Глава 25
Антон вышел из туалета, вытирая вымытые руки клочком бумажного полотенца. Он даже успел обернуться и броском послать скомканную салфетку в урну. Костин направился к выходу, уже взялся за ручку двери и вдруг затылком почувствовал холодный металл.
– Не дергайся, – послышался совет. – Здоровее будешь. Логика проста. Если не убили сразу, значит, он нужен для разговора. Послали шестерок, стало быть, те просто обязаны предоставить его нужному человеку живым. Соответственно, стрелять не станут ни в коем случае. Это давало Антону некоторую свободу действий. Дергаться он, конечно, не стал, просто повернулся на сто восемьдесят градусов и сразу увидел два взволнованных лица.
Нервничают. Понимают, что выполняют важное задание. Если не сделают – пострадают.
Перед глазами Антона продолжал дрожать дульный срез пистолета. Он мешал как следует разглядеть людей, стоящих перед ним, но вполне позволял сопоставить силы и возможности. Вот этого, который помельче, Костин уберет одним ударом. Но вот второй!.. Тот весил около ста килограммов. Сцепиться с ним означало бы потерю времени и, как следствие, инициативы. Теперь их нужно немного расслабить.
– Что за шутки, братва?
Вот и расслабились. Это сразу видно. Антон прикидывал, через сколько минут Пащенко забьет тревогу.
– С тобой никто не шутит. – Владелец «вальтера» аккуратно взял Костина за рукав рубашки и потянул к выходу. – Двигайся на улицу. Только плавненько. Тогда все будет в порядке.
Увидев, как к нему стал приближаться великан, Антон понял, что пора действовать. Если они сейчас завладеют обеими его руками, то рассчитывать будет уже не на что.
Последовал короткий удар с выдохом через нос!
«Вальтер» полетел в одну сторону, салага – в другую. Великан полез правой рукой за пазуху. Молодец, спасибо!..
Костин молниеносным ударом раскроил обе губы амбала. Удар был настолько силен, что кровь брызнула еще тогда, когда кулак Антона не успел отлететь от головы жертвы. Но для стокилограммового братка этого было мало. Тот лишь на мгновение потерял ориентацию, получил короткий нокдаун вместо предполагаемого нокаута.
Малолетка, собрав в кучу растрясенные мозги, волю и желание выполнить поставленную задачу, уже поднимался с пола. Его рука, как в фильме ужасов, медленно ползла по мрамору к пистолету.
Костин с размаху опустил на нее каблук и тут же уклонился от летящего кулака амбала. Малолетний отморозок коротко взвыл. Пытаясь продраться сквозь заслон, выставленный ему громилой, Антон откачнулся и головой ударил его в лицо. Раздался короткий сырой треск. За пять секунд настоящей мужской драки великан потерял два зуба. Его нос теперь был свернут набок.
Вырываясь из упрямых рук, Костин оказался спиной к дверям, ведущим на улицу. Казалось, еще одно мгновение, всего пара мощных ударов… Не важно, куда именно, главное – в цель. На поражение! Удар, еще удар!..
Громила стал обмякать, но продолжал держать Антона мертвой хваткой. Его маленький, похожий на гоминдановца напарник уже не входил в боевой расчет. Фаланги пальцев малолетки были сломаны. Сейчас он находился в состоянии болевого шока, сидел на полу, рассматривал казанки, вывернутые в неположенных местах, и становился все белее и белее.
Костин скорее почувствовал, нежели услышал, как сзади распахнулась дверь. Он даже успел обернуться, но увидел лишь белый свет, ударивший его по глазам.
– Где общак, судья? Я буду задавать этот вопрос до бесконечности, пока ты не сойдешь с ума. До этого тебе недолго осталось.
– Я не знаю, где твой общак, Овчаров, – упрямо повторил Костин, который сидел на полу в какой-то квартире и чувствовал, как боль разваливала его затылок. – Твое упрямство просто поражает. Уже давно пора понять, что у меня его нет и никогда не было.
– Соха!.. – Вор вздохнул и качнул головой в сторону соседней комнаты.
Тот подошел к двери и толкнул ее ногой.
– Узнаешь?
Антон с ужасом глядел в застывшие голубые глаза Вострикова и не мог поверить в то, что это и есть тот самый бродяга, бомж, которого он спасал от банд Пастора и Тимура. Пастор нашел его. Теперь нет никаких сомнений в том, что ему известно все. Угрызений совести Антон не чувствовал. Их и не могло быть. Он все сделал для того, чтобы спасти бродягу, приложил максимум усилий. Но, как видно, человек предполагает, а Пастор располагает.
Костин вообще был вправе бросить Вострикова на произвол судьбы. Именно из-за открытого люка, в котором бомжу вздумалось попить пивка с рыбкой, и заварилась вся эта каша! Но Антон укрыл его. Откуда ему было знать, что так случится?.. Он помнил его, вечно голодного и страждущего. Теперь же, глядя на окоченевший труп и переломы в районе кистей рук, Костин понял, что Востриков умер не самой легкой смертью.
– Что скажешь? – спросил Пастор, жадно глядя в лицо Костина.
– А что ты хочешь от меня услышать? – Антон покрепче обхватил себя руками, и озноб понемногу стал отступать. – Убийца ты, Овчаров. Это я тебе как судья говорю.
– А это не я его убил, – не моргнув глазом, заявил Пастор. ?? Это Соха.
Тот едва не задохнулся от возмущения! А кто ему приказал заморозить этого петуха?!
– Я вор, – прошептал Пастор, глядя в глаза Костина. – У тебя мой общак.
– Какой ты вор?! Ты мокрушник! А про общак забудь. Нет у меня твоего общака и никогда не было. Ты Вострикову все пальцы сломал, прежде чем он тебе правду рассказал, а я ничего подобного не делал. Неужели он мне общак сдал, а тебе – нет? Сам подумай.
Пастор откинулся на спинку стула. Он уже начал понимать, что толку от всех этих мероприятий, включая разговор по душам, не будет. Вор с разочарованным видом прикурил сигарету и бросил пачку на стол, поближе к Костину.
– Что ты за человек такой, судья? По-хорошему ты не понимаешь, по-плохому – тоже. Что с тобой делать? Я из-за тебя как Ленин. В постоянных бегах и разливе. Я ведь не прошу тебя родину продавать. Просто отдай то, что принадлежит мне. Я даже готов с тобой поделиться.
Сигарету Костин прикурил, но делиться не пожелал.
– Даже если бы общак был у меня, я бы тебе все равно его не отдал. Он принадлежит не тебе, а госбанку.
– Ты дурак! – взревел вор. – Идиот! Сейчас мои люди переворачивают квартиру твоего прокурора! Если они найдут деньги, ты мне будешь уже не нужен! Пойдешь на сделку сейчас, до их звонка – останешься жив! Я свои обещания сдерживаю, Костин.
Антон оторвал от губ сигарету, улыбнулся и спросил:
– Твои люди находятся в квартире Пащенко?
Бедуин и Крол чувствовали себя в относительной безопасности ровно три минуты. После того как они поковырялись отмычками в незамысловатых замках прокурорской квартиры и вошли внутрь, электрическая цепь на сигнальном рубеже дверей разомкнулась. На пульте оператора вневедомственной охраны запищал зуммер.
– Сработка на Пархоменко десять, квартира четырнадцать, – отчеканила женщина в микрофон.
– Двадцать восьмой принял, – донесся из динамика голос командира экипажа.
«Шестерка» с синей полосой и проблесковыми маячками развернулась посреди дороги на сто восемьдесят градусов и, набирая скорость, помчалась к указанному дому. Официальный норматив обязывал экипажи прибывать к месту срабатывания сигнализации никак не позже, чем через три минуты.
Если бы Бедуин, прикрывая за собой дверь, посмотрел наверх, то первое, что он сделал бы, это умчался прочь, унося на руках Крола. Под потолком очень хорошо просматривались датчики сигнализации. Но на него давило понимание того, что на этот раз он залез в квартиру не какого-то лоха, а транспортного прокурора. Поэтому вместе с ужасом перед Пастором в его душу замешался еще и страх от собственной наглости. Он повел за собой Крола внутрь квартиры.
Задача была поставлена четко и ясно. Разыскать крупную сумму денег в валюте и убраться с нею прочь. После этого позвонить Пастору на завод и доложить об успешно проведенной операции. Бедуин переворачивал вещи Вадима и шептал себе под нос:
– Бабки, завод… Бабки, завод…
Их не совсем законные действия прервал чей-то голос. Сначала Бедуин подумал, что он донесся с небес. Но там, как известно, ментов нет.
А такая фраза могла принадлежать только стражу порядка:
– Копыта веером, и замерли!..
Это значит руки вверх, чтобы их было хорошо видно, и не шевелиться.
Бедуин и Крол помертвели от ужаса, медленно подняли руки и повернулись. Перед ними, как в ужасном сне, стояли два сержанта в бронежилетах. Об их намерениях догадаться было нетрудно, посмотрев на стволы их автоматов.
Бедуин, человек сдержанный и рассудительный, замер как «морская фигура» из детской игры. Крол, психика которого была подорвана постоянными задержаниями по подозрению в совершении тех или иных преступлений, накала момента не выдержал. Он подумал о том, что его опять сейчас закроют, теперь уже не по подозрению, а по факту, и снова будут бить.
– Хрен вам всем! – дико завопил Крол, ястребом подлетел к окну и бросил свое тело в переплет рамы.
Раздался треск дерева и хруст стекла. Крик, стихая, уходил куда-то вниз. Бедуин стоял и округлившимися от ужаса глазами смотрел на изувеченное окно.
– Саня, ты не помнишь, какой это этаж? – спросил один сержант другого, не отводя ствол автомата от окаменевшего злоумышленника.
– По-моему, четвертый.
Через десять минут Бедуин был в райотделе, а Крол – в реанимации. Ему очень повезло. Вылетев из окна, он упал на крону клена. О том, как Крол летел сквозь нее, цепляясь за ветки и переворачиваясь, могли рассказать только старушки, сидевшие в тот момент у подъезда. Весь вид Крола, лежащего на каталке в палате, напоминал тело Маугли, закончившего сражение со стаей красных волков.
Еще через двадцать минут в райотдел прибыл Пащенко.
Когда ему позвонили на мобильный телефон и сообщили, что в его квартиру совершено проникновение, он первым делом спросил:
– Где задержанные?!
Ему стали что-то говорить по поводу того, что вещи не похищены, дверь не взломана, а открыта, но он, вводя оператора в растерянность, интересовался не кражей:
– Мне плевать на квартиру! Где люди, которых задержали?!
Узнав об этом, Пащенко бросился за руль своей служебной «Волги» и на глазах удивленных подчиненных отъехал от прокуратуры.
– Браток, дорогой мой!.. – говорил он чуть позже Бедуину, сидящему напротив него. – Скажи мне только одно – где сейчас Пастор? И не будет никаких заявлений о покушении на кражу! Я знаю, что вы там искали. Скажи мне, где Пастор! Тогда ты через три часа выйдешь из отдела. Это я тебе обещаю. Я, прокурор Пащенко.
– Какой Пастор? – Бедуин изо всех сил играл роль партизана, угодившего в застенки гестапо. – Я не знаю никакого Пастора. Мы с приятелем первый раз в жизни хотели украсть что-нибудь, да не получилось. По неопытности…
Вадим понимал, что время уходит, знал, как тяжело сейчас приходится его другу, и решил активизировать процесс.
– Где у вас спортзал? – спросил он у оперов, сидящих рядом.
– Ну вот!.. – огорчился Бедуин. – Сейчас наденете перчатки и начнете из меня грушу делать.
Он угадал лишь наполовину. По просьбе Вадима опера подвесили Бедуина к гимнастической перекладине вниз головой. Им уже давно хотелось так сделать, но они до смерти боялись прокуратуры. Последние события, по их мнению, открывали для них некоторые перспективы. Отойдя в стороны, ребята с удовольствием наблюдали, как Пащенко раскачал бандюка и тот болтался на манер здоровенного маятника.
– Прости меня, Господи, за неподобающие дела, – пробормотал прокурор, продолжая увеличивать амплитуду качания маятника.
Бедуин, впервые оказавшийся в роли будущего космонавта, проходящего подготовку к полету в Звездном городке, верещал как резаный. Через две минуты ему стало плохо.
– Сними!.. – кричал начинающий Бетмэн. – Ты же прокурор! Ты что делаешь?!
– Если не хочешь, чтобы на твоем пути сейчас появился гимнастический «козел», говори, где Пастор.
– На заводе он! На заводе механических изделий!..
Было потеряно полчаса. Вадим попросил оперов снять Бедуина и бросился к машине. В этот момент ему и в голову не приходило взять кого-нибудь в помощь. В нем горело лишь одно желание – как можно быстрее оказаться там, где сейчас находился Антон. В том, что судья обязательно пребывает рядом с Пастором, Пащенко нисколько не сомневался.
