Глава 7
Просмотра видео ему хватило как раз до того момента, когда в его кабинет ввалились усталые, заросшие двухдневной щетиной Тоцкий и Дергачев. Последние застыли на пороге, когда им стало ясно, что следователь Приколов с увлечением просматривает порнографию. С экрана показывали кино, сюжетом напоминающее запрещенное Госдумой видео. Скорее, это была кассета, проданная Приколову на немецком блошином рынке.
– Раздевайтесь, проходите, – обрадовавшись прибытию своих легатов, радушно предложил он. – В контексте моего просмотра это звучит несколько кощунственно, но я не могу оторваться от этого уже третий час.
На его столе горкой лежали кассеты. Они были подписаны карандашом, чтобы не перепутать, и на каждом ярлыке пластмассовых корпусов значились фамилии более-менее известных в городе лиц. Кто ему их подсказал, догадаться было нетрудно – рядом со следователем сидела пунцовая начальник управления по связям с общественностью ГУВД Москвы.
– Спасибо, – поблагодарил ее Антон, и девушка не без радости исчезла из кабинета.
– Ребята! Я вам скажу… – приглушенно пробормотал Приколов. – Имей я желание заработать, я поднял бы за неделю столько бабок, что не снилось иному нефтяному магнату. В этом сериале столько фамилий… С мальчиками, с девочками, причем несовершеннолетними, с женами других известных лиц… Триста семнадцатый номер – это номер для избранных. Сюда селятся потенциальные жертвы вымогательств, и, представьте, я не слышал, чтобы хоть кто-то из них заявил в полицию или прокуратуру. С кавказским размахом работа сделана, ей-богу… Но в архиве не хватает двух кассет. С Резуном и Тоцким. А теперь, – вдруг посерьезнел он, – о Мирнской области.
Во-первых, они привезли, как и обещали, рыбу. Пара копченых семг, литровая баночка красной икры. Воздух в кабинете мгновенно наполнился ароматом, заставляющим слюну выделяться в три раза быстрее, и Приколов тут же убрал подарки в холодильник.
Мирнская область… Богатый край, земля, облюбованная господом и дьяволом и периодически переходящая из рук в руки, как хутор на Западной Украине в период приручения Махно советской властью.
Резун Константин Игоревич был в ней человеком не случайным, то есть – не приезжим. Он родился в Мирнске, вырос в нем, выходил с отцом в море и не понаслышке знал, что такое тянуть из воды сети, полные северного улова. Путина сменялась продажами, а потому был Резун не простак и в деле реализации улова. Он трудился бригадиром, был капитаном маленького рыболовецкого траулера, был командирован по комсомольской путевке в институт, потом – в партийную школу. Партия ушла, забрав с собой воспоминания о светлой жизни, но к тому моменту, когда это случилось, Резун стал уже «господином», начальником рыболовецкого хозяйства. В конце девяностых освоил Мирнск и четыре года добросовестно руководил городом в роли главы городской администрации. В две тысячи шестом решился на предвыборную борьбу и даже удивился, насколько легко ее выиграл. А потом – еще раз.
И это та часть информации, которую оперативники вытравили в Мирнской областной администрации. По месту работы Резун характеризовался положительно, как крепко стоящий на ногах хозяйственник, видный политик, принципиальный человек, честный и любивший свою семью из трех человек: жену и двух дочерей.
Это о достоинствах. Их спутниками всегда являются недостатки. У Константина Игоревича их было немного. Если отбросить вредную привычку курить, остается, вообще, один.
Непреодолимое увлечение карточными играми. Губернатор поигрывал и занимался этим на вполне профессиональном уровне. Был чемпионом области по покеру, однако на катранах замечен не был. Это было скорее хобби в часы досуга, нежели неизлечимая болезнь.
Однажды на спор Резун выиграл у директора колхоза соседней области контракт на поставку сельскохозяйственной продукции. После этого остается лишь догадываться о причинах передовых позиций области Резуна за весь период его руководства.
Бывало дело, губернатор, не будучи губернатором на отдыхе, выигрывал и суммы. И те всякий раз оказывались либо в детских домах в виде фруктов, либо в школе в виде компьютера.
– Черт возьми! – восхитился Приколов.
Перед ним легла папка с изложением уже услышанного материала на бумажном носителе, и он, ни секунды не колеблясь, отодвинул ее локтем на край стола.
Наиболее ярко и живо была описана жизнь Константина Игоревича в материалах, полученных муровцами от местных представителей Управления по борьбе с организованной преступностью. Как обычно бывает в таких случаях, чернила есть, бумага есть, но нету виноватого. В ФСБ по Мирнской области, куда направили стопы опера, перед ними стали «месить тесто», рассказывая мирнские анекдоты, и интересоваться, какая погода в Москве. Для того чтобы разговорить их руководство и объяснить цель прибытия, Тоцкому понадобилось добрых два часа. Когда люди на севере России, отвечающие за ее федеральную безопасность, поняли, что дело серьезнее, чем просто формальная проверка фактов, стали более уступчивы. И вскоре перед московскими операми стала появляться та часть информации о деятельности Резуна, которая оказалась недоступной ни в администрации, ни в ГУВД города Мирнска.
Жил Константин Игоревич действительно хорошо и правильно. Имел квартиру в высотке в центре Мирнска, особняк за городом, на берегу Енисея, замок, похожий на логотип диснеевской корпорации, и две дачи. Два катера, общим водоизмещением в двадцать тонн, прогулочную яхту и небольшой домик на острове Вилькицкого, для отдыха «по-северному», совмещаемого, как правило, с избиением морских котиков и нерп.
Удивительно, но за эту любовь к морю Резуна никто никогда не упрекал. Население области три года назад восприняло его идею выдвинуться в кандидаты вторично с восторгом. За семь лет правления областью Резун для населения сделал немало. Зарплаты учителей стали выше, школы начали приобретать вид, похожий на учебные заведения, пенсионеры не жаловались на пенсию, а армейцы – на количество выделяемых квартир.
И перед Тоцким встал вопрос. Мирнская область не славится нефтью. Никто не слышал, чтобы в ней когда-либо добывали газ или уголь. Алмазов, как триста лет ни старались, не нашли, среди местечек, известных своими курортными видами, побережье Карского моря не числится.
Вопрос: откуда бабки на новый «Мазерати»?
Ответ: рыба.
Даже не так. Ответ звучит следующим образом: РЫБА!
Навага, треска, сельдь, тунец, выуживаемые траулерами флотилии Мирнской области и перерабатываемые на ее же заводах, приносят прибыль, сравнимую разве что с золотом, которого в Мирнской области нет, как и серебряных руд. Как нет медных руд и марганцевых, селитры и колчедана. Но есть рыба, и она заменяет все.
Приблизительно четверть рыбной продукции, выбрасываемой на рынки России, поступает, по сведениям Министерства рыболовства, из Мирнской области, а потому спрашивается, зачем ей, этой области, такие проблемы, как буровые вышки и угольные карьеры? Засорение окружающей среды, гнилые реки, тухлые озера и ветер, разносящий пепел по всей необъятной северной территории? Есть природа, есть чистая вода, есть в ней рыба, которая среди населения всегда будет иметь спрос, потому как в ней есть фосфор, она легко усваивается организмом и на порядок дешевле самого дешевого мяса.
И через час рассказа сыщиков о проделанной работе Приколов понял, что на данный момент не услышал ничего, за что Резуна, губернатора Мирнской области, следовало бы умерщвлять таким варварским способом. То, что в его крае рыба плодится лучше, чем в Приморье, – не причина. И даже не повод.
На стол советника легла вторая папка, и он также, локтем, сдвинул ее на край стола. Обе ему пригодятся, несомненно. Но вряд ли сегодня. Глаза муровца тлели странными угольками, и вряд ли от того, что он только что услышал.
Ловом рыбы в Мирнской области занимаются несколько гражданских флотилий. Одна, являющаяся по сути монополистом, составляет половину всех судов, выходящих в Карское море на промысел. Есть еще две, и они делят пополам вторую половину улова. Еще более невыгодным для остальных рыболовных компаний образом развита и сеть сбыта готовой и сырой продукции. Этим двум маломерным флотилиям достается около десятой доли рынка. Есть еще десятки самодеятельных рыболовецких бригад, с ними, не покладая весел, борется водная полиция. Понять, почему борется, нетрудно, ибо деятельность этих кооператоров ориентирована на сугубо внутренний рынок города Мирнска и весей, расположенных вокруг него, но без лицензии, дающей на это право. Власти города, коим совсем недавно управлял сам Резун, полагают, что действия таких рыболовов подрывают городской бюджет. Налоги-де не платят, преступность поощряют.
– Кто распределяет и регулирует квоты на отлов?
К этому вопросу Тоцкий был готов. Разумеется, квоты распределяются в Министерстве рыболовства, в Москве. То есть здесь. На долю же покойного ныне Константина Игоревича и его Комитета по рыбным ресурсам выпадала обязанность распределения этих разрешений внутри области между рыболовецкими компаниями.
– Хотел заострить внимание на обороте готовой продукции, – сказал порядком уставший майор. – Он, ежегодный, составляет что-то около полутора миллиардов долларов.
– А теперь тема, обойти которую было бы верхом несправедливости, – выждав и понаблюдав за реакцией следователя на цифры, продолжил Тоцкий. Он продолжил, потому что никакой реакции не последовало: – Мирнск – эпицентр активизации этнических преступных группировок. По информации тамошнего УБОП, в городе их насчитывается около семи, но наиболее активные и многочисленные – чеченская и дагестанская.
Приколову не нужно было добавлять, что они наиболее организованные. Любому, кто борется с преступностью, следует время от времени проходить стажировку в Москве. Если по статистике МВД в стране ежедневно совершается четыреста квартирных краж, то есть – каждые три с половиной минуты взламывается чья-то квартира, вынимается из сумки сотовый телефон или уводится из гаража автомобиль, то по статистике Московского уголовного розыска каждый третий разбой в столице совершается организованными этническими преступными группами, часть дохода от которых обязательно уходит в воровской общак организованных преступных сообществ, возглавляемых лицами с Кавказа. Так называемыми «пиковыми ворами». К общепринятому пониманию категории «вор в законе» они, как правило, никакого отношения не имеют и «коронованы» за деньги, вносимые в ОПС. Для объявления фигуранта «пиковым вором» достаточно двоих в камере и доказательства внесения в общак определенной суммы. Такие коронации у истинных воров не признаются, а потому на «толковищах», которые часто происходят в Москве и Подмосковье, воры настоящие с ворами «пиковыми» общего языка, по обыкновению, не находят. Такие встречи заканчиваются поножовщиной или стрельбой, и в результате происходит то, что языком известного каждому школьнику биолога Чарльза Дарвина именуется естественным отбором. Пустую нишу занимает следующий «пиковый», имеющий нужную сумму, и все возвращается на круги своя.
Но Москва впитала в себя элиту преступного мира. Как натуральную, так и прочую, «апельсиновую». «Апельсин» – вор, получивший звание не за заслуги перед преступным миром, а за бабки. Здесь тусуются и правят уголовным миром уважаемые в блатном мире люди и различные отбросы, считающиеся лучшими в своей категории. Мирнск – другое дело. Элита его преступного мира, прибыв в Москву, окажется не на своем пастбище, а потому все стадо мгновенно попадет под седла более авторитетных людей. По этой причине мирнский криминалитет в столицу едет лишь для того, чтобы прозябающие там в роскоши воры решали их местечковые проблемы.
Но случаются и исключения из правил. Если верить Тоцкому, который сослался на разговорчивость в приватной беседе заместителя начальника Мирнского УБОП, один из таких «пиковых» по фамилии Бараев со свойственным кавказским темпераментом на достигнутом не остановился и решил чуток приподнять планку дозволенного. Чтобы Приколов понял, о какой высоте идет речь, когда в ряду с ней упоминается планка, муровец решил прояснить для советника понимание слова «достигнутое» по-мирнски.
Руслан Резванович Бараев относился к той породе полярно настроенных к жизни людей, которым нужен миллион и сразу либо ничего, но уже через час – два миллиона, и еще быстрее, чем сразу. О таких в блатном и в ментовском мире говорят «отмороженные», и это определение тридцатилетнему чеченцу подходило лучше всего. Внезапно он оказался на Севере, что очень странно с точки зрения выбора места дальнейшей службы для человека горячих кровей, и выбираться оттуда уже, видимо, не собирался. Выстроил на берегу Енисея дворец…
– Уж не он ли Резуна? – высказал предположение Антон. – Участок под картошку не поделили?
– …прибрел квартиру в Мирнске, окружил себя взводом охраны…
– Тоцкий, я устал. Чем Бараев занимается в Мирнске и чем он оказался нужен нам при расследовании уголовного дела по убийству губернатора Мирнска?
На данный момент точной информации о направленности деятельности Бараева не существует. По крайней мере – в архиве и оперативных сводках ГУВД Мирнской области.
– Тогда зачем ты мне все это рассказывал два часа?
Тоцкий нервно помигал левым веком – по-видимому, от результата своей командировки он и сам находился не в восторге, но тем не менее пояснил:
– В феврале у подъезда собственного дома был расстрелян заместитель Резуна господин Осипов. На его место назначен некто Шахворостов… забыл имя.
Антон посмотрел на исписанные листы бумаги и нашел нужное.
– Павел Павлович?
– Точно! Так вот, с приходом Павла Павловича, который, кстати, постоянно находится в Москве для решения организационных вопросов и тут же живет, в администрации области начались небольшие волнения.
– Круг обязанностей Шахворостова? – устав от прелюдий, спросил Приколов.
– Рыба, – вздохнул Тоцкий и оглянулся, ища поддержки у Дергачева. – Рыба, господин следователь, и еще раз рыба. Свежая, мороженая, консервированная.
– Осипов тоже занимался рыбной стороной вопроса?
– Конечно. И распределением квот на отлов на местном уровне, и регулировкой трудовых разногласий между компаниями, и антимонопольной деятельностью при сбыте готовой продукции, – Тоцкий загнул три пальца и тут же стал разгибать их в обратной последовательности. – Распределение продукции зам. Резуна организовывал таким образом, чтобы более мелкие компании не разорялись от монополизации рынка компаниями крупными. Поддерживал политику, позволяющую организовывать дополнительные рабочие места на муниципальных предприятиях.
Постепенно разговор вошел в продуктивное русло, но Антон, щадя уставших после долгой дороги сыщиков, отправил их на несколько часов отдохнуть. В последний момент, дождавшись минуты, когда они стали подниматься со стульев, он спохватился:
– Да! Ребята… Вопрос на бегу. Вы хорошо осмотрели помещения триста семнадцатого номера?
Тоцкий ответил, что занимался этим лично. И о квитанции, о которой говорит следователь, слышит впервые.
– Тогда для меня кое-что непонятно, – и Приколов вынул из папки квиток из «Потсдама». – Мусор из номеров выносят в девять утра и девять вечера. Из гостиницы его вывозят в половине одиннадцатого. Резуна убили в двенадцать, то есть после вечерней уборки, а утренней уборки не было, потому что ею занимались вы. Между тем мною в мусорной шахте был найден пакет из номера Резуна, а в нем – эта квитанция. И у меня возникает вопрос. Как она могла там оказаться?
На стене тикали часы, за окном, едва различимый, слышался шум авто. Еще чуть потрескивала глянцевая квитанция в руках следователя. Больше никаких звуков в кабинете слышно не было.
– А что еще находилось в том мусорном пакете вместе с квитанцией?
Антон упер взгляд в стену, и перед его глазами поплыли кадры пребывания в самом отхожем месте пятизвездочного отеля.
– Там, в пакете, была упаковка из-под чипсов. С пяток фантиков от шоколадных конфет. Кожура от апельсина, да! – кожура от красной рыбы, – он покосился на холодильник, который навеял на него воспоминания, хотя пахло рыбой не из холодильника, а от оперов. – Пакеты из номеров были маленькими, с такими горничные ходят в карманах, чтобы не таскать с собой большой мешок у входа. И это все, что было в маленьком мешке.
– Женщина, – сказал Дергачев.
Тоцкий покачал головой и, не глядя на капитана, объяснил Антону:
– Он не женат. А потому не знает, что женщина обязательно оставит после себя продукцию, широко разрекламированную по телевидению. С крылышками, на каждый день. Мусор выбросили в девять вечера, а до этого часа любая женщина, остановившаяся не в приюте для бездомных, а в отеле, обязательно посетит душ и выполнит все необходимые для нее мероприятия.
Он искал поддержки у неженатого Приколова, и тот, поняв очевидное, кивнул и поджал губы. Да, конечно. Душ, все дела… Тоцкому виднее. Вот только…
– Вот только твоя версия летит к черту, если выяснится, что женщина, остановившись в номере на час, тут же уехала по делам, а часов в двенадцать, вернувшись, наелась конфет, апельсинов, приняла душ и выполнила все, как ты их называешь?.. Да, мероприятия.
Но ясно было одно. Квитанция, выписанная Резуну и оплаченная им по счету, попала в мешок с мусором не в его номере и не в номере, куда заказывали креветки под чесночным соусом. В третий номер.
Приколова выдернул из задумчивости сигнал телефона. Он вынул трубку и крякнул, стряхивая с себя остатки непонимания:
– Да!
– Антон Алексеевич, вы в кабинете? – звонили с первого этажа, с поста полиции. – К вам на прием молодая особа просится. Из гостиницы «Потсдам». Райс – ее фамилия.
Антон попросил женщину впустить, а сам быстро поведал операм о результатах своей сыскной деятельности. Показывал на наглухо завязанный мешок в углу кабинета, сетуя на то, что нет времени даже выбраться в химчистку, и говорил, что о сотруднице гостиницы по фамилии Райс слышит впервые.
– Здравствуйте, – сказала она, когда ей уже дважды разрешили войти через прикрытую дверь. – Я Мария Райс. Горничная.
Приколов вспомнил. Та самая, разговорчивая, встревавшая в разговор вперед горничной бывалой и тем путающая последней все карты.
Она сказала, что у нее неприятности. Ее увольняют. Скорее, не по причине недобросовестного отношения к служебным обязанностям, ведь раньше этот вопрос не вставал, а из-за откровенности, которой она предалась в момент прибытия следователя Следственного комитета. Сразу после этого вопрос и встал.
– Вы хотите, чтобы я восстановил вас на работе? – с иронией в голосе уточнил Антон.
– Нет, что вы… – она смутилась, и вскоре стало ясно почему. – Я, тогда, в горницкой, сказала не все. Я испугалась, что старшая обязательно отрапортует руководству. Впрочем, так оно и вышло.
Она была хороша. Директорат «Потсдама» умел подбирать кадры. В горницкой и сам Антон испытал ощущение, что попал в раздевалку конкурсанток конкурса красоты. Теперь становилось ясно, что избавлялись от красивых сотрудниц в «Потсдаме» так же легко, как и принимали на работу.
– Вот видите, – разозлился он. – Когда следователь ползает в помойной яме и перебирает своими руками нечистоты, остальные хотят остаться стерильными. Но, едва они сами оказываются в дерьме, тут же бегут к следователю.
Тоцкий покосился на мешок в углу.
– Так что же вы не сказали мне в горницкой, лучистая?
– Я видела Майю…
– Я ее тоже видел. И видел Тверь. А потому в корне не согласен с жюри.
– Видела ее той ночью. Мне нужно было отнести заказ в триста четвертый номер, я поднялась с ним на этаж и увидела Майю. Она быстрым шагом шла от меня в сторону увеличения номеров и прижимала что-то к груди.
Тоцкий поймал взгляд Антона и понял, что это для него не новость.
– Мне показалось, что она обернулась, и я машинально прислонилась к стене. Вот так… – Маша показала. – Кажется, она делала что-то… – она пожала плечами и немного покраснела. – Мне показалось, что она делает что-то, что идет в разрез с установленными правилами. Я работаю всего несколько недель, и не хотелось сразу портить отношения с девушками. Подумала, что стать свидетелем чего-то неправильного будет не лучшим способом наладить отношения, и дождалась, пока Майя зашла в один из номеров и закрылась на ключ. Я подождала еще минуту и направилась в триста четвертый номер.
– В котором часу это было? – экономя время, отрезал Антон, и, судя по всему, это был последний вопрос.
– Ровно в двенадцать. Я должна была принести заказ в полночь, но из-за встречи в коридоре опаздывала на пару минут. Однако женщина в номере даже не посмотрела на меня. Пришлось озвучить свой приход и сообщить, что заказ доставлен, а она молча указала рукой на столик – там лежала купюра в сто рублей. Вообще-то это против правил. Чаевые нельзя брать самой, не из рук. Но я взяла и ушла. А женщина что-то читала, лежа в халате на кровати, и на мое «до свидания» лишь подняла руку. Книжка, наверное, была интересная, мне пришлось стучать дважды, пока не услышала: «Войдите!» Хорошая клиентка, мне понравилась.
Приколов молчал, вид у него был не впечатленный, и Мария объяснила еще и то, о чем рассказывать не собиралась. Оказывается, в ту ночь она работала на втором этаже, но на втором этаже нет номеров люкс. Значит, нет обеспеченных постояльцев, что предполагает отсутствие заказов, когда можно было бы получить хорошие чаевые. И она из чувства солидарности с горничной Зиной, подругой которой являлась, изредка выполняла по ее просьбе заказы на третий этаж.
– Спасибо, – поблагодарил следователь. – Это все?
«А разве этого мало?!» – зеленым гневом светились ее глаза.
Он поставил на пропуске подпись, понаблюдал, как за девушкой закрылась дверь, и вдруг указал Дергачеву на выход: «Верни ее».
Она снова внесла в пропахший табаком кабинет аромат туалетной воды с привкусом карамельки и робко подошла к столу.
– Какой заказ был вами выполнен в триста четвертый номер? – Антон устало разминал пальцами переносицу и морщился от ожидания совершенно ненужного ответа. Он должен был получить его еще минуту назад, но за чередой более важных тем забыл задать вопрос. От этого ответа не зависело ровным счетом ничего, но он вернул горничную, чтобы после ее ухода не осталось ненужных терзаний.
– Женщина попросила принести бутылку «Гёссер» и несколько ломтиков кеты.
И она испугалась молчанию, встретившему ее сообщение.
– Кета, – выдавил наконец следователь, вторично уверяя ее в том, что она пришла к нему напрасно. – Это красная рыба. Я правильно понял?
Он развернулся к муровцам всем телом.
– Совершенно верно. Там была еще пустая банка из-под пива «Гёссер». Ёмкостью в пятьсот миллилитров.
– Да, – подтвердила очередная бывшая горничная гостиницы «Потсдам». – Но у нас на складе были бутылки лишь по триста тридцать миллилитров, и две таких ей показалось много, а одной мало. Потребовала одну пол-литровую, и мне пришлось пройти с рыбой через ресторан. Но бутылок не было, были банки. И одну я взяла.
Лицо следователя Приколова приобрело живой оттенок, и он указал девушке на свободный стул.