Глава 21

Пассажирский поезд, изгибаясь на рельсах гигантской гусеницей, неторопливо катил по равнине. За окнами проплывали низкие шиферные крыши поселков, изумрудные поля и спокойные озерца, в которых поблескивало утреннее солнце.

Общий вагон в конце состава жил привычной железнодорожной жизнью. Пьяные дембеля азартно резались в карты. Двое пожилых пролетариев степенно беседовали о политике. Перезревшая блондинка с провинциальной косметикой на лице лениво цедила пиво, то и дело поглядывая на сидевшего рядом мужчину лет сорока.

Пассажира этого вполне можно было бы принять за обыкновенного фабричного работягу, если бы не многочисленные татуировки-«гайки», густо испещрявшие его фаланги пальцев. Рыхлое прыщавое лицо, напоминавшее языковую колбасу, было бледно, как проросшая в подвале картофельная ботва. Глубоко посаженные глаза смотрели угрюмо и недоверчиво. Мужчину не интересовали ни карты, ни пиво, ни дорожные разговоры: склонившись над растрепанной брошюрой, он вдумчиво читал, едва заметно шевеля губами.

– Мужчина, а что это вы такое интересное читаете? – спросила скучающая блондинка.

Тот молча показал обложку. «ВСЕМИРНАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА» – значилось на ней.

– Ух ты! А интересно?

– Еще бы… Вот послушай, какие умные слова тут написаны. «Каждый имеет право на жизнь, свободу и личную безопасность!» – назидательно процитировал чтец, поднимая татуированный палец. – «Имеет право на свободу»… Во как, оказывается!

– Конечно, имеет. А сами вы издалека едете?

– Из тюрьмы, – последовало степенное.

– А-а-а… – блондинка опасливо отодвинулась от недавнего зэка.

Состав подходил к конечной станции, замедляя ход. За вагонными окнами медленно надвигались городские окраины: приземистые пакгаузы, одноэтажные домики частного сектора и безразмерные бетонные заборы, за которыми город прятал свою хаотичную изнанку.

– Ты, мочалка, лучше не пиво сербай, а умные книжки читай. Может, человеком станешь! – напутствовал татуированный спутницу и, сунув брошюру в чемодан, пошел в тамбур.

Спустя минут десять он уже усаживался в такси на привокзальной площади.

– На Красный мост, – бросил бывший зэк. – Знаешь, там еще бухаловка круглосуточная… К ней и рули.

С тех пор, как татуированный был здесь последний раз, главная достопримечательность района совершенно не изменилась. У раскрытой двери «Рюмочной» ошивались окрестные алкаши, застенчиво стреляя у прохожих мелочь на опохмел. Сюрреалистичные фиолетовые хари добавляли живописности жаркому летнему утру.

– Ну, Миша… Вот ты и дома! – сказал татуированный самому себе и, достав из кармана пачку дорогих сигарет, закурил.

…Особо опасный рецидивист Михаил Ермошин, более известный в преступном мире как Кадр, возвращался домой после пятилетней «командировки». Он не знал, как примут его родные и примут ли вообще; не знал, какие изменения произошли дома в его отсутствие. За время, проведенное на липецком «особняке», он не получил от семьи ни единого письма, ни единой «дачки», и даже на «свиданки» к нему никто ни разу не приезжал.

Впрочем, Кадр и не собирался задерживаться в родном городе больше двух-трех месяцев. За это время следовало обменять справку об освобождении на паспорт с пропиской и вертануть один классный заказ, который он получил несколько недель назад, будучи еще на зоне. Так уж счастливо сложилось, что заказ этот надлежало выполнить именно на малой родине. Дело сулило быстрые и хорошие деньги, но после их получения из города надо было слинять.

Докурив, Ермошин сплюнул сквозь прочифиренные зубы и, миновав арку, направился к родному подъезду. Меньше чем через минуту он уже стоял у двери своей квартиры, вжимая пластмассовую пуговку звонка.

– Кто там? – послышался из квартиры надтреснутый старческий голос.

– Твой зять из тюрьмы вернулся… Открывай, вертухайская рожа!

Дверь раскрылась. На пороге стоял жилистый дедок с впалыми висками и слезящимися голубыми глазками. Скрюченные полиартритом пальцы сжимали пластмассовое цевье игрушечного автомата.

– Что – с «чалки» выломался? – неузнавающе глядя на гостя, спросил старик.

– Зачем «выломался»? – скупо улыбнулся Миша. – Отсидел от звонка до звонка. Ну, чего встал, как «барин» на утреннем построении? Дай пройду.

Скрипнула дверь дальней комнаты, и в прихожую выплыла какая-то незнакомая Кадру девушка в очень широком платье.

– Вау!.. Папик вернулся! – воскликнула она и тут же юркнула за половинку двери, стыдливо прикрывая живот.

– Ли-ида… – прошептал бывший зэк, глядя на почти взрослую дочь. – А выросла-то как… Почему ты не в школе?

– Так ведь каникулы! Ты, папик, не волнуйся, я в школе на хорошем счету, у меня только пятерки!

Только теперь Миша заметил, что дочь на последних неделях беременности. Нахмурившись, он обозначил движение снять брючный ремень.

– Та-а-ак, доченька… Значит, ты уже трахаешься? Может, еще и водку пьешь?

– Невиноватая я! – глядя честными глазами, вымолвила Ермошина. – Изнасиловали меня.

– Изнасиловали? – недобро прищурился Кадр. – И кто же?

– Потом расскажу… Извини, но мне очень больно об этом вспоминать, – пригорюнилась Лида.

– А мамка где?

– Нету больше мамки… Ее прошлой зимой грузовик переехал. Бухая была.

Сообщение о смерти сожительницы почти не взволновало недавнего арестанта.

– Та-а-ак… Вот оно что. Добухалась, значит. Туда ей и дорога. Наверное, с папашей своим, отставным «дубаком», и пила! – окрысился недавний зэк, недобро зыркнув на старика с пластмассовым автоматом. – А… наследник мой где?

– Ди-имка! Иди сюда-а! Наш папка из тюрьмы вернулся! – радостно крикнула дочь в открытую дверь.

Трудно было понять, в чем причина ее радости: то ли малолетка действительно соскучилась по отцу, то ли поверила, что он повелся на примитивную лапшу об «изнасиловании»…

Шестилетний Дима Ермошин появился спустя минуту. Слизывая острым розовым язычком блестящие на верхней губе сопли, он непонятливо уставился на отца, которого видел впервые в жизни.

– Ну, здравствуй, чипиздрик, – с неожиданной теплотой проговорил Миша, целуя ребенка в макушку. – Как житуха, пацан?

– Нормальненько, – степенно ответил малыш. – Только вот с деньгами полная жопа…

– Ну, блядь, сколько тебе еще повторять можно, чтобы ты при старших не выражался?! – делано возмутилась Лида, замахиваясь на брата.

– Зачем же ты так… – примирительно хмыкнул Ермошин, доставая из внутреннего кармана любимую правозащитную брошюру. – Пусть выражается. Вот, почитай, че тут написано. «Статья 19. Каждый имеет право на свободу мнения и его выражения»… Ладно, Лидка. Успеем еще навыражаться. А щас мою откидку будем гулять. Вот, держи филки, купишь бацилл и бухла. Полчаса на магазин, полчаса на готовку. Все, время пошло. А я пока с наследником за жизнь перетру. Да, Димон?

…С праздничным столом Мандавошка постаралась на славу: вернувшийся из тюрьмы отец внушал ей панический страх. От этого прожженного урки с прыщавой мордой и татуированными пальцами можно было ожидать всякого…

Луковой стружкой золотились огромные отбивные. Тонкие прозрачные драчены, щедро залитые сметаной, напоминали бело-желтые кружева. Благородный янтарь коньяка радовал глаз, а его крепкий витой аромат щекотал обоняние.

От обозримой еды и предстоящей выпивки Кадр немного поблагодушествовал. Выпить за обедом он уважал. Уважал и в другие приемы пищи, и между приемами тоже.

– Давай, вертухайская рожа, выпей за мою откидку… если с нами, преступниками, выпивать не западло. – Миша щедрой рукой налил коньяка отставному лагерному охраннику, который даже за праздничным столом не желал расставаться с любимым пластмассовым автоматом.

– На свободу с чистой совестью, – согласился старик и немедленно выпил.

– И с тобой, доченька…

– Так она ведь брюхатая, – на удивление здраво напомнил дедушка.

– Ничего, пусть младенец организм закаляет. На зоне пригодится.

Выпив стакан залпом, Ермошин вгрызся в еду, как изголодавшийся пес. Желваки комьями запрыгали за ушами.

– А теперь, Лидка, рассказывай, – приказал он с набитым ртом. – Кто тебя трахнул? В ментуру заяву кинула? Что там сказали?

– Изнасиловал меня один местный пацан. – Лида смиренно потупила взор. – Леша Сазонов.

Вилка с поддетым огурцом выпала из рук Кадра и с тихим дзиньканьем упала на пол.

– Кто?! – не поверил Ермошин. – Жулик, что ли?

– А ты его откуда знаешь? – «Жертва насилия» поразилась не меньше отца.

– Да он у меня тут, на этой хате, в гостях был! И не один раз! Забыла, да?.. – Помолчав, бывший зэк взглянул на дочь со все возрастающим недоверием. – Значит, говоришь, Жулик тебя трахнул? А ты мне, часом, порожняк не гонишь?

Лида не успела ответить – в прихожей длинно и грустно задзинькал телефон. Судя по тембру и продолжительности сигнала, это был или междугородный вызов, или звонок с мобильника.

– Я возьму. – Поднявшись из-за стола, Ермошин прошел в прихожую и поднял трубку.

В святой день возвращения его беспокоил тот самый клиент, который и заказал вертануть в этом городе одно дело. Точней – клиентша. Миша ни разу не видел ее в лицо, заказ был получен через цепочку посредников, и все последующие контакты поддерживались исключительно по телефону. Но даже этих переговоров было достаточно, чтобы подтолкнуть подрядчика к следующим умозаключениям. Во-первых, заказчица прекрасно знает город и, видимо, находится где-то поблизости. Во-вторых, она – явно не русская, потому как очень смешно коверкает слова, совершенно не выговаривая букву «р».

Поздоровавшись с Мишей и поздравив его с возвращением, звонившая деловито напомнила суть заказа: ей, мол, очень мешает один человек… Совсем мешает.

Впрочем, об этом Кадр уже знал. Оставалось выяснить кое-какие детали, а также договориться о сроках и порядке оплаты.

– Возьми пакету на вокзале в камеле хланения, – с комичным акцентом сказала заказчица. – Там фотогляфия, бумаска с адлесом и задаток, тысяця «зелених»… Запомни, позалуйста, номель и код яцейки…

– Запомню. – Информация о задатке заметно подняла Ермошину настроение. – Когда его надо сделать?

– Луцьсе всего сегодня вецелом. У него в девять цясова лабота заканчивается. Хоцеся полуцить остальное сегодня? Делай!

– Тогда еще две тонны «зелени», – сказал Миша, подумав.

– Есьи сделаеся – полуцися пьямо сегодня в камеле хланения, – на удивление быстро согласилась заказчица. – Удаци…

Бросив телефонную трубку, Миша задумчиво закурил. Конечно, ему совершенно не хотелось покидать праздничный стол. Но нерусская заказчица, судя по всему, была бабой напористой и, главное, денежной. Да и в заказе не было ничего сложного.

– Папик, ты скоро? – нетерпеливо спросила Мандавошка, выглядывая в прихожую; ей очень хотелось выпить, но делать это в отсутствие татуированного родителя она явно боялась. – Отбивные выдыхаются, коньяк остывает.

– Нескоро. Вечером догуляем, – сказал Кадр, поспешно натягивая куртку. – У меня дела. Никуда не уходи. Так ты говоришь, тебя Леха Сазонов трахнул? Вот вечером ты обо всем этом и расскажешь… Знаешь, Лидка, я в одной умной книге такие слова прочел: «Каждый имеет право на свободу мысли». А мысль у меня очень простая: если пургу прогонишь – я тебе матку через жопу наизнанку выверну. Вместе с младенцем. Усекла мою мысль?!

Узкая полоса грунтовки рельефно перечеркивала изумрудный луг. Белый «Кадиллак Девиль» стремительно мчался по ухабистому проселку, вздымая за собой шлейф пыли.

Голенков вел машину на удивление спокойно. Замечательный по красоте план, выкристаллизовавшийся у него сегодняшним утром в Ульяновке, постепенно воплощался в жизнь, и в плане этом не было ни единого изъяна. Схема будущего убийства была отстроена, как часовой механизм. Все стрелки автоматически сводились на Жулике.

Час назад Эдик позвонил Юрию Васильевичу и, стараясь казаться приветливым и спокойным, предложил встретиться в мотеле «Ракушка» неподалеку от поселка Седнев – мол, появилась кое-какая любопытная информация, но переговорить лучше за городом, чтобы не светиться. «Кстати, и Наташку мою прихвати, – как бы невзначай попросил он, прекрасно зная, что та не откажется от халявного ресторанного удовольствия. – Разговоров к тебе – на пять минут, а потом гулять будем!..»

Сразу после звонка Эдуард Иванович отправился в «Золотой дракон». И хотя на решетчатой двери подвала висел новенький замок, водруженный Коробейником позавчера, это не остановило директора ресторана. Замок был безжалостно сбит ломом: ведь новоиспеченному начальнику ГУВД было не суждено это увидеть. Из ящика, где покойный Нгуен хранил свой арсенал, бывший опер прихватил «АКСУ» с подствольником, «макаров» в заводской смазке и, подумав, – гранату «Ф-1». Миниатюрный дамский «браунинг» в счет не шел: это было оружие самозащиты.

Вернувшись в Ульяновку, Голенков извлек из погреба совершенно обезумевшего Зацаренного и, вырубив его грамотным ударом за ухо, сунул в огромный багажник «Кадиллака». Смотался на заброшенную стройку, где и предполагалось бросить лимузин с трупом директора «Находки», и внимательно оценил местность. Подогнал туда же свой «Опель».

Портмоне Жулика, любовно обернутое целлофаном, лежало в «бардачке». Там же ждала своего часа граната-«лимонка». Завернутый в ветошь автомат был спрятан под сиденьем. «Макаров» и «браунинг» лежали в разных карманах куртки. Эдик мог не опасаться ДПС и ГИБДД – уличные мусора наверняка знали, кому принадлежит белый «Кадиллак», и потому вряд ли посмели бы тормознуть приметную тачку…

…Солнце лезло вверх. Делалось все жарче, и машина раскалялась. В автомобильной духоте запах бензина и оружейной смазки немного дурманил. Наконец в перспективе шоссе блеснула цинковая крыша мотеля «Ракушка». Подогнав «Кадиллак» к мусорке сбоку от мотеля, Голенков внимательно осмотрелся, извлек из-под сиденья автомат, сбросил ветошь и передернул затвор. Паркинг прекрасно просматривался из окон «Ракушки», так что случайные свидетели стрельбы из лимузина были обеспечены; автоматная очередь привлекла бы взоры любопытных. Антрацитно-черная тонировка стекол машины гарантировала, что свидетели эти не сумеют рассмотреть лица убийцы.

Знакомый «Линкольн Навигатор» появился на шоссе спустя минут десять. Внедорожник катил с неторопливой вальяжностью, и Эдик с удовлетворением отметил, что в джипе сидит и курва Наташа.

– Значит, я, сволочь неблагодарная, тебе жизнь исковеркал? – с мрачноватой улыбкой сказал Голенков, снимая «АКСУ» с предохранителя.

Чуть приопустив стекло дверцы, Эдик просунул автоматный ствол наружу, целясь в голову бывшего друга. И когда до джипа оставалось не более двадцати метров, медленно потянул спуск…

Коротко продрожав, автомат выхлестнул весь рожок. Лобовое стекло джипа мгновенно распаутинилось причудливыми белыми трещинами, но тут же провалилось внутрь салона. «Линкольн Навигатор» с медленным туповатым автоматизмом продолжал движение по инерции, пока не уткнулся в мусорный контейнер. На небыстром ровном ходу джип сдвинул контейнер к следующему, затем оба – к следующему и, прижав весь ряд к стене, остановился. Из развороченного радиатора валил густой белесый пар.

Включив передачу, убийца мгновенно подогнал «Кадиллак» к искореженному джипу. Выхватил из «бардачка» «лимонку», сорвал чеку и, приоткрыв дверцу, расчетливым движением забросил в салон.

И тут же, крутанув руль, дал по газам.

С трудом вписавшись в поворот, тяжелый лимузин выскочил на трассу и, едва не столкнувшись с грузовиком, понесся в сторону города.

За спиной Эдика грянул мощный взрыв – шоссе и салон лимузина отозвались мгновенной вибрацией.

Невольно нажав на тормоз, Голенков мельком взглянул в обзорное зеркальце. Черный лаковый джип, похожий на огромную люксовую душегубку, горел алым пламенем. В трещавшем костре силуэт автомобиля таял, растворялся, точно кусок рафинада на дне стакана с чаем. Ветер трепал языки пламени, сдувал огонь в сторону.

Но времени, чтобы насладиться редким по красоте зрелищем, не оставалось. Связанный по рукам и ногам Цаца корчился в багажнике «Кадиллака», и затвор «макарова», из которого предстояло вальнуть «нанятого Жуликом киллера», был уже передернут. Эдуард Иванович спешил на заброшенную стройку, где ему предстояло довести свой замечательный план до логического завершения.

К вечеру над городом сгустились темные тучи и зарядил нудный обложной дождь. Сбитые каплями листья липли к булыжникам мостовых. Водяная взвесь дымилась и шелестела под упругими скатами машин. Редкие прохожие под зонтиками спешили вдоль стен.

Выскочив из автобуса, Миша Ермошин натянул на голову куртку и юркнул в открытую дверь вокзала. Отряхнулся, как пес, и, осмотревшись, двинулся в сторону камеры хранения. Спустя минут пять он уже сидел в кабинке вокзального туалета, разворачивая целлофановый пакет.

В пакете лежали десять стодолларовых купюр, бумажка, исписанная торопливыми каракулями, и цветная фотография пожилого мужчины с блестящей лысиной и серым отечным лицом. Единственной особой приметой этого человека был небольшой треугольный шрам на подбородке. Сфокусировав подсевшее на зоне зрение, Кадр принялся читать записку, любезно предоставленную звонившей. Лысого мужичка со шрамом на подбородке, которого предстояло ликвидировать, звали Валерий Николаевич Бекетов. Заказчица оказалась на редкость обстоятельной бабой: кроме адреса и обычного маршрута клиента с работы до дома, записка содержала подробные данные о номере и марке его машины (бордовый микроавтобус «Форд»), месте работы (радиозавод) и даже семейном положении (холост).

Впрочем, последнее Мише было без надобности…

За время скитаний по тюрьмам, пересылкам и лагерям Кадр сделал редкую для преступного мира карьеру, став «каналой», то есть исполнителем приговоров блатных разного рода ренегатам. Палаческое ремесло оказалось востребованным не только преступным миром. В свободное от исполнения блатных заказов время Ермошин подрабатывал частной практикой. В своем занятии он не видел ничего зазорного; профессия как профессия, что-то вроде служащего на бойне. Даже во «Всемирной декларации прав человека» – любимой книге блатного киллера, возвышавшей его сумрачную душу, – и то было написано: «Каждый имеет право на признание всюду как лицо, обладающее законными правами». Законное право «каналы» – исполнять, законное право терпилы – быть исполненным… Профессия наемного убийцы была несложной. Это лишь в ментовских телесериалах киллер непременно ловит голову жертвы в перекрестье оптического прицела. На самом деле все куда проще: кольнул заточкой под яремную вену, получил за исполнение лавэ и исчез с концами. Грамотно убиваемый человек умирает удивительно быстро, покорно и тихо, словно помогая забойщику…

Выучив содержание записки наизусть, Миша порвал бумажку в клочки и, бросив их в унитаз, с шумом спустил воду. Сунул фотографию и деньги во внутренний карман куртки и, сложив пакет, отправился на привокзальную площадь.

Проходя огромным людным вестибюлем, Кадр привычно скосил глаза в сторону стенда «Их разыскивает милиция». Под стеклом белело несколько ориентировок, однако внимание Миши привлекла лишь одна:

«По подозрению в совершении тяжких преступлений разыскивается особо опасный рецидивист Сазонов А. К…»

Под фотоснимками анфас и в профиль значился длинный перечень статей, вменяемых особо опасному рецидивисту Сазонову. Внимание Ермошина привлекла лишь «ст. 131 ч. 2 УК РФ», то есть «Изнасилование, или половое сношение с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей». Миша, знавший Уголовный кодекс не хуже заслуженного прокурора, сразу отметил, что «часть 2» заметно отягощает обвинение: видимо, речь шла или о групповухе, или о заведомо несовершеннолетней.

– Вот так, значит… – неопределенно хмыкнул Кадр.

Впрочем, времени на размышление не было: согласно полученной от заказчицы информации, до возвращения клиента домой оставалось не более часа. За это время «канале» предстояло добраться до его дома, оценить обстановку на месте и прикинуть план исполнения.

…Через двадцать минут Ермошин стоял во дворе облезлой сталинской семиэтажки и, прикрываясь от дождя целлофановым пакетом, осматривал на подъездах таблички с номерами квартир. Орудие убийство у него было – «канала» никогда не выходил из дому без длинной заточки, сделанной из электрода.

Поковырявшись с кодовым замком, Кадр без проблем проник в нужный подъезд. Осмотрелся, вывернул лампочку и уселся на подоконнике между первым и вторым этажами.

Место для ликвидации было выбрано очень грамотно. Пустынный по случаю дождливого вечера двор прекрасно просматривался из окна. Да и клиент, живший на втором этаже, вряд ли бы стал подниматься к себе на лифте.

Блатной киллер совершенно не волновался. Он имел слишком здоровые реакции на действительность, а потому понимал: главное – не оставить следов и не нарваться на случайных свидетелей. Да и исполнение это было уже девятнадцатым по счету.

Бордовый микроавтобус «Форд» появился во дворе чуточку позже, чем ожидалось. Припарковавшись, водитель вылез из-за руля и, обходя пузырящиеся лужи, направился к подъезду. Влажная лысина тускло поблескивала в свете дворовых фонарей.

Миша спокойно достал из кармана заточку, обернул рукоять «марочкой» и положил оружие на подоконник, прикрыв целлофановым пакетом. Внизу хлопнула дверь подъезда, и по лестнице простучали шаги. Кадр мельком посмотрел на фотографию, положил ее в карман и, сунув в рот незажженную сигарету, состроил вполне простецкое лицо.

– Огоньку не найдется? – спросил он у поднимавшегося мужчины.

– Найдется… – Достав из кармана зажигалку, лысый щелкнул кремнем.

Плящущий огонек скупо выхватил его лицо, и «канала» определил безошибочно – это и есть его клиент. Небольшой треугольный шрам на подбородке был слишком запоминающейся деталькой.

Лысый подозрительно покосился на татуированные пальцы, державшие сигарету.

– А вы что тут делаете? – опасливо спросил он.

– А вот что…

Нащупав под пакетом заточку, Кадр расчетливым движением профессионала воткнул ее в грудь жертвы. Удар был силен и точен – острие, едва оцарапав ребра, вошло в сердце. Дзинькнула о цемент пола зажигалка. Жертва цапнула воздух руками, пытаясь достать убийцу, но Миша тут же отскочил в сторону. Подхватив тело, он аккуратно прислонил его к батарее. Контрольного удара не требовалось; даже в полутьме подъезда было заметно, что глаза лысого уже сделались тусклыми и неживыми.

Обыскав карманы убитого, Ермошин извлек бумажник, документы и связку ключей. Поднял зажигалку и прикурил как ни в чем не бывало. Размотал с заточки носовой платок и сунул его в карман. Саму же заточку так и оставил торчать в груди жертвы.

Сбежав по ступенькам, Миша открыл дверь и, вывалившись в перекошенный фонарями темный двор, мгновенно растворился в дождливой промозглости…

Опергруппа Угро прибыла к мотелю «Ракушка» через полчаса после стрельбы. И хотя изрешеченные пулями тела обуглились до неузнаваемости, сыщики довольно быстро идентифицировали и владельца «Линкольна Навигатор», и его спутницу. Ими оказались Юрий Васильевич Коробейник и Наталья Евгеньевна Голенкова, по слухам – любовница милицейского начальника.

Опрос многочисленных свидетелей обнадежил. Все они утверждали, что огонь велся из длинного белого лимузина. Официантка «Ракушки» даже умудрилась запомнить первые цифры номера машины.

В городе был немедленно введен план «Перехват». Первые результаты появились спустя полтора часа. Автомобиль «Кадиллак Девиль» белого цвета, вполне подходящий по описаниям, был обнаружен на безлюдной заброшенной стройке. На водительском сиденье, уткнув голову в руль, сидел мертвый черноволосый мужчина с пулевым отверстием в затылке. Мертвец был опознан как Зацаренный Геннадий Валерьевич, генеральный директор охранной фирмы «Находка».

Исследовав салон лимузина, сыскари обнаружили три десятка отстрелянных гильз калибра 5,45, одну гильзу 9-го калибра, кольцо от гранаты «Ф-1» и, что самое главное! – небольшое кожаное портмоне, лежавшее под сиденьем. В прозрачном кармашке была фотография: седая старушка с черным котом на руках и худощавый мужчина с резкими волевыми морщинами и энергичным поворотом головы. Владелец портмоне был немедленно опознан как опасный рецидивист Сазонов Алексей Константинович, более известный в преступном мире как Жулик. Несомненно, он и обронил портмоне в лимузине. Дактилоскопическая экспертиза полностью подтвердила догадки сыщиков.

Было очевидно: сперва Зацаренный по заказу Сазонова расстрелял автомобиль Юрия Васильевича, а потом заказчик избавился от исполнителя. Мотив расстрела «Линкольна Навигатор» не вызывал сомнений: это была месть бдительному полковнику МВД за разоблачение лжеследователя Генпрокуратуры. Убийство же Зацаренного объяснялось и того проще: киллер стал ненужным свидетелем.

Допрос гражданина Михалюка, теневого владельца «Находки», не привнес никакой ясности. С его слов, Зацаренный всегда был отмороженным на всю голову идиотом, и Дядя Ваня никак не мог найти повод, чтобы от него избавиться. Сам же «смотрящий» имел стопроцентное алиби – на момент совершения преступления он в городе отсутствовал.

Дерзость находящегося в федеральном розыске преступника поражала. Об убийстве начальника ГУВД немедленно доложили по инстанциям в Москву – преступление было резонансным. Криминальная милиция встала на уши. Отработка всех родственных и приятельских связей Сазонова А. К. и его сообщницы Пиляевой М. И. велась с утроенной энергией. Сыскари бросили все текущие дела – поимка ментоубийцы стала для них делом профессиональной чести.

И во всей этой суматохе информация об убийстве гр. Бекетова Валерия Николаевича, начальника режимной части радиозавода, прошла новостью второго плана. Конечно, уголовное дело возбудили немедленно, и менты занялись поисками преступника. По мнению сыщиков, погибший стал жертвой банального гоп-стопа – при нем не оказалось ни денег, ни документов, ни даже ключей от микроавтобуса. Но расследование шло ни шатко ни валко: убийца не оставил никаких следов, кроме заточки. Да и сыщики не очень-то и старались: ведь какой-то служащий с радиозавода – это не полковник милиции…