Глава 11

На Дальнем Востоке лес валят все, кому не лень. Если еще лет двадцать назад промышленной вырубкой занимались или зэки из «лесоповальных» зон, или сборные бригады лесорубов (нередко составленные из недавно освободившихся зэков), то теперь достаточно заплатить взятку в соответствующих инстанциях, набрать команду профессиональных «вальщиков», купить списанные лесовозы, несколько трелевочных машин с погрузчиками – и браконьерствуй, сколько душе угодно! Лес-кругляк в неограниченных количествах покупает Китай; там подобных ресурсов немного, да и китайские законы сурово охраняют его от браконьерских вырубок.

Так что большинство леса, которым торгуют многочисленные товарно-сырьевые биржи Поднебесной, по сути, украден на российском Дальнем Востоке. При этом на еще растущий в российской тайге лес даже заключаются фьючерсы, то есть сделки на непоставленную продукцию. Немало китайцев неимоверно разбогатели на вырубке и перепродаже российского леса, немало блестящих бизнес-карьер на этом беззаконии было построено в Хабаровске.

Лагерь лесорубов, расположенный неподалеку от Старобеловского заказника, был совместным проектом хабаровских чиновников и китайских бизнесменов. Китайские коммерсанты занимались исключительно производственным процессом и продажей сырья, а состоявшие с ними в доле хабаровские чиновники регулярно получали половинную долю только за то, что закрывали глаза на злостное браконьерство.

Вальщиками, трелевщиками, сучкорубами и водителями лесовозов тут работали только китайцы. Ведь в отличие от автохтонов уроженцы Поднебесной отличаются похвальной дисциплинированностью, не склонны к прогулам и воровству и при этом почти не пьют. А главное – китайцу можно платить в два раза меньше, чем местному: ведь все работники лесоповального лагеря были нелегальными мигрантами. За китайца не следует платить в пенсионный фонд, он прекрасно обходится и без соцпакета. В случае малейшего недовольства отряд не заметит потери бойца; на место выбывшего китайца всегда можно набрать хоть с дюжину новых. От желающих работать лесорубами-гастарбайтерами нет отбоя: в вербовочные конторы, расположенные в пограничном Хэгане, очередь устроиться лесорубом в Россию расписана чуть ли не на полгода вперед.

Конечно же, местные тоже работали в нелегальном лесорубном лагере, но больше на административных и хозяйственных должностях: табельщиками, учетчиками и бригадирами. На такие должности, как правило, брали бывших лагерных офицеров, преимущественно с опытом работы на «промках»; кто-кто, а они умели организовать процесс. Правда, бывшие вертухаи умудрялись и тут набивать себе карманы деньгами. В окрестных поселках прекрасно знали, что наркоту и спирт проще всего отыскать именно в лесоповальных лагерях. Китайским же гастарбайтерам отставные тюремщики обычно поставляли шлюх, выступая в качестве сутенеров. Так лагеря лесорубов постепенно превращались в рассадники всевозможных преступлений. Не стоит и говорить, что хозяева лесоповальных лагерей прекрасно об этом знали, однако пресекать беззаконие не спешили: ведь лучших специалистов по работе с людьми, чем люди с охранно-зоновским опытом, отыскать было невозможно.

Медицинские работники также не составляли исключения – почти все они в свое время работали в системе Управления Федеральной службы исполнения наказаний. Медпунктом в лесоповальном лагере, расположенном неподалеку от Старобеловского заказника, заведовал старый фельдшер, проработавший на «строгаче» штатным «лепилой» едва ли не половину жизни. Его жена, числившаяся медсестрой, также в свое время сделала лагерную карьеру в ХОЗУ.

А потому, едва взглянув на «начальника» с вывихнутой лодыжкой, которого привез в медпункт сердобольный китайский водитель лесовоза, оба они сразу поняли, что это явный уголовник, и притом – с немалым криминальным опытом. Это было очевидно не только по татуировкам пациента, не только по неисправимым зоновским манерам держаться, но и по его тяжелому, вурдалачьему взгляду. Впрочем, жизнь на Дальнем Востоке давно уже отучила чему-нибудь удивляться и фельдшера, и его жену: ведь самые отмороженные бандиты нередко становятся тут промышленными магнатами и финансовыми воротилами, а прожженные рецидивисты с несколькими судимостями умудряются пролезть даже в депутаты Государственной думы. Да и паспорт прибывшего, хоть и очень замусоленный, выглядел вполне легитимно.

Как бы то ни было, но больному следовало оказать первую помощь, что и было сделано. Делая местную анестезию, фельдшер обратил внимание на разляпистые татуировки, синевшие на ногах пациента: «Они устали топтать зону».

– Сидел? – без обиняков поинтересовался хозяин медпункта.

– Было дело, – признался тот.

– У нас под Хабарой, что ли? – спросила подошедшая медсестра.

– А ты че – следователь? – с типично зоновскими интонациями окрысился пациент.

Медики переглянулись, после чего решили вопросов не задавать. Тем более что пациент отблагодарил их по-царски, подарив за медпомощь по сто долларов на каждого.

Правда, и травма оказалась намного серьезней, чем можно было ожидать. Было удивительно, что больной после такой травмы сумел пройти, пусть даже и с палочкой, несколько сотен метров.

– У тебя вывих лодыжки с растяжением и смещением, – произнес фельдшер, накладывая на вправленную ступню гипсовую повязку. – По всем правилам тебе надо пять-шесть дней полного покоя. Иначе инвалидом на всю жизнь можешь остаться.

– В смысле – лежать все это время?

– Ну не ходить же! Хотя можно и сидеть, – добавил он, явно вкладывая в слово «сидеть» лагерный подтекст.

– Так что – предлагаешь все это время в вашем лесорубном лагере зависать? – татуированный пациент недовольно осмотрел убогое убранство медпункта.

– А ты начальству своему сообщи, пусть тебя заберут, – прищурился фельдшер. – Ты вообще из Департамента лесного хозяйства, как я понял?

– Ну да, – вполне уверенно ответил пациент.

– Начальником у вас там по-прежнему Игорь Евсеев? Такой высокий, шрам у него еще на левой руке. Этот?

– Он и есть наш начальник, – собеседник напряженно зыркнул на хозяина медпункта. – А ты что, его знаешь?

– Да приходилось пару разов встречаться, – на удивление ровно ответил фельдшер. – Ладно. Я тебе пока отдельную комнатку выделю, с кроватью. Вот тут, за стенкой. А завтра тогда сам со своим начальством свяжешься, пояснишь: так, мол, и так, пострадал по дороге, пришлите машину или вездеход. Договорились?

– А как свяжусь? Мобилы в тайге не работают!

– По рации, как обычно.

Травмированного, бережно придерживая под руки, отвели спать. А фельдшер, заварив себе крепчайшего чая, подозвал жену.

– Ну и что ты о нем скажешь? – медик пристально взглянул на дверь, за которой расположился новый пациент.

– Фуфломет он, дешевка позорная, а не инспектор из Департамента лесного хозяйства, – без обиняков ответила медсестра. – Ты руки его видел? Четыре татуировки-перстня, пальцы с обгрызенными ногтями…

– Правильно мыслишь. – Фельдшер нервно звякнул чайной ложечкой в кружке с чаем. – Я его о Евсееве специально спросил, типа как на вшивость проверить… Ну, Евсеева этого ты знала, самая страшная гнида во всем Департаменте лесного хозяйства, брал не по чину, вот в прошлом году и запалился, сейчас в следственном изоляторе. Так эта уголовная рожа утверждает, что Евсеев там до сих пор начальник.

Медсестра драматично вздохнула, прищурилась на блестящий чайник. По всему было заметно, что она хочет сообщить нечто важное, но не желает расстраивать мужа.

– Я тут краем уха слышала, что на какой-то зоне бунт был и двое уголовников под это дело в тайгу сбежали, – выдавила из себя медсестра после напряженной паузы. – Может, это один из них?

– Это и дураку ясно, что один из них! – раздраженно отмахнулся фельдшер. – А то, что он вымыт, выбрит, с портфелем и чистым паспортом, – так это на лохов рассчитано. Гоп-стопнул кого-то на трассе, лавэшками разжился и чистые ксивы купил. Ну и в баньку сходил, чтобы на человека стать похожим… Помню, когда я в девяносто девятом на зоне под Благовещенском штатным «лепилой» служил, так там тоже двое зэков сбежали. Грохнули участкового мента и какого-то старшину, завладели их формой и «уазиком». И ездили потом по поселкам, деньги вымогали. Если бы не жадность – не погорели бы.

– Так что нам теперь с этим кадром делать? – медсестра кивнула на дверь.

– Вот я и думаю. – Допив чай, бывший лагерный врач налил себе еще. – С одной стороны, и трогать его особо не хочется. Ему ведь теперь явно не до нас, сама понимаешь. А с другой, если его менты закроют, то потом выяснится, что мы ему медицинскую тут помощь оказывали. Он «паровозом» пойдет, а мы типа как сообщники. Так что лучше всего сигнализировать о нем куда следует.

– Завтра с утра хозяин приезжает, к нему и пойдем, – согласилась медсестра. – Заведи-ка будильник пораньше, где-нибудь на пять…

Миша Каратаев простился с Андреем Будько утром следующего дня. Небо заволокло низкими тучами. Над огромной черной полыньей в озерном льду висели призрачные клочья парного тумана. Пахло мокрым снегом, хлесткий ветер бил в лица изморосью.

Каратаев, еще не отошедший ото сна, удивленно взглянул на сине-белую тушу транспортного вертолета с эмблемой МЧС.

– А это что еще такое? Неужели водолазы вчера вечером из Хабары прибыли? – недоверчиво спросил он у Будько.

– Прибыли, прибыли, – подтвердил тот. – И уже погружались под лед, когда ты спал. И вертолет обнаружили, точнее, то, что от него осталось. Там в кабине – только один фрагментированный труп, почти полностью обгоревший. Чей именно – пока не установлено.

– А второй?

– Говорят, что найти невозможно. Тело могло взрывом разметать. Там вообще от вертолета один остов, и тот скоро ключами со дна разметает.

Охотник поправил ремешок карабина на плече.

– А ты сам веришь, что они оба погибли?

– Нет, конечно же! Но начальство наше уже поверило. И даже соответствующие документы оформило. Потому и такая спешка – ребят на ночное погружение погнали, едва успели с борта спуститься.

– Кто бы сомневался… Отчитаться на бумаге – самое главное!

– Закон тайга, медведь хозяин.

– Если один погиб, а другой ушел – кто это может быть? – прищурился охотник.

– Я личные дела тех подонков хорошо изучил, почти наизусть знаю, – Будько смотрел куда-то в сторону. – По всем прикидкам получается, что в живых остался Иннокентий Астафьев, он же Чалый. Шесть судимостей, очень умный, жесткий и коварный тип. Тут все понятно. Горючка в вертолете почти закончилась, после чего и «вертушка», и пилот сделались Астафьеву ненужными. Вот рецидивист его и придушил, забросил в кабину, а сам вертолет поджег. С таким расчетом, что он после взрыва под лед уйдет. А начальнички наши и купились.

– Потому что сами хотели на это купиться. – Миша протянул руку собеседнику, скупо улыбнулся. – Ну что… Счастливо оставаться!

– Удачи тебе, Миша! – майор с чувством пожал руку старого товарища. – Я бы тебя на вездеходе подкинул, если бы он мой был. Так что уж извини.

– Ничего, я привыкший.

– Береги себя и счастливо!

Лагерь китайских браконьеров отстоял от озера километрах в тридцати пяти. Конечно, можно было скостить большую часть пути, выйдя на проселок, по которому лесовозы возили кругляк к железнодорожной станции, однако в таком случае терялся эффект неожиданности. Каратаев знал наверняка, что некоторые машины радиофицированы, а это означало, что о визите гостя могли сообщить в поселок, где сейчас наверняка находился Астафьев. Так что пришлось пробираться через тайгу.

Утренний ветер быстро разметал туман. Лес, посеребренный за ночь, сверкал на мартовском солнце влажным инеем. С кедров и сосен белыми дымчатыми струйками сыпался набухший влагой снег. До слуха охотника то и дело долетал стук полновесных весенних капель, гулко падавших на губчатый наст. Так прошел весь световой день. Миша без устали пробирался через раскисшие сугробы, заросли стланика и поваленные ураганом деревья. И лишь когда на тайгу опустилась ночь и над тайгой взошла желтая луна, из-за сухого редколесья показалось несколько светлых вертикальных дымков, вьющихся из печных труб, – это был лагерь китайских браконьеров.

Меж высоких деревьев темнела хорошо протоптанная тропинка, приметная в лунном свете. Каратаев невольно обратил внимание на большую бесформенную кучу взрытого снега между двумя сухими сосенками. Взрытый снег выглядел подозрительно: это были следы или человека, или какого-то крупного животного. Включив фонарик, охотник присел на корточки, внимательно осмотрелся…

В желтом овале электрического света темнело несколько подмороженных капель. Несомненно, это была кровь. Правда, пока непонятно чья, человеческая или звериная. Смахнув верхний слой рыхлого, еще не слежавшегося снега, Каратаев тут же отдернул ладонь: прямо из снега торчала замороженная человеческая рука. И хотя таежному охотнику не раз приходилось видеть трупы и смерть во время армейской службы на Северном Кавказе, увиденное впечатлило его донельзя; ведь не каждый день приходится находить в тайге свежий труп!

Замешательство, однако, длилось недолго. Миша извлек из ножен нож клепаной стали, аккуратно откопал тело с краев, вновь подсветил фонариком… Это был труп какого-то молодого китайца, скорее всего – работника из ближайшего лесоповального лагеря. Огромная рваная рана на шее свидетельствовала, что смерть была насильственной. Такую жуткую рану вряд ли смог нанести человек, пусть даже и с невероятно садистскими наклонностями. Несомненно, это был некий таежный хищник…

Подсветив фонарем, Каратаев обнаружил рядом с покойным несколько оплывших следов величиной с суповую тарелку. Охотнику-промысловику было достаточно одного лишь беглого взгляда, чтобы определить: это амурский тигр. Но ведь он не растерзал китайца, а просто приволок за околицу лагеря и прикопал его снегом! Картина была очевидной: рыже-полосатая кошка убивала уже не из чувства голода, а из-за любви к убийствам.

Вот и получалось, что Миша оказался абсолютно прав: четвероногий убийца действительно шел на запах крови, которая шлейфом тянулась за убийцей двуногим. А это означало, что и подонок, окончательно потерявший человеческий облик, и тигр-людоед рано или поздно должны были встретиться…

Естественно, опытный уголовник Чалый сразу же определил, что ни фельдшер, ни медсестра не поверили в его легенду об «инспекторстве Департамента лесного хозяйства». Это было понятно и по слишком недоверчивому прищуру хозяина медпункта, и по расспросам о зоне, где пациент мотал срок, и по вопросам о каком-то начальнике – которые по долгу службы фельдшер наверняка не должен был задавать. Беглец прекрасно понимал: если эти «лепилы» и оказали ему медицинскую помощь, это вовсе не означает, что они не стуканут на него в мусарню.

Улегшись на койку с помощью фельдшера, Чалый сделал вид, что сразу же отрубился и заснул. Однако едва медик вышел за дверь, как он тут же поднялся. Вправленные кости ступни пока не давали о себе знать: местный наркоз все еще действовал. Стараясь не шуметь, пациент заковылял к дверям. Приложил ухо к дверной поверхности, прислушался…

Как и следовало ожидать, фельдшер обсуждал его личность с женой-медсестрой. По обсуждению этому стало окончательно ясно, что оба они не верят ни одному слову Чалого. А вот фельдшерское предложение «сигнализировать куда следует» заставило уголовника всерьез насторожиться.

От китайца, подвезшего его к лесоповальному лагерю, Астафьев успел получить немало полезной информации. И прежде всего о связи. Ни мобильной, ни стационарной телефонии в таежном лагере не было по вполне объяснимым причинам. Связь с Большой землей осуществлялась исключительно по рации, которая была только у начальника. Но тот вроде бы уехал в Хабаровск, обещав вернуться следующим утром.

Ждать до утра было неразумно: ведь с самого рассвета лагерь будет кишеть китайцами. А это означало, что действовать следует прямо сейчас…

Пистолет тяжелил брюки. Астафьев сунул в карман руку – рельефная рукоять точно легла в заскорузлую ладонь. Однако стрелять было нельзя – выстрел наверняка бы услышали в соседних бараках. Поискав глазами, Чалый остановил взгляд на большой пуховой подушке. Это было очень кстати: подушка наверняка бы сильно приглушила звуки выстрелов.

Теперь предстояло дождаться, когда за дверями погаснет электричество – это будет означать, что медики отправились спать. Ждать пришлось довольно долго; хозяева медпункта пили чай еще часа полтора, притом основной темой их беседы был новый пациент. Астафьев начал терять терпение. Среди множества мыслей, промелькнувших у него в голове, была и такая: сейчас медсестра останется тут, а фельдшер побежит к начальнику, сам откроет его комнату и настучит о беглеце проклятым ментам.

Минуты катились медленно и тяжело, как вагонетки в шахтерском забое. Кровь приливала и ритмично стучала в висках, словно колеса на рельсовых стыках. Чалый хотя и старался держаться спокойно, ежеминутно вытирал влажный лоб рукавом.

Наконец в соседней комнате гулко щелкнул выключатель, и узкая полоска света между дверью и полом мгновенно погасла. Беглец знал, где должны спать фельдшер и медсестра. У стены слева от смотрового стола располагалась большая двуспальная кровать за выцветшей ситцевой ширмой.

Прикрыв дверь, Чалый выглянул наружу. Ширма была задернута, а это означало, что пришло время действовать… Астафьев поднял пистолет, прикрыл дуло подушкой и резко отдернул ширму. Медсестра спала у стены, укрывшись стеганым одеялом с головой. Ее муж мирно посапывал на боку. На прикроватной тумбочке светился старенький будильник, притом его сигнальная стрелка упиралась в цифру «5».

Два выстрела почти слились в один, и прозвучали они не столь громко, как ожидал убийца. На одеяле фельдшера сразу же расплылось багровое пятно, он дернулся, что-то прохрипел и затих. Второй выстрел, последовавший сразу же за первым, размозжил медсестре голову – мозги мгновенно разнесло по стене.

Теперь следовало срочно уходить – ведь в медпункт могли обратиться за помощью даже среди глухой ночи. Однако Астафьев не был бы самим собой, если бы ушел отсюда налегке. Осмотревшись, он включил ночник, накинул на окна тяжелые светонепроницаемые шторы. В огромный портфель, в котором лежали награбленные у Ян Суня богатства, легла буханка хлеба, три банки тушенки, литруха спирта, несколько одноразовых шприцев и упаковка лидокаина; ведь продолжать путь без анестезии было немыслимо. Бросив на окровавленные трупы равнодушный взгляд, Чалый накинул на себя тулуп, подхватил туго набитый портфель и заковылял к технической площадке со стоявшими там лесовозами. От китайца-шофера Астафьев знал, что кабины на ночь тут закрывать не принято. Впрочем, профессионального уголовника не остановила бы и запертая кабина – ведь заточка из арматурного штыря также была при нем.

К счастью для угонщика, взламывать кабину не пришлось. Усевшись на водительское сиденье, Чалый выдрал из замка зажигания пучок проводов, подсоединил красный провод от стартера, и еще не остывший двигатель тут же отозвался низким дизельным гулом.

Вырулив с площадки, «КрАЗ» с пустым лесовозным прицепом неторопливо пополз к заснеженному проселку. Ехать следовало медленно, чтобы никого не разбудить. Лишь выкатив за пределы поселка, Астафьев вдавил педаль акселератора. Мокрый снег и дымный туман рванули по бокам мощного грузовика плотными струями. Загребущие лапки «дворников» сбрасывали с лобового стекла пригоршни серого снега. Шипела под колесами мокрая жижа, позади кабины гулко скрежетал пустой прицеп.

Чалый гнал грузовик к железнодорожной станции, куда лесовозы обычно свозили кругляк с многочисленных таежных вырубок. По ночам мимо станции проходили товарные поезда, некоторые даже притормаживали на переезде. Расстояние до станции было, по таежным меркам, пустяковым – около восьми километров. Оставалось лишь надеяться, что старенький лесовоз не подведет и что в лесоповальном лагере угонщика хватятся позже, чем тот успеет добраться до переезда.

Такой способ бегства был самым безопасным и к тому же проверенным. Ведь именно товарняком Чалый и Малина ушли с места убийства девушки, которую подстерегли на таежной тропинке, ведущей от полустанка в Февральск.

Едва выйдя на главную улицу лесоповального лагеря, Каратаев сразу определил, что случилось нечто из рук вон выходящее. Несмотря на ночь, почти во всех окнах бараков горел свет, а улицы кишели народом, преимущественно китайцами. Удивительно, но на вышедшего из ночной тайги охотника почти никто не обращал внимания. Люди, явно чем-то встревоженные, направлялись к приземистому бараку, у двери которого висела табличка с красным крестом.

Несмотря на позднее время, двери барака были открыты настежь. Рядом с домиком кучковались несколько десятков человек, однако вовнутрь почему-то не заходили. Миша, деликатно протиснувшись сквозь толпу, заглянул за дверь…

За отдернутой ситцевой ширмой виднелась стена, забрызганная свежей кровью и мозгом. На двуспальной койке лежали два трупа: пожилая женщина с размозженной выстрелом головой и немолодой полный мужчина. Лицо его было спокойным и уже стянутым той неопределимой словами маской, которая позволяет понимающим людям определить с ходу, не прикасаясь к телу, что это – покойник. Впрочем, по огромным кровавым пятнам на одеяле, которым был мужчина укрыт, было и так все понятно…

И тут из-за спины Каратаева вынырнул невысокий китаец в очках с возбужденно вытаращенными глазами. Взглянув на покойников, он боязливо зажмурился, отошел в сторону, стараясь не смотреть на забрызганные кровью обои. Осторожно дернул Мишу за брезентовый ремешок карабина.

– Русский, у нас там лесовоза украли! Мой лесовоза, на чем завтра работать ехать?

– Кто украл? – охотник резко обернулся к китайцу.

– Не знаю, моя не крала, – водитель лесовоза испуганно заморгал.

– Пошли, покажешь, где он стоял, – подхватив китайца под локоть, Каратаев вывел его из медпункта.

Лесовозы, припаркованные на технической площадке, угадывались еще издали по отблескам лобовых стекол в мертвенном лунном свете. Китаец, семенивший следом за Мишей, сыпал жалобами и упреками – мол, приехал сюда деньги заработать, а теперь не на чем лес возить.

– Вот тут мой лесовоза стоял, – шофер указал на пустое место между двумя припаркованными «КрАЗами». – А его угнала какая-то сволоца, следа на снегу видися? Наверное, та сволоца, который добрый фельдцер застрелила и его жена…

– Главное, что у вас тут еще машины остались, – Каратаев без размышлений вспрыгнул на подножку, рванул дверь. – Чья машина, не знаешь? Быстро за ключом!..

Меньше чем через минуту тяжелый грузовик с хищным урчанием выехал с технической площадки. Направление, по которому следовало преследовать убийцу, было лишь одно: к железнодорожной станции, куда китайские браконьеры свозили трелеванный лес-кругляк.

Путь лежал по раскатанному таежному проселку. Руки Каратаева сжимали огромный эбонитовый руль. Слепые конусы фар то и дело выхватывали из темноты безжизненный пейзаж по бокам дороги: поваленные деревья, сухой орешник, чахлые березки, возносившие в лунное небо корявые изломанные ветки. Длинный прицеп позади грузовика то и дело носило юзом, и Мише стоило немалого труда справиться с управлением.

Он знал: через полчаса на переезде должен пройти товарняк как раз на Хабаровск. Длиннющий состав притормаживал на станции на пару минут, и этого времени убийце наверняка было достаточно, чтобы успеть вскарабкаться в тамбур товарного вагона или на открытую платформу.