2
– Ну что, Батя… Вот мы и пришли! – молоденький уркаган пошарил рукой по бетонной стене в поисках рубильника. – Принимай работу!
Щелчок – и под потолком напряженно загудели длинные стержни люминесцентных ламп. Холодное электричество озарило помещение лагерной мехмастерской.
Немолодой мужчина со следами многочисленных судимостей на лице неспешно подошел к огромному железному баку с двухстворчатой крышкой. Сопровождавший его пацанчик с видимым усилием откинул крышку и заглянул внутрь.
– Смотри сюда, Батя. Вот бак. Вот дно – видишь? Типа под ним ничего нет. А теперь… Легким движением руки дно превращается… превращается…
Нащупав под баком кнопку электродвигателя, юный урка артистичным жестом вдавил ее.
Днище дрогнуло и с тяжкой плавностью броневой плиты, обнажающей жерло ракетной шахты, поднялось под прямым углом. Под баком чернел овальный лаз, уходящий глубоко под мехмастерские.
Это был тот самый подкоп, который лагерная братва по заказу саяно-шушенских рыла для Бати почти четыре месяца. Бригаду проходчиков составляли осужденные шахтеры. Работы возглавлял бывший инженер-метростроевец. Идейное руководство осуществляли бандиты средней руки, составлявшие костяк лагерного коллектива; последнее обстоятельство заставляло держать язык за зубами даже тех, кто догадывался о подкопе. Грунт выдавался на-гора центнерами. Землю выносили ведрами и катком трамбовали по цеху и хоздвору; за несколько месяцев уровень пола вырос почти на полметра. Лаз, начинавшийся в мехмастерской, вел в придорожный лесок, далеко за контрольно-заградительные препятствия.
Побег был назначен на сегодня…
– Я от Шанкра еще утром маляву получил, – урка послал Бате полный почтения взгляд. – Просит на трассе чуток обождать. Пацаны тебя встретят на конкретной козырной тачке. Но могут и опоздать. Зима все-таки. Мало ли что…
– На воле сейчас – минус двадцать… – поморщился вор. – И что мне – как фуцыну дешевому на морозе торчать?
– Шанкр тебе теплый клифт прислал, из уважения, – уркаган протянул собеседнику тулупчик.
– Тулупчик-то хоть не беличий? – подозрительно осведомился Батя.
У юного уголовника не хватило интеллигентности провести параллели с Пугачевым из «Капитанской дочки».
– Да нет, не лакшовый… – ответил он, показывая этикетку с изнаночной стороны. – Видишь – «от Версаче» написано. Любой мороз выдержит. Чуток на трассе погуляешь, а в тачке отогреешься по полной программе. Кстати, саяно-шушенские еще и капусты тебе подгонят. Сто тонн реальной зелени. Типа тоже из уважения.
Критически осмотрев обновку, Батя отложил ее в сторону.
– А Шанкр, он какой – твердый или мягкий? – спросил он задумчиво.
– Шанкр – он саяно-шушенский. Тачка – конкретная и козырная. Ничего не перепутаешь?
– Знаешь, я передумал, – твердо молвил пахан. – И че на этой воле хорошего? Нашего брата-вора киллеры каждый день отстреливают. На улицах – менты, в метро – террористы, на эстраде – пидорасня, в бизнесе – гэбэшники. Бездуховность сплошная. А вот на зоне – ништяк. Меня уважают, со мной советуются. Плюс – трехразовое питание, спальное помещение, одежда и обувь по сезону. Нет, не нужна мне никакая воля! Мой дом – тюрьма!
Молоденькому уркагану пришлось призвать все свое красноречие. Во время последней свиданки с Шанкром он получил от него два раза по морде и пятьдесят тысяч рублей на лицевой счет. В случае Батиного отказа юношу ждало непоправимое.
– Пойми, ведь вы, старые воры – последние из могикан! – терпеливо втолковывал он. – Саяно-шушенским воспитатель нужен! Подрастающее поколение нуждается в твердой татуированной руке. Напорют косяков, зарядят по беспределу… Кому от этого лучше? Ты ведь сам говоришь, что на вольняшке эта… как ее… пиздух…
– Бездуховность, – строго поправил Батя и, подумав, стянул лагерную робу с номером-биркой. – Ладно, попробую вразумить современную молодежь. Преемственность поколений – это святое!
– А я про что! – воодушевился пацанчик. – Будешь учить Аркашу и его пацанов, как правильно на «стрелках» себя вести, как по понятиям ушастых на капусту разводить!
Старый вор явно не хотел продолжать дискуссию. Напялив дареный тулупчик, он нехотя полез в бак.
– Счастливо оставаться, – сумрачно напутствовал он провожатого.
– Всего тебе чистого и светлого! – по нежной щеке юного уголовника скатилась некстати набежавшая слеза. – Даст бог, когда-нибудь свидимся… Ничего не напутаешь?
– Про конкретную козырную тачку я помню… – пробормотал пахан, спускаясь в подземелье.