5
Идет Иван в самой гуще людской. Полчаса назад он, в склепе-убежище проснувшись, вышел с Дмитровского кладбища, да закрутила-завертела его толпа, волною морской следом поволокла. Слушает Иван, что в толпе говорится. На дюжих мужиков с дрекольями смотрит, на ребят в камуфляжах, на пацанов-малолеток…
Может, другой кто-нибудь, на месте Зарубина оказавшись, с толпой бы солидарность проявил. Кто-кто, а Иван от наших «черных» больше других пострадал. И памятник мародеры климовские с могилы родительской увели, и по голове он от них получил, и на жизнь его джигиты кавказские несколько раз покушались…
Но тем наш Иван от людей толпы и отличается, что проблемы свои привык не в кодле решать, а самостоятельно. В том числе и проблемы с долгами. Но и это еще не все. Понимает Зарубин: нельзя все мыслимые и немыслимые преступления в одну кучу валить. Нельзя у слухов сомнительных на поводу идти.
А толпа уже к Климовке подошла.
Вон слева от дороги коттедж Амирова возвышается: из «кремлевского» кирпича домина, о трех этажах, с витражами многоцветными, с крыльцом мраморным, с белоснежной тарелкой сателлитарной антенны на крыше.
Ах, Булат удалой, бедна сакля твоя!..
Кто-то камень с земли поднял и – в витраж! Дзинькнули стекла жалобно, сыпанули осколки вовнутрь. А мужик один из-под полы бутылку достал. Но не с водкой – пахнуло от той бутылки резким бензиновым запахом…
Схватил его Иван за руку.
– Ты чего, идиот? Что делать собрался?
– Жечь! – сообщил мужик радостно и хохотнул насосавшимся упырем. – Ты чё за руки-то хватаешь! По-хорошему отвали!
И пришлось Зарубину отступить… Не переубедить ему толпу. Не исправить. Когда толпа власть захватывает, переворачивается мир наизнанку. Никто никого не спасет. И ничем не поможет. Никто – даже человек с ружьем…