Глава 26
О событиях в доме над «Рюмочной» Жулик узнал из местной милицейской газетки «Честь мундира». В последнее время это издание он предпочитал всем остальным: раздел криминальной хроники ежедневно информировал об убийствах, изнасилованиях, грабежах и разбоях. Правда, описаний красивых многоходовых афер там пока не публиковали, и это, по мнению Лехи, было существенным недостатком издания.
Впрочем, Сазонова заинтересовали не только трагикомичные подвиги отставного вертухая.
– Пиля, взгляни, – серьезно сказал он, очертив карандашом набранные нонпарелью строки.
– Ну-ка, ну-ка… – Воровка подслеповато прищурилась на газетный лист. – И че там менты печатают?
– Все, кроме денег. Отсюда читай: «В подъезде собственного дома…»
Информация о загадочном убийстве начальника режимной части радиозавода Бекетова говорила сама за себя. Было очевидно: это преступление и убийство Вишневского в парижской тюрьме «Сантэ» – звенья одной цепи. Люди, организовавшие чеканку царских червонцев из радиоактивного золота, целенаправленно ликвидируют всех свидетелей. И люди эти, судя по всему, были уже где-то рядом.
А вот Таню Голенкову больше всего опечалило известие о смерти Мандавошкиного дедушки. Ведь полусумасшедшего старика с пластмассовым автоматом она знала едва ли не с самого детства…
– Леша, а можно я Лиде позвоню? – неожиданно попросила она и, почему-то покраснев, добавила: – Ермошина, конечно, не очень порядочный человек… Но мне она все-таки подруга детства. К тому же ребеночка ждет. Предчувствия у меня очень нехорошие…
– Как знаешь. Но будь готова, что о твоих предчувствиях этот не очень порядочный человек стуканет твоему отцу. Со всеми вытекающими последствиями. Если тебя это устроит, звони. Только не с домашнего и не с мобильного, – со вздохом разрешил Сазонов, искушенный в методах работы Уголовного розыска. – Вот тебе карточка, отойдешь на несколько кварталов, попросишь какого-нибудь прохожего пригласить подругу к телефону и спросить, как у нее дела. В качестве оправдания скажешь – мол, отец у подруги злобный, не позволяет дружить, контролирует любые звонки. Все понятно?
Таня отсутствовала более получаса, и обеспокоенный Леха уже было собрался отрядить на ее поиски Пилю. Однако все обошлось. Едва зайдя в дом, девушка выпалила:
– Лиду позавчера на «Скорой помощи» увезли.
– И каков диагноз? Наверное, спермотоксикоз? – невозмутимо осведомился Жулик.
– Одни неприятности от этой разнополой любви! – хрипло рассмеялась «коблиха» Пиляева.
– У нее схватки начались, – насупившись, объяснила Таня. – Стрельбы испугалась, вот ее в роддом и увезли… Наверное, уже родила. Надо бы к ней сходить, а то неудобно. На маленького посмотрю, если получится!
– Трубку-то кто взял? – прищурился Леха.
– Я все сделала, как ты посоветовал, – с оправдывающимися интонациями ответила девушка. – Молодой человек, который звонил Лиде, сказал: мол, разговаривал с каким-то мужчиной, который назвался ее отцом…
– Что – Кадр вернулся? – перебила блатнючка и, помолчав, выдала резюме: – Ну, бля, щас тут тако-ое начнется!..
И Пиля, и Жулик прекрасно знали о криминальной специализации Миши Ермошина. В свое время Сазонов даже бывал у него в гостях. В представлении Лехи этот исполнитель блатных приговоров был законченным мерзавцем, способным совершить самое жестокое убийство за самую умеренную мзду. А ведь «канала» редко когда сидел без работы – его малопочтенное ремесло было востребовано всегда…
– А можно я в роддом позвоню? – Таня просительно взглянула в глаза Сазонову.
К счастью, звонить в роддом можно было безо всякой опаски. Вряд ли в обязанности ментов входил контроль бесконечных звонков от отцов и бабушек рожениц.
– Прошу, – Леха учтиво протянул девушке мобильник.
…Спустя несколько минут Голенкова взахлеб рассказывала последние новости.
– Девочка, два девятьсот, сорок восемь сантиметров… Малю-юсенькая такая. Бедная, недоношенной родилась!
Скрипнула дверь – на кухню вошла Александра Федоровна. Видимо, все это время она таилась в прихожей, прислушиваясь к разговору.
– Вну-ученька… – всплеснула руками она. – Как я и хотела. Сколько, Танечка, вы сказали? Два девятьсот и сорок восемь сантиметров? Интересно, а на кого она похожа?
– Девочка – это хорошо, – хладнокровно резюмировал Леха, выразительно глядя на мать. – У нее куда меньше шансов стать киллером, наркоторговцем, насильником, маньяком, дешевым бакланом, педерастом…
– …ментом, – вставила Рита.
– …а также членом устойчивой оргпреступной группировки, – закончил Жулик. – А на кого похожа… Сказал бы я, на кого. Да только не хочу раньше времени. Сама увидишь. Ладно, Рита. У тебя сегодня очень много дел: Яцевское кладбище и автобаза в районе завода резиновых изделий. Давай, собирайся, а то до вечера не успеешь…
* * *
Члена устойчивой оргпреступной группировки Геннадия Зацаренного хоронили лишь через неделю после убийства – с выдачей тела пришлось утрясать слишком много формальностей. Естественно, все расходы взяла на себя «Находка». Лучшее место на Яцевском кладбище, добротный, за полторы штуки баксов гроб, обилие цветов – все это, по мнению Дяди Вани, должно было продемонстрировать пацанам его благородство.
После отпевания в кладбищенской церкви гроб с телом покойного медленно поплыл к свежевырытой могиле. Накачанные молодые люди со значительными лицами несли венки, украшенные лентами с трогательными надписями. Как нередко бывает на богатых похоронах, толпа быстро разбухла от попрошаек, бомжей и прочего кладбищенского люда, падкого на халявную выпивку.
Перед тем как опустить гроб в землю, к могиле подошел Михалюк. Обведя взглядом толпу, он вздохнул, откашлялся и двинул скорбную, загодя продуманную и выученную речь. Смысл его слов сводился к следующему: спи спокойно, дорогой друг, братва тебя не забудет, убийца будет наказан.
Последние слова «смотрящего» прозвучали, может быть, и не слишком уместно, но весьма убедительно:
– А этого петушилу Сазонова… я лично вот этими самыми руками на части порву!.. – пообещал он негромко, и очки холодно блеснули на его худом и постном лице инквизитора.
Застучал молоток, скрипнул опускаемый в яму гроб, и на дубовую крышку с дробным грохотом посыпалась глина.
Дядя Ваня, пробившись через толпу, подозвал к себе Зондера, чтобы сделать распоряжения насчет поминального стола.
– Как там пацаны – отслеживают Голенкова? – спросил он, закуривая.
– Исчез, дома не живет, – кивнул Мамрин. – Видимо, чего-то боится. И на работу почти не выходит. Так вместо него сейчас кореец один шустрит, шеф-повар Ким.
– Где Голенков теперь обитает? Пробили?
– Ага. Хату снял на Подусовке. Выпасаем. Он ведь по-любому Жулика должен вычислить. Бывший опер, как-никак… А он и выведет нас на Сазонова. Или на кого-нибудь из его близких. Нам, понимаешь, без разницы.
– Хорошо… Не трогайте пока мусорка. Но следите за каждым его шагом. Кстати, а через кого вы Голенкова пробили? Через эту лярву пузатую… Мандавошку, или как ее там?
– Нет. По другим каналам. А про девку эту и думать забудь. Слышал про кипеш в ее квартире?
– Это когда ее дедушка, бывший мент, автомат где-то купил и из окна палить начал? – ухмыльнулся «смотрящий».
– Вот-вот. Там теперь опера каждый день пасутся. Кстати, Кадр недавно с зоны вернулся…
– Кто-о?
– Миша Ермошин…
– Постой-постой, так это ее папик? – впечатлился догадкой Михалюк, и лицо его почему-то посерело. – Эт-того еще не хватало… Интересно, по чью же душу он сюда приехал?
* * *
Окраинный район Гондоновка, именуемый так из-за близости к заводу резиновых изделий, издавна слыл в городе местом подозрительным, неспокойным, а в ночное время – и небезопасным. Впрочем, и в дневное время тут было мало приятного. Заводские трубы, торчащие на окраине района, и крематорий Яцевского кладбища, расположенного неподалеку, явно не озонировали воздух. В этом районе издавна селилась разная шваль и погань: профессиональные нищие, беглые алиментщики, мелкие воры и хронические алкоголики и наркоманы. Облезлое заводское общежитие, стоявшее у проходной, и вовсе считалось рассадником заразы. В общаге жили в основном гастарбайтеры: молдаване, азербайджанцы, таджики и курды. Но выходцев из Юго-Восточной Азии почему-то было больше всего.
Миша Ермошин бывал на Гондоновке лишь несколько раз и потому не очень хорошо ориентировался в этом хаотичном нагромождении заборов, покосившихся бревенчатых халуп и бараков с облупленными фасадами. Однако общежитие гастарбайтеров отыскал сразу: фасад пятиэтажки украшала блеклая вывеска кафе «Хайфон», расположенного в цокольном этаже. Судя по названию, заведение принадлежало какому-то юго-восточному азиату. Небольшое скопление похмельных ханыг у входа наводило на мысль, что «Хайфон» – дешевая бухаловка наподобие «Рюмочной».
Конечно, Кадр никогда бы не отправился на Гондоновку без крайней нужды. На него навалилось слишком много забот: поездки в роддом к дуре дочери, получение паспорта с пропиской, воспитание маленького сына, а также ежедневные объяснения в ментуре, в ходе которых недавний арестант доказывал свою непричастность к стрельбе из окна.
Сегодня утром Ермошину позвонила та самая нерусская баба, не выговаривавшая букву «р». Начисто игнорируя все законы конспирации, она вежливо, но властно предложила встретиться и поговорить. Несложно было догадаться, что предстоящая беседа напрямую коснется неудачного покушения на Голенкова. Была у «каналы» мысль: послать эту бабу куда подальше, тем более что бывший мусорок ему и самому нужен. Но здоровое любопытство взяло верх – Кадру не терпелось узнать, чей же заказ он выполняет. Да и сумма заказа могла переиграться в сторону увеличения.
Оставалось только догадываться, почему заказчица – тетя, видимо, очень небедная – жила в этом голимом районе…
В полуподвальной бухаловке «Хайфон» было сумрачно и немноголюдно. За барной стойкой возвышался хозяин – невзрачный азиат с болезненным лицом и дрессированной полуулыбкой. За спиной бармена колыхалась бамбуковая портьера с изображением пагод и лотосов. Двое подвыпивших мужиков переругивались ленивым матерком, явно склоняясь к последующему выяснению отношений. Высокий худой бомж в рваном свитере смотрел на граненый стакан с водкой столь сосредоточенно, будто от этого мог увеличиться градус спиртного. В какой-то момент Кадру показалось, что лицо этого бомжа ему откуда-то знакомо…
Неожиданно зашуршала бамбуковая портьера позади бармена, и тот, на секунду заглянув за дверь, вышел из-за стойки.
– Доблое утло… Миса Елмосин – это вы? – спросил он, подойдя к столу.
– Ну, я…
– С вами говолисть хотят. Там кабинета, плосу… – с приклеенной полуулыбкой пригласил азиат.
Кабинет за бамбуковой шторой выглядел куда более презентабельно, чем общий зал бухаловки. Видимо, бармен принимал тут лишь самых почетных гостей – естественно, из числа земляков. Ковры с изображением драконов, деревянные маски, азиатская фарфоровая посуда – все это навевало невольные воспоминания о боевиках про сингапурскую мафию и Брюсе Ли.
За низким столиком, застеленным роскошной скатертью, сидела толстая сдобная азиатка с очень узкими глазами и круглым желтым лицом. Стильное платье, дорогие туфли на шпильках, масса золотых украшений на пальцах и шее – все это не вписывалось в картину нищей Гондоновки.
– Здлавствуй, Миса, – вежливо улыбнулась она.
Ермошин сразу узнал этот голос, хотя и слышал его лишь по телефону. Несомненно, это и была заказчица…
– Привет, – буркнул Кадр.
– Выпиця хоцеся?
– Не откажусь…
На столе немедленно появилась бутылка какой-то странной водки – явно не местного розлива. Стекло было матовым, пескоструйным, и это не позволяло рассмотреть ни цвет, ни количество напитка. Однако на дне, как показалось Мише, темнело нечто продолговатое, напоминающее стебель какого-то растения.
Азиатское гостеприимство не велит гнать обороты. Да и говорить о делах с ходу не принято. Заказчица перешла к делу лишь после третьей рюмки.
Конечно, она уже знала о неудачном покушении на Голенкова. Знала она и о том, что директор «Золотого дракона» почти перестал выходить на работу. И лишь теперешнее местонахождение бывшего мусора было для нее неизвестным.
– Ты авансу полуцил, да? Тысяца баксов полуцил, да? Ты обесьцял, да? Надо сделаця… – с ласковой назидательностью напомнила азиатка.
– Постараюсь, – лениво хмыкнул «канала», прикидывая, что ему выгодней: послать эту бабу прямо сейчас или все-таки попытаться переиграть сумму гонорара.
– Надо сделаця в близайсие дни… – очень вежливо втолковывала узкоглазая. – За тли дня – смозеся?
– Ты че – смеешься? Он же бывший мент, и все прокладки у него мусорские. Так, бля, зашифровался, что с миноискателем не найдешь. За такой срок, да еще за такое бабло… Стремно.
Кадр говорил долго и нудно, явно набивая себе цену. Вновь напомнил о милицейском прошлом заказанного. Посетовал на здоровье, подорванное тюрьмами, пересылками, этапами и зонами. Намекнул, что этот заказ у него далеко не единственный.
– Вон, и в одной умной книжке написано: «Каждый имеет право на справедливые и благоприятные условия работы»! – по памяти процитировал блатной киллер. – А какие у меня условия работы? Не успел с зоны откинуться, а уже менты наехали…
Наконец, собеседнице это надоело. Скинув с себя заскорузлую робу заученной приятности, как пожарник свой комбинезон после ложной тревоги, она произнесла очень жестко:
– Если не сделаеся, мы цебе устлоим неплиятность. Плосто в милиция ласказем, как ты того музцину с ладиозавода убиль, Бекетова. Я во Вьетнаму все лавно уеду, а улики у нас на тебя есьтя.
– Ты это мне-е-е такое говоришь? – не поверил Ермошин.
– Тебе, тебе, – подтвердила заказчица и, сузив глаза до допустимых природой пределов, неожиданно улыбнулась. – А если сделаеся, я тебе не пять тысяца баксов дам, а десятя. Согласен?
Это в корне меняло дело – «канала» склонился к рюмке, чтобы нечаянным взглядом не выдать внезапную радость.
– Согласен, – согласился Кадр. – Только за три дня не успею. Мне еще надо пробить, где он обитает… Дней десять пойдет?
– Холосо. Но не больсе, – кивнула круглолицая, разливая остатки водки по рюмочкам.
И тут произошло нечто такое, что заставило в ужасе сжаться и затрепетать даже черствое и безжалостное сердце блатного киллера… Перевернув бутылку, азиатка постучала ладонью по донышку. На стол с вполне деревянным стуком выпал тот самый темный продолговатый предмет, который сперва показался Кадру толстым стеблем какого-то растения.
Это была заспиртованная змея. Маленькая пасть с острыми зубками, причудливый узор на спине, нежное желтое брюшко… И хотя Мише приходилось пить и политуру, и денатурат, и даже жидкость для разжигания примусов, он с трудом удержался, чтобы не сблевать.
Скусив змее голову, азиатка сладко улыбнулась и щедрым жестом протянула мумифицированного гада собеседнику:
– Хоцеся?
– Убери… – брезгливо отстранился Миша, невольно прислушиваясь к желудку.
Желудок ответил конвульсивной попыткой вывернуть себя через пищевод. А узкоглазая как ни в чем не бывало с хрустом разжевала голову заспиртованного аспида и запила водкой.
Глядя на варварскую трапезу, Кадр вдруг с пронзительной ясностью осознал: от этой страшной женщины можно ожидать всякого. В случае невыполнения заказа она точно так же откусит и его голову.
– Миса, цебе плохо, да? – спросила круглолицая, и в ее интонациях Ермошину послышались издевательские нотки.
– Это… я бухнул натощак, – нашелся Кадр. – Не пошло.
– Давай я цебе такси вызову. Оплацю, оплацю, у нас во Вьетнаме все люди гостеплиимные. А ты – моя гостя сегодня…
Проходя на выход через общий зал «Хайфона», Миша невольно скосил взгляд на того самого бомжа в драном свитере, который показался ему неуловимо знакомым. Бомж по-прежнему медитировал над стаканом, не обращая внимания на проходящих. Ермошин хотел было задержаться, чтобы получше рассмотреть странного типа. Но такси уже стояло у фасада, и впечатлительный «канала», заботливо поддерживаемый спутницей, поспешил поскорей покинуть жутковатое заведение…
…Проводив дикую парочку долгим цепким взглядом, бомж допил водку и вышел из забегаловки. Зайдя за угол, он достал мобильник и деловито защелкал кнопками.
– Леха? Ну, привет. Да, на кладбище была, все пробила, то, что ты хочешь, своруем элементарно. Я теперь с Гондоновки звоню, на автобазе тоже была. Знаешь, напротив завода общага для узкоглазых есть, с грязной бухаловкой в полуподвале? Так вот: захожу я сейчас в этот гадюшник, а там…
К удивлению Пили, информация о блатном «канале», увиденном в обществе неряшливой толстой вьетнамки, совершенно не впечатлила Жулика. Казалось, он даже предвидел такой оборот событий.
– «Хайфон», говоришь? – вежливо уточнил Сазонов. – Знаю, знаю… Рита, не в службу, а в дружбу: пробей-ка телефончик бармена…
* * *
– Девушка, можно вас на минутку?
Склонившись к окошечку регистратуры родильного отделения, Эдик Голенков натянуто улыбался. Миловидная молоденькая регистраторша, не старше его дочери, оторвалась от журнала записей и с нарочитой строгостью взглянула на визитера.
– Слушаю вас.
Эдуард Иванович был краток и деловит. Мол – к вам недавно поступила роженица, некто Лидия Михайловна Ермошина, моя племянница. К сожалению, девочка очень подвержена чужому влиянию, и даже в роддоме ею могут интересоваться разные темные личности. Так не могли бы вы информировать…
Закончив, Голенков выложил на регистрационную стойку стодолларовую банкноту, прижав ее флаконом дорогих духов. Девушка поправила колпак с красным крестиком, застенчиво улыбнулась и, подумав, с благосклонностью приняла презент.
– Что я могу для вас сделать?
– Если Лидой Ермошиной кто-нибудь будет интересоваться, спрашивайте, кто, и сразу звоните мне вот по этому телефону, – черкнув в блокноте, Эдик вырвал листок и протянул регистраторше.
– Я напарницу предупрежу, – пообещала девушка.
– Передайте, что я и напарницу не обижу. Спасибо. – Откланявшись, бывший сыщик двинулся пустым вестибюлем на выход.
В вестибюле пахло дезинфекцией и лекарствами. Откуда-то сверху то и дело доносился младенческий плач, и Эдик ускорил шаг: теперь любые резкие звуки действовали на него раздражающе.
Усевшись за руль, он закурил и сладко, с хрустом потянулся.
– Вот так, – сказал Эдик любимому псу, сидевшему позади. – Вот так мы их всех на живца и отловим…
События у «Рюмочной» сильно напугали Голенкова. Он действительно переменил местожительство, сняв скромную квартиру в окраинном районе Подусовка. Выбираясь из дома, он непременно брал с собой ротвейлера. Это не было пустой предосторожностью: страшный мужик с тугой удавкой в руках постоянно преследовал его в ночных кошмарах.
Предстояло хотя бы выяснить, кто он. Это было несложно. Видимо, мужик этот имел какое-то отношение к Мандавошке (какое именно, Эдик еще не знал). И потому наверняка мог появиться в роддоме. Впрочем, роженица могла заинтересовать не только его…
Голенков уже знал, кем разродилась Ермошина. К сожалению, эти роды полностью перечеркивали обвинения Жулика по позорной статье «Изнасилование заведомо несовершеннолетней»; даже беглого взгляда на младенца было достаточно, чтобы понять, что Сазонов – не его отец…
Впрочем, на беглом уголовнике висели не менее серьезные статьи: аж целых три убийства. И этот мерзавец вполне мог появиться в роддоме, чтобы самому удостовериться в неправедности первого навета.
– Вот тут-то тебя и закроют… – мстительно прошептал Эдик, поглаживая любимого пса. – Нас, ментов, не обманешь. Правильно я говорю?
– Р-р-р-р…нга! – зарычал Мент.
Всю дорогу до Подусовки бывшего опера не оставляло ощущение, что за ним кто-то следит. Но подозрительных машин вроде бы не было, и Голенков огромным усилием воли отогнал от себя это чувство…
* * *
Никогда еще Леха Сазонов не готовился к ограблению с такой тщательностью, как теперь. Серьезность выбранной цели и диктовала продуманность действий. Сценарий будущего грабежа выглядел безупречно, но для окончательной уверенности в успехе необходимо было выяснить несколько нюансов.
– Таня, – сказал Жулик за ужином. – Ты говоришь, что однажды была в том подвале?
– Да, – кивнула девушка. – Что я могу для тебя сделать?
Конечно, Таня прекрасно знала о преступных намерениях возлюбленного и даже радовалась этим намерениям. Ведь все неприятности в ее семье начались именно с золота. Да и жажда мести отцу до сих пор не остыла. Скорее наоборот…
– Не помнишь, как выглядит сейф?
– Такой огромный, с двухстворчатый шкаф. Я таких никогда в жизни не видела. Два замочных отверстия. И огромное медное колесо на дверце.
– Довоенный немецкий, фирмы Круппа, – понимающе кивнул профессиональный аферист; кто-кто, а он понимал толк в подобных вещах. – Отмычкой такой не возьмешь, тут нужна долгая, степенная и уважительная беседа с замками. Ладно. А не помнишь, сколько ступенек на лестнице, ведущей в подвал? Хотя бы приблизительно…
– Лестница длинная… Ступенек двадцать. Может быть, тридцать.
– А потолки в том подвале высокие?
– Кажется, да…
Леха что-то быстро записал в блокноте и невесть зачем защелкал калькулятором.
– Танечка, еще один вопрос. Помнится, в шестом классе ты отлично успевала по черчению. Ты не могла бы нарисовать мне хотя бы очень приблизительный план этого подвала? С указаниями длины и ширины.
– Могу. А… откуда ты знаешь, как я училась в шестом классе? – спросила девушка, и по ее глазам Жулик понял, что вопрос этот задан не просто так.
– Откуда я знаю? Расскажу как-нибудь. – Сазонов протянул Тане лист ватмана и карандаш. – Нарисуй, пожалуйста, все, что ты помнишь… С указанием размеров.
Чертеж был готов минут через десять. И хотя многие подробности подземного Эльдорадо наверняка остались за кадром, главное было очевидно: подпольная золотоплавильная мастерская частично находилась под проезжей частью той самой улицы, на которой и стоял вьетнамский ресторан.
Ситуация прояснилась окончательно, и ясность позванивала под теменем, как зеркальный шарик под освещенным куполом цирка.
В самом центре города, всего на трехметровой глубине, лежал огромный сейф, доверху набитый валютой и золотом – пусть даже радиоактивным. Но проникнуть в это подземелье было проблематично: за Жуликом охотились едва ли не все милицейские подразделения, и многочисленные стукачи, прикидывая размеры премиальных за поимку особо опасного рецидивиста, истекали слюнями.
– Слышь, Леха, что-то уж слишком сложную аферу ты замутил, – неодобрительно произнесла Пиля и, помолчав, добавила заговорщицки: – А давай в этот погреб ночью наведаемся? Отключаем сигнализацию, вяжем сторожа, если он есть, и…
– Можно, конечно, и ночью, – почти согласился Сазонов и, помолчав, сказал почти застенчиво: – Но, если честно, мне давно хотелось совершить грабеж средь бела дня, на глазах достопочтеннейшей публики… И притом так, чтобы никто ни за что не догадался, что это – грабеж.
– Так ведь… опознают! Твою «вывеску» уже третий раз по телевизору прокрутили! – поджала губы Пиляева.
– Не опознают.
– Средь бела дня?
– Средь бела дня. На самом деле, все очень просто. Вспомни, зачем ты на кладбище и на автобазу ездила? Дело в том, что…
…Повествование Жулика был недолгим – сценарий будущего грабежа средь бела дня он обрисовал несколькими скупыми фразами. Рита выслушала, и ее темное лицо кинематографической ведьмочки просияло.
Таня, конечно же, тоже слушала этот рассказ. Но, как всякая влюбленная девушка, совершенно не вдавалась в технологические подробности. Она просто любовалась рассказчиком. Лешино лицо выглядело вдохновенным, словно у скульптора, который в бесформенном куске мрамора уже видит законченную композицию…