Рановато поддаваться эмоциям: ликовать, наслаждаться победой и строить иллюзии. Ведь до того, как застрять в узкой пещере, мне пришлось размотать стометровую нейлоновую нить, бросить пустую катушку, а потом преодолеть еще полсотни метров. С превеликим трудом вырвавшись из западни, иду в обратном направлении на приличной скорости. Ага, вот и брошенная мной катушка! Значит, треть пути позади. Быстро осматриваю своды. Нахожу конец ярко-белой нити, стелящейся по-над бурым песчаником, и плыву, ориентируясь по ней. Я не должен упустить ее из виду, так как подводная пещера имеет десятки ответвлений, и потеряться здесь проще простого. А сбиваться с курса мне нельзя. Никак нельзя.

До спасительного выхода еще далеко. Очень далеко. А газа в баллоне с каждым вдохом остается все меньше. Я специально не увеличиваю темпа движения до максимума — это бессмысленная и опасная затея. Любому начинающему дайверу известно: чем интенсивнее работают мышцы тела, тем больше им требуется кислорода. Как говорится, палка о двух концах. Поэтому в подобных критических ситуациях следует подбирать «крейсерский» режим, при котором пловец проходит максимальное расстояние при минимальном расходе «топлива».

До выхода из пещеры метров восемьдесят. Для более точной оценки дистанции через каждые десять метров на заветной нити завязаны узелки. Отсчитывая их, пловец имеет возможность контролировать оставшееся расстояние. Мне не до узелков — я держу нить в поле зрения исключительно ради того, чтобы выдержать верное направление, а не свернуть по ошибке в один из многочисленных тупиковых аппендиксов. Если я впопыхах заплыву не туда, то до выхода мне не доплыть.

Позади еще метров пятнадцать-двадцать. И в баллоне кончается газ. Мне хорошо знакомо это малоприятное ощущение, когда работающие подобно кузнечным мехам легкие внезапно перестают получать требуемый объем смеси. Когда каждый вдох недополучает ее все больше и больше. Когда нестерпимо хочется набрать полную грудь воздуха, а его попросту нет. Баллон еще жив, но агония длится недолго — через три-четыре урезанных вдоха пустую и бесполезную железяку лучше выбросить, чтоб не мешала бороться за жизнь или не послужила позорным обелиском после твоей смерти.

Забираю из баллона последние литры смеси, выплевываю загубник, отталкиваю однобаллонный акваланг и продолжаю движение. До выхода остается метров пятьдесят. Годы службы во «Фрегате» даром не прошли — мои натренированные легкие позволяют задерживать дыхание до четырех с половиной минут. Подобный результат считается очень неплохим для статичного пребывания под водой. Однако мои мышцы постоянно сокращаются, расходуя драгоценную энергию. Стало быть, продержусь без воздуха не дольше трех минут. Сколько получится пройти по извилистому тоннелю за это время? В бассейне тренировочной базы «Фрегата» я проплывал под водой стометровую дистанцию ровно за одну минуту. Между прочим, отличное время! Тренер олимпийской сборной забрал бы меня в команду с потрохами и с долгами по всем кредитам. Да вот незадача — здесь не бассейн, и я плыву не по ровной дорожке. Здесь узкая, петляющая во всех направлениях нора, не позволяющая выложиться и развить приличную скорость. Это во-первых. Во-вторых, мне не хватает сил — слишком много их было отдано при освобождении из западни.

В движении на «крейсерском» режиме миновала одна минута, вторая. Пошла третья… А вот и первый симптом кислородного голодания: в глазах появляются радужные круги. Успею или нет? Сколько осталось до выхода из проклятой пещеры? Метров пятнадцать-двадцать? Экономлю силы и оставшийся в легких кислород: оттолкнувшись от воды или от стен, вытягиваюсь в струнку и проплываю три-четыре метра по инерции… Проходит несколько секунд. Снова отталкиваюсь и плыву по инерции. Секунда, вторая, третья… Сознание медленно уходит. Хватит сил на последний рывок? Нащупываю руками стену. Пытаюсь оттолкнуться… Не получается — ослабшие руки безвольно скользят по известняку. Останавливаюсь. Тело безвольно поднимается к потолку узкой каменной кишки. Лопатками и пятой точкой ощущаю твердый песчаник, готовый стать моей могилой. И проваливаюсь в черную бездну…

На этот раз из лап ужасного сна меня выдергивает Глеб. Принимаю сидячее положение, тянусь к одежде.

— Ф-фух… спасибо, напарник.

— За что? — хлопает он ресницами.

— Ты что, разучился читать мысли?

Он разводит руки:

— Нет, но разобраться в работе мозга спящего человека не сможет никто.

— Ладно, я уже проснулся. Что происходит наверху?

Глеб подает ветровку.

— Мы уже час стоим на якоре в обширной бухте западной части острова Катандуанес. Все огни выключены, дистанция до берега — полмили. Вокруг все спокойно.

— Оптимистичный доклад, — говорю я и удаляюсь в туалетную комнату. — Почаще бы слышать такие…

Через минуту мы поднимаемся по трапу в салон. Захарьин идет сзади и подсвечивает ступеньки крохотным светодиодным фонариком. В салоне абсолютный мрак, выключена даже подсветка приборной доски.

Смотрю на фосфорные стрелки часов. Ровно одиннадцать вечера. Пора выходить в море и возвращаться в район проведения операции. Опасно? Да. Но других вариантов нам не придумать. Чем скорее мы справимся с задачей и покинем акваторию близ острова Катандуанес, тем лучше для нас.

— Есть хочешь? — заботливо интересуется напарник.

— Позже перекусим. Иди выбирай якорь, а я за штурвал…

Идем самым малым ходом. Вокруг по-прежнему темнота — хоть глаз выколи. Подсветка приборов выведена на минимальный режим — стрелки еле видны. Вперед и по сторонам смотрю скорее по привычке, так как поблизости от Катандуанеса сейчас никого — ни рыбаков, ни грузовых, ни пассажирских судов. Да и не видно ни зги. Мое внимание сконцентрировано на экране навигатора. Именно он должен вывести «Астероид» в нужный район.

Глеба я отправил на час-полтора отдохнуть. Мне скоро предстоит идти на глубину, а ему придется держать под контролем поверхность. Эта обязанность тоже требует свежих сил и концентрации внимания.

Мысли время от времени возвращаются в отвратительный сон, преследующий меня с тех пор, как едва не погиб в подводной пещере в окрестностях Калининграда. Сон является всякий раз, если случайно уткнулся лицом в подушку или, скажем, с головой накрылся одеялом. Недополучая кислорода, мозг сам собой включает чертово «кино». Иногда ночной кошмар посещает перед какой-нибудь ответственной и сложной работой, если до предела напряжены нервы.

Предстоящее погружение на глубину восьмидесяти метров трудности не представляет. Однако напрягает энергичное противодействие господина Маркоса. Кто знает, что у него на уме? И что он готов предпринять ради известной только ему цели?

Судя по картинке на экране навигатора, «Астероид» поравнялся с самым северным мысом Катандуанеса. Где-то в тех краях мы выходили на берег после утомительного заплыва, а спустя сутки отправлялись в обратный путь. Плавным движением штурвала поворачиваю к нужному району. Тянусь к биноклю и осматриваю горизонт… Погода стоит отличная: ветра нет, на небе сияют звезды, воздух прозрачен и свеж. Вдалеке замечаю группу мелких огней. Всматриваюсь… Так и есть. Это катер Анджело Маркоса. Вероятно, стоит в том же месте, где мы расстались. Ждет, хитрая сволочь. Знает, что мы никуда не денемся и опять появимся над погибшим «Антаресом»…

Опустив бинокль, оцениваю дистанцию. Далековато. Самым малым ходом, обеспечивающим малошумную работу двигателя, — пилить и пилить.

— Ладно, рискнем, — шепчу я, добавляя движку оборотов.

Я не тороплюсь. Я трезво оцениваю свои силы и хочу, чтобы для работы на глубине осталось побольше времени.

Прошел час. Примерно половину этого срока я позволил яхте идти приличным средним ходом, преодолев таким образом большую часть дистанции. Затем, определив, что до катера осталось миль пять, сбросил обороты до минимума.

— Глеб, подъем! — трясу приятеля за плечо, спустившись в его каюту.

— А? Что случилось?! — глядит он на меня в темноте.

— Ничего, кроме того, что мы подходим к району.

Окончательно проснувшись, он свешивает с кровати ноги.

— Сколько времени?

— Начало первого.

— Понял. Сейчас поднимусь…

Спустя пару минут он предстает передо мной в салоне — умытый и заметно посвежевший. Глянув на экран навигатора, он тянет из пачки «Hilton Platinum» сигарету. И даже шутит:

— Каков дальнейший план, товарищ капитан первого ранга?

Мне шутить почему-то не хочется.

— Постараемся подобраться к катеру как можно ближе, чтобы уменьшить шанс промахнуться под водой.

— Как думаешь, на какой дистанции будет безопасно встать на якорь?

— Мили полторы. Полагаю, прожекторы старого катера дальше одной мили не бьют.

— Найдешь ли на таком удалении «Антарес»? — сомневается напарник.

— Постараюсь. Хотя времени у меня будет не так уж много.

— Слушай, давно хотел тебя спросить… — внезапно меняет он тему. — А где проживает твой лучший друг?

— Ты про Устюжанина?

— Да.

Повышенный интерес Захарьина к моему товарищу и заместителю давно настораживает. Сейчас он спросил о нем не в первый, не во второй и даже не в третий раз. Никак не могу взять в толк: зачем ему Георгий?

Решаю на всякий случай приврать:

— Недавно переехал в район Красногорска.

— Поточнее сказать не можешь?

— Адреса пока не знаю — я лишь помогал ему перевозить вещи. Помню, был пятый этаж…

Чтобы странный знакомец не прочитал мои мысли, отвечая на его вопросы, намеренно думаю о посторонних вещах. И спешу прервать вечер вопросов и ответов:

— Садись за штурвал. Мне пора надевать причиндалы.

Глеб послушно занимает капитанское кресло, я же удаляюсь в глубь салона, где развешаны и разложены шмотки…

Спустя четверть часа наш «Астероид» был на подходе к нужной точке, а я закончил возню со снаряжением.

Прежде чем выключить двигатель, Глеб достал сотовый телефон и с кем-то переговорил, нарочно прикрыв рот ладонью. Меня это насторожило: что за секреты от напарника и что за тайные переговоры? Мы знакомы с ним без году неделя, кто знает, на что он способен… Немного подумав, перемещаюсь на кокпит, сажусь на диванчик и лихорадочно ищу способ противодействия на тот случай, если Захарьин задумал что-то подленькое.

Закончив разговор, он прячет телефон, выключает двигатель и, пройдя через салон, выходит на кокпит.

— Готов?

— Как пионер. Мы в точке?

— Да, ровно в полутора милях от катера.

— Неплохо… Займись носовым якорем. Только постарайся сбросить его бесшумно.

Глеб исчезает в темноте.

Так… в моем распоряжении несколько секунд. Медлить больше нельзя. Решительно поднимаю люк моторного отсека. Прикрыв ладонью рефлектор фонаря, щелкаю выключателем и освещаю головку цилиндров. Нахожу разъем системы управления дизелем, выдергиваю вилку разъема и легонько наживляю обратно в гнездо — так, чтобы визуально невозможно было определить неисправность. Готово! Быстро укладываю на место крышку люка. Распрямляюсь и для пущей надежности переключаю мысли на проверку ребризера. До слуха доносится слабый всплеск. Якорь сброшен.

Пробираясь на ощупь по правому борту, Глеб возвращается на кокпит.

Я уже водрузил на голову маску, подхватил ласты.

— Давай-ка я напомню задачу твоего погружения, — шепчет напарник.

— Я ее отлично помню: разыскать погибшую яхту «Антарес», проникнуть внутрь, пройти до носовой мастер-каюты, открыть вмонтированный в платяной шкаф бронированный сейф и забрать все, включая финансовые документы, наличность в американских долларах и золотые украшения твоей покойной супруги.

— Самое главное — документы, — уточняет Захарьин.

— Понял-понял.

— Ну, с богом, дружище.

В ответ на короткое пожелание я невольно улыбаюсь: точно так же меня провожал на глубину Устюжанин.

Глеб вновь обнаруживает неплохую способность читать мысли.

— Да, жаль, что с нами нет твоего друга, — похлопывает он по моему плечу. — В паре вам не составило бы труда отыскать мою яхту и поднять документы.

— Послушай, — вдруг вспоминаю я об одной важнейшей детали. — А как открывается твой заветный сейф?

— Как! Разве я не сказал?!

— Нет.

— Старею, брат. Запоминай: в той же мастер-каюте — под первым иллюминатором левого борта — стоит письменный стол. В его верхнем ящике среди всякой мелочовки лежит небольшой тонкий ключ — им и откроешь. Надеюсь, механизм замка еще исправен.

«Странно, — недоумеваю я, направляясь к платформе, — как он мог забыть о ключе? Ведь если бы я не напомнил, то сходил бы на глубину вхолостую…» Впрочем, размышлять об этом «незначительном упущении» времени не было.

Я намеревался сесть на край платформы и прицепить на ноги ласты, однако напарник остановил.

— Подожди, — удержал он меня за руку и вдруг, щелкнув перед лицом пальцами, что-то пробубнил.

В ту же секунду с моей головой произошло нечто странное: сознание, а вместе с ним и зрение будто подернулись пеленой; в ушах образовались пробки, из-за которых я стал хуже слышать.

А время словно остановилось…