Глава 6

– Берись за весла, камрад, – негромко приказал Курочкину Пантелей, выключая двигатель, – дальше пойдем своим ходом.

– Товарищ старший сержант, тут до берега еще добрых три километра, – тоскливо возразил подчиненный, с неохотой принимая весло в намозоленные руки.

– Точно, – согласился Пантелей, – только нашу тарахтелку услышат и за пять. Тишина-то какая… И красота…

И действительно, африканская ночь выдалась на удивление живописной. На корабле такого не увидишь. Во-первых, судно не подходило близко к берегу, а во-вторых, постоянно тарахтят корабельные машины и света много. Стоишь на палубе, как в световом коконе, и вокруг видишь только густую черноту да тусклые звезды. Здесь было совсем по-другому. Глаза обоих морских пехотинцев уже давно привыкли к темноте и теперь ясно видели прибрежные контуры, пальмы на фоне черно-синего неба, лунную дорожку, идущую в океан, поблескивающие вершины небольших мокрых скал и небо, усеянное огромными незнакомыми звездами, свисающими так низко, что, казалось, встань на носочки, протяни руку, и можно дотянуться до них кончиками пальцев.

– Слыхал? – шепотом спросил Пантелей, чему-то счастливо улыбаясь, и кивнул в сторону берега, от которого доносилась пестрая какофония голосов африканских птиц и животных. Казалось, что ночь для джунглей – это самое бурное для жизни время суток, когда все разнообразие африканской фауны только-только и начинает просыпаться. – А ты хочешь мотор завести. Спугнем местную дичь – она такие вопли поднимет – мама дорогая! И пока мы дойдем до берега, то там нас уже наверняка будут ждать.

– Кто? – наивно поинтересовался Курочкин.

– Кто-кто… Дед Пихто. Ясное дело, что не львы и леопарды, – пояснил старший сержант, – те от грохота нашего советского двигателя вмиг обделаются и драпанут так, что не скоро тут опять объявятся. А вот люди – существа любознательные. – Старший сержант старательно орудовал веслами. – Особенно, если у них есть оружие. Обязательно поинтересуются, что это за папуасы к ним в гости пожаловали. Ладно, все, помалкивай, – наставительно приказал Пантелей, – и постарайся создавать меньше шума. Не шлепай так по воде. Черт его знает, что тут у них за живность водится. Может, и рыбы-сигнализаторы есть…

Почти в полной тишине плавающий транспортер подошел к берегу и стал неторопливо двигаться вдоль его кромки, подыскивая укромное место для швартовки. Наконец ПТС приткнулся в небольшом песчаном гроте. С берега плавсредство заметить было почти невозможно, если только знать, где искать. А вот с моря…

– Идеальных убежищ не бывает, – вздохнул Пантелей, осторожно опуская за борт якорь, – на первое время сойдет и это. Ну что, салага, – Пантелей глянул на измученного подчиненного, – пока темно, предлагаю сделать вылазку. Днем это будет сложнее сделать.

– Куда? – тихо поинтересовался Курочкин.

– На твой законный вопрос, Григорий Сигизмундович, я могу ответить так: хрен его знает, – отозвался Максаков. – Может, у тебя есть какой-нибудь план?

– Нету, – честно признался подчиненный.

– Правильно, – согласился с ним Пантелей, – и у меня нету. А знаешь почему?

– Никак нет.

– Потому что здесь не может быть никаких, на хрен, планов, кроме одного: найти какой-нибудь город, поселок, дом, хоть что-то, где есть средства связи, и сообщить кому только возможно о произошедшем. Короче, вали туда, не знамо куда, и сделай то, хрен знает что. – Пантелей тяжело вздохнул. – Но и сидеть здесь сиднем – последнее дело. Как говорит наш взводный: «Движение – жизнь, остановка – смерть». Курочкин, – обратился он к подчиненному, – ты имеешь хоть какое-нибудь представление, что это за местность? Джунгли или просто пальмы на берегу растут? Может, там дальше пустыня?

– Не знаю, товарищ старший сержант, – тоскливо отозвался подчиненный.

– А язык-то у этих аборигенов какой? Кроме, естественно, аборигенского.

– Если это сомалийский берег, то, скорее всего, итальянский, – блеснул познаниями Григорий. – Сомали – бывшая итальянская колония. Но, думаю, и английский поймут.

– Да мне один хрен, что английский, что итальянский, – решительно произнес Пантелей, доставая из форменных брюк тюбик и намазывая лицо маскировочным кремом, – разберемся.

– Я знаю английский, – с готовностью предложил свои услуги Курочкин, которому страшно не хотелось оставаться одному.

– Нет, рядовой, – решительно приказал Максаков, – ты останешься и будешь дожидаться меня здесь. Гриша, – более мягко произнес он, – стань за пулемет и руби в капусту все, что подойдет к тебе без пароля ближе, чем на пятьдесят метров.

– Без какого пароля? – не понял Курочкин.

– А щас мы с тобой и придумаем, – предложил старший сержант. – «Салабон». Годится?

– А отзыв? – поинтересовался чуть повеселевший Григорий.

– «Дембель», – с ходу сымпровизировал Максаков. – И не дрейфь, Григорий, я быстро. Мотнусь только в сторону вон тех огоньков, – старший сержант указал направление, где и в самом деле сверкало несколько далеких точек, – может, там поселок какой. И тут же назад.

– А как же английский? – не унимался Курочкин.

– Понадобится переводчик – я вернусь, – разрешил дилемму Пантелей, – поэтому, что бы ни случилось, сиди здесь. А то ищи тебя потом по всей Африке! – С этими словами от тихо скользнул за борт и направился в сторону далеких огней.

– А оружие? – всхлипнул вслед Курочкин. – Товарищ старший сержант, у вас же нет никакого оружия…

– Я сам себе оружие, – донеслось из темноты.

Григорий еще несколько секунд видел силуэт Максакова, который быстро растворился в ночи. Некоторое время слышались шаги Пантелея, который пробирался по воде к берегу, затем стихли и они. Осталась только ночь, полная таинственных африканских звуков.

Несмотря на усталость, спать Грише не хотелось. Нервное напряжение было настолько велико, что слух и зрение новобранца, казалось, обострились невероятно. На всякий случай Курочкин отошел от пулемета. Мало ли чего может произойти в таком его состоянии. Плюхнет, к примеру, под бортом транспортера хвостом рыбина, мгновенный нервный импульс опередит соображалку, и прежде чем сам Григорий что-нибудь поймет, он уже выпустит в воду половину обоймы. А сидеть надо было тихо. Не в том они положении, чтобы выходить на берег с транспарантами, кричать «SOS!» и требовать помощи. Еще неизвестно, куда их занесло. Может, в самое сердце пиратского логова…

Вдруг Григорий услышал, что к разнообразию ночных звуков добавились новые, отчетливые и… Ну, точно! Это явно люди, и они то ли дерутся, то ли пытаются поднять что-то тяжелое. Какие-то уж больно натужные выкрики. И как раз в той стороне, куда направился старший сержант Максаков. Уж не попал ли…

Два последовавших один за другим выстрела не оставляли никаких сомнений. Это стреляли явно не ночные охотники. Точнее, может, и они, но охотились они не на дичь, а на товарища старшего сержанта. А если убили?!

Курочкин моментально выскочил из транспортера в теплую воду. Приказ Пантелея он помнил, но… А если его командир ранен и не может передвигаться самостоятельно, кто ему поможет? Если живой – что ж, пусть отругает, а если мертвый, то и наказывать будет некому. А сидеть здесь в неизвестности и ждать неведомо чего Григорий больше не мог. Он быстро и шумно зашагал туда, откуда только что раздавалась стрельба. На берегу Курочкин тоже не стал маскироваться и осторожничать, а со всех ног, не разбирая дороги, бросился на выручку Максакову. Гриша не сомневался в том, что его товарищ ранен или убит. Что может сделать безоружный человек против пистолета? Ничего. Тем более, когда его обнаружили. А Пантелея наверняка засекли, иначе зачем и, главное, по кому тогда открывать пальбу?

Внезапно чьи-то сильные руки схватили Курочкина за шиворот, сильно дернули вниз и повалили на землю, моментально зажав рот.

– Ну ты носорог, – прошипел склонившийся над рядовым Пантелей, – за километр тебя слышно. – Он отпустил Григория, все еще зажимая ему ладошкой рот. – Давай-ка, как нас учили: без лишнего шума. Я, конечно, наследил, – с досадой добавил старший сержант, – выстрелы наверняка услышали, но иначе не получалось. Надо же мне было как-то вступить с местным населением в контакт, – он двинулся по направлению к небольшой опушке, – а эти дебилы, как только меня увидели – сразу за оружие хвататься… Пришлось поговорить с ними по-русски. Так что английский пока не пригодился, – он указал на двух неподвижно лежащих амбалов.

– Товарищ старший сержант, – с уважительной оторопью прошептал Курочкин, – это вы их? Один?

– Нет, с папой Карло, – насмешливо ответил Пантелей.

– Безоружный? – допытывался Салабон.

– Они как-то не шибко интересовались, есть у меня волына или нет, – пояснил Максаков, – а у меня времени не было объяснять, что я простой, мирный российский моряк. – С этими словами он привстал, двумя короткими ударами ножа отрубил от свисающей лианы кусок и бросил подчиненному: – Держи. Вяжи того, – кивком Пантелей указал на дальнего бандита, – а я этим займусь. – Он перевернул второго охранника на живот, закинул ему руки за спину и стал умело орудовать прочным и податливым растением.

– Товарищ старший сержант… – начал было Григорий, но Максаков нетерпеливо перебил его.

– Все вопросы, салага, после будешь задавать. А сейчас у тебя норматив по связыванию и выносу языка в расположение нашего ПТС. Я тут недалече огоньки видел, – пояснил Пантелей, – наверняка их «малина» или что-то вроде того. Выстрелы там однозначно услышали, так что с минуты на минуту здесь будут их корешки. По-хорошему, надо бы мне дождаться их, схорониться где-нибудь в кустиках да перещелкать этих любопытных тварей поодиночке. – Максаков встал, забросил за спину трофейный «М-16» и с сожалением добавил: – Только вот не знаю, сколько их будет, да и твоей головой рисковать не хочу. Ладно, хватай, коль уж приперся! – С этими словами Пантелей взвалил на плечи тушу одного из пленников, показывая пример подчиненному. – Хоть какая-то от тебя польза будет. А «язык» нам сейчас позарез нужен. Может, что-то и узнаем. Хотя бы куда нас с тобой занесло…

Тяжело ступая, Пантелей двинулся в сторону недалекого моря. Следом безропотно увязался и его подчиненный.