Расслабившись, босс охраны «Хэммет Старс» рассмеялся и покачал головой.

– Даже спрашивать не хочется, что ты еще вспомнил…

И Мартынов, увидев перед собой дульный срез пистолета, стал следить за движением указательного пальца своего будущего убийцы.

– Один вопрос, – вставил Андрей, поняв, что спусковой крючок добрался до своей критической точки. – Как ты будешь выбираться из России?

– Как там у вас говорят – «Yazyk do Kieva dovedet»?

– До Киева такой язык теперь, быть может, и доведет. Но вот в России он тебя приведет только до дверей, над которыми будет висеть вывеска «ФСБ». Ты как та корова, Вайс, – где ходишь, там гадишь. Если все лепешки, что ты набросал здесь за неделю, за тобой собрать, то язык твой тебя доведет только до острова Огненный. Это что-то вроде вашего Алькатраса.

Слово «Алькатрас» Вайс уже не слышал. Рядом с Мартыновым что-то взметнулось в воздух и, описав кривую, ринулось на него. По мере приближения разрывающего уши свиста становилось ясно, что это обыкновенный чайник, однако не придавать этому внимания было нельзя. Во-первых, этот чайник запущен Мартенсоном, который если и решается на то, чтобы что-то бросить, то делает это сильно и точно, а во-вторых, чайник был уже без крышки и… черт его знает, когда этот Мартенсон успел ее снять!..

Отстраниться или нагнуться было невозможно, Вайсу мешал возраст и отсутствие сноровки. Стальной чайник летел по прямой, как заряд из катапульты, и, когда в глазах Вайса вспыхнул огонь, а потом по этому огню прошлось пламя кипятка, он закричал прокуренными легкими. Ударившись обо что-то спиной, а после локтем и головой, он понял, что лежит на спине, а лицо, обваренное кипятком, пузырится и горит огнем.

– Fuck you!.. Fuck!..

Вайс корчился ужом по давно не мытому полу и молил бога, чтобы не пострадали глаза. Если правый еще слезился и различал свет, то левый, лоб над которым почти до кости рассек острый выступ дна чайника, не открывался и не закрывался. Было такое впечатление, что его просто вырвали.

Шагнув к несостоявшемуся убийце, Мартынов прижал ногой его руку, держащую пистолет, и заставил Вайса послать в свой адрес еще одно проклятие.

Ни слова не говоря, Андрей наклонился и собрал разлетевшиеся после бойни бумаги в кейс. Еще несколько минут он стоял над столом, смахнув с него остатки стариковского завтрака. Изучив каждый документ в кейсе, он убедился в том, что все находится в сохранности. Все до единой бумаги, уложенные его руками в этот чемодан в тот день, когда они попрощались с Метлицким, были на месте. Это означало, что в данный момент Мартынов является единственным наследником миллионов Виктора Малькова, отца Артура. Когда с содержимым кейса все стало ясно, Андрей отбросил обратно в угол пытающегося подняться на ноги и не замолкающего ни на секунду Вайса, подобрал с пола и уложил в кейс «вальтер» Вайса. И только когда выпрямился и развернулся к двери, услышал:

– А мне?..

– Что, тебе тоже чайником зарядить? – желая успокоить деда, как можно миролюбивее буркнул Мартынов и посмотрел на Фомина.

Однако сразу после этих слов дед обмяк и стал заваливаться спиной на стенку. Под ногами его запузырилась и стала разбегаться по комнате огромная лужа. Видимо, терпению старика Фомина пришел конец.

Бед ему Вайс не наделает, решил Андрей. Фитцджеральду Вайсу сейчас не до старика. Ему бы прозреть и быстро умчаться с этого проклятого места. Сейчас американец придет в себя, насколько это возможно, и будет решать вопрос с врачами.

– Если не обратитесь в больницу, Вайс, вам гарантировано заражение крови и потеря зрения, – шагнув к нему, Мартынов наклонился и взял босса службы безопасности «Хэммет Старс» за шиворот. – Не нужно тебе было, гунявый, беду на меня насылать. Я вас в Штатах всех имел, а ты со мной на разборку на родину мою приехал. В своем ли ты уме, Вайс?

– Зачем вы меня оставляете в живых, Мартенсон?.. – прохрипел тот, прервавшись от стонов.

– Должны же с кем-то поболтать менты после обнаружения теплохода и Уилки!

– А если они… – корчась от боли, Вайс все-таки держался и думал о деле, – доболтаются со мной… до того, что заставят рассказать о кейсе?

– Расскажи, – охотно согласился Мартынов. – Расскажи о том, как ты приехал забрать кейс с документами, как ваша компания расстреляла троих наркокурьеров на теплоходе, как вы похитили женщину, как кололи ей кетамин, как умер Уилки – расскажи. Все расскажи, не стесняйся, Вайс. На моей родине копы любят искренних людей. Заодно на тебя повесят еще штук десять убийств, четыре разбоя и шесть краж из продуктовых магазинов. Это Россия, сэр.

– Я богом клянусь, Мартенсон… – хрипел Вайс. – Если он дарует мне возможность жить, я найду тебя, сволочь! Консульство США…

– Оно в соседнем доме. Выходишь из ограды, поворачиваешь налево, еще сорок шагов на север – и там деревянный дом с зеленой крышей. На листе фанеры написано: «Консульство Соединенных Штатов Америки в Ордынске».

– Найду ведь, тварь…

Не отвечая больше, Андрей подошел к столу, смахнул с него початую бутылку с мутным пойлом. Вставив горлышко в рот Фомину, он перевернул бутылку. Самогон старик сглотнул, но в себя не пришел.

Усмехнувшись, Андрей вышел из пахнущего порохом и нечистотами дома и поймал бросившуюся ему в объятия Машу.

– Мы уходим.

Она потянула его к машине, но он остановил ее и повел в другую сторону. С удивлением она посмотрела на Мартынова. Перед ней был только лес и ничего больше.

– Нам нельзя в эту машину.

Оглянувшись, не направляется ли к этим стоящим на отшибе домам кто-то из местных, он увидел огромный столб пыли, который волокла за собой машина. Определить марку ее и цвет не представлялось возможным из-за той же пыли, которая ветром забрасывалась перед автомобилем и крутила крошечный торнадо.

Домов здесь было пять. Оставалось надеяться, что старик, пребывающий в доме в состоянии глубокого бесчувствия, не понадобился еще кому-то.

Через минуту Андрей, держа Машу за руку, вошел в лес.

…Майор остановился на пороге…

То, что предстало его взору во дворе, было прелюдией к тому, что происходило в доме. Войдя в калитку, он об этом подумал. Сейчас он в этом убедился.

На провалившемся диване с отломанными боковинами и треснувшей на спинке материей лежал старик. Запах того, что уже почти впиталось в дощатый выщербленный пол, не оставлял сомнений в своем происхождении. Это была не кровь. Старик то ли спал, то ли был без сознания. Понять точно было невозможно, поскольку рядом с ним на полу находилась полупустая бутылка с жидкостью, чей цвет также не препятствовал установлению истины. От деревенского самогона с одинаковой быстротой можно как уснуть, так и внезапно отключиться, что сном, по своей сути, уже не является.

Посреди комнаты лежал перевернутый чайник без крышки. Но самой главной достопримечательностью был не он и не сопящий дед.

В углу полусидя-полулежа расположился мужчина лет пятидесяти – если судить по вискам, побитым сединой. Более судить было не по чему, так как лицо второго живого человека представляло собой чудовищную маску. Кожа от него отставала лоскутами, пузырилась волдырями там, где были еще живые участки плоти, а обваренные веки напоминали вывороченные глазные яблоки.

Но это был живой человек. Он дышал. Он стонал и богохульствовал – если только Метлицкий правильно переводил с английского «бич» и «фак».

Впечатленный увиденным, Метлицкий посмотрел еще через плечо, туда, где он заметил ноги, вытянутые по направлению к центру комнаты…

В углу, слева от входа, лежал третий мужчина. Гораздо моложе этого обезображенного и одногодок того обезображенного, что до сих пор пребывал без чувств во дворе. Между бровями самого спокойного из встретившихся здесь Метлицкому незнакомцев зияло пулевое отверстие, и было ясно, что он-то точно ничего вспомнить и рассказать не сможет.

– Вы что здесь, с ума посходили? – шепотом изумился Метлицкий. – Да что здесь происходило, черт вас побери?!

И с этими словами он подошел и носком ботинка ткнул сопящего старика. Тот пожевал губами, глаза открыл, однако разума в них майор не заметил.

– Это Фомин, – сказал Бабушкин, которому надоело стоять на улице и смотреть на подбитого молодчика. – А этого… первый раз вижу. И, дай бог, в последний раз. Что с ним?

– Вы у меня спрашиваете?

Перевернув Вайса на спину, Метлицкий уставился ему в лицо яростным взглядом.

– Вызывайте «Скорую», Бабушкин, быстро, – смахнув с дивана засаленную подушку, майор подложил ее под голову хрипящему начальнику безопасности «Хэммет Старс» и склонился над ним. – Кто здесь был?

– I do not talk in Russian…

В глазах Метлицкого сверкнул хищный огонек.

– You the American? What is your name?

– Find Martenson… – просвистел сквозь ошпаренные губы Вайс.

– Что он говорит? – Бабушкин страшно сожалел, что плохо учил английский. Метлицкого с его отвратительным английским он считал за полиглота. – О чем он рассказывает?

На диване смачно сопел старик Фомин. Общая картина потрясала воображение.

– It has made… Mart… enson? – Лицо майора приобрело землистый оттенок, когда он заметил едва заметный кивок. – And where the woman?

– The woman was stolen by he…

– Не молчите же, Метлицкий! – вскричал Бабушкин. – О чем вы с ним толкуете?!

– Он говорит, что этого убил Мартынов. Он же, Мартынов, похитил женщину. Я так полагаю, что мы с ним о Макаровой говорили… – рубоповец тяжело поднялся и отошел к окну.

– Спросите у него, когда Мартынов вышел из дома! – заводился Бабушкин, совершенно не замечая того, что Вайс давно был без сознания. Схватив за шиворот Фомина, следователь встряхнул его и отпустил сразу, едва тот разлепил веки. – Куда ушел Мартынов?

Фомин был готов потерять сознание вторично, но вовремя заметил знакомое лицо.

– Бабушкин… Что ж ты, мать твою, Бабушкин, так медленно ездишь? Тут народ убивают, а он задницу от кресла оторвать не может! Мало я тебе ее драл за яблоки в саду!

Через десять минут все события были реконструированы. Пониманию следователя и опера предстала картина вполне правдоподобная, хотя и чуть деформированная.

– О том, как Фомин дрался с Мартыновым и пытался выбить из его рук чайник, можешь забыть, – посоветовал Метлицкому ордынский следователь, – как бил по руке Вайса, чтобы отвести выстрел, – тоже. В остальном похоже на правду. «Вареный» вошел в дом с этим парнем, потом вошел Мартынов. «Вареный» убил парня… не могу понять, зачем… после чего собрался стрелять в Мартынова. Тот врезал ему чайником и стал собирать бумаги. Больше ничего дед не помнит. Женщину он не видел. Подробности узнаем у побитого во дворе и этого американца. Но пускаться в погоню за Мартыновым я не стану, – отведя майора в сторону, Бабушкин понизил голос. – Мое присутствие здесь будет оправданно. Я направлялся для допроса по своим делам и услышал крики – зашел. Твое присутствие не будет оправдано ничем. Сейчас я вызываю своих и жду, ты же выйди на дорогу и попробуй найти следы. Пыль на дороге толщиной с дециметр. Машину Мартынов не взял, значит, отправился пешком. Не может быть, чтобы его следов не осталось – не более десяти минут прошло…

Выскочив из дома, Рома вышел на дорогу и почувствовал приток адреналина. На дороге, удаляясь в сторону леса, виднелись следы двух пар ног. Как он и ожидал, отпечатки одной из них принадлежали женщине…