14
После обеда «Кроликовод» гремел, как прогулочный теплоход во время круиза. Звон сдвигаемых рюмок, пьяные восклицания и топот танцующих начисто перекрывал грохот динамиков. В полутемном зале хаотично пульсировала цветомузыка, в лучах которой мелькали лица, руки, блузки и телогрейки.
Сидевший в темном закутке Батя ощущал все возрастающую растерянность. О том, чтобы добираться до Бандитского Петербурга самостоятельно, не могло быть и речи: со слов омоновца Жеки, по трассе вовсю барражировали милицейские патрули. Связаться с саяно-шушенскими тоже не выпадало – ведь беглец не располагал телефонами, адресами, явками и паролями Аркаши. Оставалось два варианта: или продолжить бесцельное торчание в ночном клубе в обществе пусть и дружественных, но все-таки чуждых по духу людей, или возвращаться на зону за трехлетним довеском. Впрочем, у опытного уркагана оставался еще и третий вариант, но он решил приберечь его про запас, на случай окончательной невыкрутки.
Тем временем пацаны из звероколхозной «Группировки Ленинград» деятельно накрывали поляну ментам. Данила-мастер споро расставлял на столе блюда с дымящейся крольчатиной. Сергей-музыкант носил с кухни капустные салаты. Жека-омоновец деловито откупоривал водочные бутылки. Вскоре появился и оживший Димон-мачо. Выпив сто граммов, чтобы окончательно приблизиться к действительности, он кивнул Бате, как старому знакомому, и, зафиксировав взглядом молоденькую телку, на полном автопилоте двинулся к ней.
– Слышь, батя, ты меня давеча за ушастых спрашивал, – напомнил Данила и вилкой с поддетым на нее огурцом указал в сторону входной двери. – Глянь, каких красавцев я развожу!
Сфокусировав зрение, Батя рассмотрел огромную дебелую тетку в поварском колпаке, ледоколом разрезавшую толпу резвящейся молодежи. В каждой руке повариха удерживала за уши по несколько трепещущих кроликов. Танцующие никак не отреагировали на появление ушастых – подобное было тут в порядке вещей.
– Теть Клава, дай-ка мне одного! – Поднявшись из-за стола, Данила выхватил из палаческих рук поварихи самого крупного экземпляра и, усадив его на стол, придвинул тарелку с мелко нашинкованной капустой. – На, похавай хоть перед смертью!
Кролик, прижав уши, недоверчиво скосил на Батю рубиновый глаз и захрустел салатом.
– И что – действительно выгодно их разводить? – поинтересовался пахан, развлекая себя абсурдностью ситуации и даже находя в этом странное удовольствие.
– Жить можно. Шерсть, шкурки, мясо, пух… – Черняев ласково погладил грызуна по ушам. – Кушай, мой кормилец, кушай, мой красавец… Все, хватит жрать, иди на сковородку! – Отобрав салат у ушастого, Данила деловито пояснил: – Да только прожорливые, стервецы. За зеленый капустный лист родину продадут!
– Всех резать или кого-то на потом оставить? – пробасила повариха Клава, ловко подхватив кроля за уши.
– Всех. Менты у нас голодные, любят похавать… – с наивной многозначительностью вздохнул Черняев и, взглянув на часы, спохватился: – Быстрей готовь, сейчас приедут!
После этих слов беглец понял: надо сматываться, и как можно быстрей. Это означало – следует задействовать тот самый запасной вариант, о котором он только что вспоминал.
– Счастливо погулять! – напутствовал Батя и поспешно поднялся, всем видом показывая, что ценит чужое время и правильно понимает гостеприимство хозяев. – Где у вас тут телефон? В Питер позвонить надо…
– Теть Клава, покажи ему телефон! – попросил Данила и, с чувством пожав татуированную руку, напутствовал на прощание: – Если у тебя какие проблемы по жизни возникнут – так только свистни! Ну, в рыло кому-нибудь двинуть или там пару кроликов на разводку…
– Батя-я-я! Тулупчик свой забери! – крикнул Пауков, но слова его потонули в людском гомоне.
Спустя минуту старый урка, брезгливо переступая через обледеневшие в желтой моче сугробы, брел к уличному таксофону. Без забытого тулупчика действительно было зябко. Набрав питерский номер, Батя несколько минут напряженно вслушивался в гудки. В проводах долго бродили далекие шорохи и чьи-то голоса. И лишь когда беглец уже хотел бросить трубку, телефон отозвался сочным женским баритоном:
– Слушаю вас.
– Здравствуй, это я! – чуть дрогнувшим голосом молвил урка.
– Ты еще оттуда? – без особого удивления поинтересовалась собеседница.
– Уже отсюда, – признался Батя немного застенчиво и тут же закашлялся на морозе.
– Что-то мне твой голос не нравится. Простудился? Ноги промочил?
– Менты проклятые довели! – разжалобился бывший зек.
– Ну и тьфу на них! Быстренько домой, я тебе горячую ванну приготовлю и чай с малиной. И не забывай закутывать горло шарфом, ты у меня с самого детства простужался! – короткие гудки известили об окончании разговора.
– Не забуду мать родную! – прочувственно молвил пахан и, повесив трубку, расчеркнулся окурком в темноте.