Глава 13

– С–сука! Вот же сука, а… – Стас с силой ударил основанием ладони по пластиковой панели автомобильной «торпеды», вымещая переполнявшие его злость и раздражение на ни в чем не повинном «Мицубиси». – Вот скажи ты мне, как он мог Петра засечь, а? Он ведь, собака, спать должен был, спать! А он мало того, что придурка этого засек, так еще и вырубил его как пацана, как безмозглого теленка на бойне…

– Да ладно тебе, что теперь–то нервами бренчать… – Малышев, заложив сцепленные ладони на затылок, с усилием потянулся, зевнул и посмотрел на бесшумно бежавшую по циферблату автомобильных часов секундную стрелку. – Подумаешь, одним бойцом меньше стало. Так доля наша автоматом увеличилась. Нет худа без добра.

– Доля, – сквозь зубы зло процедил Воронин. – Чтобы эту твою долю получить, надо эту падлу с его чемоданчиком найти… Вот скажи ты мне, где он теперь может быть?!

– Ну, думаю, не так уж и много мест, куда он мог рвануть, – Малыш чуть насмешливо прищурился и посмотрел на шефа, напоминавшего в эти минуты сердито клокотавший самовар. О самоваре Малышев имел весьма смутное представление, но, по его мнению, тот должен был ворчать именно так – много искр, пара и мало толку. – Здесь не сибирская тайга, а он не кержак, чтобы ружье на плечо вскинуть и в глушь податься. На нем теперь труп висит, а с таким довеском он ни в аэропорт, ни на вокзалы не сунется. Остается не так уж и много путей–дорог…

– Ну да, всего–то сотня–другая, – мрачно возразил Стас и, щелкнув зажигалкой, густо задымил сигаретой. – Насчет аэропортов я бы так категорично не говорил. Он ведь мог и не один комплект документов иметь, а все десять… Ох, и достану я его! Я ему…

– Что толку дороги считать и грозиться, – флегматично сказал Малышев. – Тут, как в старом анекдоте, трясти, то есть искать надо. А стрелочка–то вон, бежит и бежит…

…Воронину казалось, что они предусмотрели буквально все. Было точно определено местонахождение этого самого пана Ковальского. Во время съемки «телесюжета» были зафиксированы все подходы к снятому беглецом домику, были учтены все зоны, закрытые для объектива телекамеры, установленной на одном из столбов рядом с центральной гостиницей. С учетом всех нюансов был разработан план, согласно которому группа по возможности скрытно подъезжала к туркомплексу и укрывала свой «Мицубиси» в одном из глухих переулков. Стас и Малыш должны были оставаться в микроавтобусе, а Петр отправлялся к японскому домику Ковальского. «Оператор» отправлялся первым не случайно: Петр имел в своем прошлом некоторое знакомство с миром, в котором весьма высоко ценится умение легко открывать любые замки и проникать в любое помещение. Правда, за это знакомство пришлось заплатить несколькими годами свободы, получив взамен бесценный опыт и несколько пустяковых синих наколок на руках и на теле…

Время было выбрано достаточно позднее, чтобы быть уверенным, что объект спит, что называется, без задних ног. Петр должен был подобраться к дому с тыльной, глухой стороны, аккуратно, без шума вскрыть дверь и войти в здание. Затем следовало отыскать спальню, убедиться, что Ковальский спит, и подать сигнал оставшимся в машине. Далее планировалось, что они втроем тихо скрутят сонного пана, отволокут пленника к машине и потом отвезут на территорию старого рыбозавода, где полячка можно было допросить без всякого опасения и помех. Воронин с подельниками даже не поленился наведаться на тот самый чертов завод и убедиться, что он действительно заброшен и можно смело везти туда будущего пленника. Все было точно рассчитано, все должно было получиться, и вот на тебе! По выражению Малыша, «вот такая вот фигня случилась почему–то…».

Воронин явственно, так, словно на месте Петра был он сам, представлял, как тот тенью проскользнул на задворки дома, где над дверью красивой веранды тускло светилась желтоватая лампочка, и начал возиться с замком. Замок оказался простеньким, жалу тонкой отвертки, приспособленной под отмычку, поддался без проблем, легонько щелкнув в ночной тишине. Вот Петр проходит по узенькому коридору, куда выходят двери ванной комнаты, туалета, а в торце чуть светлеет проем, ведущий в холл. Там, в холле, лестница, ведущая в спальни, расположенные на втором этаже. Нигде нет ни полоски света, весь дом тих и спокоен. Пан Ковальский, вероятно, смотрит второй сон. А может быть, и третий…

Петр осторожно входит в холл… И получает жуткий удар металлической клюшкой для гольфа по голове. Затем еще один… В том, что удар был нанесен клюшкой, Стас был уверен на сто процентов – спортивная «железяка» со следами крови валялась рядом с Петром, которого Воронин и Малыш обнаружили лежащим в луже крови минут через тридцать после того, как «оператор» отправился к дому, самоуверенно пообещав, что «все будет чики–поки!».

«Вот тебе и «чики–поки», – с непреходящей злобой размышлял Стас, – влетел наш матерый медвежатник, как зеленый фраер… Вроде так они лохов кличут. Или так говорили лет сорок назад? Да какая к хренам разница! Не о том думаешь, капитан, не о том…»

О том, что же было в доме дальше, вспоминать не хотелось.

…Воронин опустился рядом с Петром на одно колено, прислушался к неровному хриплому дыханию и легким движением приложил два пальца к сонной артерии. Почувствовал слабую, но размеренную пульсацию, нахмурился и негромко произнес:

– Живой, однако…

– Стас… ты же понимаешь, что мы не можем с ним возиться. Куда мы его денем? – В густом полумраке лица Малышева было не видно, но Воронин отчетливо слышал, как тот нервно усмехнулся. – Или будем «Скорую» вызывать?

Стас представил, как они звонят, как приезжают эскулапы и спрашивают, что же тут случилось. А они с Малышом начинают с улыбочками и поклонами рассказывать, как совершенно случайно зашли ночью в чужой дом и их товарищ – тоже, разумеется, совершенно случайно! – ударился головой о железную кочергу. Два раза… Затем в голове промелькнули несколько кадров из неведомого старого фильма: цепь немецких автоматчиков, лай яростно рвущихся с поводков овчарок и двое красноармейцев, один из которых из последних сил тащит на плечах раненого товарища. Конечно же, комиссара. И комиссар, как и положено по законам жанра, истекает кровью и хрипит: «Брось меня, Петро…Уходи один!» Бред собачий. Можно подумать, на той войне они всех раненых к своим тащили! Генералов еще туда–сюда, а уж простого мужика… А у разведчиков и диверсантов и вовсе были особые правила, которые, кстати, и сегодня никто не отменял. Если ты ранен, если ситуация складывается так, что ради твоего маловероятного спасения нужно рисковать жизнью остальных и выполнением задачи…

– Нет, «Скорую» вызывать не будем. – Воронин поднялся с колен, неторопливо выудил из кармана носовой платок и, обернув им рукоятку валявшейся на полу клюшки, взвесил спортинвентарь в руке. Перехватил поудобнее, примерился, словно собирался мастерским ударом послать шарик точно в лунку, и нанес сильный удар. После чего брезгливо отшвырнул клюшку в сторону, а платок спрятал в карман. – Все, отмучился наш Петро. Было два удара, стало три. А полячок, когда мы его найдем и прищучим, глядишь, и посговорчивее будет, зная, что на нем стопудово труп висит… Все, уходим!

– Может, поджечь тут все, а, босс? И все концы…

– Не надо ничего жечь, – сердитым шепотом возразил Стас. – Пусть полиция позабавится, выясняя, кто тут и кого замочил. Это под ногами Ковальского должна земля гореть – тогда он засуетится, заторопится и ошибок обязательно наделает. Типа ломанется сквозь кусты, а мы его по шуму и найдем…

Из поселка удалось уйти тихо и незаметно. И вот теперь они сидели в «Мицубиси», спрятанном в старом полуразвалившемся цеху, по которому гулял холодный и сырой ветер, погромыхивая проржавевшими листами старой жести. Как оказалось, болтать о том, как они лихо «прищучат полячка», было гораздо проще, чем реально вычислять, куда этот самый пан Ковальский мог «ломануться сквозь кусты».

– Так вот, Стас, насчет дорог. Дай–ка мне атлас… – Малыш взял протянутый атлас, полистал и ткнул пальцем в глянцевый лист. – Вот наш колхоз рыбацкий, так? А вот это – туркомплекс. Я бы на его месте не пошел бы ни в одно из мест, где есть риск засветиться перед камерой. А камеры здесь, в этой славной стране, по–моему, даже в сортирах стоят…

– Так если они везде понавешаны, то какого черта мы вообще обсуждаем! – взорвался Воронин. – Ты же сам себе противоречишь…

– Погоди, не горячись, – Малышев терпеливо подводил босса к казавшемуся очевидным выводу, ненавязчиво предлагая Воронину отбросить в сторону неуместные сейчас эмоции и поразмышлять спокойно, холодно и отстраненно, словно сидели они не в грязном японском сарае, а в уютном гостиничном номере где–нибудь в Подмосковье. – Несмотря на офигенный «орднунг», думаю, и здесь есть места, где нормальный порядок навести невозможно по определению. Думаю, там есть и чисто русские дырки в заборах, и народ шляется разный – есть кого расспросить…

– И где же это сказочное место? – недоверчиво покосился на карту Стас, прикуривая новую сигарету. Пыхнул дымом, взглянул в атлас еще раз и постучал зажигалкой по какой–то точке. – Ты про это, что ли, толкуешь?

– Да, порт. Он, конечно, не такой огромный, как в Кагосиме, но кораблики там наверняка есть, и за денежку они вполне могут взять левого пассажира… А куда ему еще соваться? Некуда! А в порту у него шанс есть.

– «Невозможно просчитать логику непрофессионала… Профессионал не пошел бы в приют, черт побери!» – не отрывая взгляда от карты, задумчиво произнес Воронин.

– Какой приют? Ты о чем, босс? – недоуменно поднял брови Малышев.

– Мюллер в «Семнадцати мгновениях весны» так говорил. Забыл, что ли?

– Я эту лабудень не смотрел. Как–то включил, а там что–то про политику… Тоска, короче.

– Интересный ты парень, я смотрю, – насмешливо скривился Стас. – По–английски чешешь будь здоров, про викингов книжки вроде читаешь, а про Штирлица не смотрел…

– Про Штирлица мы потом поговорим, лады? Что сейчас–то делать будем? Мы в порт идем?

– Порт, корабли, сейнеры… – Воронин помрачнел и с силой раздавил в пепельнице окурок сигареты. – По морским делам у нас как раз Петька спецом и был. Я, например, понятия не имею, как аквалангом пользоваться. А вдруг понадобится? На корабль там незаметно пробраться или еще чего…

– Если чего такого, то я умею аквалангом пользоваться, – суховато сообщил Малышев и вскользь добавил, имея в виду вычеркнутого из списков Петра: – Охота тебе про него вспоминать? Плюнь и забудь. Он сейчас в Валгалле, пьет пиво с настоящими героями и на нас злится. А злиться бы ему следовало на себя. Сам подставился, дурак… Главное, что в страну мы все порознь въехали и полиция никак не может его с нами связать… Едем?

– Едем. Заводи машину, Верещагин. Или «Солнце пустыни» ты тоже не смотрел?

– Смотрел, – Малыш повернул в замке ключ зажигания. Мотор почти мгновенно отозвался чистым, ровным урчанием. – Вот на каком–нибудь баркасе нашего поляка и надо искать…