Глава 6
Над городским рынком зависло слепящее белое солнце. Липкий асфальт плавился, обжигая подошвы. Продавцы, безвылазно сидевшие за горячими железными прилавками, поминутно обмахивались газетками. Толстые торговки сутулились, отлепляя размокшие блузки от огромных грудей.
Базарное утро кончалось. Оглушенные покупатели слонялись по лабиринтам торговых рядов. Несмотря на солнцепек, народу было немало. Стараясь держаться теневой стороны, посетители рынка передвигались от прилавка к прилавку со скоростью снулых мух.
И никто не обращал внимания на длинную, как швабра, женщину, энергично вышагивающую от лотка к лотку. Выглядела она весьма колоритно: короткая стрижка, плоская грудь, позеленевшее от водки и анаши лицо… Грязная марлевая повязка на шее поддерживала негнущуюся загипсованную руку. Видимо, рука была покалечена очень серьезно: толстый слой лубка скрывал ее всю, от предплечья до кончиков пальцев. Несмотря на жару, покупательница была в длинной плиссированной юбке и широченной шерстяной кофте.
Походив по рынку минут пятнадцать, она наконец-то остановилась в бакалейном ряду. Водрузила на прилавок загипсованную конечность, взяла здоровой рукой банку кофе и, критически осмотрев ее, уточнила прокуренным баритоном:
– Натуральный?
– Естестн-на! – Толстая потная торговка ощерила в улыбке полкило золотых протезов.
– Подделка небось? – Покалеченная рука медленно сдвинула в сторону разложенный товар и легла на самый центр прилавка.
Златозубая продавщица неодобрительно покосилась на загипсованную часть тела, но возмущаться не стала: покупатель всегда прав. Да и несчастной калеке наверняка было трудно держать на весу несколько килограммов гипса.
– Да что вы, какая подделка! Это Бразилия, – горячо заверила торговка и для пущей маркетинговой убедительности даже процитировала надпись на банке: – Вот, смотрите, внизу написано: маде ин Бразил…
Однако покупательница упорно не верила, что кофе происходит из страны диких обезьян.
– Да че ты мне тут мозги полощешь? – недоверчиво поморщилась она и, ловко достав здоровой рукой «беломорину», щелкнула зажигалкой. – Написать что угодно можно. У меня в подъезде и не такое написано. Фуфель это, натуральный. Я у тебя уже раз кофе купила – потом три дня с толкана не слазила.
Осторожно сняв с прилавка покалеченную руку, привередливая покупательница отошла от лотка. Но не успела она сделать и трех шагов, как сонную атмосферу рынка прорезал истошный вопль:
– Нюра, это воровка! Вон та, инвалидка! Она у тебя половину товаров унесла!
Женщина-инвалид резко оглянулась и ускорила шаг. А из-за прилавка уже выбегала встревоженная торговка Нюра. Бегло осмотрев свой лоток, она сразу же убедилась в правдивости обвинений.
– Петрович, задержи ее! – заголосила Нюра, гневно сверкая золотыми зубами. – Да, да, вот эту, высокую, с рукой!
Из-за соседнего лотка выскочил плотный мужчина и, раскинув руки крестом, преградил убегавшей дорогу. Та попыталась поднырнуть под его плечо, однако торговец цепко схватил ее за грудки.
– Ты на кого буром прешь, бычара? – ощерилась обвиненная в воровстве покупательница и выдала несколько фраз – явно не из словаря профессора филологии. – Слышь, петух комнатный, клешни по быструхе убрал, да?! – сердечно добавила она, тщетно пытаясь высвободиться.
К задержанной уже спешили встревоженные работницы прилавка. Неряшливая чернявая тетка с лицом истерички подталкивала локтем златозубую Нюру.
– Она мне сразу не понравилась! – кричала чернявая, явно гордясь своей проницательностью. – Никакая она не инвалидка, и все руки у нее на месте! Эта она специально на шею кусок гипса повесила, с понтом рука поломана. Вот, смотри!
С этими словами бдительная бизнесменша вцепилась в покалеченную конечность и резко потянула ее на себя…
Загипсованная рука с треском оторвалась от пустого рукава. Необъятная кофта разошлась в стороны, и на асфальт посыпались банки кофе, коробки сардин, шоколадные плитки и разноцветные пачки сигарет.
Публика ахнула.
«Рука в лубке» оказалась искусно сделанным муляжом, призванным усыпить бдительность торгашей. Останавливаясь у лотка с разложенным товаром, симулянтка демонстративно водружала фальшивку на прилавок и отвлекала торговку вопросами. Широченная кофта скрывала абсолютно здоровую конечность, прижимаемую к груди. Пока продавщица проводила рекламную акцию, эта рука незаметно высовывалась из прорези кофты и под прикрытием массивного муляжа тащила с лотка что ни попадя…
Место происшествия мгновенно набухло толпой. Любопытствующие, привлеченные скандальностью ситуации, тянули шеи и поднимались на цыпочки. Воровку пронизывали колкие враждебные взгляды, словно прожекторные лучи – самолет, который сейчас собьют.
Обворованная торговка Нюра так и осталась стоять, опустив челюсть: ничего подобного за свою бизнес-карьеру она не встречала. Зато ее чернявая товарка мгновенно посыпала истеричной скороговоркой:
– Параститутка хренова! Ишь, до чего додумалась – честных людей обворовывать! Нам, значит, целыми днями на солнцепеке жариться, а ты на шармачка захотела? Да мы тебе сейчас юбку на шее завяжем, прошмандовка ты нахальная… мы тебя… в говне изваляем…
Народ не безмолвствовал. Из толпы летели сочувственные реплики:
– В милицию ее сдать!
– Да на хрен еще менты? Щас ее прямо тут и уроют!
Глаза воровки затлели мрачным волчьим мерцанием. Видимо, она окончательно поняла, что солнце ей не светит и ловить больше нечего.
– Ты на кого мазу тянешь, гумозница? Да я те щас, дешевка… – хриплым баритоном процедила она и, схватив обеими руками гипсовый муляж, со всего размаху двинула им по голове истерички.
Та плюхнулась задницей на асфальт и заголосила:
– Люди добрые! Помогите!
Толпа угрожающе надвигалась, смыкаясь кольцом. Запахло самосудом и линчеваньем.
– Милиция! – продолжала голосить чернявая, утирая кровь с разбитого лба. – Позовите же милицию!.. Хулиганы здоровья лишают!..
Цвыркнув на асфальт длинной желтой слюной, воровка медленно достала из кармана опасную бритву и мгновенно раскрыла ее. Солнечный лучик угрожающе прокатился по тонкому лезвию.
– Первого же, кто ко мне подойдет, – попишу! – тихо, но очень явственно пообещала она.
Толпа в страхе отступила.
Неожиданно из-за спин собравшихся послышался чей-то начальственный окрик:
– Что здесь происходит?
Публика, словно по команде, развернулась назад. Сквозь толпу медленно пробирался невысокий сухопарый блондин в элегантном песочном костюме. Дорогие солнцезащитные очки от «Гуччи» и изящная широкополая шляпа частично скрывали верхнюю часть его лица. Выглядел блондин весьма импозантно: энергичный поворот головы, волевые морщины, рельефные тонкие губы… И лишь уродливая бородавка на подбородке заметно портила его внешность.
– Так, быстренько расходимся, – с командными интонациями проговорил подошедший. – Нечего тут стоять.
Приблизившись к воровке, он ловко заломал ее руку назад – бритвенная принадлежность тихо звякнула об асфальт.
– Эт-та что еще за хрен с бугра выискался? – развязно удивилась истеричка. – Мужик, те чего надо? Ты кто здесь такой?
Подошедший презрительно покосился в ее сторону. Он стоял, чуждый жаре и толпе, в светлом с иголочки костюме, явно раздумывая, стоит ли реагировать на вопрос.
– Уважаемая гражданка… Обращаться к незнакомым людям следует вежливо. А в разговоре с ответственными сотрудниками Генпрокуратуры требуется особая осторожность, – наконец снизошел он до ответа и, помахав перед носом Нюры сафьяновым удостоверением с золотым тиснением «ГЕНЕРАЛЬНАЯ ПРОКУРАТУРА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ», продолжил с казенной деловитостью: – Я все видел. Все свободны. А вот потерпевшую и свидетелей я попрошу остаться. Сейчас вы сообщите мне свои паспортные данные… А эту мразь я лично отведу в горотдел.
Говоривший был холоден и надменен. Фраза насчет «горотдела» была произнесена им с такой веской убедительностью, что никто даже не догадался спросить: с каких это пор ответственные сотрудники Генпрокуратуры ловят базарных воришек?
Задержанная, даже не взглянув на подошедшего, процедила с ненавистью:
– Банкуй, мусорня… Твоя взяла!
– Фамилия! – прозвучало властное.
– Манда кобылья!
– Так ты еще и грубишь? Документы есть? Нету? Ладно. Не хочешь говорить – и не надо. В кабинете у опера все скажешь, – карающе и презрительно посулил ответственный прокурорский сотрудник, поднимая с асфальта гипсовый муляж руки. – Кто тут потерпевшая? Вы? Гражданочка, попрошу ваши паспортные данные… Никуда не уходите, за вами из горотдела машина придет. Можете потихоньку сворачивать торговлю.
– А почему бы нам всем сразу в милицию не поехать? – резонно спросила чернявая истеричка, утирая кровь с разбитого лба.
Сотрудник Генпрокуратуры доверительно улыбнулся:
– Вы что, не видите, кто перед вами? Уголовница, рецидивистка… клейма негде ставить. Ее сперва как следует обработать надо. Может, еще какие-нибудь преступные эпизоды всплывут. Тут недавно в горсаду обезглавленный труп нашли с тридцатью пятью ножевыми ранениями. Между прочим, приметы этой гражданки подозрительно совпадают с розыскной ориентировкой убийцы, – заявил он и, выкрутив руку воровки за спину, поволок ее на выход.
– М-м-м… Какой мужчина! – причмокнула языком чернявая, глядя в спину сотруднику Генпрокуратуры. – Прямо Ален Делон!
– Ой, и не говори, – подтвердила Нюра, собирая с асфальта шоколадки, сигаретные пачки и банки с кофе. – И бритвы не испугался… Не подоспей он вовремя – нас бы эта воровка на части порезала!..
* * *
Центральный рынок и горотдел милиции разделяли какие-то триста метров. Путь через безлюдную заброшенную стройку сокращал это расстояние почти вдвое.
Заведя задержанную за высокий бетонный забор, ответственный сотрудник прокуратуры неожиданно высвободил ее руку.
– Пиля, – душевно произнес он, – а зачем тебе, собственно, в горотдел? Там что – собрались твои лучшие друзья?
Та обернулась и, взглянув на арестовавшего ее человека, едва не лишилась чувств… Тонкие выщипанные брови удивленно поползли вверх, зрачки расширились, челюсть отвисла. Прислонившись спиной к забору, воровка смотрела на мужчину, словно на кладбищенское привидение.
– Ле…ха? – хрипло прошептала она.
– Леха, – невозмутимо подтвердил Алексей Сазонов, снимая солнцезащитные очки. – Неужели ты только теперь меня выкупила?
– Да я… да ты… – Пиля явно не верила в реальность происходящего. Достав из кармана «беломорину», она судорожно смяла бумажную гильзу и, закурив, прикоснулась к рукаву Жулика так, будто перед ней стоял бесплотный дух.
– Только не надо примитивного мистицизма. Это действительно я, – обаятельно улыбнулся Сазонов, дружески обнимая товарку.
– Ле-е-еха… – вновь прошептала воровка, медленно осознавая. Наконец, нервно затянувшись папиросой, выпалила: – А центровая братва цинканула, что тебя парижские мусора на кичман окунули! Ты че – в отрыв, значит, ушел?
– А ты думала, я здесь по туристической путевке? Или по международной программе обмена братвой?
– Как? И прямиком из Франции – сюда?
– Как видишь.
– Так ведь это у тебя уже… третий рывок!
– Один рывок с кичи – геройство. Два – фарт. А три – это уже статистика, – белозубо улыбнулся недавний арестант «Сантэ». – Ладно, по быструхе сматываемся. Не ровен час, и впрямь на ментов нарвемся.
Дорога, петлявшая между оплывшими котлованами, была очень узкой, и идти приходилось гуськом. Глядя в спину особо опасной рецидивистке Маргарите Пиляевой, Жулик доброжелательно улыбался.
Он прибыл в родной город лишь час назад. Позвонил Пиле домой и, не застав ее, решил пройтись по базару. Ведь Центральный рынок всегда был ее любимым охотничьим угодьем.
Эта заматеревшая на женских зонах блатнючка слыла человеком темных кровей, запутанной биографии, но просветленной и щедрой души. Убежденная лесбиянка-«коблиха», Рита тем не менее обладала множеством несомненных достоинств: любила друзей, гостей, анашу и неразведенный спирт, люто ненавидела мусоров и их пособников, дралась не хуже отвязанного омоновца и чтила воровские понятия похлеще самого ортодоксального блатного.
Пиляева, жившая под девизом «ни дня без кражи», считалась в преступном мире золотой пацанкой. Многие побаивались эту острую на язык и невоздержанную на поступки уголовницу. По слухам, даже сам Дядя Ваня, «смотрящий» по городским рынкам, старался не конфликтовать с воровкой без особой нужды.
Зато Леху Сазонова связывала с ней долгая и крепкая дружба. Они были знакомы с детства и доверяли друг другу на все сто. Немало славных дел было провернуто Жуликом с ее помощью, немало общих дорог пройдено, и кто знал – сколько еще предстояло пройти?
Вот и теперь, вернувшись домой, беглый арестант решил обратиться за помощью именно к ней…
…Поминутно оборачиваясь, блатнючка сыпала вопросами:
– А как же… прокуратура, ксива?.. Слышь, а бородавка у тебя давно выросла? И волосы сильно посветлели… Ты же никогда не был блондином! Откуда? Ну, ты и арти-ист… Даже я тебя на рынке не выкупила! Думала – мусор, в натуре.
– Я действительно несколько изменил имидж, посетив в Марселе магазин театрального грима, – невозмутимо признался Леха. – Гримом-то я еще с детства пользоваться умею, школьный драмкружок не зря посещал. А прокурорская ксива… Я ее у одного командированного алкаша реквизировал. Там же, в Марселе, и познакомились. Считай, подфартило. Ксива сотрудника Генпрокуратуры – не только удостоверение личности, но и грозное оружие. Ты в этом только что убедилась. А оружие никогда не доверяют детям, безумцам и особенно хроническим алкоголикам.
– Значит, ты по его документам и вернулся в Россию? – догадалась Рита.
– Ну да. Хотя мог запросто задержаться еще на несколько месяцев… Но, сама понимаешь: в гостях хорошо, а дома – лучше.
– А как же… – начала было Пиля, однако Сазонов прекрасно понял ход ее мысли.
– Во Франции у меня было два пути: или переклеить фотографии на ксивах под свою «вывеску», или перебодяжить собственную «вывеску» под фотографии на ксивах. Я выбрал второй вариант. Подделка документов – это конкретный грузняк. А про театральный грим в Кодексе ничего не написано. Краска для волос, накладная прическа и брови, силиконовые пластинки в нос и под щеки и прочие корректирующие средства позволяют творить настоящие чудеса. Конечно, полного портретного сходства я не добился, но и приблизительного было вполне достаточно. А главное, у этого командированного алкаша, старшего следователя Генпрокуратуры Александра Точилина, была очень характерная деталька – бородавка на подбородке. Накладные бородавки продаются в магазинах театрального грима по десять-пятнадцать евро за штуку. Диплома об окончании театрального училища при покупке не требуется. Крепится она при помощи специального клея. Психика человека устроена так, что он сразу же обращает внимание на самую запоминающуюся деталь внешности… Пограничник на КПП, который проверял мой паспорт, только на эту бородавку и пялился. Ладно, подробности я тебе потом расскажу. И не только про ксиву. – Помолчав, Жулик спросил задумчиво: – Как там моя мама? Давно ее видела?
– Скучает без тебя тетя Шура, – ответила Рита и, вздохнув, добавила: – Ох, Леха, зря ты, конечно, вернулся. Наши мусора на тебя левый прикуп сбили, конкретный фуфляк заряжают. Такая параша про тебя в городе покатила!..
– Это неудивительно. Сотрудникам милиции всегда свойствен обвинительный уклон, работа у них такая, – невозмутимо парировал Сазонов.
Пройдя заброшенную стройку насквозь, собеседники вышли на оживленный проспект.
Леха встал на обочину и призывно поднял руку, подманивая такси. Частник из правого ряда тут же отслоился от общего потока движения, вильнул к бровке и плавно притормозил.
– На железнодорожный вокзал, – скомандовал Жулик, усаживаясь в салон. – Рита, я сейчас в камере хранения кое-что заберу. Потом сядем, поговорим… Мне очень нужна твоя помощь.
– Какой базар, Леха! Да я за тебя… в натуре любому рогомету глотку порву! Сукой буду, зуб даю, век воли не видать! – горячо заверила блатнючка, ощерив в улыбке острые прочифиренные зубы.
– Есть очень козырная тема. Поинтересней, чем барыг на рынке бомбить.
На вокзале Сазонов пробыл недолго. Нырнув в подвальчик камеры хранения, он спустя десять минут вернулся с чемоданом в левой руке и большим портфелем крокодиловой кожи – в правой.
– Давай где-нибудь спокойно и обстоятельно побеседуем, – предложил он, усаживаясь в салон. – Только, естественно, не у моей мамы. Кстати, она еще не знает, что я здесь. А звонить ей… сама понимаешь, не с руки. А вдруг телефон на прослушке?
– Ты где остановился?
– Пока нигде. Всего час как приехал. Скорее всего, заселюсь в хорошую гостиницу, как белый человек. Никому и в голову не придет меня там искать. Не забывай, Рита: я ведь тут в долговременной служебной командировке. Генпрокуратура, где я с недавних пор подвизаюсь следователем по особо важным делам в звании старшего советника юстиции, о-очень заинтересовалась некоторыми странными вещами, происходящими в нашем городе.
– А давай ко мне по быструхе заскочим, – неожиданно предложила блатнючка и, со вздохом осмотрев себя с головы до пят, пояснила: – «Кишки»-то на мне рабочие. Хорошо бы переодеться. Юбка, шерстяная кофта… С ума можно сойти по такому зною!
– А может, не надо к тебе? – задумчиво возразил Сазонов.
– Да че ты менжуешься, как зеленый пацан! Я по быстряку. На пять минут всего. Целую неделю эта жара жить не дает!
– Да уж. Потеплело, и это заметно, – согласился Жулик, поворачивая голову в сторону стайки девушек в мини-юбках, выходящих из здания вокзала. – В городе появилось много женщин с кривыми ногами.
– Ох, Леха, если ты когда-нибудь вновь запалишься, то это произойдет из-за баб, – вздохнула Пиляева и, помолчав, добавила очень серьезно: – А вообще, считай, ты уже запалился на бабе…
– Имеешь в виду девушку периода полового созревания, которая якобы от меня забеременела? – уточнил Жулик невозмутимо. – Так мне об этом известно. Именно из-за нее мне и пришлось вернуться несколько раньше, чем я рассчитывал.
– Да на хрен она тебе сдалась! – не поняла воровка; осведомленность Сазонова явно впечатлила ее. – Кочумарил бы себе во Франции!
– Родительский дом для меня слишком дорог. Как и собственная незапятнанная репутация. Впрочем, вернулся-то я не только из-за беременной барышни.
Несколько минут ехали молча. Рита сосредоточенно тянула «беломорину» и, исподтишка поглядывая на Леху, то и дело восхищенно цокала языком.
– Как там, в Марселе? – наконец спросила она.
– «В Марселе таки-ие кабаки, таки-ие там мамзели, таки-ие бардаки!» – процитировал Жулик старый блатной куплет. – Хорошо в Марселе. Шмары красивые. Лохов много.
– А как тамошние фраера живут? Небось, как в раю? Кстати, а как там погода? Такая же жара? – выдала воровка очередную порцию вопросов.
– В раю всегда самый шикарный климат, – согласился Жулик и, подумав, добавил многозначительно: – Зато в аду – самая теплая компания!
* * *
Квартира Риты Пиляевой невольно воскрешала в памяти полузабытое слово «хавера». Истертый линолеум, свисающие клочья обоев, прохудившийся диван с торчащими пружинами, ржавые трубы на кухне… Эта хата не раз становилась приютом для находящихся в розыске пацанов, бежавших с «химии» бродяг и всякого неприкаянного люда. В свое время и Леха провел здесь немало дней и ночей, скрываясь от Уголовного розыска.
– Ну что – переодевайся, да поехали, – попросил Сазонов, критически осматривая огромную лужу под кухонной мойкой.
– Слышь, Леха, я по быструхе. А ты, если хочешь, кофе попей или чифирни… На полке найдешь чего хочешь.
– Кофе и чай – ворованные? – едва заметно улыбнулся Сазонов и, зайдя в ванную, сунул руки под открытый кран.
– Ха! А ты как думаешь? Вор ворует, фраер пашет! – отозвалась хозяйка старой лагерной поговоркой.
– Ну, ты и клептоманка! – оценил Жулик и тут же добавил: – В хорошем смысле этого слова, естественно.
– Знаешь, кофе и чай всегда покупать западло… Даже когда лавэ выше крыши.
– Что это у тебя? Респиратор, хлорка… – спросил Леха. – Зачем тебе хлорка?
– Для дела. «Кишки» отбеливаю.
Не успела Пиляева поставить на огонь чайник, как в дверь постучали.
– Кого это там нелегкая принесла? – вздохнула хозяйка и вразвалочку двинулась в прихожую.
Едва взглянув в «глазок», Рита вернулась в кухню. Даже в полутьме наглухо зашторенной квартиры было заметно, как посерело ее лицо.
– Мусора, – мрачно процедила она. – Целых две штуки.
– Говорил я тебе, не надо сюда ехать! – напомнил Жулик и, подойдя к окну, осторожно отдернул портьеру.
Внизу, у подъезда, стоял милицейский «уазик» в полной боевой раскраске. Под балконом маячил мент с короткоствольным «калашниковым».
– Приплыли… – уныло резюмировал Сазонов. – Надо было бежать сюда аж из «Сантэ», чтобы так глупо засыпаться?!.
Цепочка предшествующих событий выстраивалась в его голове со скоростью пулеметной очереди.
Было очевидно: обворованная терпила, так и не дождавшись обещанной машины из горотдела, сама ломанулась в мусорню. Горя праведным гневом, она заявила о краже. После чего, естественно, описала приметы преступницы и арестовавшего ее прокурорского сотрудника. А заодно сообщила и об «обезглавленном трупе с тридцатью пятью ножевыми ранениями, обнаруженном в горсаду». Выслушав заявительницу, оперативники сразу же сунули ей в руки розыскной альбом с портретами лучших людей города. Перепутать шестикратно судимую Маргариту Пиляеву с кем-нибудь еще было решительно невозможно.
Впрочем, визит мусоров не грозил Пиле большими неприятностями. Посадить опытную рецидивистку за мелкое базарное воровство было очень проблематично. Да и с момента кражи прошло уже минут сорок…
А вот для беглого арестанта встреча с ментами означала полный крах.
Весь рынок видел, как он, представившись сотрудником прокуратуры, скрутил воровку и потащил ее в горотдел. Перспектива быть застигнутым на квартире преступницы не сулила арестовавшему ее «старшему советнику юстиции» ничего путного.
О бегстве не стоило и мечтать: мент под балконом выглядел воплощением бдительности. Леха попал в настоящую западню, выбраться из которой не представлялось возможным.
В дверь вновь постучали – уже настойчивей.
– Гражданка Пиляева, – донеслось со стороны лестничной клетки подчеркнуто официальное. – Открывайте! Мы знаем, что вы дома.
– Леха, че делать? – лихорадочным шепотом спросила Рита.
Глаза Жулика в одночасье сделались сосредоточенными, словно у международного гроссмейстера, просчитывающего партию на десять ходов вперед.
– У тебя есть одежда поплоше да погрязнее? – спросил он.
– Вон, спецовка на вешалке и резиновые «прохоря» в углу, – деревянно кивнула хозяйка. – А зачем? Через окно хочешь уйти?! Так там же…
– Какие-нибудь слесарные инструменты есть? – резко перебил Сазонов и, схватив с полочки телефонную книгу, зашелестел страницами. – Кстати, а где у тебя аптечка?
– Инструменты за газовой плитой, аптечка на холодильнике… Аптечка у меня богатая. Я ведь разные ноксы с детства уважаю. Только зачем?
– Узнаешь… – подняв телефонную трубку, Жулик принялся накручивать диск.
А мусора уже не стучались, а ломились в двери, и хлипкие доски содрогались под нетерпеливыми ударами.
– Или сама, уголовная рожа, откроешь, или двери высадим на хрен! – бесновались правоохранители.
– Ну что, Пиля. Ровно через пять минут откроешь, – хладнокровно скомандовал Жулик, переодеваясь в грязную спецовку. – Все-таки неудобно гостей у порога держать. Даже таких. Постарайся загрузить их каким-нибудь разговором. Если спросят, почему так долго не открывала, скажешь вот что…
