Глава одиннадцатая
1
Она проваливалась в сон, как в болото, однако быстро пробуждалась, встряхивала головой и укоряла себя в том, что за год успела потерять навык, — когда-то она могла дежурить целую ночь.
Последний раз она задремала под самое утро. Крик одинокого петуха, которого кто-то держал у себя на даче, ворвался в ее сознание раскатом грома.
Она встрепенулась, огляделась, быстро вспомнила, где находится и почему, поправила наброшенную на плечи кофточку и посмотрела на пистолет, который лежал на столе.
Из дома Тишковых не доносилось ни звука. По всей видимости, соседи еще спали. И спал их гость, которого она не знала. Впрочем, так ли уж ей нужно было знать, кто находится в доме у Тишковых? Хотя… когда она вспомнила, что тот вместе с соседями рассматривал чертеж, то… Короче: кто это был такой — знать ей показалось не лишним.
Алина поднялась, подошла к рукомойнику и ополоснула лицо. После чего вернулась на прежнее место, подумала и все же убрала пистолет со стола — сунула его за пояс.
Ей очень хотелось подойти к окну, посмотреть, что делается внутри дома, но она осталась сидеть.
Николай вышел на крыльцо в одних трусах, которые доходили ему до колен и были из ткани в задорный горошек. «Тебе бы еще колпак», — подумала она и невольно ухмыльнулась. Николай потянулся и только тут заметил, что не один. Что во дворе сидит женщина и смотрит на него, при этом саркастически усмехаясь.
Он на секунду застыл, затем быстро опустил руки и сконфуженно улыбнулся:
— Прошу прощения.
— Я вас жду, — довольная произведенным эффектом, сказала Алина.
— Меня? — он был удивлен. — И давно ждете?
— Давно. Так что прошу за стол. Побеседуем.
— Сейчас? — замялся хозяин дома. — Я, пожалуй, оденусь.
— Не стоит. Вы мне нравитесь в таком виде.
— Дурдом какой-то, — вспылил Тишков. — Может, вам я и нравлюсь, только себе не очень. Так что я…
— Садитесь, — властно произнесла Алина и вытащила пистолет. — Иногда следует прислушиваться к просьбам дам. Сейчас именно такой случай.
Не отрывая взгляда от оружия, он постоял в нерешительности, а затем все же подчинился.
— Веский довод, — кивнул Тишков на оружие, усаживаясь напротив нее. — Только зачем все это? Я имею в виду пистолет. Мне казалось, что у нас с вами дружеские отношения. После всего случившегося нам только и осталось, что породниться.
— Я вас усыновлю. Только несколько попозже, — заметила Алина. — А пока я хочу знать, где мой сын. И более того, я хочу его видеть.
— Он в лагере. Вы разве не помните, куда я его вчера отвез вместе со своим мальчишкой? — кажется, Тишков стал подозревать ее в помутнении рассудка.
— Я помню, — успокоила она его. — Я помню, что вы его отвезли. Но я хочу знать куда, я хочу его видеть и хочу его оттуда забрать. И еще…
— Что еще? — вздрогнул он.
— Если с ним что-нибудь случится…
— Да господи, что с ним может случиться?! — У Тишкова нервно задрожали губы. — С чего вы взяли, что с ним должно что-то случиться?
— Да уж есть на то основания, — Алина сверлила его взглядом.
— Бред, — Тишков пожал плечами. — Пожалуйста, я вам дам адрес лагеря, я вам дам телефон — вы можете съездить, позвонить. Что вы еще хотите? Хотите, чтобы я съездил и привез вашего сына, я это сделаю. Могу прямо сейчас. Только оденусь, конечно. Не знаю, что вам взбрело в голову…
— Давайте адрес и телефон, — прервала она его.
— Нужно зайти в дом. У меня все в записной книжке.
— Тогда пойдемте в дом, — согласилась она и спрятала пистолет за пояс.
Тишков поднялся и, поправляя трусы, двинулся к дому. Сосед был недурно сложен, и жирка лишнего не наблюдалось. Однако трусы в горошек придавали ему нелепый вид.
Они вошли в дом. Со второго этажа в гостиную как раз спускалась Людмила. Она была в длинной ночной рубашке и, казалось, только проснулась.
— Ты что так рано встал, дорогой? — позевывая, спросила она; а когда увидела, что «дорогой» не один, остановилась, расплылась в улыбке, узнав Алину. — Ой, здравствуйте.
— Доброе утро, — хмыкнула Алина.
— Какая неожиданность, — Людмила так и засияла, глядя на Алину. — Дорогой, тебе не кажется, что ты несколько не одет, чтобы принимать гостей.
— Мне кажется, — едва не рявкнул Николай. — Вот только гостья совсем иного мнения.
— Как иного? — заморгала Людмила.
— У меня нет времени. У меня срочное дело, — взяла в свои руки инициативу Алина. — Поэтому отбросим этикет в сторону.
— Алина почему-то стала волноваться за сына, — Тишков, порывшись в столе, нашел свою записную книжку, полистал ее и остановился на нужной странице.
— А что может случиться с мальчиком? — Людмила посмотрела сначала на своего мужа, а затем на Алину.
— Ничего, — отрезал Тишков, переписывая данные на листок. — Но мое мнение с мнением соседки не совпадает.
— Еще бы, — многозначительно выдохнула Алина, чем привела Людмилу в полное смятение.
— Мне кажется, что Алина еще не отошла от того несчастья, которое ее постигло прошлой ночью. Этим все и объясняется, — предположил Николай и протянул листок Алине.
— Этим ничего не объясняется, — не согласилась она, пряча листок в карман. — Объяснения здесь другие.
— Интересно, — Тишков как-то вытянулся, глаза у него так и заискрились.
— Кто у вас гостит? — без обиняков спросила Алина.
— У нас? — удивленно воскликнули в один голос оба Тишковых.
— У вас, у вас, — огляделась Алина. — Кто к вам приехал этой ночью?
Тишковы переглянулись, и муж ответил:
— Мы вчера наконец-то сходили в театр. Сын в лагере. Вечер свободный. Приехали довольно поздно, но… Но мы были в театре вдвоем. И мы приехали вдвоем. С нами никого не было. И у нас нет никаких гостей.
— Никаких… — протянула она. — За дурочку меня принимаете, да?
— У нас действительно никого нет, — заступилась за своего мужа Людмила.
— Если не верите, можете пройтись по дому и убедиться в этом лично, — подал идею Тишков; он обнял Людмилу, прижал ее к себе, как бы говоря, что разрешает Алине делать все, что ей угодно, — они не будут возражать.
Алина была удивлена. То, что она видела вчера ночью на даче Тишковых, не было сном. Она ясно видела, что они приехали втроем и разглядывали чертеж. Было велико желание обыскать дом Тишковых, однако она сдержала себя. Если гостя на самом деле не окажется в доме, тогда… А что тогда?
Она еще не спятила. Но если в доме, кроме хозяев, никого нет — вполне можно записывать ее в ряд претендентов в дурдом.
— Я не собираюсь ничего смотреть, — отрезала она и поспешила из дома.
Николай засеменил следом.
— Мне кажется, вы что-то не так поняли, — на ходу говорил он. — Вы спасли нашего сына, и у нас к вам, кроме благодарности, больше ничего нет. Какие-то сомнения насчет нас — это просто странно, если не сказать больше — нелепо. Мы к вам со всей душой…
У калитки она резко остановилась и оглянулась. Тишков едва не натолкнулся на нее.
— Нелепые, говорите, сомнения? — прищурилась она. — Очень интересно. Если учесть, что я даже не знаю, кто вы.
— То есть? — не понял Николай.
Но она ему объяснила:
— Тишков Николай умер пятнадцать лет назад. Вопрос — кто в таком случае вы?
Мужчина прикусил губу и весь как-то собрался, словно готовясь к прыжку.
Она не стала дожидаться ответа. Развернулась и двинулась к своему дому.
Алина не собиралась говорить о смерти Николая Тишкова, считая, что еще не время. Но слова были произнесены. И вернуть их уже не представлялось никакой возможности.
2
Пальцы у нее дрожали, когда она набирала номер, записанный на клочке бумаги. И когда ответивший ей женский голос выяснил, что ей нужно, и попросил подождать, она все еще не верила, что все так просто разрешится.
Но разрешилось именно так.
Ей позвали сына. И тот радостно затараторил в трубку. О том, как ему здесь хорошо, о том, что здесь классно, о том, что вокруг отличные ребята, и прочее, и прочее.
Она слушала Алешку, а сама думала о пистолете, который продолжал торчать у нее за поясом, о своих подозрениях насчет Тишковых, о своем беспокойстве за сына, который чувствовал себя великолепно среди ровесников. Она думала об этих вещах, а внутренний голос едва не с издевкой подначивал ее — а ведь ты права насчет дурочки, когда сравнивала себя с ней у Тишковых.
Сын рассказывал, ей становилось легче. И она злилась на свою подозрительность. Она не дурочка, убеждала Алина себя. А вот не хотят ли ее одурачить?.. Во всяком случае, от двух вещей никуда не деться: как ей сказал Довлатов — Тишков Николай умер пятнадцать лет назад, во-первых. И во-вторых — она видела собственными глазами прошлой ночью троих людей, двое из которых были ее соседями. И все вместе они рассматривали чертеж за столом в саду.
— Мама, ты меня слышишь? — донесся до нее возбужденный голос Алешки.
— Слышу, — запоздало откликнулась она.
Алешка рассказал о себе все и теперь пытался выяснить, как там у нее дела и почему она звонит. Она успокоила сына, сообщив, что все хорошо, затем попросила, чтобы он ей точно рассказал, где находится лагерь и как они до него ехали. Алина пыталась хоть в чем-то найти подвох. Но и здесь все было в порядке.
Поговорив по телефону, она сидела в задумчивости и бесцельно смотрела в окно. С одной стороны — с сыном все в порядке. С другой — существовал Николай Тишков, который… Который на самом деле уже давно умер. Здравый рассудок советовал ей забрать сына незамедлительно, чтобы он был рядом. Однако радостный голос Алешки, который еще долго звенел у нее в ушах, удерживал ее. Здесь, на даче, обстановочка была еще та. Если уж и забирать Алешку, то… То нужно с ним вообще перебираться в город.
Алина пребывала в растерянности. И из этого состояния ее вывел телефонный звонок.
Это был Довлатов. И звонил он по поводу ее просьбы.
— Я узнал насчет школы, в которой учился Николай Тишков. Будешь записывать? — спросил он.
— Буду, — твердо сказала она и взяла ручку и бумагу.
Довлатов продиктовал ей данные и добавил:
— Я сам позвонил в эту школу. Попросил, чтобы они подняли архив по тем годам и классу, где учился интересующий тебя Тишков. Ну и сказал, что, возможно, придет наш сотрудник. То есть что придешь ты. Как понимаю, ты собираешься в эту школу?
— Собираюсь, — коротко подтвердила она.
— Значит, я правильно поступил, — похвалил себя Довлатов.
— Правильно. Спасибо.
— Ладно тебе. Ты это, — Довлатов замялся, но все же решил поинтересоваться: — У тебя все в порядке на работе?
— А что такое? — насторожилась Алина.
— Понимаешь, Игорь — тот человек, которого я к тебе посылал…
— Я не забыла его.
— Он интересовался у меня твоей работой. И конкретно одним замом, который работал до тебя.
— Замом? — она нахмурилась. — Не понимаю, зачем ему это.
— Да? Значит, он еще объяснит, — уверил Довлатов и тут же попрощался с ней.
Алина опустила трубку на аппарат. Этот Виртуоз… Зачем ему ее работа? Что он еще откопал? Может, позвонить ему?
Она подумала и решила, что вначале все же сделает иное.
У нее был адрес школы. И Довлатов уже успел договориться о встрече с директором.
Так что следовало воспользоваться возможностью.
И она не пожалела о своем выборе.
3
Директрисе было за пятьдесят. И выглядела она что грозовая туча. Черное, под стать этой самой туче, платье, плотно облегающее мощную фигуру, мрачный взгляд, плотно сомкнутые бледные губы.
Взгляд директрисы на несколько секунд парализовал Алину. Она даже поперхнулась. Взгляд был отведен от нее, а затем раздался властный голос:
— Проходите.
Алина прошла в кабинет и села на предложенный стул. Директриса, до этого стоявшая возле стола, расположилась в кресле и по столу придвинула к гостье толстый альбом.
— Вы интересовались Тишковым? Вот этот выпуск.
Директриса не страдала словоохотливостью. Она будто торопилась, а ее отвлекали от более важных проблем.
Алина взяла альбом и посмотрела на фотографию. Это был тот же снимок, который она видела в доме Тишковых. Только на нем не было пометок. Алина в первый момент даже закрыла глаза, надеясь, что видение исчезнет и появится другая картинка. Видение не исчезло. Все было так, как она и увидела… Вот он — Тишков Николай. Который был обведен кружочком — там, на фотографии в доме Тишковых. А вот тот, лицо которого было замазано черным фломастером. Здесь лицо можно было хорошо рассмотреть.
Впрочем, особо рассматривать его было нечего, потому что… На нее опять же смотрел Тишков Николай.
— Их тут двое, — вскинула брови Алина.
— Ну да. Что тут удивительного? — мрачная матрона пожала плечами. — В списке так и значится. Тишков Николай. И Тишков Сергей. Это два брата. Они близнецы.
— А вы их не помните?
— Сколько ж лет прошло, — сухо констатировала директриса. — Да и директором этой школы тогда я еще не была. Так что…
— А кто-то может помнить этих братьев?
Директриса достала пачку сигарет, закурила и пустила дым.
— Не думаю. Контингент у нас молодой. Если только из старой гвардии — но они все уже на пенсии. А молодые — молодые у нас не задерживаются. Текучка сильная, — она поморщилась. — Тишковы закончили школу пятнадцать лет назад… Это далекое прошлое. Минуточку…
Она подняла очередную бумагу.
— Вот. Это ведомость успеваемости. Тишков Николай окончил школу с серебряной медалью. Сергей — ага, ага… в общем, середнячок. Можете посмотреть. И, пожалуй, это все, чем я могу вам помочь.
— А данные на них — когда родились, кто родители?
— Это пожалуйста. Это у нас есть.
Директриса достала очередной листок.
— Хотите, сделаем ксерокопию? — уточнила она.
— Если можно.
Зажав в зубах сигарету, мрачная фурия поднялась, прошла по кабинету и, приоткрыв дверь, дала указание секретарше.
Алина тем временем смотрела на фотографию. Они словно гипнотизировали друг друга — этот снимок и живой человек. Алина никак не ожидала увидеть такое. Директриса сказала, что больше ничего не может предоставить, но и того, что она сообщила, достаточно… Интересно, для чего? Чтобы еще больше запутаться?
Алине захотелось поскорее убраться отсюда, вернуться в дачный поселок и выяснить у Тишкова, что он за фрукт.
Она поморщила лоб. Что-то у нее в сознании всколыхнулось. О чем-то таком она уже думала. Вот только о Тишкове ли? Или о дачном поселке вообще? Что же это?
Находясь в кабинете директрисы, она не смогла ничего вспомнить. Алина спешно откланялась, прихватив ксерокопии.
4
На крыльце своего дома Алина услышала тревожную трель своего сотового телефона.
После посещения школы она проехала на «Ауди» по городу, прикупила съестного и напитков и теперь, с двумя пакетами в руках, пыталась открыть дверь.
Телефон продолжал звонить, и казалось, он не замолкнет никогда.
— Кому это не терпится? — она вошла, поставила пакеты на пол и, тяжело вздохнув, поднесла трубку к уху.
— Косовская Алина? — на другом конце послышался вздох облегчения. — А что это мы не отвечаем?
По тону она тут же поняла, что звонят из полиции. Только кто? Земской или Обалденный?
— Кто это?
— Обалденный, — внес ясность звонивший.
— И что? — с досадой произнесла она.
— У нас появились новые данные. Так что мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— То есть теперь мне необходимо к вам приехать?
— Это уж точно, — довольно произнес Обалденный. — Вам нужно к нам приехать.
— Прямо сейчас? — она посмотрела на часы — стрелка приближалась к пяти вечера; и досадно было — она ведь только что из города, нет бы ему раньше позвонить…
— Ну, — Обалденный задумался, подышал в трубку и смилостивился. — Давайте уже завтра. С самого утра? Договорились? Скажем, на десять.
— Давайте на десять, — согласилась она.
— А кстати, — неожиданно спохватился Обалденный. — Вы целый день находились дома?
— А я разве под домашним арестом? — поинтересовалась Алина.
— Вы под подпиской о невыезде, — важно уточнил Обалденный.
— Ну так я не выезжала… Что у вас там стряслось? Надеюсь, не очередное убийство?
— Стряслось… — мрачно протянул Обалденный. — Вы попали в точку — убийство и стряслось.
Она прикусила губу. «Вот дура, и кто тебя за язык тянул? Какая ты, старушка, несдержанная стала, однако».
Обалденный замолчал, видимо, решая, стоит ли по телефону уточнять детали, но затем все же посчитал — стоит.
— Вы знали некоего Бориса Бабкина?
— Я не знаю никакого Бориса: ни Бабкина, ни Дедкина.
— Жаль. Это друг вашего брата Геннадия. И он найден с дыркой во лбу. И знаете, какой пистолетик проделал эту дырочку?
Алина едва не застонала. Она только тут вспомнила слова ночного гостя, Виктора, о том, что их было трое — третьим был Борис. Получается, это и есть Борис Бабкин.
— Ага, догадываетесь, — удовлетворенно подвел черту Обалденный. — Так что вы подготовьтесь, пожалуйста. Мне нужно будет знать, что вы делали…
И тут он назвал дни. И выходило, что Борис был убит раньше Геннадия.
— Вы меня слышите? — обеспокоился Обалденный молчанием в трубке.
— Я слышу, — подтвердила Алина. — Следствие продолжает вести… Земской?
— А что такое? — насторожился Обалденный. — Земской хороший опер. И нет смысла его от этого дела отстранять.
— Хороший опер. Только к женщинам относится предвзято. И вас на это, вижу, подбивает.
— Это вы зря… — засмеялся Обалденный. — Кстати, я просмотрел ваш послужной список. Впечатляет. Но… Хм. У вас погиб муж. И вы ушли из органов именно поэтому. Значит, все же нервный срыв был?
— Срыва не было. Но чувствую, что таковой при вашем содействии может произойти, — многозначительно сказала она.
И Обалденный ее понял.
— Вот только не надо. Я хотел бы вас видеть в здравии. Значит, завтра, как условились. Договорились?
Она пробурчала что-то невнятное, а затем отключила связь.
И тут же услышала во дворе шаги.
Алина вздохнула. Неужели Земской? После Обалденного его еще только и недоставало…
В дверь постучали, а затем, не дожидаясь ответа, ее открыли.
Это был не Земской.
5
В тех же шортах и белоснежной футболке навыпуск на пороге стоял Николай. Только в руках у него не было цветов и коньяка. Зато было нечто другое. Что-то под полотенцем.
— Простите, — скромно проговорил он, — я тут вас дожидался. Вернее, мы с Людмилой вас дожидались.
Тишков прошел к столу и поставил то, что принес. Под полотенцем оказалась утятница.
— Людмила приготовила мясное рагу, — он уверенным жестом показал, что попытки отказаться не будут приняты. — Не спорьте. Вы только приехали. Вы устали. Не стоять же вам у плиты…
Алина пожала плечами. У нее не было сил спорить.
Он откашлялся и произнес главное, ради чего, собственно, и пришел к Алине:
— И это… Я хотел бы с вами поговорить. Я хотел бы вам все объяснить. И надеюсь, после этого вы не станете относиться ко мне с такой настороженностью, а в качестве аргумента использовать пистолет.
Она хмыкнула. Начало ей понравилось.
— Разрешите, я сяду, — устало сказал Тишков.
— Садитесь, — не стала возражать она.
Разговор, наверное, будет долгим. Слишком уж много следовало объяснить Тишкову. И она не видела причин, чтобы не послушать его.
— Вы сказали, что Николай Тишков мертв, — начал сосед, усевшись в кресло. — Не знаю, как вы это узнали и почему принялись выяснять насчет меня, но… Но раз это всплыло… — Он посмотрел на Алину вопросительно: — Скажите, вы уже кому-нибудь сообщили об этом?
— А вы как думаете? — хмыкнула она.
— Думаю, что нет, — не очень уверенно проговорил он. — Во всяком случае, кроме вас, мне пока обвинения никто в лицо не бросал. Но я не об этом пришел с вами поговорить, а о Николае Тишкове.
— Вы ведь Сергей? — открыто спросила она.
— Н-да, — неодобрительно покачал головой собеседник. — Вы действительно постарались.
— Я беспокоюсь о своем сыне. И согласитесь — это веская причина, чтобы постараться.
— Ваше право, — не стал настаивать гость. — Я просто считал, что свою тайну похоронил. Прошло уже больше десяти лет… Я, честно говоря, уже не думал, что мне придется когда-либо объясняться по этому поводу. Но надо же! Все-таки пришлось.
— Пока объяснений не слышно.
— Прошу прощения, — сосед откашлялся и твердо проговорил: — Я Тишков. Только не Николай, а Сергей. Николай был моим братом-близнецом.
Алина молча кивнула головой, как бы понуждая соседа рассказывать дальше.
— Пятнадцать лет назад… — Тишков запнулся. — Нет — скорее уж двадцать лет. Я был молод, только вернулся из армии и… И, как бывает, не с теми связался. Вы помните то время? Лихие девяностые.
— Вы занимались бизнесом?
— Я зарабатывал деньги. Как мог. Брат мой Николай в этом не участвовал. Он учился в институте, подавал надежды. Меня же учеба нисколько не привлекала. Хоть мы и близнецы, но в этом…
— То есть вы оказались по разные стороны барьера?
— Я бы не говорил так: по разные стороны. Нет. Мы любили друг друга, отлично ладили, только… занимались каждый своим делом. Так вот. При одной сделке меня взяли. Незаконное предпринимательство, уклонение от налогов, валютные операции. Короче, впаяли срок, и я оказался в тюрьме.
— Николай знал, чем вы занимались?
— Я не рассказывал ему, но он понимал, что у меня дела, мягко говоря, не совсем законные — я ведь стал жить на широкую ногу. Он меня ни в чем не переубеждал, однако по его глазам я видел, что он не одобряет мой образ жизни. Но я уже был подхвачен течением. Вот только плыл недолго. Мне дали пять лет. Я просидел трешку, по амнистии был отпущен.
— И что дальше?
— Я попытался начать новую жизнь. Я подрабатывал то грузчиком, то еще где на подхвате, я пытался понять, куда двигаться дальше. Николай в это время работал в одном областном городе. Он уехал по распределению и остался там. О родителях своих я не хочу говорить — простые затюканные работяги, которым, скорее, нужна была наша помощь, чем можно было ожидать ее от них. Они уже умерли, но… Извините, я отвлекся. Так вот, я подрабатывал где мог. Брат находился в другом городе. И… Не знаю, как бы все сложилось. Вполне возможно, все было бы точно так же, как и сейчас, только я бы остался Сергеем, но…
— Что же?
— Неожиданно случилось несчастье. С братом. Он попал в аварию и… Он погиб. Родители едва не сошли с ума. Они и протянули после этого мало. Так вот… Мне пришлось ехать в этот областной город и забирать тело. Решено было похоронить его на родине. Короче, брата похоронили, а… Паспорт его остался у меня.
— То есть вы его не сдали? — уточнила Алина.
— Нет. Документ ведь мог потеряться даже при той аварии, правда? Кроме паспорта, у меня остался и диплом Николая. А фотография на документе, сами понимаете, — мы ведь были близнецами. Так что я вполне мог стать Николаем. И я им стал. Это лучше, чем тыкаться со справкой об освобождении из мест не столь отдаленных.
— И это вам помогло?
— Я устроился на работу в одну организацию. Вначале боялся: как-нибудь выяснится, что я не Николай, а его брат. Но нет. Никто ничего особенно не проверял. И я спокойно начал новую жизнь. А затем… Организация благополучно развалилась, вместо нее образовалась коммерческая фирма, которая со временем преобразовалась в крупнейшее акционерное предприятие. И я в этом процессе участвовал. Я уже мог быть самим собой — то есть Сергеем. Но я остался Николаем, не стал ничего менять. Тем более… Мы были близнецами, то есть в некотором роде он — это был я, а я — это был он. Так что мне казалось, что я не очень согрешил, когда взял себе имя брата… За столько лет ничего не открылось, и я даже начал считать, что поступил верно.
— Но вот открылось, — хмуро бросила Алина.
— Ну и что? Я не сделал никому ничего плохого. От того, что стал Николаем… От этого разве кто пострадал?
Он открыто смотрел на нее, как бы спрашивая, разве я чем-то вас обидел? Ну, назвался бы я Сергеем, и что?
Она подошла к окну, посмотрела во двор, затем оглянулась на продолжавшего сидеть Тишкова. Он ждал, что она скажет; ему хотелось знать, поняла ли она его и принимает ли объяснения.
Тишков ничего не сделал ей плохого. Это точно. И что с того, что он взял имя брата? Он хотел изменить свою судьбу, никому не причинив вреда. Вроде бы так.
И все же что-то тут было не так. Она вспомнила фотографию, на которой было замазано лицо одного из Тишковых, а другое — обведено кружком. Зачем он замазал лицо? Фотографию хранил как воспоминание о прошлом, а лицо замазал… Для чего? Чтобы не было лишних расспросов, если вдруг, например, жена увидит снимок? Нет. Бред. Сказал бы, что у него был брат. Разве Людмила бегала бы и выясняла, кто на самом деле умер столько лет назад? И зачем тогда второе лицо обводить кружком?
Но было кое-что еще, о чем она не преминула сказать:
— Хорошо. Я понимаю ваш поступок. Допустим. А как насчет вчерашнего?
— Чего вчерашнего? — на миг воспрянув духом, Тишков вновь как-то сник.
— Кто у вас вчера был? И что вы разглядывали за столом?
Тишков поднялся и с сочувствием посмотрел на Алину:
— Простите. По этому поводу я ничего пояснить не могу. У нас никого вчера вечером не было. Вы ошиблись. Переутомились…
Тишков двинулся к выходу, полагая, что ей необходимо после его признаний побыть одной.
— У меня, может, и не все в порядке с нервами, — сказала ему в спину она. — Но галлюцинациями я не страдаю.
— Вы нам понравились, Алина, — Тишков остановился. — Мне и Людмиле. Мы хотели бы, чтобы у нас завязалась крепкая дружба. И потому, что мы соседи, и… Ну почему мы не можем дружить?
— Вы пытаетесь уйти от проблемы?
— Я ничего не пытаюсь. Я признался, что присвоил имя брата, а в остальном… Мы с Людмилой вчера вернулись вдвоем. Зачем мне врать?
— Да, и вправду. Зачем? — она поймала его на слове.
Но Тишков понял это по-своему, что она с ним согласна — ему незачем врать по мелочам.
— Как вы намерены поступить? — поинтересовался он. — Относительно того, что я вам рассказал.
— А-а. Это… Никак.
— Я думаю, мы с вами сможем продолжить наше знакомство.
— Я бы рада, только…
— У меня никого вчера не было, — он продолжал твердо стоять на своем.
В чем все-таки дело? Что скрывает Тишков?
Он пришел, чтобы внести ясность. Кое-что действительно разъяснилось. Но и вопросы остались. И они-то заставляли относиться к Тишкову с максимальной осторожностью.
Тишков произнес еще несколько успокаивающих фраз, прежде чем покинул дом. А она с уходом гостя почувствовала себя жутко уставшей. В прошлую ночь она почти не спала, что давало о себе знать.
Алина легла на диван. К рагу, которое принес Тишков, она не притронулась. Не было сил, есть не хотелось.
А спать хотелось. Нестерпимо. И еще — жутко не хотелось ни о чем думать. Если только о сыне…
Заснула она очень быстро и крепко. А проснулась… от прикосновения ко лбу чего-то холодного.
6
— Привет.
Голос был уверенный. И уверенной была рука, сжимавшая пистолет, — пальцы не дрожали, ствол с силой давил на лоб, было даже больно.
— Который час? — она попыталась не показать, что взволнована или испугана, и одновременно оценить ситуацию.
— Уже утро, — любезно подсказали ей. — А у вас здоровый сон. И это притом, что у вас застрелили брата. Нехорошо как-то.
— А что было бы хорошо? — она даже не пыталась подняться с дивана.
— К примеру, если бы вы убивались с горя или искали причины трагедии.
— Это вам нужно? — Алина с трудом держала себя в руках.
— Лично у меня к вам только одно дело.
— Прошлая наша встреча тебя ничему не научила, — сделала она грустный вывод.
— Очень даже научила. Как видите, — он слегка надавил стволом, — я теперь при оружии. Теперь уже я приказываю не шевелиться. И теперь вы будете говорить о том, что меня волнует. Улавливаете разницу?
Она тяжело вздохнула, как бы показывая, что этой самой разницы пока не ощущает.
На самом деле это было не так. Перед нею был друг ее брата, Виктор. И сейчас он держал ее на мушке. Уверенный в себе. А это действительно меняло дело. Виктор теперь не был похож на испуганного человечка, без всякого умысла проникшего в ее дом. Таким он был вчера. Сегодня он был другим.
— У тебя дурная привычка, — она старалась говорить прежним тоном. — Ты входишь в чужой дом без стука. И без приглашения. Может, все же опустишь оружие?
— Зачем? — недоуменно поинтересовался он.
— Разнервничаешься. Нажмешь на курок. И говорить не с кем будет. Ты ведь говорить со мной пришел?
— Именно для этого, — не стал спорить Виктор. — Только с вами беседовать лучше вот так. Я вовек не забуду, как вы вчера со мной обошлись. Так что лучше оставим все по-прежнему. И еще… Можете не беспокоиться. Я не из нервных.
— Ой ли, — недоверчиво бросила она и добавила: — Так ведь я сама могу разнервничаться. Что тогда?
— Не советую, — предостерег он. — Давайте покончим с болтовней и перейдем к делу. Я ведь говорил, что нам угрожает опасность. Не только мне. Вам, смею уверить, тоже.
— Я слышала, — кивнула она. — И не забыла.
— Я рад. Тогда, надеюсь, вы вспомнили?
— Что я должна была вспомнить? — изобразила недоумение Алина.
— Что оставил вам ваш брат, — подсказал Виктор.
— Боюсь разочаровать тебя. Но мне вспомнить нечего. Потому что Геннадий мне ничего не оставлял. Все, что было у него, — это сумка. Но об этом я уже говорила.
— Ответ неверен, — покачал головой Виктор. — Он должен был вам что-то оставить.
— Если ты мне скажешь, что именно, может, и вспомню? — подала она идею.
— Если бы я знал — я бы сказал. Но я не знаю. Однако он должен был вам что-то оставить — и значит, оставил. Или сказал. Зачем ему тогда нужно было делать все эти финты?
— Какие еще финты? — не поняла она.
— Он должен был вылететь в одно место, но не вылетел. А уехал неизвестно куда. И вернулся… Намного раньше намеченного срока. Уехал он не пустым. Значит, и вернуться должен был…
— Тоже не пустым, — предположила она.
Виктор смотрел на нее пристально:
— Не совсем. Но кое-что у него должно было быть.
— Послушай, — не выдержала Алина. — Разреши мне хотя бы присесть. Я устала лежать и глазеть на ствол пистолета. От этого у меня в башке совершенный бардак. Так я не смогу тебе ничего путного сказать. А ты ведь этого не хочешь?
Он задумался и с сокрушенным видом опустил пистолет.
— Садись. Только неторопливо.
Она оперлась на локоть, а затем посмотрела на незваного гостя. Тот по-прежнему был рядом, с той лишь разницей, что оружие не было направлено на нее.
— Нужно отойти от человека, который начинает двигаться, — заметила она.
— Это еще почему? — не понял Виктор.
И Алина ему любезно подсказала:
— А вот почему, — она сделала вид, что пытается удобнее устроиться на диване, и в ту же секунду резко заблокировала одной рукой руку Виктора с пистолетом, а затем второй рукой с силой врезала ему в подбородок.
Зубы у того щелкнули, Виктор на секунду опешил. И этой секунды ей вполне хватило, чтобы выбить оружие, а уж затем коленом ударить Виктора в грудь.
Виктор отклонился назад, но на ногах удержался. Впрочем, ненадолго. Сорвавшись с места, Алина ударила ему пяткой в солнечное сплетение, а когда Виктор свалился на пол, подскочила к нему и, приподняв ему голову, с силой опустила ее на пол.
— Теперь ты понял почему? — возбужденно сказала она и тут же насторожилась. — Эй, ты что там?
Виктор лежал без признаков жизни.
Она перевернула его на спину. Из носа текла кровь, глаза были закрыты, однако дыхание угадывалось, значит, визитер был жив.
— Какие мы нежные, — недовольно бросила она. — Едва дотронешься — теряем сознание. Совсем как баба. Ну ладно, ты полежи тут, а я сейчас водички принесу, устрою легкие водные процедуры и начнем говорить по-новому. А вернее, по-старому. Как вчера. Только теперь я тебя так просто не отпущу.
На всякий случай она пару раз хлопнула Виктора по щекам, не дождалась желаемой реакции и двинулась на кухню.
Там она взяла графин с водой, поразмыслила и позвонила Виртуозу.
Она подумала, что раз Косарев занимается делом ее брата, то ему не помешает познакомиться с одним из друзей Геннадия. Теперь она решила разобраться с Виктором до конца. Сам напросился, умник.
Когда она вернулась в гостиную, то поняла, что совершила ошибку.
Оставлять этого сукина сына одного не следовало даже в обморочном состоянии.
