То, что она увидела и услышала, была не страшная картина ее избиения. Просмотрев запись, она дрожащей рукой уложила телефон на место и закрыла крышку ящика.
– Все, закончили, – отрезал Андрей. – Чтобы прийти к этому разговору, мне потребовалось девять дней, и я не намерен тратить ни минуты больше. Есть банк, связь с которым имею лишь я. Начнем с милиционера. Из уважения к тяжелым условиям труда. Сегодня суббота, в выходные дни не работает ни один уважающий себя банк. А нам нужен уважающий себя, с выходом на международные финансовые операции. Поэтому в понедельник мы встречаемся с тобой на площади Труда в три часа дня и отправляемся в «Сибвнешторгбанк». Где эта площадь и где этот банк, я понятия не имею, но в понедельник знать буду. В этом заведении мы «откатаем» твои пальцы, и я факсом отправлю их в мне известный зарубежный банк с сопроводительным письмом. Тест «А» – результаты дактилоскопической экспертизы будут готовы уже через два часа. После этого мы еще раз «откатываем» вас, Роман Алексеевич, и отправляем по тому же адресу для проведения теста «Б». Если оба отождествления дадут положительный результат, я скажу, что делать дальше. Если нет, то во вторник мы встречаемся с товарищем, который сейчас закован в кандалы. И еще одна небольшая деталь…
Все десять миллионов формально принадлежат одному из вас. Формально… Но по-человечески доля Артура Малькова занимает лишь тридцать процентов от этой суммы. Если же совсем по-человечески, то ему не принадлежит ни цента, ибо Виктор Мальков так и не вышел на ринг в Вегасе. Несмотря на это, человек, подписавший в семьдесят восьмом году договор вместе с Мальковым, проявил чудеса порядочности и щедрости. Я знаю этого монстра почти семь лет, поэтому смело могу вас заверить, что это сделано в состоянии старческого маразма. Впервые в жизни он проявил себя как человек… – Андрей окинул взглядом собеседников. – Вы уже должны понять, к чему я так расстилаюсь перед вами. К одному из вас отнеслись с известной долей меценатства, и я не вижу причин отвечать на сей поступок скотством. Три миллиона Артур Мальков забирает себе. Семь – в моем присутствии – отправляет на указанные мною же реквизиты.
– Мне кажется, он врет, – уверенно заявил Гулько. – Артуру принадлежат все десять, а этот аферист «метет пургу», чтобы отмести себе на счет две третьих.
– Вот что я вам скажу на всякий случай… – процедил американец. – Мне плевать на то, что думает о сказанном мною каждый из вас. Я делаю свою работу, и за это мне платят хорошие деньги. Видите ли, десять миллионов долларов – весьма солидная сумма. Если меня убьют, то здесь появится целая команда, и каждый из них, в отличие от меня, говорит очень мало, а стреляет и режет не задумываясь. Если ты, Метлицкий, или ты, Гулько, не хотите, чтобы ваш город захлебнулся в крови вашей и ваших близких – а искать будут именно вас, и через ваших близких – не мешайте мне не только делать, но даже и думать. Больше не будем к этому возвращаться?
– Может, поделить три миллиона на троих, по-честному? – неожиданно для себя тихо произнес Метлицкий. – Кому бы ни достался приз, а? Поделить поровну – и дело с концом…
– Министр вроде бы не коммунист, – пробормотал Гулько. – Откуда эти марксистско-ленинские замашки? Метла, ты что, учебники по научному коммунизму в засадах листаешь?
Складывалось впечатление, что Гулько уверен в том, что является потомком великого человека. Одновременно навязывалась мысль об отсутствии в нем сомнений, что деньги останутся ему даже в том случае, если первое не верно. И Мартынов понял, что самое трудное еще впереди.
– Это дело Артура Малькова, – пожал он плечами. – В любом случае денег Малькова мне не нужно.
И вдруг неожиданно ударил Гулько в челюсть. Не удержавшись на ногах, Рома, как в ирландском танце, коротко перебрал ногами и рухнул на спину.
– Да что с тобой происходит?! – заорал он, приподнявшись на локтях. – Я ведь сейчас встану!
– Опять ляжешь, – пообещал Андрей. – Это тебе за излишнюю инициативу.
Андрей довез их до самого Управления по организованной преступности.
– Давай руки, что ли, – повернулся к Гулько Метлицкий. – Пойдем разговоры разговаривать. Наследство наследством, а о Захарке Большом и азербайджанцах мы так и не договорили.
– Надоел ты мне, Метла, ух, надоел, – зло прокряхтел Гул, выбираясь из освобожденного Машей прохода. – Надо было тебя еще в детдоме из рогатки убить…
Они вернулись в гостиницу уже под проливным дождем и в полной темноте. Усталость настолько сковала обоих, что сил хватило лишь на то, чтобы раздеться.
– Тебе больно? – спросил он, нежно натянув одеяло на ее плечо.
– Уже нет.
– Повтори мне то, что сказала днем.
– Я люблю тебя…
Дождь барабанил по жестяному подоконнику с такой силой, что казалось – еще мгновение, и он сорвется вниз, с грохотом упадет на асфальт и понесется по задворкам, ведомый бурным потоком.
– У нас нет будущего, – едва слышно произнес он.
– У нас есть настоящее.
Маша. Она рядом. И Андрей снова открыл глаза, чтобы опять не сомкнуть их до утра. У него еще целых три дня настоящего.
