Зима миновала незаметно. Отгрохотал ледоход на Неве, отшумела Масленица в Катькином саду, отсвистели студеные ветры с Финского залива…

«Группировка Ленинград» постепенно вписывалась в экологическую нишу Бандитского Петербурга. Жизненный опыт Бати, помноженный на кипучую энергию молодых провинциалов, давал первые ощутимые результаты. Консервный заводик в Купчино наконец-то начал приносить серьезную прибыль. Причиной этого стали не только кролиководческие таланты пацанов, но и еще одно обстоятельство…

Еще в январе выяснилось, что гастарбайтеры-таджики, работавшие на расфасовке и закрутке банок – активные деятели международного наркотрафика. Азиатские наркокурьеры трудились в сфере пищевой промышленности лишь для отвода глаз; в свободное время они фасовали по спичечным коробкам коноплю, выведенную в Чуйской долине тамошними селекционерами-мичуринцами. Марихуана успешно реализовывалась в популярном питерском магазине «Восточные сладости».

Конечно, как истинный патриот родного города Батя был категорически против наркотизации Санкт-Петербурга. Но как криминальный авторитет совершенно не желал обрубать прибыльное дело. Да и портить отношения с басмачами тоже не хотелось…

Чтобы не дать продукту пропасть, таджикам – обанкротиться, а пацанам – засохнуть, чуйскую коноплю было решено подмешивать в корм кроликов. В звероколхоз «Ленинградский», где ушастые по-прежнему плодились с безответственностью китайцев, была отправлена опытная партия «чуйки».

Результаты превзошли самые смелые ожидания: приплод от производителей-анашистов набирал вес в два раза быстрее обычного. Молодняк отличался устойчивостью к любым болезням, а некоторые ушастые экземпляры достигали размеров милицейских ротвейлеров. К тому же мясо таких кролей приобретало необычайно нежный вкус. Наркокрольчатина пользовалась небывалым успехом и в супермаркетах, и в ресторанах, и даже в столовой Смольного: попробовав это мясо однажды, человек отказывался от любого другого.

Так за какие-то несколько месяцев Питер был подсажен на мясную иглу. Консервный заводик в Купчино расширял ассортимент в полном соответствии с законами маркетинга. Державники по достоинству оценили пельмени «Россия – родина кролей», а западники были без ума от гамбургеров «Global McRabbit». Беляши с грызунами успешно реализовывались на всех одиннадцати городских рынках, пяти железнодорожных вокзалах и у конечных станций метро. Однако хитом сезона стали вакуумные упаковки шоковой заморозки с красноречивой этикеткой «УШАСТЫЙ ОТМОРОЗОК».

«Группировка Ленинград» и сама не ожидала столь блистательного взлета. Идея переселения в страну богатых открывала перед недавними звероколхозниками бесчисленные свои стороны и овладевала ими все полней и бесповоротней. Они прикупили себе по квартире на Невском. Слетали отдохнуть на Канары. Обзавелись обязательными в их положении «шестисотыми». Модернизировали бригадный «Студебеккер»: теперь антикварный грузовик украшали спойлеры, антикрылья, никелированные пороги и дуги. Пуленепробиваемый кунг не оставлял никаких шансов для киллеров. А на старинном утюгообразном капоте горделиво возвышалась серебряная фигурка кролика с прижатыми ушами. Смотрелось все это куда круче какого-нибудь пошлого бандитского «Хаммера»…

Конечно же, внутренней пружиной кролиководческого бизнеса стал Черняев. Жека-омоновец, Димон-мачо и Сергей-музыкант безоговорочно признавали его лидерство.

Роли в «Группировке Ленинград» были расписаны с армейской точностью.

Филонов, уже уволившийся из ОМОНа, возглавил службу безопасности.

Трубецкой обычно засылался к несговорчивым питерским бизнесвумен для их обольщения, в чем весьма преуспел.

Пауков неожиданно занялся научно-практической деятельностью: он давно уже подметил, что кролики замечательно размножаются под «Свадебный марш» Мендельсона, и теперь ставил опыты с Григом, Шостаковичем и Сибелиусом.

А вот Черняев, как и в недавней звероколхозной юности, отвечал «за все» и справлялся с этой обязанностью блестяще. Вероятно, он и прежде был прирожденным «бригадиром», но только об этом не догадывался. А главное – не получал за это денег.

Время главного кроликовода было расписано по минутам. Праздность была противна его натуре – он всегда жаждал конкретных действий. Перечень действий стремительно оснащался конкретными адресами, телефонами и фамилиями. Конкретная козырная тачка ежедневно курсировала по всему городу. Черняев встречался с ветеринарами и ментами, рестораторами и таджиками…

По вечерам он постигал премудрости блатной фени: приглашенный Батей репетитор с семью судимостями учил тонкостям терминологии и ставил произношение. В обязанности Исабель входила культурно-воспитательная программа: после нескольких посещений филармонии Данила твердо усвоил, что «Полонез» – это вовсе не имя, а вот «Огинский» – фамилия композитора. Мать, подарившая Черняеву абонемент в тир, терпеливо учила его стрелять с обеих рук по контурным мишеням.

Через несколько месяцев недавний звероколхозник ощущал себя совершенно другим человеком: эдаким лощеным, расчетливым и очень уверенным в себе хищником, способным при случае порвать на части любого.

Он полегчал в движениях и подчеркнуто потяжелел в жестах. В его манерах прочитывалась своеобразная этика и ничем непоколебимое самоуважение; он был влиятелен – но открыт, прост – но солиден. И лишь с самыми близкими людьми Черняев оставался прежним простым и надежным пацаном, которого не коснулось декадентское вырождение Северной столицы. Выпивая по субботам положенную поллитру водяры, Данила по-прежнему смотрел на друзей с доброй улыбкой опьянения, пота и душевной силы.

Несколько раз к «Группировке Ленинград» подкатывались вежливые молодые люди, представляющие интересы конкурентов, крышевавших свинокомплексы и птицефабрики. Однако Черняев был слишком занят, чтобы отвлекаться на подобные мелочи. На «стрелки» обычно отправлялась Мать в сопровождении Исабель, и после каждого возвращения на лаковом прикладе «Зиг-Зауэра» становилось на несколько зарубок больше.

Казалось, что новая жизнь пацанов – блестящая гирлянда успехов, накрученная спиралью к вершине. За их спинами словно выросли крылья, и они мечтали попробовать их на прочность и дальность.

Однако в начале апреля Жека установил, что за «Группировкой Ленинград» кто-то следит. Объективы наружных видеокамер, развешенные вдоль фасада консервного завода, то и дело фиксировали то зверовидный «Хаммер» с тонированными стеклами, то странного мужчину на роликовых лыжах, со спортивной винтовкой за спиной… Пробив номерной знак внедорожника, Филонов выяснил, что он принадлежит бездуховным пацанам из саяно-шушенской оргпреступной группировки. А вот идентифицировать личность загадочного биатлониста так и не удалось – хотя все пацаны были готовы поклясться, что где-то его уже видели…