Опустил Василий Захарович глаза, взглянул в стол, чтобы с мыслями собраться, а когда поднял, то вместо милиционера увидел перед собой молодого мужчину. С глазами наглыми-пренаглыми. Того самого, короче, который давеча на хомуталинском «Кадиллаке» приезжал. Сидит наглоглазый хам, ногу за ногу заложив, парфюмом заграничным благоухает.

– Ну что, старый, влип?

Промолчал Василий Захарович. А что еще ему говорить? И так все ясно.

– Говорили же тебе по-хорошему – соглашайся, – цедит общественный помощник депутата Хомуталина, явно пикантностью ситуации наслаждаясь. – А ты не верил… Короче, выбор у тебя невелик: или в изолятор идешь и после суда – на зону… Если, конечно же, со здоровьем своим хилым до суда в камере больше полугода протянешь. Или выметаешься ко всем ебеням из хаты и доживаешь век не в тюрьме, а в доме престарелых. Однокомнатную хату взамен тебе больше не предлагают: раньше надо было думать. Сразу: или «да», или «нет». Ну?

Молчит Василий Захарович… Понуро молчит, убито. Что и говорить: многое он за свои семьдесят три года повидал. Но с таким еще не сталкивался. Кто из дому выгоняет? Ученик бывший…

А наглоглазый, молчание собеседника за отказ приняв, обернулся в сторону двери:

– Эй, летеха, как тебя там? Подойди-ка…

– Хорошо, согласен, – молвил Щедрин обреченно.

– То-то… Слышь, летеха, вали на хрен, пока больше не нужен, – это общественный помощник подоспевшему на цырлах милиционеру скомандовал.

Достал наглоглазый кейс с золочеными замочками, с собой принесенный, крутанул наборные циферки кода. Бумаги на стол положил.

– Так, распишись здесь, здесь и еще вот здесь… И тут, на последней странице. Собственноручно: «Претензий не имею. Щедрин В. З.»

Расписался Василий Захарович, даже не читая. А собеседник, документы сложив, из-за стола поднялся и бросил напоседок:

– Короче, так: на сборы – два дня. Не уложишься – вместе с домом под бульдозер пойдешь. Дошло до тебя, старый мудила?