8
Стоит Зарубин у контейнера, назад смотрит. А там – менты. Трое. Перелазят милиционеры через забор ячеистый, орут что-то невнятное…
Лишь два варианта у Зарубина. Первый – за контейнер спрятавшись, попытаться отстреливаться. Второй – бежать в сторону леса.
Прокрутил Иван в голове оба варианта и понял: второй не пройдет. Слишком велико расстояние до леса, пока добежит – как пить дать пристрелят его.
Добежал Иван до контейнера, присел на корточки, обрез достал. Извлек из кармана жменю патронов, вставил в обойму недостающие, наземь оружие положил. Но одного обреза явно мало. И вспомнил Зарубин – а ведь в кармане у него граната лежит!
Выложил Иван гранату, на забор смотрит. Вот уж и второй мент забор перелез, вот и третий… Растерялись немного преследователи. А потому растерялись, что потеряли Зарубина из виду.
Ага – приняли наконец решение цепью идти. Впрочем, цепью – это, конечно, громко сказано. Какая цепь из трех человек? Бредет троица по грудам зловонным, рассредоточившись друг от друга на приличном расстоянии. Прошли метров тридцать, средь мусора залегли. Лишь старлей прыщеватый стоять остался.
Сложил ладошки рупором и – натужно так:
– Зарубин! Свалка окружена. Предлагаю прекратить бессмысленное сопротивление и сдаться.
А пока милиционер сдаваться предлагает, подчиненные его по-пластунски к контейнеру с надписью «Морфлот» ползут.
Высунулся Иван наружу, и в это самое время гулко хлопнул пистолетный выстрел. Пуля над самой головой Зарубинской просвистела и от металлической балки отрекошетила куда-то в кусты.
И только теперь ощутил в себе беглец настоящую злобу.
Вскинул он обрез, прицелился в мента… Но в самый последний момент решил Иван – не будет он его убивать. Грянул выстрел – и милиционер, за плечо схватившись, медленно на спину завалился.
А двое, которые по-пластунски ползли, уже совсем рядом с контейнером. Один за ржавым кузовом спрятался, другой рядом, в лощине, укрылся. Не достать их из обреза никак… Зато менты контейнер из своих укрытий видят отлично. Понимают, заразы, что не высунуться Ивану из ржавого ящика, потому как сразу же срежут его из «макаровых». Мудрено промахнуться – всего лишь каких-то пятнадцать метров милиционеров от контейнера отделяет. Так что придется Ивану сидеть, носу не высовывая. И тут пришла Зарубину в голову мысль. Озорная, конечно, ребяческая, но, если подумать, – единственно правильная в таком положении. Спасительная.
Взял Зарубин гранату в правую руку, обрез – в левую и, ружье над головой поднимая, крикнул:
– Сдаюсь!
Не поверили менты.
– Оружие брось, чтобы мы видели!
Осторожно Иван из своего укрытия поднялся. Руку с обрезом над головой держит.
– Бросай как можно дальше!
Послушался Зарубин – полетел обрез в кусты бурьяна.
– А теперь выходи.
Вышел Иван из-за контейнера. Правую руку с зажатой гранатой как бы невзначай за металлическим углом спрятал. И менты, осмелев, из укрытия своего вылезли.
Старшина амбалистый, пистолет на Зарубина направляя, сержанту истерично кричит:
– В наручники его!
Пока сержант наручники от пояса своего отстегивал, пока старшина советы ему давал, понял Иван – пришла пора действовать. Вырвал мгновенно колечко с чекой, бросил Зарубин гранату прямо меж старшиной и сержантом.
– Ложись, граната! – кричит.
То ли не заметили милиционеры, чем именно в них преступник шуганул, то ли не поверили ему, решив, что не граната это вовсе, а опять бутылка «Столичной», как на Дмитриевом Посаде, но не проявили они должной бдительности. Даже на корточки не присели.
А Иван тут же наземь и рухнул. И тут полыхнул взрыв. Тряхнуло землю, обдало Зарубина жаром, и эхо взрыва, отразившись от кромки леса, в сыром воздухе растворилось…