– Поднимите его пистолет, Андрей Петрович, быстро, – скомандовал Бабушкин, наклоняясь и отрывая кейс от пола.

Мартынов машинально отвалился от дверцы, шагнул и наклонился. И вдруг услышал то, что не донеслось до его понимания в первое мгновение.

Рука его застыла над «вальтером».

Побледнев, Мартынов медленно выпрямился и внимательно посмотрел на свой кейс в руке следователя.

И тут же поднял руки над головой.

– Мартынов, – тихо позвал Бабушкин. – Марты-нов? Что это с вами?..

– Я тут с вами, гадами, совсем расслабился, – хрипло проговорил Андрей, растирая руки над головой, чтобы дать им хоть немного тепла. – Довели, суки, человека, до ручки. Скоро уже совсем в «овощ» превращусь.

– О чем вы, Мартынов?

– Куда сейчас пойдем? В лесок за летным полем?

– Я вас не понимаю, – Бабушкин насторожился.

– Поднимите его пистолет, сказал мент уголовнику, – с усмешкой прошептал Мартынов. – «Поднимите его пистолет…» – и во второй раз повторил он. – А как только я сделаю это, так сразу заработаю пулю в лоб.

Бабушкину этот разговор показался интересным. Он взялся за ручку кейса обеими руками и с участием на лице склонил голову.

«В этом туалете должен кто-то появиться!» – думал Мартынов. Не может быть, чтобы никому из толпы не пришло в голову помочиться или помыть руки!

Еще недавно он с облегчением подумал, что все закончилось. Но уже через секунду, когда все понял, все прожитое и еще не прожитое навалилось на него с двойной силой.

И вдруг сверкнула еще одна мысль, и она была еще ужаснее предыдущих.

Если Бабушкин знает, что делает, хватаясь за кейс, значит, ему в мельчайших подробностях известна история кейса и история рода Мальковых. Рассказать ему всю подноготную могли только три человека: он – Андрей Мартынов, Маша или Метлицкий. Маша в зале, но если бы Бабушкин и вышел сейчас на нее, она, перепуганная, не смогла бы выдавить из себя и слова! Сделать этого раньше он не мог, да и она не стала бы молчать – такое не забывается, амнезия случилась с Мартыновым, а не с девушкой.

Значит… Это значит, что не нужно более заморачиваться разгадками тайны – чей это «глок».

– Давайте порадуемся за следователей прокуратуры, которые уже через час начнут открывать шампанское, – сказал Мартынов. – Вот кто, оказывается, убил начальника отдела по борьбе с бандитизмом УБОПа при ГУВД Новосибирской области Метлицкого… Вайс. Ну, а бандита в домике Фомина, понятно, прикончил неоднократно судимый Мартынов. Социологи правы – тюрьмы не перевоспитывают людей, они их изолируют от общества.

Бабушкин покусал губу и покачал головой.

– Невероятно… Откуда такая сообразительность?

– Не первый раз меня убивают, следователь. И еще… Увидев сейчас кейс в твоей руке, я вспомнил случай в больнице.

– Какой случай? – искренне удивился Бабушкин, поудобнее располагаясь с пистолетом у входа.

– Сначала один вопрос. То, что вы занимались моим поиском вместе с Метлицким, я уже понял, поэтому на этом не останавливайся. Но как узнал, что я в аэропорту, и как понял, что в туалете?

– Это два вопроса, ну, да ладно. Майор УБОПа не слишком горел желанием придержать тебя в России. Не знаю, что вас связывало, но тормозил он меня порядком. Приходилось время от времени отрываться от него. А в последний раз возникла необходимость ткнуть его в бок. Видите ли, Мартынов… – Бабушкин сухо улыбнулся. – За все то время, что прошло с момента нашего первого знакомства, я уверился в том, что разговаривать с вами нужно лишь с оружием в руках. А где его взять следователю, держащему в руках пушку только раз в месяц? Что же касается ответов на ваши вопросы… Куда направится Мартынов с кейсом? Конечно, в аэропорт. А там, в зале ожидания, сидит девушка Маша, которая на вопрос сотрудника милиции «Где Андрей?» решила ответить честно… Так что за случай в больнице ты вспомнил?

– Ты жаден, Бабушкин. Твоя жадность когда-нибудь сыграет с тобой злую шутку. В больнице ты изъял у меня золотые часы, цепь и деньги, но оставил одежду. И сейчас, увидев, как ты хватаешь кейс, я просто совместил два события и понял – ты устал быть бедным. Тебе уже пятьдесят, а за душой – ломаный грош… Для тебя важно забрать у человека ценности. Так, по-твоему, он лишен возможности жить и чувствовать себя свободным. А оружие и брюки ты ему оставляешь, даже не желая думать о том, что для меня главное – брюки, а не деньги в них… Бабушкин, у меня уже руки затекли, сукин ты сын… Стреляй, что ли.

Пятнышки с пятак на скулах следователя появились не случайно. Соглашаться с правдой о себе столь же неприятно, как и выслушивать ее от человека, которого видишь второй раз в жизни.

– А я что, командовал тебе «руки вверх»? Чего ты их задрал?

– Дурак ты, Бабушкин, – улыбнулся Андрей. – Отсюда и беды все твои. В анатомке судебный медик свалит меня на стол и ну раны зондировать. А зонд-то в дырочку и не входит. Медик, конечно, начнет экспериментировать, и выяснится, что пуля вошла в меня в тот момент, когда мышцы были вытянуты вверх, то есть я держал руки над головой. И как при таких обстоятельствах мы с Вайсом могли убить друг друга одновременно, прокуратура решительно не поймет. А поскольку обнаружившим трупы является Бабушкин, то к нему будет много вопросов. Стреляй.

– А если я тебе в голову девять граммов вгоню?

– А ты попробуй, – радушно разрешил Мартынов. – Да чтоб с первого раза вышло! Второй выстрел сломает весь план! А я посмотрю, как седовласая задница, держащая пистолет один раз в год на плановых стрельбах, попадет мне прямо в лоб… И еще… Я вот тут подумал, Бабушкин… Не стоял бы ты спиной к дверям. Войдет кто-нибудь пописать, а тут бандит человека грабит. Ты же не в форме, следователь, получишь по затылку. Обязательно получишь!

– Ты, Мартынов, не жди посетителей, – собеседник американца почесал стволом «глока» висок. – Бабульке у входа я показал удостоверение и приказал никого не впускать. Так что не жди, что она кого-то пропустит, после того как увидела удостоверение.

– Конечно, не пропустит, – согласился Мартынов, – до тех пор, пока не увидит еще удостоверение… майора милиции.

Ордынский следователь вонзил взгляд в блестящий зрачок американца. Зеркальное отображение событий, происходящих за его спиной, ему не понравилось.

Резко развернувшись, он выбросил перед собой руку, но встречный выстрел на противоходе свалил его на пол, как куклу.

В дверях, опершись на косяк, стоял промокший от крови Метлицкий. И рядом с ним, поддерживая майора одной рукой и держа в другой дымящийся «макаров», подгибался под тяжестью центнера веса старшего коллеги один из сержантов, которого Мартынов приметил сразу по прибытии на аэровокзал.

– Хороший допрос, американец… – просипел, с трудом удерживаясь, чтобы не упасть, Метлицкий. – Все слышал, объявляю благодарность…

– В задницу себе ее засунь! – прорычал Мартынов.

– Мне уже сунули… Не в задницу, но все равно обидно… Значит, так, гражданин США… Иди в зал за Машей и улетай отсюда к чертовой матери. А вот это… – майор окровавленным пальцем указал на кейс, – оставишь мне. Я не Бабушкин, ты знаешь, куда я содержимое пристрою… Сержант проконтролирует. Страна тут от внешних долгов задыхается, а они десять миллионов туда-сюда таскают…

Посмотрев вокруг себя мутным взглядом, Метлицкий пробормотал:

– Только в голову не приходит… как мне объяснять все это, чтобы правдоподобно выглядело… Я ж в отпуске, Мартынов! – восклицание заставило Метлицкого схватиться за бок и побледнеть. – Американцы, трупы, теплоходы… Ерунда какая-то получается – кому что вменять и что как объяснять?..

Поправив на себе одежду, Андрей улыбнулся и посмотрел на часы. Время еще было.

– Значит, так, майор. Сейчас быстро делаю тебя подполковником и уезжаю, – покосившись на Бабушкина, лежащего на полу без сознания, Мартынов указал на него и пощелкал пальцами. – Что бы ни говорил этот мерзавец, сдай кейс руководству. Пусть все будет так, как скажет Бабушкин. Я уверяю тебя, что положение свое признательными и чистосердечными показаниями он не улучшит. Я тебя уверяю, Рома! А ты в больнице скажешь своим паханам, что Вайс и его бригада – контрабандисты. Они гнали из Колумбии в Россию через Штаты кокаин. Пятьдесят кило чистого веса. На обмен покупатели приехали без денег, и началась бойня. Что бы ни говорили Вайс и Томилин, твоя версия будет правдоподобной.

– Это очень хорошая версия, Мартынов. Это просто документ, а не версия, – похвалил майор, он уже терял силы, и сержант с трудом удерживал его на себе. – К ней еще бы полста кило «кокса»… и я был бы главным в этом городе…

– Поведешь опергруппу на мою базу. Заглянешь под лодку. Под ней в песке пять сумок, в каждой – по десять контейнеров. На целлофане отпечатки пальцев тех, кого вы нашли на теплоходе. В них же – пули из пистолета Томилина. Пистолет Томилина в конуре у дома Фомина. В голове Уилки – пуля из пистолета Вайса. Пистолет Вайса – в этом бачке. Спрятал, гад, да Бабушкин его настиг. В голове Вайса – пуля из твоего пистолета, который у тебя похитил Бабушкин. Он был заодно с Вайсом, это он налаживал контакт с продавцами кокаина. Когда продавцы их обманули и спрятали кокаин на моей базе, а покупатели приехали без денег, случилась пальба. Меж покупателями начались распри, и все, что мы видим сейчас, – их результат. Бабушкин хотел завладеть кейсом, думая, что Вайс хранит в нем деньги для покупки кокаина. Да и правда – кто бы стал русского милиционера посвящать в подробности?.. Это ты предъявишь своим вместе с результатами дактилоскопических, трасологических и баллистических экспертиз.

Теперь что им предъявят Бабушкин, Вайс и Томилин? Бред про чемоданчик с десятью миллионами долларов? Кому поверят? Ну, вскроют они чемодан, и что дальше? Бумага, бумага, бумага… Очень много бумаги. Чтобы понять, почему ее так много и что с нею делать и как использовать, нужно найти меня. А зачем, спрашивается, это делать при наличии ясной и правильной версии майора, простите, подполковника Метлицкого?

Метлицкий посмотрел на Мартынова и потом – на кейс.

– Не жалко расставаться?

– Жалко у пчелки в попке, Рома. Главное – крепкая мужская дружба.

– Послушай, Мартынов… Мне тут пришло в голову… Бабушкин рассказывал мне о своем разговоре с Вайсом в больнице. Сейчас мне ясно, что он просто с ним договаривался. Не могу понять только, как им это удалось при наличии языкового барьера…

– Какого барьера, мент? – насмешливо бросил Андрей. – Твой Бабушкин на английском шпилит не хуже меня! Я едва не умер от страха, когда, после того как я представился ему Лайером в больничке, он заговорил. Слава богу, что он не сообразил сразу, если вообще сообразил.

И Метлицкий, изумленно посмотрев на американца, забормотал бескровными губами:

– А что бы он без тебя потом делал с твоим чемоданом? Эти бумаги нужно превратить в деньги…

– Рома, он же тебя не в голову ножом ударил, а в бок! Ты почему тупишь, как дитя? Даже следователь из Ордынска понял, и я думаю, что это только благодаря твоим рассказам, что для получения денег нужна не моя подпись, а мои отпечатки пальцев! Ты же уже был знаком с этой шуткой. Если ты попросишь сержанта пошнырять по карманам Бабушкина, то, думается, он найдет там и ваксу, и валик, и чистый лист бумаги. Он убрал бы меня и откатал пальцы. И с этого момента он мог перевести деньги на любой счет в любой стране мира! Мира, понимаешь? У него пенсия скоро, у Бабушкина?

Метлицкий широко улыбнулся, демонстрируя два ряда ровных зубов. И тут же, почувствовав боль, сменил улыбку на гримасу.

– Старичок поначалу, видимо, действительно хотел громкое дельце отыграть, чтобы уход всем запомнился. А когда понял, что запахло реальными деньгами, сорвался… Черт побери, Мартынов, он неделю до пенсии не дотянул…

– Он знал, что, когда станет хозяином кейса, я обязательно его найду. Но вышло даже удобнее для него. В одном месте оказался и кейс, и я.

Метлицкий вдруг вздрогнул, и его потянуло к полу. Сказал:

– Вызовите этому пенсионеру МВД «Скорую». Не хватало еще, чтобы он тут… от потери крови ноги протянул… Рад был встрече, Андрей… А сейчас я, с позволения присутствующих, вырублюсь на минутку…

И Метлицкий тут же сдержал слово. Сержант опустил офицера УБОПа на пол и прокричал что-то в рацию – что именно, Мартынов уже не разобрал. Если посадка на Ганноверский рейс еще не закончилась, то оставалось, по его подсчетам, не более пяти минут.

– Чемоданчик оставьте, гражданин, – напомнил напарник Метлицкого. Вокруг текла ручьями кровь, и дышать нечем было от кисло-сладкого запаха сгоревшего пороха, но все это не помешало сержанту заметить, что Мартынов пробирается к выходу с кейсом в руке, то есть вопреки указанию начальника.

– Надоели вы мне все, запарили, – выдохнул Мартынов, с грохотом устанавливая кейс рядом с сержантом. – На! Министерству финансов России это сейчас просто необходимо!

Нервно подмигнув опешившему милиционеру, Андрей наклонился, бережно потрепал за плечо Метлицкого и со словами: «Я тоже рад видеть тебя, Рома», вышел вон.

«Bouing» с ним и Машей на борту поднимется в воздух и возьмет курс на Ганновер через двадцать минут. Пассажир с купленным билетом на место 7 В так и не займет свое место при посадке.

Метлицкий щелкнул замками кейса и, уложив его на стол, распахнул.

– Сюрприз… – прошептал Метлицкий. – Десять миллионов долларов в ценных бумагах… Их осталось только арестовать и изъять из банковского оборота…

– А что это у нас? – продолжил он после длинной паузы, и в глазах его зажегся озорной огонек. Выкладывая содержимое из кейса, он считал вслух. – Три, пять, девять, пятнадцать… пятнадцать рекламных проспектов «Ва-Банк». Сукин ты сын, Мартынов, сукин ты сын! – улыбнулся.

Закурив, скинул со стола кейс и с удовольствием глубоко затянулся.