Слепяще-синее лезвие милицейского прожектора прорезало дугу по звездному небу и агрессивно уперлось в лобовое стекло «Студебеккера». Пассажиры и водитель закрылись от яркого света ладонями. Спустя мгновение слух рассверлил жестяной звук мегафона:

– Всем по одному выйти из машины! Оружие на снег, руки за голову!

Припав головой к приборному щитку, Батя нащупал рычажок с эбонитовой рукоятью.

– Значит, так, Данила. Сейчас ты сделаешь вид, что вступаешь в переговоры. Чтобы усыпить бдительность мусоров. По моей команде сразу даешь по газам! – страшным шепотом произнес он.

– По кабине стрелять все равно не станут, – прикинул Жека. – Потом с прокуратурой полный геморрой: правомерно открыта стрельба, неправомерно…

Приоткрыв водительскую дверку, Черняев чуток высунулся из кабины.

– А если сдадимся… Что нам за это будет?

– Какой любопытный! – удивился мегафон на крыше ментовского фургона.

– Любопытство – путь к будущему! – хладнокровно парировал Данила.

– А зачем тебе то, чего у тебя нет? – злорадно вопросил громкоговоритель.

В этот самый момент Батя рванул рычажок с эбонитовой рукоятью. Бульдозерная лопата снегоочистителя тотчас же поднялась, прикрывая радиатор от пуль.

– Жми! – жутким драконьим голосом гаркнул уркаган, и Черняев, бросив сцепление, вдавил газ.

Мотор взревел с мощным масляным урчанием, и тяжелый «Студебеккер», резко вильнув вправо, чтобы не напороться на «ежа», рванул прямо на милицейский фургон. Затрещали автоматные очереди, но пули лишь высекли искры из импровизированного щита. Страшный грузовик в неумолимом движении впечатал отвал снегоочистителя прямо в бочину мусоровоза. Фургончик мягко качнулся и лег на бок, хрустнув боковым зеркальцем и вминая в борт дверные ручки. Мегафон поперхнулся матерно и, оторвавшись от крыши, отрубленной головой покатился по откосу. «Студебеккер» проволок фургончик метров десять и, спихнув его с дороги, помчался по пустынной ночной трассе…

Менты-автоматчики засуетились, как тараканы на горящем корабле, и, увлекаемые падающим фургоном, посыпались в кювет.

И тут произошло то, чего не смог предвидеть даже многоопытный Батя…

Неожиданно обозначили свое присутствие менты в «Опеле», блокировавшем путь в звероколхоз. Так и не поняв, что же произошло, правоохранители решили поучаствовать в погоне и перестрелке. Чиркая по сугробам мигалкой и ярясь сиреной, «Опель» на всех парах помчался за «Студебеккером», но тут же напоролся на «еж», заботливо расстеленный поперек шоссе другими правоохранителями. Вильнув на пробитых скатах, «Опель» на скорости вылетел с трассы и, натолкнувшись на ограничительный столбик, перевернулся через крышу.

Из заснеженной низины вопило, материлось и беспорядочно стреляло. Неожиданно прогремел взрыв и из кювета ударил вполне голливудский столб пламени. Видимо, кто-то из неосторожных стрелков угодил в бензобак «Опеля». Огромный огненный штопор ввинтился в звездный бархат морозного неба. Несколько горящих силуэтов с дикими криками покатились по черному от копоти снегу.

К этому времени «Студебеккер» был уже далеко от места побоища – благо, ни встречного, ни попутного транспорта не наблюдалось.

Припорошенное снегом шоссе с радующей глаз прямизной расстилалось до Питера. Минут через десять грузовик, предусмотрительно сбавив скорость, въехал в Купчино – самый пролетарский район Северной Пальмиры.

– Ну что, пацаны… С боевым крещением! – поздравил Батя и, закурив, не удержался от похвалы: – А тачка у вас действительно конкретная и козырная! И ментов уделали, и эту бездуховную молодежь…

– Главное – люди, а не техника! – скромно заметил Данила.

– Первый шаг к эмиграции из страны бедных вы уже сделали, – подытожил Батя. – Негоже останавливаться на полпути… Что думаешь, Данила-мастер?

– Что, что… – Черняев ласково погладил огромный руль «Студебеккера». – Надо рулить дальше. Куда скажешь – туда и поеду.

Искоса взглянув на Жеку-омоновца, беглый арестант поинтересовался:

– А что скажут наши силовики?

– Я и так всех по жизни от других силовиков отмазываю, – пробасил тот. – Придется и дальше пацанов покрывать… Пока нам не выдадут визы новой страны.

– Что думают обольстители женщин? – улыбнулся Батя, глядя на Димона-мачо.

– Бабы всегда любили богатых и знаменитых, это еще Фрейдом замечено, – ответил тот. – Ни богатым, ни знаменитым в нашем звероколхозе не станешь. Так что я – за свободную эмиграцию!

Уркаган обернулся к Сергею Паукову.

– С кем вы, мастера культуры?

– С кем, с кем… С водкой, с бабами… Но, как всегда, без денег! – криво ухмыльнулся тот. – Как и все мы. Короче, надо сваливать.

– Значит, решено? – Батя обвел строгим взглядом пацанов.

– Да! – нестройным хором ответили те.

– А все потому, что мы – аварийная бригада и «Группировка Ленинград»! – веско добавил Данила. – Так мы что – в Питер перебираемся?

– В Питер, – подтвердил уркаган.

– Насовсем?

– Скажем так: на неопределенное время, – ответствовал Батя. – Нам суждено к богатству прорубить окно. А рубиться, как показывает история, лучше всего из этого города.

– А что мы в Питере делать будем?

– Что, что… То же, что и в звероколхозе. Кроликов на капусту разводить!