему-то достатку, и желает передела собственности… С такими мы боремся.

Полундра ничего не ответил, внимательно рассматривая стены гостиной. На одной из них, той, что напротив окон, были вбиты в стену мощные штыри. На этих штырях крепились великолепные чучела огромных рыбин, столь умело, мастерски изготовленные, что казались живыми, замершими, будто в аквариуме.

Полундра с удивлением разглядывал чучело морской лисицы, обитающей исключительно в водах Черного моря. Интересно, думал Полундра, как она попала сюда, на Каспий?

– Это ваши трофеи? – как бы между прочим поинтересовался североморец, кивая на висящих на стене мощных рыбин. – Подводной охотой занимаетесь в свободное от службы время?..

– Нет, куда там! – усмехнулся подполковник ФСБ. – У меня времени на рыбалку нет, все служба забирает…

– Купили, значит? – решил изобразить из себя недоумка Полундра.

– Ну, зачем купил? – возразил Исрафилов. – Подарок от тестя. Вон, смотри…

Он кивнул на висящий на соседней стене большой портрет, писанный масляными красками, который Полундра поначалу принял за безвкусное творение какого-то малоизвестного современного дешевого художника, которыми так любят украшать свои роскошные и дорогостоящие дома нынешние богатые люди. Однако теперь, внимательно приглядевшись к картине, Полундра сообразил, что тут нечто иное. Вполне профессионально, впрочем, без всякого намека на художественность, написанная картина изображала террасу большого деревенского дома, деревья пышного сада свисали своими ветвями прямо к окнам.

На переднем плане расположились на ступеньках террасы сухонькая старушка в белоснежном деревенском платке, высокий крупный старик с обветренным морщинистым лицом, одетый в тельняшку, и девушка, очевидно, их дочь. Замечательной красоты, правильное, типично южнорусское казачье лицо, пышная, несмотря на юный возраст, грудь, роскошные волосы, золотистыми водопадами ниспадающие на плечи. Полундра вдруг вспомнил, что один раз уже видел лицо этой женщины, немного повзрослевшее, вернее сказать, ставшее более зрелым, выразительным, но не потерявшее при этом своей красоты. Североморец уже видел эту женщину в служебном кабинете подполковника ФСБ Исрафилова. Это была его жена.

– Да, вот это моя Аннушка, – подтвердил Исрафилов, заглядывая в глаза старлею и пытаясь понять впечатление, которое произвел на гостя облик его супруги. – Это она с родителями.

– Еще до свадьбы? – осведомился Полундра.

– Ну, в общем, да… Семь лет назад это было нарисовано… Одним заезжим художником… Прямо с натуры…

– Это ваш дом раньше так выглядел?

– Это? Нет. – Исрафилов рассмеялся. – Это их дом… Хочу сказать, ее родителей.

– Здесь, в Дагестане?

– Ну, зачем? Это на Черном море нарисовано, – отвечал Исрафилов, поглядывая на старлея чуть иронически. – Видите вон те горы на заднем плане картины? Таких гор в Дагестане нет, это Черноморское побережье…

– В Крыму?

– Нет, возле Анапы… У старика там было что-то вроде хутора… Сад, приусадебное хозяйство… Он сам из казаков, мой тесть. И дочь его настоящая казачка.

– Значит, тесть вам и выловил морскую лисицу, – задумчиво подытожил Полундра.

– Ну да, – подтвердил Исрафилов. – Он ведь под водой бог был, аквалангист высшей квалификации, бывший боевой пловец Краснознаменного Черноморского военно-морского флота. Коллега твой, старлей, в каком-то смысле. Ты ведь тоже, я слышал, балаклавскую учебку кончал?

Полундра подтвердил это.

– Тесть в гости часто приезжает? – спросил Полундра.

– Приезжал раньше, – отвечал Исрафилов. – Помер старик года два с небольшим назад. А прежде регулярно наезжал. Даже плавал здесь с аквалангом. Хотя говорил, Каспийское море он не любит, не та стихия… Ему только Черное море подавай…

Появившийся в дверях гостиной привратник в белом фартуке и колпаке прервал излияния своего хозяина.

– Все готово, Абдул-Керим, – объявил он. – Можете садиться к столу…

– Отлично, Юсуф… Ну что ж, – повернулся хозяин дома к Полундре. – Прошу к столу…

Они прошли в столовую, великолепную, огромных размеров и пышно убранную комнату, основное пространство которой занимал стол, заставленный всевозможными тарелками с яствами.

На длинных, словно салатницы, тарелках лежали нанизанные на вертела темно-коричневые, блестящие жиром, дымящиеся с пылу с жару шашлыки, источая аппетитный аромат свежезажаренного высококачественного мяса и смолистого дровяного дыма. Рядом дымилась огромная хрустальная чаша с пловом, крупный, желтый от шафрана рис блестел, перемежался крапинами моркови, овощей и большими кусками бараньего мяса. Исполинских размеров блюдо с каспийским осетром возвышалось посередине стола как самое главное его украшение. Великанская полутораметровая рыбина замерла в золотистом желе из собственного сока, обложенная со всех сторон кусочками овощей и пряностей. Были тут блюдечки с красной икрой, была и черная зернистая, икринка к икринке, крупная, рассыпчатая, блюдо с белым, как снег, адыгейским сыром, нарезанным тонкими, как бумага, ломтями. Рядом чаши со всевозможными фруктами: крупными багрово-красными яблоками, золотистыми медовыми грушами, желтыми с красным бочком персиками размерами с хороший кулак, абрикосами величиной с куриное яйцо. Гроздья крупного янтарного винограда, продолговатого, словно дамские пальчики, а рядом другой, матово-синий, помельче размером, но от этого не менее восхитительно выглядевший, и тут же третий, розовый, полупрозрачный, ягоды которого мерцали словно рубины в свете хрустальной люстры под потолком. Между всем этим стояли бутылки дорогого марочного вина с разноцветными этикетками, коньяк, ликер, впрочем, и бутылка родной русской водки в том числе. Полундра, начавший подзабывать от своей холостяцкой жизни в гостинице, как выглядит не то что хорошо накрытый стол, но и просто домашнего приготовления еда, теперь невольно замер, вытаращив глаза и даже чуточку приоткрыв рот, созерцая все это съестное великолепие.

– Ну вот, это наш скромный столик на двоих, – проговорил Исрафилов, отлично видевший впечатление, которое произвел на североморца его роскошный стол, и улыбавшийся теперь своей обычной улыбочкой. – Ну что ж, прошу за стол, дорогой! Забудем на минуту о нашей беспокойной службе. Отдадимся, как говорили в древности, радостному веселью…

Поставив перед Полундрой высокий граненый фужер, хозяин дома наполнил его густо-красным вином.

– Ну, старлей, – сказал Исрафилов. – Давай выпьем за то, чтобы тень того страшного несчастья, что свело нас вместе и дало начало нашему с тобой знакомству, не омрачила начала нашей дружбы и исчезла совсем, как каждое утро с восходом ослепительного солнца исчезают ночные страхи и начинается новый день.

Полундра не спорил, он преспокойно выпил фужер предложенного ему вина. Старое грузинское вино с непривычки показалось ему слабым, как компот, впрочем, приятным на вкус.

– Ну что, старлей, хорошее вино? – ловил производимое на Полундру впечатление хозяин дома.

– Замечательное.

– Вот то-то же! Приедешь домой, всю жизнь потом будешь вспоминать, как тебя угощали в Дагестане! Давай, давай, североморец! – заторопил его хозяин дома. – Кушай шашлык, кушай плов! Вот, смотри, лечо по-абхазски. Вот осетрина. Вот копченая баранья колбаса, ты в жизни не пробовал такой! Сладенького хочешь? Вот халва, вот рахат-лукум, вот инжир в шоколаде, вот мушмула, вот шербет…

Впрочем, Полундра и не заставлял себя просить. Он за прошедший день порядком утомился погружениями и плаванием по морю, проголодался как следует, а выпитое вино тем более взбудоражило его аппетит. И старлей не стеснялся. Он один за другим срывал с вертела куски шашлыка, жевал неожиданно мягкое, нежное, тающее во рту баранье мясо, от души изумляясь, почему шашлык, который он пробовал до сих пор, оказывался жестким, тягучим, как резина, и частенько в нем обнаруживались мелкие кости. То, чем его угощал Исрафилов, было податливым, словно диетическая курятина. После шашлыка Исрафилов положил своему гостю на тарелку немного плова, и, никогда не имевший высокого мнения об этом блюде и не любивший особенно риса, Полундра изумился. Честно говоря, ничего подобного этому плову он никогда в жизни не едал!

Меж тем Исрафилов, видя, как его гость уплетает кушанья за обе щеки, налил еще по фужеру вина.

– Хоть мы и уговорились с тобой, старлей, не говорить здесь больше о службе, – сказал хозяин дома, – но куда же от нее, проклятой, денешься? Давай, Серега… Ничего, что я буду звать тебя Серега?..

Нет, Полундра был вовсе не против этого.

– Отлично! Давай тогда, Серега, выпьем за то, чтобы наше совместное дело поскорее было расследовано, сдано в архив, свалилось с наших плеч… А вот наша дружба чтобы от этого не пострадала!.. Чтоб не получилось, как часто бывает: пока живет в Дагестане, то друг, а как уехал домой в Россию, так сразу и забыл про нас… Не будет так, а, старлей?

Чокаясь фужером с чекистом, Полундра уверил его, что нет, такого с ним никогда не будет…

После этого тоста Сергей усиленно приналег на лечо, на плов, потом добрался до изысканных восточных сладостей, горячих и холодных. И вынужден был признаться требовательно смотревшему на него и ожидавшему восторгов Исрафилову, что и в самом деле до сих пор ничего подобного он не едал…

Исрафилов положил на тарелку Полундры кусок осетра, потом последовали всякие дивные восточные салаты, пряные, острые до невозможности, но удивительно вкусные.

– Давай, Серега, поднимем эти бокалы, – говорил Исрафилов, в очередной раз наполняя огромные фужеры багрово-красным, густым как мед вином, – за наш великий и прекрасный край, за Дагестан. Посмотри на этот стол, Серега! Все, что ты видишь на нем… Вот этот могучий осетр, – он ткнул вилкой в рыбьи объедки на своей тарелке, – вот его икра… Все это дало нам великое Каспийское море. Вот эту баранину вырастили дагестанские чабаны, пасущие стада на отрогах Кавказского хребта. Вот эти фрукты… рис… сладости… Все это произвела щедрая и обильная земля Дагестана. Так давай же выпьем за дальнейшее процветание и благоустройство этой земли… Чтобы весело и счастливо жилось на ней ее жителям… Чтобы не оскудевали ее житницы и не истощались силы ее граждан, творящих своим трудом все это изобилие. За Дагестан и за его мирных тружеников, Серега!

Слезы умиления и восторга блеснули на глазах лысого и плюгавого офицера ФСБ от его собственных слов. Чокаясь с ним, Полундра и сам чувствовал, как у него защипало в носу и стали слезиться глаза. Он вполне разделял чувства хозяина дома к его прекрасной родине.

От выпитого вина и съеденной аппетитной еды блаженная истома и лень разливались по всему телу. Полундре было необыкновенно хорошо и приятно сидеть за этим пышным столом, глядеть на улыбающееся лицо его хозяина, офицера ФСБ. Хорошо от того, что этот аварец оказался таким добрым, гостеприимным хозяином, угощает его всеми этими вкусностями, яствами, о существовании которых Полундра даже не знал прежде. Североморец понимал, что для того, чтобы устроить этот стол, хозяин дома должен был немало потратиться. И осознание того, что Исрафилов сделал это ради него одного, только чтобы сделать ему, Полундре, приятное, доставляло старлею особое удовольствие. И одно только портило все. Скверная, злая мысль: а откуда, собственно, у офицера ФСБ деньги на всю эту роскошь, начиная от «маленького» трехэтажного коттеджа и кончая вот всеми эти яствами, что лежали теперь на столе? Эта самая мысль, с самого начала посетившая Полундру, теперь так и сидела ноющей занозой где-то на периферии его сознания.

Однако Сергей старался не рассуждать об этом. Ему казалось, что из благодарности Исрафилову за великолепное угощение и гостеприимство он не должен думать о нем скверно.

Хозяин дома между тем, улыбаясь и подкладывая гостю на тарелку все новые деликатесы, продолжал рассказывать.

– Мой тесть происходит из кубанских казаков, – говорил он. – На Черное море он потом подался. Как во флот попал, так больше и оторваться не смог от этих мест. Герой Великой Отечественной войны, между прочим, мой тесть. Устраивал диверсии на немецких военных судах, подрывал фашистские транспорты. Героический человек! Дочь характером вся в него, такая же боевитая, твердая, мужественная… Понимаешь, и он казак, исконный, русский, и она по характеру настоящая казачка, вся в отца…

Полундра, растроганный откровением чекиста, полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда фотографию своей жены и ребенка, протянул ее Исрафилову.

– Это моя Наташка, – сказал он, млея от доброты и душевного расположения к хозяину дома. – Вместе с сыном Андрюшкой…

Исрафилов некоторое время разглядывал портрет улыбающейся белокурой красавицы с сыном на руках, потом кивнул, улыбнулся.

– Красивая у тебя жена, Серега! – сказал он одобрительно. – Молодец!

Полундра взял новую, уже заранее откупоренную бутылку грузинского вина, потянулся к фужеру хозяина дома, наполнил вином до краев. Затем североморец точно так же до краев наполнил свой.

– Ну, давай, как говорится… Абу… Абдул…

– Хочешь, Лешкой меня зови, – сказал, улыбаясь, Исрафилов. – Меня все русские коллеги Лешкой называют…

– Ну да… Лешка…

Полундра чувствовал, что слегка захмелел, и удивлялся: с чего бы это? Прежде ведь мог пить водку литрами, и ничего ему не делалось.

– Давай, Лешка, выпьем за наши с тобой семьи. Чтоб счастье было родителям, женам, детям…

Они сдвинули фужеры, полные красного виноградного вина. Еще больше захмелевший Полундра, опорожнив фужер, стал торопливо заедать вино какой-то снедью, которую подкладывал и подкладывал ему на тарелку радушный хозяин.

Сергей вздрогнул от неожиданности, когда дверь в столовую вдруг с шумом открылась и в нее вошла молодая женщина в джинсах, кожаной куртке, с волосами, плотно убранными под цветастую косынку.

– Ой, простите, – немного растерянно проговорила она при виде пышно накрытого стола и своего мужа в обществе Полундры. – Я не знала, что у тебя гость…

– А вот и моя казачка! – широко улыбаясь, воскликнул Исрафилов. – Вот, Аннушка, в гостях у нас человек из Москвы. Извини, что не предупредил тебя. Все вышло как-то экспромтом.

При появлении жены чекиста Полундра поспешно поднялся было из-за стола, с изумлением замечая, что ноги его как-то странно отяжелели и мир вокруг упорно не хочет оставаться на одном месте, а все качается и уходит куда-то в сторону. Несмотря на это, он сразу узнал вошедшую, вспомнил, что уже видел Исрафилову в кабинете ее мужа в офисе ФСБ. Кроме того, она была очень похожа на тот немного лубочный портрет, который висел в гостиной исрафиловского коттеджа.

Подойдя к нему, хозяйка дома подала руку, Полундра бережно взял ее в свою ручищу и осторожно пожал. Они несколько секунд пристально глядели друг другу в глаза, и старлей ощутил, как волна тепла снова захлестывает его, отчего блаженство и радость возрастают до предела, а голова еще больше идет кругом. Красота хозяйки дома поразила его, он с восторгом смотрел в ее широко раскрытые, синие, как бездонное чистое летнее небо, глаза, ее ярко-алый, чуть приоткрытый рот, в котором ровными рядами ослепительно белели зубы. Он почти не слышал, как Исрафилов за его спиной сказал:

– Вот, Аннушка, познакомься: это старший лейтенант Северного морского флота Сергей Павлов.

Очнулся он, только когда молодая женщина высвободила руку и ответила своему мужу равнодушным и внешне спокойным голосом:

– Да, я помню… Ты уже знакомил нас, тогда, у себя в кабинете…

Она подошла к столу, хозяйским взглядом окинула его, кивнула, как бы соглашаясь с тем, что было на него выставлено и большей частью уже съедено. Сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Ладно, я сейчас… Пойду переоденусь, приведу себя в порядок…

И Анна вышла из столовой. Ее супруг тут же последовал за нею, оставив гостя в одиночестве.

В сильном волнении Полундра прошелся по свободному пространству столовой, натыкаясь на стулья и при этом не без труда удерживая равновесие. Неожиданно заметив стоявший в углу телефонный аппарат, сам не зная зачем, снял трубку, услышал длинный гудок: аппарат был в рабочем состоянии. Полундра вдруг вспомнил, что он отсутствовал практически целый день, с самого раннего утра уехав из гостиницы. Так делать нельзя! За целый день могло случиться нечто важное, кто-нибудь мог захотеть связаться с ним, а он, Полундра, оказывался недосягаем. В конце концов, в Дагестан старлей приехал расследовать обстоятельства совершения теракта, а не пьянствовать с местным сотрудником ФСБ, о котором к тому же ходят весьма странные слухи.

Из соседней комнаты раздавались приглушенные голоса Исрафилова и его жены, вероятно, обсуждавших какие-то свои семейные дела. Потом эти голоса заглушил звук работающего фена. Полундра не придавал этому особого значения. Он стал набирать номер телефона гостиницы «Звездочка» и, дождавшись соединения, спросил у дежурного портье, не заходил ли кто к старшему лейтенанту Сергею Павлову.

– Старшему лейтенанту Павлову звонил полковник Крягин, – по-военному четко отвечал дежурный портье. – Товарищ полковник передал две записки…

Выслушав текст обеих записок, Полундра переспросил, в какое именно время звонил полковник.

– Первый раз в начале второго, – отвечал портье. – А второй – где-то в четвертом часу. Простите, точно не могу сказать, я не засекал время…

Поблагодарив портье, Полундра положил трубку. Глянул на часы: было около половины шестого вечера. С недоумением смотрел он прямо перед собой, пытаясь понять, что могло означать это странное поведение полковника Крягина. Того, что Полундра с раннего утра отправится на место аварии, что дорога туда неблизкая, а погружение на дно моря и осмотр корпусов затонувших судов дело нелегкое и небыстрое, полковник не мог не знать. Тогда для чего же он назначал это нелепое свидание в четыре часа пополудни, зная, что у старлея едва ли будет возможность возвратиться от острова Чечень к тому времени и примчаться к шестнадцатому километру трассы на Дербент, на другой стороне Махачкалы? И для чего тогда, не дождавшись каких-то полчаса до условленного времени, Крягин снова звонит в гостиницу и заявляет, что свидание отменяется? Ведь если бы Полундра следовал его указаниям, то как раз в это время он должен был бы быть в пути. Полковник, опытный разведчик, в данной ситуации, по мнению Полундры, делал глупости. Почему? Или на старости лет Крягин сошел с ума?

Все это так заинтересовало старлея, что он не удержался, стал набирать номер служебного телефона полковника. Дождался соединения, но на просьбу позвать товарища полковника услышал, что Крягин уехал домой и до завтрашнего утра в кабинете не появится. Рассердившись, Полундра стал звонить полковнику домой. И плевать, что этот телефон кем-то прослушивается! Полундра долго стоял с трубкой в руке, слушая длинные протяжные гудки: в квартире полковника никто не хотел брать трубку.

Это было уже слишком! Крягин, видимо, загулял, решил исчезнуть из дома и с работы. Зачем тогда ему понадобилось беспокоить Полундру нелепыми просьбами о встрече, да еще черт знает где, на каком-то там километре дербентского шоссе? Раздосадованный североморец решил непременно выяснить все это. Он стал набирать номер мобильного телефона полковника, по которому Крягин просил старлея звонить только в экстренных случаях. Что ж, думал Полундра, теперь как раз такой экстренный случай и настал.

Набрав номер, Полундра долго выслушивал гудки в трубке. Крягин, видимо, и в самом деле загулял. Да ну, чушь какая-то… Все это было уж очень странным. Чувство тревоги и озабоченности возникло и стало крепнуть в душе старлея Павлова.

Тем временем вернулись хозяин дома и его жена. Ее волосы, высушенные феном и приглаженные, теперь пышными волнами ниспадали ей на плечи, жена подполковника ФСБ приветливо улыбалась гостю. Красота Исрафиловой снова поразила Полундру, он с изумлением и восторгом, быть может, излишне обострившимся из-за нескольких дней холостяцкой жизни, смотрел на хозяйку дома.

Они снова уселись за стол, Исрафилов наполнил фужеры. Полундра слушал его длинный, по-восточному витиеватый тост рассеянно, разрываясь мыслями и чувствами между сидящей напротив него красивой женщиной, хозяйкой дома, и странным поведением полковника Крягина. Почему он предложил встретиться, зная, что как раз в это время Полундра занят? Почему потом отказался от встречи? Почему исчез так, что его нельзя достать даже по мобильному телефону?

Через полчаса тревога Полундры достигла апогея, и ее не могли переломить ни выпиваемое вино, ни присутствие ослепительно красивой женщины. Сергей встал из-за стола и заявил решительно, что ему пора ехать. Лицо красивой казачки выразило разочарование, Исрафилов же, напротив, тонко усмехнулся. Впрочем, никто из них не удерживал спецназовца. Через десять минут белая «Волга» подполковника, которую вел усатый садовник, он же прислужник в доме Исрафилова, мчала старлея по направлению к Махачкале.

Громада башни заброшенного маяка близ дербентской трассы мрачно чернела на фоне густо-синего, озаренного луной ночного неба. Чтобы было лучше видно, следователи военной прокуратуры подогнали к месту происшествия служебный фургон и включили его фары. В этом призрачном свете все окружающие предметы отбрасывали неестественно длинные, изломанные тени, мешавшие видеть.

Тело полковника Крягина перевернули на спину, и он лежал теперь, задрав искаженное предсмертной мукой лицо, глядя стеклянными глазами наверх, на звезды, свет которых поглощала своим свечением огромная багрово-красная луна.

Военврач, судмедэксперт военной прокуратуры, обследовав труп, извлек из горла убитого длинную стальную иглу, с ней в руках подошел к стоявшему поодаль Полундре. Блестящую сталь иглы, словно ржавчина, покрывала засохшая кровь.

– Орудие убийства, – сказал военврач, демонстрируя иглу. – Эта штуковина торчала у него в горле. Похоже на иглу от пневматического подводного пистолета…

– Она и есть, – мрачно отвечал Полундра.

К ним подошли следователь военной прокуратуры и офицер из отдела ГРУ по Дагестану.

– Следы найдены только у берега и у машины, – сказал следователь. – Значит, это и был аквалангист… Всплыл около причала, выстрелил, а потом выбрался посмотреть на дело рук своих. Затем снова нырнул в море.

– По карманам шарил? – спросил Полундра.

– Да, похоже на то… Но едва ли нашел что-нибудь ценное… Все документы остались у товарища полковника дома… Мобильник же убийца не взял…

– Там следы какие-то очень странные, – сказал осторожно офицер ГРУ. – В смысле, отпечаток ноги…

– Что, очень маленький? – оживился Полундра. – Тридцать седьмой размер?

– Ну да! А вам это что-то говорит?

– Возле острова Чечень найдены точно такие же, – сообщил Полундра.

Офицеры озадаченно переглянулись.

– Это что же?.. – проговорил военврач. – Товарища полковника убил… подросток?

– А черт его знает!.. – устало отмахнулся североморец. – Я сегодня весь день над этим голову ломал, ни хренашеньки не понимаю…

Офицеры умолкли. Печально смотрели, как подкатил к маяку фургон судебно-медицинской лаборатории, двое санитаров извлекли из кузова носилки и теперь укладывали на них тело полковника Крягина, завернутое в черный полиэтилен. Страшный безжизненный сверток задвинули в кузов машины.

Немного помолчав, Сергей спросил у врача судмедэкспертизы:

– А когда наступила смерть, можете сказать точно?

– Предположительно от 16.15 до 16.45, – отвечал военврач. – Поточнее не получается при всем желании. Итак, мы должны сказать вам большое спасибо за то, что обнаружили тело… Место тут, сами видите, пустынное, заброшенное. Пролежи он тут до утра, предположительный временной отрезок увеличился бы до нескольких часов…

Полундра кивнул, глянул на часы, о чем-то глубоко задумался.

– Есть какие-то версии? – с надеждой спросил его следователь военной прокуратуры. – Покойный ведь пытался связаться с вами. Вы были последний, кто разговаривал с ним по телефону…

– Это не я, а портье в гостинице «Звездочка», – поправил его североморец. – Но едва ли нам что-нибудь даст разговор с ним.

– Да, пожалуй, – согласился следователь. – Хотя протокол составить все-таки надо. Кому-нибудь, кроме вас, полковник говорил о том, что на его телефоне установлено прослушивающее устройство?

– Точно не могу сказать, – отвечал Полундра. – Но думаю, что никому. Кстати, Москву не спрашивали об этом? Санкционировала она слежку или нет?

– В Москву позвонили уже, – отвечал офицер отдела ГРУ. – Добрались до самых верхов. Москва говорит определенно: приказа начинать негласную слежку за полковником Крягиным никто не отдавал.

– Ну да, так я и думал, – отвечал следователь военной прокуратуры. – Это какая-то бандитская группировка за ним охотилась… Чем ей Крягин мог не угодить? Он же не занимался местной мафией…

– Мне кажется, – возразил ему Полундра, – что теракт возле острова Чечень и убийство полковника Крягина – это звенья одной цепи. В обоих случаях действовал аквалангист, в обоих случаях, несомненно, профессионал высокого класса, в обоих случаях нога странно маленького размера. Это все не может быть простым совпадением.

– Расследованием убийства Крягина будем заниматься все вместе, – решительным тоном сказал следователь военной прокуратуры. – Я очень вас прошу, товарищи офицеры… Я понимаю, что не вправе отдавать вам приказы… Но для пользы дела, я надеюсь, вы и сами понимаете… Мы должны четко координировать наши усилия. Если хотим добиться реального результата.

– Разумеется, – отвечал Полундра.

– Я вас очень прошу: никакой самодеятельности, – продолжал следователь. – Не устраивать соперничества, не гнаться за тем, чтобы ваше ведомство оказалось умнее. Только вместе мы и сможем противостоять террористам.

Следователь прокуратуры умолк. Совсем рядом от того места, где они стояли, серебрилась в лучах лунного света гладь Каспия, и не верилось, что это море, такое мирное и спокойное с виду, принесло уже гибель стольким людям и грозит принести еще больше бед.