Глава 23
– …короче, ступеньки, подвал и маленькая железная дверь в стене. Пиля, ты в детстве Буратино читала? – спросил Жулик, подводя черту под рассказом о вчерашних признаниях Тани.
Июльское утро выдалось чистым и ясным. Желтые солнечные лучи бликовали в стеклах буфета, выкругляясь на водопроводном кране и дверной ручке. На плите калилась джезва, и аромат из медного жерла наполнял кухню. Табачный дым под потолком густел слоями, и Леха, поднявшись из-за стола, с треском открыл окно.
– Значит, подвал все-таки в кабаке… – прищурилась Рита. – Во-от оно что. Все в масть, товарищ бывший следователь.
– Генеральная прокуратура, где я до недавнего времени подвизался, никогда не ошибается! – веско согласился Сазонов и, сняв с плитки джезву, разлил черную лаковую струю по чашечкам. – Только что ты имеешь в виду?
– А помнишь, ты мне втирал: мол, оба дела, то есть твое фуфлыжное обвинение по «мохнатке» и поиск подпольного монетного двора… можно будет объединить в одно, – напомнила воровка, впечатленная дьявольской проницательностью товарища. – А ведь так оно все в натуре и вышло! Кто на тебя левый прикуп с Ермошиной-Дерьмошиной сбил? Голенков! А у кого вьетнамское «рыжье» оказалось? Тоже у него.
– Я не нарочно, просто совпало, – ответил Жулик в качестве самооправдания и, отхлебнув кофе, напомнил продолжение того, давешнего разговора. – Я тебе и еще кое-что говорил. Что истинные ценности… с запредельным радиоактивным фоном обязательно получат менты. Или Генпрокуратура. Или и те и другие – мне без разницы. А мы в качестве премиальных за раскрытие особо тяжкого преступления достойны денежной награды и желательно в иностранной валюте. Кстати, Таня утверждает, что видела в сейфе много-много долларов и евро.
– А Таня эта… она… – начала было Пиляева, но Жулик легким отмахивающим движением пальцев пресек очевидный вопрос.
– Будет молчать. Она теперь мусоров больше нашего ненавидит. Особенно одного бывшего капитана Уголовного розыска. Именно потому и сдала мне его сокровища.
– Больше меня ненавидеть мусорню невозможно в натуре, – опровергла шестикратно судимая рецидивистка. – Только смотри, Леха… Я тебе уже сто раз говорила. Если ты когда-нибудь вновь запалишься – это произойдет из-за бабы.
– Бывают женщины, из-за которых не грех запалиться! – белозубо улыбнулся Сазонов. – Так что, если менты меня и закроют, хоть стыдно не будет, из-за кого.
– Кстати, эта марьяна не только тебе по масти пришлась, – напомнила Рита многозначительно.
Леха неторопливо допил кофе, сполоснул чашку в мойке и, закурив, уселся на подоконник. Над крышами пятиэтажек серебрились и таяли облака. По дорожке внизу шла девушка в провокационной мини-юбке, и Жулик проводил ее доброжелательным взглядом.
– Да уж, Татьяна Эдуардовна интересует не только меня, – подтвердил он после весомой паузы. – А вообще, если бы не эта история с Зацаренным, мы бы и не узнали, что у нас есть конкуренты – соискатели вьетнамских сокровищ.
– Если ты про Цацу… этого гандона, штопанного колючей проволокой, так его больше нет. Вон, и менты объявили, будто бы ты его завалил.
– А если Зацаренный был простым исполнителем? А если за ним Дядя Ваня стоит, со всем своим базарным кодляком?
– А если нет?
– Это несложно проверить. Поставь себя на место Михалюка. Допускаю, что ему тоже что-то известно о вьетнамских сокровищах. Допускаю даже, что в его руках каким-то образом оказался империал 1915 года. Как он должен поступить? Правильно, отслеживать все места, где могут всплыть такие монеты. Ювелиры, зубные техники, антиквары и нумизматы. То есть люди, которые теоретически могут скупать золото царской чеканки. Если Дядю Ваню действительно интересует тема с «рыжьем», то он просто обязан поставить всех этих барыг под контроль. Я бы на его месте поступил именно так.
Рита смотрела непонимающе.
– Ну, и?..
– Пиля, ты рыбалкой никогда не увлекалась? Знаешь, что такое ловля на живца? – весело спросил Леха и, взяв с холодильника старую газету объявлений, зашелестел страницами.
– Ну, знаю… Кого и зачем ты ловить собираешься?
– Золотой империал 1915 года выпуска. Если такая монетка у Михалюка действительно есть – значит, он наш конкурент. Если он наш конкурент, то наверняка будет отслеживать других конкурентов. Через барыг… – Сдвинув брови к переносице, Сазонов принялся просматривать раздел «Коллекционирование, антиквариат».
– Что ты задумал?
– Купить у Михалюка империал 1915 года выпуска. Если только он у него имеется. Не мешало бы проверить этот вещдок на радиоактивность.
– Купить? Да ты че, Леха, мозгами поехал?! Ты же беглый арестант! Вон, и «вывеска» твоя на каждом столбе висит: «особо опасный рецидивист» и половина Кодекса в придачу. Ты че, придешь в натуре к Михалюку и предложишь ему лавэ? Мол – я купец, давай товар? Да он тебя за Цацу на вилы посадит!
Жулик негодующе хмыкнул:
– Идти я к нему не собираюсь. Сам принесет. И лавэ предлагать не буду. И так отдаст…
…План вызрел быстро, как тыква в погребе. Прикинув последовательность действий, Леха решил переговорить с Таней – без ее помощи было не обойтись.
Разговор выдался лаконичным, но содержательным. Расхаживая по комнате и твердо ввинчивая каблуки в ковер, Леха говорил чеканно и твердо, будто гвозди вбивал:
– Таня, выслушай меня очень внимательно. Я почти уверен, что твое похищение прямо или косвенно связано с драгоценностями, о которых ты вчера рассказала. Вполне возможно, что какие-то люди… например, господин Михалюк и его головорезы из так называемой охранной фирмы «Находка», тоже узнали об этом золоте. Вот и решили обменять заложницу… то есть тебя, на драгоценности из ресторанного подвала. Но это, подчеркиваю, только гипотеза. Рано или поздно тебе придется вернуться домой. Не век же мы будем сидеть в этой хате! И тогда никто не сможет дать гарантий, что тебя не выкрадут по второму кругу. Никто, даже я.
– И… что теперь? – растерянно спросила Голенкова.
Сазонов повесил многозначительную паузу, чтобы дать Тане возможность проникнуться ситуацией. Уселся на подлокотник кресла, цепко взглянул на девушку, прищурился и произнес вкрадчивым шепотом:
– Насчет Михалюка – это всего лишь предположение, которое необходимо проверить. Мне очень нужна твоя помощь.
– Что я должна сделать? – спросила Таня, и чуткий слух Жулика уловил в ее интонациях испуг.
– Прекрасно понимаю твои опасения, – вздохнул он. – Я – опаснейший уголовник, ты – школьная отличница. Надеюсь, ты не собираешься меня перевоспитывать?
– Но ведь есть где-нибудь люди, не нарушающие закон? – без особой веры предположила барышня.
– Та-аня, – Сазонов приложил руку к груди. – Только не надо, а? Я совершенно не собираюсь начинать тернистый путь к вершинам совести, преодолевая опасения общественности, недоверие не коррумпированных еще сотрудников милиции и сопротивление гадких своих кентов. Да, я аферист, фармазон, жулик и вор. Такая у меня профессия. И я прошу у тебя помощи. Пойми: я не собираюсь просить тебя постоять на атасе во время ограбления банка и не отправляю тебя на толкучку торговать краденым. Никакого криминала не будет, обещаю. Тем более речь идет о твоей безопасности… Тебе позвонят по телефону, и ты должна будешь сказать несколько слов. Только и всего. Но звонков, видимо, будет много, придется отшелушить ненужное. Согласна?
* * *
Получив от загадочной нерусской бабы заказ на бывшего мусора, Миша Ермошин испытал настоящее смятение чувств.
Как и всякий порядочный уголовник, Кадр испытывал к Голенкову искреннюю злобу и ненависть. Эдуард Иванович оставил после себя самую недобрую память в криминальных кругах города, и память эта была еще свежа. Да и последней своей отсидкой Миша был обязан именно этому мусору. А ведь он, ко всему прочему, сыграл далеко не благовидную роль в судьбе беспутной дочери Лиды…
Таким образом, профессиональное и личное сочетались в заказе в абсолютно равной пропорции. Но и это было еще не все: ведь коммерческая составляющая не ограничивалась пятью штуками баксов, обещанных за убийство! Рассказ дочери о золотых монетах, случайно засвеченных Голенковым, и вовсе раздвигал горизонты желаемого.
Прикинув масштабы дела и возможные его последствия, Кадр испытал легкое головокружение.
– Во карта легла, а? – сказал он самому себе.
Было очевидно: валить Эдика в подъезде, как несколько дней назад лысого мужика с радиозавода, не стоит. Мусорку и так суждено пасти шалман на Яцевском кладбище. Так почему бы перед смертью не взыскать с него за моральный ущерб тем же царским «рыжьем»? Даже во «Всемирной декларации прав человека» записано: «Каждый может иметь собственность». Значит, Ермошин тоже имеет такое право. А уж насчет того, чужая эта собственность или нет, в любимой брошюре ничего не сказано…
Поразмыслив, Кадр решил привлечь в сообщницы дочь. Ведь Лида (если ей верить) была с бывшим сыщиком в самых дружеских отношениях!
– Лида, – сказал он ей во время вечернего пивопития. – Ты мне как-то сказала, что типа поможешь с мусором этим… Голенковым перетереть.
– О чем?
– Предъявить ему хочу. Конкретно, – объявил «канала», вливая в себя пиво жадными булькающими глотками.
Блудливая мордочка Мандавошки сперва побелела, как солнце пустыни, а затем покрылась багровыми пятнами. Зная отца, она уже представляла, какой может быть предъява…
И не ошиблась.
– От этого педрилы надо избавиться, – твердо добавил Кадр, открывая очередную бутылку.
– Ты что – хочешь его… того? – уточнила Лида, проведя ребром ладони себе по шее.
– Есть много способов, – ответил папа туманно.
– Так ведь… менты с нас потом не слезут! – Ермошина взглянула на родителя круглыми от страха глазами.
– Не бздимо. Я знаю, как все устроить. Короче, позвонишь ему как бы между прочим – мол, есть важный разговор, но тереть хочешь без свидетелей. Забьешь стрелу у нас во дворе. Он на тачке подкатит. Остальное тебя не касается. Кстати… ты ему говорила, что я из тюрьмы вернулся? Я предупреждал!
– Не-а.
– Вот и хорошо, – осклабился Кадр. – Я и сам днем стараюсь особо во дворе не светиться.
– Он постоянно с собакой, – Ермошина боязливо поежилась. – Такой черный и злой ротвейлер… Ментом зовут.
– Скажешь, чтобы псину с собой не брал. Мол – ты брюхатая, боишься…
– Слышь, папик… А че с Жуликом этим… ну, с Сазоновым делать? Ведь я его типа как оклеветала. Может, пойти в прокуратуру и написать, что он меня не трахал? Он мне действительно может мстить начать… Это же уголовник, с цепи сорвавшийся! Вон сколько народу перестрелял, и по телевизору показывали! Папка, так что мне теперь делать?
Вопрос так и остался без ответа – Миша даже не обернулся в сторону дочери. Однако по слишком сосредоточенному взгляду и выступившим морщинам на ноздреватом лице дочь поняла: он уже знает, как поступить.
* * *
– Дядя Ваня, тут интересная объявка нарисовалась, – произнес Мамрин, едва переступив порог офиса «Находки».
Михалюк нехотя оторвался от изучения финансовых документов. Взгляд его воткнулся в Зондера ощутимо, словно кулак.
– О чем это ты?
– Ты ведь сам как-то сказал, что надо отслеживать всех барыг, кто царскими червонцами интересуется, – напомнил Игорь, доставая из кармана сложенное вчетверо объявление со следами свежего клея на обороте. – Только что с афишной тумбы у рынка содрал. По дороге такие же видел… На каждом столбе висят.
«Смотрящий» достал из очечницы окуляры, протер их и водрузил на переносицу. Сухие татуированные пальцы тщательно разгладили листок.
На нем значилось:
«ПРЕДСТАВИТЕЛЬ МОСКОВСКОГО АНТИКВАРНОГО САЛОНА «РОКОКО» ДОРОГО КУПИТ ИКОНЫ, ОКЛАДЫ, КАРТИНЫ, ГРАММОФОНЫ, СТАТУЭТКИ, ИЗДЕЛИЯ ИЗ БРОНЗЫ, СЕРЕБРА И ФАРФОРА, А ТАКЖЕ ЗОЛОТЫЕ МОНЕТЫ ЦАРСКОЙ ЧЕКАНКИ. ОЦЕНКА БЕСПЛАТНО».
Объявление, набранное на компьютере и распечатанное на цветном принтере, выглядело цветастым, как конфетная обертка. Однако изображения старинных часов, фарфоровых слонов и граммофонных раструбов придавало ему убедительности. Как и положено, объявка была разлинована и надрезана снизу. На каждом отрывном прямоугольничке стоял номер телефона, судя по всему – мобильного.
– Давай позвоним, – безо всякого энтузиазма произнес Михалюк.
На звонок ответили сразу. Приятный девичий голос заученно сообщил, что представитель антикварного салона «Рококо» теперь, мол, занят, но для оценки можно прибыть хоть сейчас.
– А вы кто? – не понял «смотрящий».
– Секретарша. Я в антиквариате не разбираюсь, просто отвечаю на звонки.
– Поня-ятно. А где ваша контора располагается? – спросил Дядя Ваня и приготовился записывать.
– Мы пока в стадии формирования. Офис еще не открыт, временно работаем с клиентами на дому. Лицензия для работы имеется, предъявляем по первому требованию. Адрес такой: Льва Толстого, 152, квартира 13а. Только мы габаритный антиквариат пока не принимаем.
Упоминание о лицензии, причем не сразу, а в правильный момент, подействовало успокаивающе.
– Монеты золотые – берете? – спросил Михалюк.
– Смотря какие. Надо сперва посмотреть. Оценка бесплатно.
Записав на обороте объявления адрес, «смотрящий» протянул бумажку Мамрину.
– Смотайся. Не мешало бы пробить, что за антиквар и какие золотые монеты его интересуют, – прикинул Михалюк, доставая из сейфа империал 1915 года выпуска – тот самый, полученный некогда покойным Цацей от малолетней минетчицы Ермошиной. – Вот и пробей, что к чему. Да, заодно поинтересуйся – кому этот барыга в нашем городе платит. И вообще – что это за барыга такой… Пусть заодно и монетку оценит. Хоть будем знать, что к чему.
– Думаешь, этот барыга может иметь какое-то отношение к Жулику?
– Вряд ли. Хотя… на месте и выяснишь. Да, заскочи на базар, там Мурза местовые собирает. С собой возьмешь.
Спустя полчаса раздолбанный «бригадный» джип «Ниссан Патрол» маневрировал узкими двориками в районе улицы Льва Толстого. За рулем сидел Мурза – мрачный круглоголовый пацан с поломанными борцовскими ушками. Мамрин, сидевший рядом, отслеживал нумерацию домов.
Искомый дом отыскали быстро. Унылый подъезд, серая сыплющаяся штукатурка с красными заплатами кирпичей, муаровые разводы плесени…
– Слышь, Мурза, в тачке обожди, я быстро, – бросил Мамрин, выходя из машины.
– Смотри, чтобы никакой подставы не было, – напутствовал Мурза.
– Да ты че – чтобы меня кто-нибудь развел? Лох я тебе, что ли?
Поднявшись на второй этаж, Игорь остановился. На полутемной площадке тускло отсвечивали номерки дверей. Искомая квартира 13а располагалась как раз между 13-й и 14-й. На добротной дубовой двери висел новенький почтовый ящик. Слева белела пуговичка звонка. Из квартиры доносилась легкая музыка.
Нащупав в кармане червонец, Зондер решительно вдавил палец в дверной звонок. Из-за двери донеслось шарканье домашних шлепанцев, в замке провернулся ключ.
Дверь открылась. На пороге стоял какой-то мужчина в домашнем халате, с помазком в руке. Щеки его были густо обмазаны пеной, и это обстоятельство, равно как и полутьма, не позволяли хорошенько рассмотреть его лицо.
– Извините… – пробормотал хозяин. – Вы к кому?
– По объявлению, – сказал Зондер с нажимом. – Вы из салона «Рококо»? Царские червонцы покупаете?
– Мы многое покупаем. Простите, а… можно, я добреюсь? Или вы очень спешите?
– Так, барыга, давай по быструхе, времени нет, – бросил Мамрин, вталкивая хозяина в неосвещенную прихожую.
– Монетка при вас?
Оказавшись в прихожей, Игорь окончательно убедился, что опасения Мурзы беспочвенны: никакой подставой тут и не пахло. Это было обиталище абсолютно безобидного антиквара-старьевщика. Тумбочка с допотопным телефоном, ящик для обуви, потертая куртка на вешалке…
В углу громоздились старые напольные часы без минутной стрелки. На венском стуле возвышалось несколько коробок. Гипсовая статуэтка «Купающаяся колхозница» привлекала внимание совершенством линий и безупречностью форм.
За портьерой, висевшей на двери прихожей, угадывалась комната – по всей вероятности, тоже забитая антикварным товаром.
– Монетка, говорю, при вас? – повторил хозяин, намыливая себе под висками.
– Держи. – Игорь достал из кармана империал. – Слышь, а сколько она может потянуть?
– Я сейчас вашу монетку под лупой посмотрю и назову цену, – обаятельно улыбнулся антиквар. – Если она вас устроит, договоримся…
– А как же… – начал было гость.
Хозяин виновато развел руками.
– Извините, но в квартиру не приглашаю. У меня тут пока и контора, и жилье одновременно. Офис еще не открыли, вот и приходится весь товар дома хранить. Бардак жуткий, аж неудобно… Обождите, пожалуйста, в прихожей, я мигом!
И, не стирая со щек мыльной пены, скрылся за портьерой, отгораживающей прихожую от комнаты.
Зондер закурил и, не закрывая за собой входную дверь, вышел на лестницу.
Прошло две минуты. Антиквар почему-то не спешил с оценкой червонца. Прошло еще три минуты. Простучали по двору шаги, взвыла автомобильная сигнализация, где-то хлопнула форточка, и Мамрин ощутил первые признаки беспокойства. Растоптав окурок, он уже собрался войти в квартиру, но дубовая дверь неожиданно захлопнулась перед самым его носом. Щелкнул язычок замка, и музыка в квартире внезапно стихла.
– Эй, ты, не балуй! – повысил голос Зондер, и меж век его появился узкий бойцовский проблеск. – Слышь, козел, дверь открой, хуже будет!..
Ответа не последовало.
– Ну, сука… – пробормотал Игорь, предчувствуя недоброе, и со всего размаху ударил кулаком в почтовый ящик.
В этот момент с треском раскрылась соседняя дверь. На пороге стояла высокая женщина в бигуди. Лицо коммунальной склочницы лоснилось от жирных кремов.
– Ты чего это безобразишь, а? – вызверилась она. – Щас милицию вызову, хулиган!
– Заткнись, лоханка! – властно приказал Мамрин, продолжая колотить кулаком в квартиру 13а. – Что это у вас за сосед тут живет?
– Какой сосед?
– Антиквар! Старьевщик! Из этой вот квартиры! – Кулак Зондера со всего размаху въехал в почтовый ящик.
– Обожди… – Баба в бигуди непонятливо уставилась на дверь с номером 13а. – Какая еще квартира? Это дворницкая с выходом на черную лестницу.
– Куда-а-а? – не поверил Зондер.
– На лестницу, во двор. Что-то я ничего не понимаю… – соседка удивленно таращилась на дверь. – Что за маскарад?! Ящик какой-то почтовый, номер, звонок… Дверь тут всегда стояла, за ней дворничиха метлы хранит. Я в этом подъезде тридцать два года живу, и отродясь тут никаких антикваров не было!
Навалившись гуттаперчевым плечом на дверь, Мамрин наконец выдавил ее и, шагнув внутрь, остановился в полном замешательстве.
Баба в бигуди оказалась права: это действительно была лестница, уставленная никому не нужным старьем, наверняка подобранным на ближайшей мусорке. Сорвав штору, висевшую на двери «комнаты», Зондер печально выругался: за дверью действительно была лестница черного хода. Он бросился по ступенькам, но тут же неловко растянулся на каком-то тряпье.
Это был тот самый домашний халат, который пять минут назад он видел на «антикваре». На изнанке халата белела подсыхающая бритвенная пена. Тут же валялись помазок и стоптанные домашние шлепанцы.
– Твою мать… – только и сумел вымолвить Зондер.
Только теперь до него дошло, в клещи какого убийственного плана угодил он, купившись на туфтовое объявление. Понял и другое: на такую аферу, элегантную по задумке и блестящую по исполнению, был способен только один человек – Алексей Константинович Сазонов, более известный как Жулик.
Спустя полчаса Мамрин, краснея и тужась, рассказывал о случившемся Дяде Ване. «Смотрящий» не сразу поверил рассказчику, а поверив, высказал Зондеру и попавшему под раздачу Мурзе множество самых неприличных слов и нелестных характеристик.
Впрочем, Михалюк успокоился довольно быстро. Потеря царского червонца обернулась неожиданным плюсом: теперь стало понятно, что за человек интересуется золотыми монетами бывшего опера Голенкова…
…А человек, организовавший эту изящную комбинацию, в этот самый момент пересказывал Пиле и Тане подробности.
– Дядя Ваня прислал Зондера… Я его сразу узнал. Значит, мои опасения подтвердились, – заключил Сазонов.
– А Зондер тебя не узнал? – спросила Рита.
– Лампочку на лестнице я еще ночью вывернул. Плюс бритвенная пена и театральный грим. Так что если и узнал, то только по почерку работы… Ладно, все это мелочи. Монета, как вы видите, 1915 года выпуска. А ну-ка… – Достав из выдвижного ящика дозиметр, Жулик включил его и поднес червонец к дозиметру.
Цифры на табло защелкали со скоростью автомобильного выхлопа.
– Короче, червонец – из тех же подвалов, – резюмировал Сазонов. – Теперь весь расклад как на ладони. Включая прикуп…
– Прикуп на себя Михалюк хочет сбить, – напомнила Рита.
– А у меня теперь на руках все козырные карты, – возразил Леха и, подумав, добавил: – Впрочем, если «смотрящий» так хочет получить радиоактивное «рыжье», я могу удовлетворить и его алчность…