ГЛАВА 17

К Чертовой банке яхта добралась к семи часам вечера. Присутствие отмели угадывалось по странной ряби на воде да по изменившемуся цвету моря. Само дно на глубинах сорок-пятьдесят метров, естественно, не просматривалось.

Поначалу этот факт Остроглазова здорово обескуражил. Не видя дна, он не мог давать оператору указаний. Кроме того, возник чисто технический аспект съемок, о котором Никита даже не догадывался.

Оказалось, что аквалангист может погружаться только до сорока метров. На больших глубинах безвредный при нормальном давлении азот превращался в сильнодействующий наркотик.

Проблему «азотного наркоза» помог решить Лагутин. Покопавшись в картах, он направил яхту к восточной оконечности банки. Глубины здесь не превышали тридцати-сорока метров.

Нацепив акваланг, Антон совершил пробный спуск без камеры и вскоре показался на поверхности.

– Ну что? – свесился с борта Остроглазов.

– Вода чистая, света маловато, но с лампой получится, – выплюнув загубник, сказал Антон.

– А дно, дно какое?

– Во! – показал большой палец Антон. – То, что надо! Возле берега такого не найдешь! Песчаные волны как под линейку сделаны, за ними скала вроде средневековой башни и обрыв! Прямо как развалины Помпеи, я тебе говорю!

– Так-так, – потер руки Остроглазов. – Будем снимать! Значит, так. Сперва она мимо этой скалы опускается на дно. Потом как бы переворачивается, в последний раз смотрит вверх и уходит с обрыва в бездну! Понял?

– Понял, – кивнул Антон. – Только за один раз это снять не получится.

– Почему?

– Долго. Мне тогда придется делать декомпрессию, а у меня таблиц нет.

– Так, – почесал подбородок Никита. В технические подробности погружений он старался не вникать, ему важен был результат. – А в несколько приемов это снять можно?

– Конечно, можно.

– Договорились. Тогда снимай три дубля погружения на дно и три ухода в бездну, чтобы потом можно было состыковать. Понял?

– Понял.

– Сергей, помоги подать камеру.

Уже через три минуты Антон исчез под водой. В водолазном деле он разбирался ровно настолько, чтобы избежать подстерегающих аквалангиста опасностей. Каждый спуск ко дну Антон выполнял максимально быстро, после чего подолгу отдыхал на поверхности. Благодаря этой тактике ему удалось перехитрить коварную кессонную болезнь.

После трех дублей погружения на дно Остроглазов еще раз растолковал Антону, как следует снимать уход в бездну.

– Значит, после переворота камера как бы срывается с обрыва и ты выключаешь свет. Понял?

– Да.

– Только не сразу, а с задержкой.

– Хорошо.

– Давай, – потер руки Остроглазов.

Вся его режиссерская сущность рвалась на дно, но Никита понимал, насколько это опасно, да и акваланг у них был всего один.

Антон вставил в рот загубник, поправил камеру и ушел под воду. Пузырьки воздуха прочертили косую дорожку вдоль левого борта.

Остроглазов подался назад, присел на борт и принялся ждать. Съемки были практически завершены, и уже завтра он собирался вернуться в Москву и приступить к монтажу материала.

Планов у Никиты, как обычно, было через край, но сбыться им было уже не суждено. Из задумчивости Остроглазова вывел чувствительный удар о днище яхты. Никита тут же вскочил и увидел вырывающиеся у кормы пузыри воздуха.

Остроглазов успел понять, что Антон при всплытии ударился о днище головой и выронил загубник. Тут же из воды на миг показалась окровавленная голова, и раздался сдавленный вскрик Антона:

– Свет! Там свет!..

В следующий миг голова Антона резко ушла вниз, и вода над ней сомкнулась...