VII

В высоком синем дворце, увенчанном стройными шпилями и украшенном филигранью резных дверей, где воздух пропитан терпкой морской солью и пронизан криками населяющих прибрежье тварей, отчего быстрее бьется сердце и сильнее жаждешь жизни и ее удовольствий, Господин Ниррити Черный допрашивал приведенного к нему человека.

– Как тебя зовут, мореход? – спросил он.

– Ольвагга, Господин, – отвечал капитан. – Почему перебил ты всю мою команду, а меня оставил в живых?

– Потому что я желаю допросить тебя, Капитан Ольвагга.

– О чем же?

– О многом. О том, что старый морской волк может вызнать в своих скитаниях. Хорошо ли я контролирую южные морские линии?

– Лучше, чем я думал, иначе меня здесь не было бы.

– Многие боятся рисковать, да?

– Да.

Ниррити подошел к окну и, повернувшись к пленнику спиной, долго смотрел на море. Потом снова заговорил:

– Я слышал, что немалых успехов добилась на севере наука со времен, гм, битвы при Дезирате.

– Я тоже слыхивал об этом. И знаю, что так оно и есть. Сам видел паровую машину, Печатные станки вошли в обиход. Ноги мертвых ящеров дергаются от знакомства с гальванизмом. Повысилось качество стали. Вновь изобрели микроскоп и телескоп.

Ниррити обернулся к нему, и некоторое время они изучали друг друга.

Ниррити был маленьким человечком с огоньком в глазах, мимолетной улыбкой, темными волосами, забранными серебряным обручем, вздернутым носом и глазами под цвет его дворца. Одет он был во все черное, а кожа его, похоже, давно не встречала солнечных лучей.

– А почему Боги из Града не смогли это предотвратить?

– Мне кажется, что они просто ослабели, в чем ты, наверное, и хочешь убедиться, Господин. После холокоста на Ведре они вроде бы боятся искоренять прогресс машинерии силой. А еще говорят, что внутри Града сейчас свои распри – между полубогами и уцелевшими из старших. К этому добавляется проблема новой религии. Люди нынче не боятся Небес, как раньше. Они способны постоять за себя; и теперь, когда они лучше подготовлены, боги уже не спешат вступать с ними в открытые конфликты.

– Значит, Сэм победил. Через годы он разбил их.

– Да, Ренфрю. Думаю, ты прав.

Ниррити бросил быстрый взгляд на двух стражников, стоявших по бокам Ольвагги.

– Ступайте, – приказал он и затем, когда они вышли, добавил: – Ты знаешь меня?

– Угу, капеллаша. Я ведь Ян Ольвегг, капитан «Звезды Индии».

– Ольвегг. Это кажется невозможным.

– И однако, так оно и есть. Это ныне старое тело я получил в тот день, когда Сэм разгромил Властителей Кармы в Маратхе. Я был там.

– Один из Первых и – да! – христианин!

– По случаю, когда у меня истощаются индийские ругательства.

Ниррити положил руку ему на плечо.

– Значит само твое существо изнемогает, должно быть, от боли, внимая насаждаемому ими богохульству!

– Не очень-то я их жалую, да и они меня тоже.

– Еще бы. Но вот Сэм – он же делал то же самое – преумножая число ересей, еще глубже погребая истинное Слово…

– Оружие, Ренфрю, – сказал Ольвегг. – Оружие и ничего более. Я уверен, что он хотел стать богом не больше, чем ты или я.

– Может быть. Но лучше бы он подыскал другое оружие. Хоть он и побеждает, души их все равно потеряны.

Ольвегг пожал плечами.

– Я, в отличие от тебя, не богослов…

– Но ты поможешь мне? Веками я накапливал силы, наращивал свою мощь. У меня есть люди и есть машины. Ты сказал, что враг ослаблен. Моя нежить – отродья не мужчины и женщины – не ведают страха. У меня есть небесные гондолы – множество гондол. Я могу добраться до их Града на полюсе. Я могу разрушить их Храмы по всему миру. Полагаю, пришла пора очистить мир от этой скверны. Вновь должна воцариться истинная вера! Скоро! Уже недолго ждать!

– Как я сказал, я не богослов. Но мне тоже хочется увидеть, как падет Град, – сказал Ольвегг. – Я помогу тебе всем, чем смогу.

– Тогда мы захватим для начала несколько их городов и оскверним их Храмы, чтобы посмотреть, что они предпримут в ответ.

Ольвегг кивнул.

– Ты будешь моим советником. Окажешь мне моральную поддержку, – сказал Ниррити и опустил голову. – Молись со мною, – велел он.

Долго стоял старик перед Дворцом Камы в Хайпуре, разглядывая его мраморные колонны. Наконец одна из девушек сжалилась над ним и вынесла ему хлеба и молока. Он съел хлеб.

– Выпей и молоко, дедушка. Оно полезно для всех и укрепит твою плоть.

– К черту! – сказал в ответ старик. – К черту молоко! И мою треклятую плоть! Впрочем, если уж на то пошло, так и дух.

Девушка отпрянула назад.

– Так-то ты отвечаешь на проявленное милосердие!

– Я ругаю не твое милосердие, детка, а твой вкус в том, что касается напитков. Ты что, не могла нацедить мне на кухне глоток-другой самого дрянного винца?.. Того, которое не придет в голову заказывать даже забулдыгам, а повар не осмелится брызнуть на самый дешевый кебаб. Я жажду выжатого из гроздьев, а не из коровы!

– Может быть, тебе подать меню? Уходи отсюда, покуда я не позвала слуг!

Он посмотрел ей в глаза.

– Не обижайся, леди, прошу тебя. Попрошайничество, видишь ли, дается мне с трудом.

Она взглянула в его черные как смоль глаза, затерявшиеся в лабиринте испещривших задубевшую от загара кожу морщинок. В бороде у него проглядывали черные пряди, неуловимая улыбка играла в уголках рта.

– Хорошо… ступай за мной, мы пройдем через черный ход на кухню, может, там найдется что-нибудь для тебя. Хотя, по правде говоря, я не знаю, почему это делаю.

Пальцы его дернулись, когда она от него отвернулась, а на губах заиграла улыбка, он направился за ней следом, присматриваясь к ее походке.

– Потому что я так захотел, – сказал он.

Не по себе было вожаку ракшасов Тараке. Расположившись на проплывавших в полуденной лазури облаках, размышлял он о путях силы. Случилось ему когда-то быть могущественнейшим. Во дни, предшествовавшие обузданию, некому было встать поперек его пути. И тут явился Бич, Сиддхартха. И когда узнал о нем Тарака – о Калкине, наделенном немалой силой, – понял он, что рано или поздно суждено будет им сойтись, чтобы смог он испытать силу того Атрибута, которым, как говорили, обзавелся Калкин. И когда наконец пересеклись их пути – в тот великий, давно ушедший день, когда вспыхивали факелами от их неистовства вершины гор, – победил тогда Бич. И когда встретились они вторично, уже через века, так или иначе, но опять сломил он ракшаса, и было это поражение еще тяжелее первого. Но только ему и удалось такое, а сейчас ушел он из мира. Более же никому было не под силу превозмочь Владыку, Адова Колодезя. Но тут оспорить его силу явились боги. Когда-то смеялся он над их ничтожеством, над их неуклюжими попытками подчинить себе свои принесенные мутациями способности, используя наркотики, гипноз, медитацию, нейрохирургию, – выковать из них Атрибуты, – но выросли за века их силы. Четверо, всего четверо из них явились в Адов Колодезь – и все его легионы не в силах оказались их отразить. Силен был тот, кого звали Шивой, но Бич позднее убил его. Так и должно было быть, ибо признавал Тарака Бича себе равным. Женщину в расчет он не принимал, ведь была она всего-навсего женщиной, и понадобилась ей помощь Ямы. Но вот Бог Агни, душа которого сверкала ярким, нестерпимым пламенем, – его Тарака почти боялся. Опять вспомнил владыка ракшасов тот день, когда в Паламайдзу явился в одиночку во дворец к нему Агни и бросил вызов. Не под силу оказалось ракшасу тогда остановить пришельца, как он ни пытался, и сам дворец его пал жертвой пламени. Повторилось то же и в Адовом Колодезе, опять ничего не могло остановить пламенного бога. И дал тогда Тарака себе обещание, что придет день, и испытает он его силу, как было то уже с Сиддхартхой, чтобы либо победить, либо подчиниться. Но так ему это и не удалось. Бог Огня сам пал перед Красным – четвертым в Адовом Колодезе, – который повернул неведомым образом пламя его на свой же источник в день великого побоища у Дезирата на реке Ведре. И означало это, что он, Красный, и есть величайший. Разве сам Бич не предостерегал его от Ямы-Дхармы, бога Смерти? Да, из всех живущих ныне на белом свете выпивающий жизнь глазами был могущественнейшим. Однажды Тарака чуть не пал жертвой его силы, было это в громовой колеснице. Еще раз попытался он испытать его силу, но вынужден был тут же остановиться, ибо оказались они в тот раз на время союзниками. Потом рассказывали, что умер Яма в Небесном Граде. Позднее же говорили, что разгуливает он все еще по свету. Что не может он, будучи Владыкой Смерти, умереть без собственной на то воли. И поверил в это Тарака, принял все последствия, отсюда проистекающие. И значило это, что вернется он, Тарака, на далекий южный остров с синим дворцом, где дожидается его ответа Повелитель Зла, Ниррити Черный. И примет он его предложение. И, отправившись из Махаратхи от моря на север, присоединят ракшасы свою мощь к силам темного Властелина, разрушат вместе с ним один за другим Храмы шести крупнейших городов юго-запада, зальют улицы их кровью горожан, смешанной с кровью лишенных проблеска души легионеров Черного, – пока не выступят на защиту их боги и не встретят свою судьбу. Если же боги не выступят, явится это признанием полной их немощи. Тогда пойдут ракшасы на приступ Небесного Града, и разрушит Ниррити его и сравняет с землей; падет Шпиль Высотою В Милю, расколется свод Небес, увидят огромные белые кошки Канибуррхи вокруг развалины, и покроет наконец павильоны богов и полубогов толстая пелена полярного снега. И все это, на самом-то деле, с одной всего целью – если оставить в стороне, что развеет это отчасти скуку и приблизит наступление последних дней богов и людей в мире ракшасов. Где бы ни разгорелось большое сражение и вершились великие деяния огнем и мечом, – всюду, знал Тарака, явится он, Красный, ибо там его царство и тянет его туда его Образ. И знал Тарака, что будет искать, ждать, делать что угодно, как бы долго это ни продлилось, пока не наступит наконец тот день, когда взглянет он опять в черное пламя, бушующее в глубине глаз Смерти…

Брахма бросил взгляд на карту, а затем вновь обернулся к хрустальному экрану, вокруг которого, зажав в зубах собственный хвост, обвился бронзовый нага.

– Пожар, жрец?

– Пожар, Брахма… в огне все склады!

– Прикажи людям потушить огонь.

– Они уже борются с ним.

– Тогда зачем же ты меня беспокоишь?

– Здесь царит страх, Великий.

– Страх? Перед чем?

– Перед Черным, чье имя я не могу произнести в твоем присутствии, – силы которого ежечасно растут на юге и перерезали все торговые пути.

– Почему это ты должен бояться произнести имя Ниррити в моем пристутствии? Мне ведомо о Черном. Ты полагаешь, что пожар – это его рук дело?

– Да, Великий, – или скорее какого-то нанятого им негодяя. Ходят упорные слухи, что он намерен отрезать нас от остального мира, подорвать наше благосостояние, уничтожить наши запасы, посеять в душах сомнения, ибо он планирует...

– Захватить вас, конечно.

– Твои слова, Всемогущий.

– Быть может, так оно и есть, жрец. Скажи мне, вы не верите, что боги вступятся за вас, если Повелитель Зла осмелится напасть?

– В этом никогда не было и тени сомнения, Могущественнейший. Мы просто хотим напомнить тебе о подобной возможности и освежить наши постоянные мольбы о прощении и божественном покровительстве.

– Ты услышан, жрец. Не бойтесь.

Брахма выключил связь.

– Он нападет.

– Конечно.

– Насколько он силен, вот что меня интересует. Никто не знает, каковы в действительности его силы. Не так ли, Ганеша?

– Ты спрашиваешь меня, Владыка? Твоего смиренного политического советника?

– Больше я никого здесь не вижу, смиренный богодел. Не знаешь ли ты о ком-нибудь, кто мог бы это знать?

– Нет, Владыка, не знаю. Все избегают нечистого, будто он настоящая смерть. В общем-то, так оно и есть. Ты же знаешь, что ни один из трех посланных мною на юг полубогов так и не вернулся.

– Но они же были сильны, как бы их там ни звали, не так ли? И давно это было?

– Последний – год тому назад. Тогда мы послали нового Агни.

– Да, он, правда, был не очень-то хорош – все еще пользовался гранатами и взрывчаткой… но силен.

– Морально, может быть. Когда богов становится меньше, приходится обходиться полубогами.

– В былые дни я просто взял бы громовую колесницу…

– В былые дни не было громовой колесницы. Яма…

– Замолчи! Теперь-то у нас есть громовая колесница. Я думаю, что высокий гриб дыма изогнется вскоре над дворцом Ниррити.

– Брахма, мне кажется, Ниррити может остановить громовую колесницу.

– С чего ты взял?

– Судя по некоторым полученным из первых рук сообщениям, он, кажется, использует против наших боевых судов, посылаемых бороться с его бандитами, самонаводящиеся ракеты.

– Почему ты не сказал мне об этом раньше?

– Это совсем новые донесения. Мне еще не представлялось возможности тебе о них сообщить.

– Тогда ты считаешь, что нападать нам не стоит?

– Не стоит. Подождем. Пусть первый ход сделает он сам, чтобы мы смогли оценить его силу.

– Тем самым нам придется принести в жертву Махаратху?

– Ну и что? Ты что, никогда не видел падения города?… Какой ему будет толк от временного владения Махаратхой? А ежели мы не отберем ее обратно – ну так пусть этот самый гриб со своей белой шляпкой вырастет там, в Махаратхе.

– Ты прав. Игра стоит свеч, мы оценим его силы и отчасти истощим их. Ну а пока нам надо подготовиться.

– Да. Каковы будут твои приказания?

– Привести в состояние готовности все силы в Граде. Отозвать Владыку Индру с восточного континента – немедленно!

– Будет сделано.

– И оповестить остальные пять городов на реке – Лананду, Хайпур, Килбар…

– Тотчас же.

– Тогда ступай!

– Уже ушел.

Время как океан, пространство как его воды, в середине же – Сэм – покоясь, решая…

– Бог Смерти, – позвал он, – перечисли наши силы.

Яма потянулся и зевнул, потом поднялся с алого ложа, на котором подремывал, почти невидимый на его фоне. Он пересек комнату и посмотрел Сэму в глаза.

– Оставляя в стороне Облик, вот мой Атрибут. Сэм встретил его взгляд и выдержал его.

– Это что, ответ на мой вопрос?

– Отчасти, – ответил Яма, – но в основном это испытание твоей собственной силы. Она вроде бы возвращается. Ты выдерживал мой смертельный взгляд дольше, чем это под силу любому смертному.

– Я знаю, что моя мощь возвращается. Я чувствую это. И не она одна, многое возвращается сейчас ко мне. Все эти дни, проведенные здесь, во дворце Ратри, продолжал я размышлять о прошлых своих жизнях. И ты знаешь, бог смерти, сегодня я пришел к выводу, что не были они одной сплошной неудачей. Хотя раз за разом и побеждали меня Небеса, многого стоила им каждая очередная победа.

– Да, вполне может статься, что ты – орудие в руках судьбы. Они сейчас и в самом деле слабее, чем в те времена, когда ты пошел наперекор их воле в Махаратхе. К тому же слабее они и относительно, поскольку люди стали с тех пор сильнее. Боги уничтожили Дезират, но не смогли уничтожить акселеризм. Потом попытались они похоронить буддизм в недрах своего собственного учения, но не смогли. В действительности, я не могу сказать, принесла ли твоя религия акселеризму пользу своими – то есть твоими – россказнями, поддержала ли она акселерацию хоть каким-нибудь образом, но тогда-то усомниться в этом не могло прийти в голову никому из богов. Ну а туману она напустила мастерски: отвлекла внимание богов от того вреда, который они сами себе нанесли, ведь после того, как их угораздило ее «принять» в качестве учения, все направленные против нее усилия возбуждали одновременно и антидеикратические настроения. Не будь ты столь практичен, ты мог бы показаться озаренным.

– Благодарю. Хочешь, я тебя благословлю?

– Нет, может, я тебя?

– Очень может быть, Смерть, но попозже. Но ты не ответил на мой вопрос. Пожалуйста, расскажи мне, какими силами мы располагаем.

– Хорошо. Вскоре прибудет Властитель Кубера…

– Кубера? А где он?

– Целые годы провел он в укрытии, впрыскивая в мир научные познания.

– Так много лет? Дряхлым, должно быть, стало его тело! Как он справляется?

– Ты не забыл Нараду?

– Моего старого врача из Капила?

– Его самого. Когда ты распустил своих копейщиков после сражения в Махаратхе, он удалился с помощью твоих вассалов в захолустье, прихватив с собой все оборудование, которое вы забрали из Палаты Кармы. Я засек его много лет назад. После падения Дезирата я, ускользнув с Небес путем Черного Колеса, вывел Куберу из его бункера под павшим городом. А потом он уже сам вступил в союз с Нарадой, который заправляет нынче в горах подпольной лавкой тел. Они работают на пару. Мы открыли подобные пункты и в нескольких других местах.

– И Кубера будет здесь? Отлично!

– А Сиддхартха все еще Князь Капила. И призыв к войскам княжества будет, вне всякого сомнения, услышан. Мы уже призвали их.

– Горсточка, вероятно. Но все равно приятно об этом узнать, да…

– Еще Господин Кришна.

– Кришна? Что ему делать на нашей стороне? Где он?

– Он был здесь. Я наткнулся на него в первый же день по прибытии. Он как раз заходил с одной из девиц. Весьма патетично.

– Патетично? Почему?

– Он стар. Достойный жалости слабый старик, но все еще пьяница и развратник. И однако Облик все еще служит ему, время от времени наделяя его долей былой харизмы и частью его колоссальной витальности. Его изгнали с Небес после Дезирата – всего лишь за то, что он не пожелал сражаться против Куберы и меня, как сделал, например, Агни. Более полувека скитался он по свету, пьянствуя, занимаясь любовью, играя на своей свирели, – и старея. Мы с Куберой несколько раз пытались отыскать его, но он нигде не задерживался подолгу, и где его только не носило! Чего еще ждать от отставного божества плодородия.

– А какая нам от него польза?

– В тот же день я послал его к Нараде за новым телом. Они прибудут вместе с Куберой. Он тоже всегда быстро восстанавливает свои силы после перерождения.

– Но нам-то какая от него польза?

– Не забывай, что ведь именно он уничтожил черного демона Бану, повстречать которого боялся даже Индра. Когда он трезв, трудно найти на свете бойца опаснее. Яма, Кубера, Кришна и – если ты пожелаешь – Калкин! Мы станем новыми локапалами, мы будем заодно.

– Согласен.

– Так тому и быть. Пусть шлют они против нас команды богов-практикантов! Я спроектировал новое оружие. Досадно, что приходится иметь дело с таким количеством его совершенно разных, чаще всего экзотических типов. Я распыляю свой гений, доводя каждый экземпляр до состояния произведения искусства, вместо того чтобы разработать массовое производство нескольких конкретных средств нападения. Но диктуется это многообразием паранормального. Всегда отыщется кто-нибудь, чей Атрибут окажется противоядием против данного конкретного оружия. Ну да ладно, пусть свернется у них в жилах кровь от моего ружья «Геена», пусть скрестят они клинки с электромечом, пусть предстанут перед фонтанирующим струйками цианида и диметилсульфаксида щитом – и поймут, что противостоят им локапалы.

– Теперь я вижу, Смерть, почему любой бог – даже Брахма – может исчезнуть, и его заменит другой; любой, но не ты.

– Спасибо. Есть ли у тебя какой-либо план?

– Пока нет. Мне понадобится больше информации о имеющихся у Града силах. Демонстрировали ли Небеса свою мощь за последние годы?

– Нет.

– Если бы нашелся какой-нибудь способ испытать их, не выдавая себя… Может быть, ракшасы…

– Нет, Сэм. Я им не доверяю.

– Я тоже. Но подчас с ними можно иметь дело.

– Как ты – в Адовом Колодезе и Паламайдзу?

– Хороший ответ. Может, ты и прав. Я еще подумаю об этом. А еще меня интересует Ниррити. Как идут дела у Черного?

– В последние годы он добился господства на море. Слухи гласят, что растут его легионы и что занят он постройкой военных машин. Я же когда-то уже говорил тебе о моих опасениях в его отношении. Давай-ка держаться от Ниррити как можно дальше. У него с нами только одно общее – желание низвергнуть Небеса. Он не акселерист и не деикрат, стоит ему прийти к власти, и он насадит повсюду такое темное средневековье, какое и не снилось тому строю, с которым мы боремся. Быть может, лучшей линией поведения для нас было бы спровоцировать конфликт, битву между Ниррити и Богами из Небесного Града, а самим выждать, чтобы потом напасть на победителя.

– Вполне может быть, что ты прав, Яма. Но как это сделать?

– Но это вполне может случиться само собой – и скоро. Махаратха затаилась, сжалась в комок, косясь с опаской на омывающее ее море. Ты же стратег, Сэм, а я – всего-навсего тактик. Мы отозвали тебя как раз для того, чтобы ты сказал нам, что делать. Прошу, обдумай все хорошенько, ведь ты теперь снова стал самим собой.

– Ты все время подчеркиваешь эти последние слова.

– Угу, проповедник. Ты же еще не испытан в бою после своего возвращения из блаженства нирваны… Скажи, а по-буддистски-то ты сможешь сражаться?

– Вероятно, но мне пришлось бы стать личностью, которая представляется мне ныне отвратительной.

– Хорошо… а может, нет. Но не забывай об этом, коли мы окажемся в затруднении. Или, по крайней мере, чтобы быть в безопасности, тренируйся каждую ночь перед зеркалом, читай лекции по эстетике вроде той, что ты прочел в монастыре Ратри.

– Не хотелось бы.

– Знаю, но надо.

– Лучше я попрактикуюсь с клинком. Добудь его мне, и я дам тебе пару уроков.

– Ого! Ну ладно! Если урок будет хорош, ты добудешь себе новообращенного.

– Ну так пошли во двор, и я просветлю тебя.

Когда поднял в своем синем дворце руки Ниррити, с ревом сорвались с палуб его кораблей ракеты и дугой перечеркнули небо над Махаратхой.

Когда закрепил он на груди черный свой доспех, упали ракеты на город, извергая из себя пламя.

Когда натянул сапоги, вошел его флот в гавань.

Когда запахнул он черный плащ и, застегнув его на груди, надвинул на лоб шлем из вороненой стали, завели под палубами свой негромкий перестук его сержанты.

Когда застегнул он свой пояс с ножнами, зашевелились в трюмах зомби.

Когда натянул кожаные со стальными пластинами перчатки, приблизился флот его, подгоняемый поднятым ракшасами ветром, к причалу.

Когда дал он знак юному своему адъютанту, Ольвагге, следовать за собою во двор, бессловесные воины поднялись на палубы кораблей и уставились на пылающую гавань.

Когда зарокотали моторы темной небесной гондолы и дверь ее открылась перед ними, первый из его кораблей бросил якорь.

Когда вошли они в гондолу, первый отряд его войск вступил в Махаратху.

Когда прибыли они в Махаратху, город пал..

В зеленом сплетении веток высоко над землей пели в саду птицы. Рыбы, словно старые монеты, лежали на дне в голубом пруду. Пунцовые, с мясистыми лепестками цветы изливали в воздух благоухание, рядом с ее нефритовой скамьей проглядывал кое-где и желтый львиный зев. Упершись левой рукой о белую кованую спинку скамьи, она смотрела, как, шаркая по каменным плитам дорожки, к ней не спеша приближаются его сапоги.

– Сэр, это частный сад, – заявила она.

Он остановился перед скамьей и взглянул на нее сверху вниз. Мускулистый, загорелый, темноглазый и темнобородый, он смотрел на нее безо всяких эмоций, потом улыбнулся. Из синей ткани и кожи были его одежды.

– Для гостей, – продолжала она, – предназначен сад с другой стороны здания. Пройдешь под арку и…

– У себя в саду я всегда был рад тебя видеть, Ратри, – сказал он.

– Себя?..

– Кубера.

– Боже, Кубера! Ты не…

– Нет, не толстый. Я знаю. Ничего удивительного: новое тело и ни минуты покоя. Мастерить это дьявольское оружие Ямы, перевозить его…

– Когда ты прибыл?

– Сию минуту. Прихватив с собой Кришну и партию взрывчатки, гранат и противопехотных мин…

– Боги! Как давно было все…

– Да. Очень. Но я все равно должен принести тебе свои извинения. Меня это угнетало все эти долгие годы. Я корю себя, Ратри, что тогда, той ночью втянул тебя во все эти междуусобицы. Мне нужен был твой Атрибут, и я впутал в это дело тебя. Терпеть не могу пользоваться кем бы то ни было подобным образом.

– Я бы все равно покинула вскоре Небеса, Кубера. Так что не очень-то переживай и не вини себя. Вот разве что тело хотелось бы посимпатичнее… Ну да это не главное.

– Я дам тебе новое тело, леди.

– Попозже, Кубера. Прошу, садись. Вот сюда, ты голоден? Хочешь пить?

– Да и еще раз да.

– Вот фрукты, сома. Или ты предпочитаешь аи?

– Нет, спасибо, лучше сома.

– Яма говорит, что Сэм оправился от своей святости.

– Это хорошо, он нам все нужнее. Ну как, он еще не разработал для нас план действий?

– Яма мне не говорил. Но возможно, что Сэм не говорил Яме.

На соседнем дереве вдруг заколыхались ветви, и на землю спрыгнул Так, приземлившись прямо на четвереньки. Пробежав по плитам, он замер у скамьи.

– Ваши пересуды разбудили меня, – проворчал он. – Что это за тип, Ратри?

– Господин Кубера, Так.

– Ежели так оно и есть, то до чего же он изменился! – сказал Так.

– То же можно сказать и про тебя, Так от Архивов. Почему ты все еще обезьянничаешь? Яма может вернуть тебя в человеческое тело.

– Обезьяной я полезней, – ответил Так. – Я – замечательная ищейка и шпион, даже лучше собаки, а с другой стороны, я сильнее человека. А кто сможет отличить одну обезьяну от другой? Так что я останусь в этом теле, пока не пройдет нужда во всех этих достоинствах.

– Похвально, похвально. Ну а об активности Ниррити ничего нового не слышно?

– Его суда подбираются все ближе и ближе к большим портам, – сказал Так. – И их, похоже, становится все больше. А в остальном – ничего нового. Судя по всему, боги его побаиваются, коли не рассеивают они его силы.

– Ну да, – заметил Кубера, – он же теперь – величина неизвестная. Я склоняюсь к тому, что он – ошибка Ганеши. Ведь именно Ганеша дозволил ему убраться с Небес, да еще и прихватить с собой все свое оборудование. Я думаю, Ганеше хотелось иметь под рукой какого-нибудь врага богов, если вдруг в нем возникнет экстренная надобность. Он даже и представить себе не мог, что гуманитарий сумеет так распорядиться этим оборудованием и накопить подобные силы.

– Логично, – согласилась Ратри. – Даже я слышала, что именно такими соображениями Ганеша зачастую и руководствуется. Ну и что он будет делать теперь?

– Отдаст Ниррити первый город, на который тот нападет, чтобы присмотреться к его атакующим возможностям и оценить его силы, – если, конечно, ему удастся удержать Брахму от активных действий. А потом – ударит по Ниррити. Махаратха должна пасть, а нам следует держаться поблизости. Интересно будет даже просто понаблюдать.

– Но ты думаешь, что одним наблюдением дело для нас не окончится? – спросил Так.

– Ну да. Сэм отлично понимает, что мы должны быть готовы произвести нужное количество нового оружия – и кое-что из него и употребить. Мы должны будем сразу среагировать на их действия, а они, Так, скорее всего не заставят себя ждать.

– Наконец-то, – ответил тот. – Я всегда хотел сражаться в битве бок о бок с Бичом.

– В ближайшие недели, уверен, что многие желания исполнятся, а многие потерпят крах.

– Еще сомы? Фруктов?

– Спасибо, Ратри.

– А тебе, Так?

– Разве что банан.

Под сенью леса, у вершины высокого холма восседал Брахма, словно химера, водруженная на водосток готического храма, и не отрываясь глядел вниз, на Махаратху.

– Они оскверняют Храм.

– Да, – отвечал Ганеша. – Чувства Черного с годами не меняются.

– С одной стороны, жалко. С другой – страшновато. У них винтовки и пистолеты.

– Да. Они сильны. Вернемся в гондолу.

– Чуть позже.

– Я боюсь, Владыка… они, быть может, слишком сильны – здесь и сейчас.

– Что ты предлагаешь?

– Они не могут подняться на кораблях вверх по реке. Если они захотят атаковать Лананду, им придется передвигаться по суше.

– Конечно. Если только у него не хватит кораблей воздушных.

– А если они захотят напасть на Хайпур, они должны будут углубиться еще дальше.

– Ну! А если они захотят напасть на Килбар, то еще дальше! Не тяни! На что ты намекаешь? К чему ведешь?

– Чем дальше они зайдут, тем больше перед ними встанет проблем, тем уязвимее они будут для партизанских атак на всем протяжении…

– Ты что, предлагаешь, чтобы я ограничился легкими нападками, наскоками на его войска? Чтобы я позволил им промаршировать по стране, занимая город за городом? Они окопаются в ожидании подкреплений, чтобы удержать завоеванное, и только потом двинутся дальше. Только идиот поступил бы иначе. Если мы будем ждать…

– Посмотри-ка вниз!

– Что? Что это?

– Они готовятся к выступлению.

– Невероятно!

– Брахма, ты забываешь, что Ниррити – фанатик, безумец. Ему не нужна Махаратха – точно так же, как Лананда или Хайпур. Он хочет уничтожить наши Храмы и нас самих. Помимо этого, волнуют его в этих городах души, а не тела. Он пройдет по стране, уничтожая всякий попадающийся ему на пути символ нашей религии, пока мы не решим сразиться с ним. Если же мы этого не сделаем, он, вероятно, разошлет миссионеров.

– Но мы должны же что-то сделать!

– Для начала дать ему ослабеть от его же похода. Когда он будет достаточно слаб, ударить! Отдай ему Лананду. И Хайпур, если понадобится. Даже Килбар и Хамсу. Когда он ослабнет, сотри его с лица земли. Мы можем обойтись без этих городов. Сколько там мы разрушили сами? Тебе, наверное, даже не припомнить!

– Тридцать шесть, – промолвил Брахма. – Вернемся на Небеса, и я обдумаю все это. Если я последую твоему совету, а он отступит раньше, чем мы сочтем его достаточно слабым, велики будут наши потери.

– Готов побиться об заклад, что он не отступит.

– Жребий кидать не тебе, Ганеша, а мне. Взгляни, с ним эти проклятые ракшасы! Быстро уходим, пока они нас не засекли.

– Да, быстрее!

И они пустили своих ящеров обратно в лес.

Кришна отложил свою свирель, когда к нему пришел посланник.

– Да? – спросил он.

– Махаратха пала…

Кришна встал.

– А Ниррити готовится выступить на Лананду.

– А что предпринимают боги для ее защиты?

– Ничего. Абсолютно ничего.

– Пойдем со мной. Локапалам надо посовещаться.

На столе оставил Кришна свою свирель.

В эту ночь стоял Сэм на самом верхнем балконе дворца Ратри. Струи дождя, словно ледяные гвозди, протыкали насквозь ветер и рушились сверху на него. А на левой его руке светилось изумрудным сиянием железное кольцо.

Падали, падали и падали с небес молнии – и оставались.

Он поднял руку, и загрохотал гром, загрохотал предсмертным ревом всех драконов, что обитали, быть может, где-то, когда-то…

Ночь отступила, ибо стояли перед Дворцом Камы в ту ночь огненные элементали.

Поднял Сэм обе руки, и как один поднялись они в воздух и закачались высоко в ночном небе.

Он сделал знак, и пронеслись они над Хайпуром с одного конца города на другой.

И закружили по кругу.

Затем разлетелись во все стороны и заплясали среди грозы.

Он опустил руки.

Они вернулись и вновь вытянулись перед ним.

Он не шевелился. Он ждал.

Сотню раз ударило сердце, и из темноты пришел к нему голос:

– Кто ты, дерзнувший командовать рабами ракшасов?

– Позови ко мне Тараку, – сказал в ответ Сэм.

– Я не подчиняюсь приказам смертных.

– Тогда взгляни на пламя истинного моего существа, пока я не приковал тебя к вон тому флагштоку – до скончания его века.

– Бич! Ты жив!

– Позови ко мне Тараку, – повторил он.

– Да, Сиддхартха. Будет исполнено.

Сэм хлопнул в ладоши, и элементали взмыли в небо, и снова темна была ночь над ним.

Приняв человеческое обличье, Владыка Адова Колодезя вошел в комнату, где в одиночестве сидел Сэм.

– В последний раз я, видел тебя в день Великой Битвы, – заявил он. – Потом услышал, что они нашли способ тебя уничтожить.

– Как видишь, не нашли.

– Как ты вернулся в мир?

– Господин Яма отозвал меня назад – ты знаешь, Красный.

– Велика действительно его сила.

– Ее, по крайней мере, хватило. Ну а как нынче дела у ракшасов?

– Хорошо. Мы продолжаем твою борьбу.

– В самом деле? А каким образом?

– Мы помогаем твоему былому союзнику – Черному, Владыке Ниррити – в его войне против богов.

– Я так и подозревал. Поэтому-то я и решил с тобой встретиться.

– Ты хочешь соединиться с ним?

– Я все это тщательно продумал и, вопреки протестам и возражениям моих товарищей, я и в самом деле хочу с ним объединиться – при условии, что он заключит с нами соглашение. Я хочу, чтобы ты отнес ему мое послание.

– Что за послание, Сиддхартха?

– Гласящее, что локапалы – сиречь Яма, Кришна, Кубера и я – выступят вместе с ним на борьбу с богами, выступят во всеоружии, со всеми своими силами, машинами и помощниками, если откажется он от преследования исповедующих буддизм и индуизм – в этой форме, в какой сложились они в мире, – с целью обращения их в свою секту; и кроме того, если не будет он подавлять в отличие от богов акселеризм, коли будет победа на нашей стороне. Погляди на пламя его существа, когда даст он свой ответ, и сообщи мне, правду ли он сказал.

– Ты думаешь, он согласится на это, Сэм?

– Да. Он знает, что как только боги сойдут со сцены и перестанут насаждать индуизм, за ним последуют новообращенные, он мог убедиться в этом на моем буддистском примере – и это при ожесточенном противодействии богов. Ну а свой путь, свое учение считает он единственно верным, судьбоносным, и верит, что оно победит любое другое. Вот почему я думаю, что он согласится на честное соперничество. Передай ему мое послание и принеси мне его ответ. Хорошо?

Тарака заколебался. Лицо и левая рука его частично испарились.

– Сэм…

– Что?

– Какой же путь – истинный?

– Гм? Вот что ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать?

– Смертные зовут тебя Буддой.

– Только потому, что они обременены языком и неведением.

– Нет. Я смотрел на твое пламя и зову тебя Князем Света. Ты обуздываешь их, как обуздывал нас, ты выпускаешь их на волю, как выпустил нас. Тебе дана была власть дать им веру. Ты – тот, кем себя провозглашал.

– Я лгал. Сам я никогда в это не верил – да и сейчас не верю. Я мог бы точно так же выбрать другой путь. Например религию Ниррити, только распятие болезненно. Я мог выбрать то, что называется исламом, но я знал, как ловко смешивается он с индуизмом. Мой выбор основывался на выкладках, а не на вдохновении, и я – ничто.

– Ты – Князь Света.

– Отправляйся же с моим посланием. На темы религии мы сможем поспорить позднее.

– Локапалы, ты – говоришь, это Яма, Кришна, Кубера и ты сам?

– Да.

– Значит, он и в самом деле жив. Скажи мне, Сэм, до того, как я уйду… можешь ли ты победить в бою Господина Яму?

– Не знаю. Хотя – вряд ли. Не думаю, чтобы кто-нибудь мог.

– Ну а он может победить тебя?

– Вероятно – в честном поединке. Когда бы мы ни встречались в прошлом как враги, мне либо везло, либо удавалось его провести. В последнее время я фехтовал с ним, и тут ему нет равных. Уж слишком он ушл во всем, что касается разрушения и уничтожения.

– Ясно, – сказал Тарака, и его правая рука, прихватив с собой добрую половину грудной клетки, уплыла прочь. – Ну хорошо, спокойной тебе, Сиддхартха, ночи. Я ухожу с твоим посланием.

– Благодарю и – спокойной ночи и тебе.

Клуб дыма, струйка – и Тарака растворился в грозе.

Высоко над миром смерч – это Тарака.

Пусть гроза бушует вокруг него, нет ему дела до ее слепой ярости.

Грохотал гром, разверзлись хляби небесные, утонул во мраке Мост Богов.

Но все это его не беспокоило.

Ибо он – Тарака, вожак ракшасов, Владыка Адова Колодезя…

И он был могущественнейшим существом на свете, если не считать Бича.

А теперь Бич объявил ему, что и он не самый могущественный… и что опять они будут биться заодно.

Как высокомерно держался он со своею Силой и в своем Красном! В тот день… более полувека назад. У Ведры.

Уничтожить Яму-Дхарму, победить Смерть… это бы доказало превосходство Тараки над всеми…

А доказать это важнее, чем победить богов, которые все равно когда-нибудь уйдут из мира, ибо они не ракшасы.

Стало быть, послание Бича Ниррити – на которое, как сказал Сэм, Черный согласится, – поведано будет только грозе, а Тарака, глядя на ее огонь, увидит, что она не лжет. Ибо гроза никогда не лжет… и всегда говорит Нет!

Черный сержант провел его в лагерь. Он был великолепен в своих доспехах с блестящими украшениями, и он не был пленником: просто подошел к дозорному и сказал, что у него послание к Ниррити, поэтому и решил сержант сразу его не убивать. Он отобрал у него оружие и повел в ставку, расположившуюся в лесу неподалеку от Лананды; там он оставил его на попечение караульных, а сам пошел доложить своему Господину.

Ниррити и Ольвегг сидели внутри черного шатра. Рядом с ними была расстелена карта Лананды.

Когда по его приказу внутрь ввели пленника, Ниррити посмотрел на него и отпустил сержанта.

– Кто ты такой? – спросил он.

– Ганеша из Града. Тот самый, кто помог тебе бежать с Небес.

Ниррити вроде бы обдумал это.

– Припоминаю старинного дружка, – сказал он. – Почему ты пришел ко мне?

– Потому что настал подходящий момент. Ты, наконец, предпринял крестовый поход.

– Да.

– Я хотел бы обсудить его с тобой частным образом.

– Тогда говори.

– А этот приятель?

– Говорить при Яне Ольвегге – все равно, что говорить при мне. Говори все, что у тебя на уме.

– Ольвегг?

– Да.

– Ну ладно. Я пришел сказать тебе, что слабы Боги Града. Слишком слабы, я чувствую, чтобы победить тебя.

– Сдается мне, что ты прав.

– Но не настолько слабы, чтобы не причинить тебе огромный урон, когда сделают они свой ход. А если приложат они все свои силы в подходящий момент, так и вовсе может наступить равновесие.

– Я иду в бой, не забывая об этом.

– Лучше, чтобы твоя победа не стала слишком уж дорогостоящей. Ты знаешь, я же симпатизирую христианам.

– Так что же у тебя на уме?

– Я вызвался развернуть здесь некую партизанскую войну против тебя, только чтобы сообщить, что Лананда – твоя. Они не будут ее защищать. Если и дальше ты будешь продолжать наступление в том же духе – то есть не закрепляясь в завоеванных пунктах, – и двинешься на Хайпур, Брахма сдаст без боя и его. Ну а когда доберешься ты до Килбара, а силы твои несколько поредеют и ослабнут от битв за три первых города и от рейдов моих людей на протяжении всего пути, вот тут-то Брахма и обрушит на тебя всю мощь Небес, и нет никаких гарантий, что не потерпишь ты поражение под стенами Килбара. Наготове все силы Небесного Града. Они ждут тебя у врат четвертого на этой реке города.

– Ясно. Полезно знать об этом. Стало быть, они боятся того, что я несу им.

– Конечно. Донесешь ли ты это до Килбара?

– Да. И моею будет победа под его стенами. До того, как напасть на город, я пошлю за самым мощным своим оружием. Я придерживал его для осады самого Небесного Града, но теперь я обрушу мощь его на своих врагов, когда явятся они на защиту обреченного Килбара.

– Но и они воспользуются могучим оружием.

– Значит, когда встретимся мы с ними, исход битвы будет не у них и не у нас в руках. Все воистину в руце божией.

– Но можно и перевесить одну чашу весов, Ренфрю.

– Да? Что еще ты задумал?

– Многие полубоги не удовлетворены ныне ситуацией, сложившейся в Граде. Они хотели продолжить кампанию против акселеризма и последователей Татхагаты. Их разочаровало, что после Дезирата эта программа не получила должного развития. А с восточного континента отозван Великий Индра, который вел там войну с ведьмами. Индра вполне в состоянии посочувствовать полубогам – а его приспешники разгорячены предыдущими баталиями.

Ганеша оправил свой плащ.

– Продолжай, – сказал ему Ниррити.

– Когда они явятся к Килбару, – проговорил Ганеша, – вполне может статься, что не станут они сражаться в его защиту.

– Ясно. А что выигрываешь на всем этом ты, Ганеша?

– Удовлетворение.

– И ничего более?

– Я надеюсь, ты когда-нибудь вспомнишь, что я нанес этот визит.

– Быть посему. Я не забуду, и ты получишь вознаграждение от меня после… Стражник!

Откинув полог шатра, внутрь вступил приведший сюда Ганешу сержант.

– Отведи этого человека туда, куда он захочет, и смотри не причини ему никакого вреда, – приказал Ниррити.

– И ты ему доверишься? – спросил Ольвегг, когда они удалились.

– Да, – ответил Ниррити, – но свои сребреники он получит после.

Локапалы собрались на совет в комнате Сэма во Дворце Камы, украшающем собою славный Хайпур. Присутствовали также Так и Ратри.

– Тарака говорит, что Ниррити не принял наших условий, – начал Сэм.

– Ну и хорошо, – сказал Яма. – Я почти боялся, что он согласится.

– А утром они атакуют Лананду. Тарака убежден, что они возьмут город. Это будет посложнее, чем с Махаратхой, но он абсолютно уверен, что город падет. Я тоже.

– И я.

– И я.

– Тогда он отправится к следующему городу, к Хайпуру. Далее – Килбар, Хамса, Гаятри. И он знает, что где-то на этом маршруте на него нападут боги.

– Конечно.

– Итак, мы в самой серединке, и у нас есть некоторый выбор. Мы не смогли договориться с Ниррити. Не думаете ли вы, что нам удастся сделать это с Небесами?

– Нет! – воскликнул, ударив кулаком по столу, Яма. – На чьей стороне ты сам, Сэм?

– Акселеризма, – был ответ. – И если я смогу преуспеть путем переговоров, без никому не нужного кровопролития, то буду этому только рад.

– Уж лучше якшаться с Ниррити, чем с Небесами!

– Тогда давайте за это проголосуем – точно так же, как голосовали за переговоры с Ниррити.

– И тебе нужно согласие лишь одного из нас, чтобы склонить чашу весов в свою сторону.

– На таких условиях согласился я войти в локапалы. Вы просили меня вас возглавить, и я в ответ потребовал полномочий трактовать ничью в свою пользу. Ну да лучше дайте мне изложить свои соображения, прежде чем переходить к голосованию.

– Ну хорошо – говори!

– Как я понимаю, в последние годы Небеса выработали более терпимую линию поведения в отношении акселеризма. Никаких официальных перемен в доктрине не было, но и никаких новых шагов против акселеризма не предпринималось – скорее всего из-за той взбучки, которую они получили под Дезиратом. Я прав?

– По сути – да, – кивнул Кубера.

– Кажется, что пришли они к выводу, что слишком расточительно будет реагировать подобным образом всякий раз, когда поднимает свою уродливую голову Наука. В той битве против них, против Небес, сражались люди, человеческие существа. А люди, в отличие от нас, имеют семьи, имеют связи, которые их ослабляют, – и они связаны по рукам и ногам необходимостью иметь чистые кармические анкеты – если хотят возродиться. И тем не менее, они сражались. И это, похоже, несколько смягчило позицию Небес в последующие годы. Поскольку такая ситуация объективно сложилась, они могут, ничего не теряя, это признать. На самом деле, они могут даже обратить ее себе на пользу, представив это как милостивый жест божественного милосердия. Я думаю, что они согласятся пойти на уступки, на которые Ниррити не пошел бы.

– Я хочу увидеть, как Небеса падут, – сказал Яма.

– Конечно. И я тоже. Но поразмысли хорошенько. Со всем тем, что ты дал людям за последние полвека, – долго ли смогут Небеса удерживать весь этот мир в вассальной зависимости? Небеса пали в тот день у Дезирата. Еще одно, может быть, два поколения – и их власть над смертными улетучится. В битве с Ниррити, даже и победив, понесут они новые потери. Дайте им еще несколько лет декадентской славы. С каждым годом они все бессильнее и бессильнее. Их расцвет уже позади. Идет увядание.

Яма зажег сигарету.

– Ты хочешь, чтобы кто-нибудь убил для тебя Брахму? – спросил Сэм.

Яма помолчал, затянулся сигаретой, выпустил дым.

– Может быть, – сказал он. – Может быть и так. Не знаю. И не хочу об этом думать. Хотя, вероятно, так оно и есть.

– Не хочешь ли ты моих гарантий, что Брахма умрет?

– Нет! Только попробуй, и я убью тебя!

– Вот видишь, на самом деле ты даже и не знаешь, чего Брахме желаешь – жизни или смерти. Быть может, все дело в том, что ты и любишь, и ненавидишь одновременно. Ты был стар, прежде чем стал молодым, Яма, а она была единственной, кого ты когда-либо любил. Я ведь прав?

– Да.

– Тогда нет у меня для тебя совета, нет панацеи от твоих напастей, сам должен ты разграничить свои чувства и одолевающие нас заботы.

– Хорошо, Сиддхартха. Я за то, чтобы остановить Ниррити здесь, в Хайпуре, если Небеса поддержат нас.

– Есть ли у кого-нибудь возражения?

Молчание.

– Тогда нам надо в Храм, реквизировать его средства связи.

Яма потушил сигарету.

– Но разговаривать с Брахмой я не буду, – сказал он.

– Переговоры я беру на себя, – откликнулся Сэм.

Или, пятая нота гаммы, сорвавшись со струны арфы, зазвенела в Саду Пурпурного Лотоса.

Когда Брахма включил связь в своем павильоне, на экране возник какой-то человек в зелено-голубом тюрбане Симлы.

– А где жрец? – спросил Брахма.

– Связан снаружи. Можно, если ты желаешь выслушать пару-другую молитв, притащить его сюда…

– Кто ты такой, что носишь тюрбан Первых и вступаешь в Храм при оружии?

– У меня такое странное ощущение, будто все это со мной уже однажды было, – промолвил в ответ человек.

– Отвечай на мои вопросы!

– Хочешь ли ты, чтобы Ниррити был остановлен, Леди? Или же ты намерена отдать ему все эти города, от Махаратхи до самых верховий?

– Ты испытываешь терпение Небес, смертный! Ты не уйдешь из Храма живым.

– Твои смертельные угрозы ничего не значат для главного из локапал, Кали.

– Локапал больше нет, и, стало быть, нет среди них и главного.

– Ты видишь его перед собой, Дурга.

– Яма? Это ты?

– Нет, хотя он здесь, со мной, – так же, как Кришна и Кубера.

– Агни мертв. Новые Агни умирают один за другим, с тех пор как…

– С Дезирата. Я знаю, Чанди. Я не выходил на поле в стартовом составе. Рилд не убил меня. Призрачная кошка, которая так и останется безымянной, поработала на славу, но и этого оказалось мало. А теперь я вновь пересек Мост Богов. И локапалы выбрали меня старшим. Мы намерены оборонять Хайпур и разбить Ниррити, если Небеса нам помогут.

– Сэм… ты… не может быть!

– Тогда зови меня иначе: Калкин ли, Сиддхартха, Татхагата или Махасаматман, Бич, Будда или Майтрея. Все равно это я, Сэм. Я пришел поклониться тебе и заключить сделку.

– Какую же это?

– Люди смогли ужиться с Небесами, но Ниррити – другое дело. Яма и Кубера буквально напичкали город своим оружием. Мы можем укрепить его и противостоять даже массированным атакам. Если Небеса объединят свои силы с нашими, Ниррити найдет здесь, у Хайпура, свой конец. И мы пойдем на это, если Небеса санкционируют акселеризм и религиозную веротерпимость и положат конец господству Хозяев Кармы.

– Не много ли, Сэм…

– Первые два пункта касаются того, что уже и так существует; это просто даст им право спокойно существовать и в дальнейшем. Третье же все равно произойдет, нравится тебе это или нет, так что я даю тебе шанс выступить в роли благодетеля.

– Я подумаю…

– Минуту-другую. Я подожду. Ну а если ты скажешь нет, мы уйдем из города и позволим Ренфрю его захватить, осквернить Храм. После того, как он возьмет еще несколько городов, тебе все равно придется с ним столкнуться. Нас, однако, уже не будет рядом. Мы подождем, чем все это кончится. Если после всей этой передряги ты еще останешься у власти, не тебе уже будет решать о тех принципах, о которых я упомянул. Ну а нет – так мы сможем тогда осилить Черного и остановить его зомби. В любом случае мы добьемся своих целей. Но путь, который я тебе предлагаю, для тебя явно приемлемей.

– Хорошо! Я немедленно разворачиваю свои силы. Бок о бок пойдем мы в последнюю битву, Калкин. Ниррити умрет у Хайпура! Пусть кто-нибудь останется здесь на связи, чтобы мы не теряли контакта.

– Я размещу здесь свою ставку.

– А теперь развяжи жреца и приведи его сюда. Он сподобится получить несколько божественных повелений и, чуть погодя, лицезреть теофанию.

– Да, Брахма.

– Погоди, Сэм! После битвы, если мы останемся живы, я хотела бы поговорить с тобой – о взаимном поклонении.

– Ты хочешь стать буддистом?

– Нет, снова женщиной…

– Каждому событию нужно подобающее место и время, а сейчас у нас нет ни того, ни другого.

– Когда придет время и найдется место, тогда там я и буду.

– Сейчас пришлю твоего жреца. Не отключайся.

Теперь, после падения Лананды, Ниррити совершал службу среди ее руин, моля о победе над остальными городами. Его сержанты перешли на медленный, монотонный ритм, и зомби как один пали на колени. Ниррити молился, пока капельки пота не покрыли его лицо, словно маска из стекла и света, и не начал стекать пот под его доспехи-протезы, дарующие ему силу многих. Тогда поднял он лицо свое к небу, взглянул на Мост Богов и произнес:

– Аминь.

После чего резко повернулся и зашагал к Хайпуру, и вся его армия двинулась за ним по пятам.

Когда подошел Ниррити к Хайпуру, его там ожидали боги.

Ополченцы из Килбара ждали его рядом с войсками Хайпура.

Дожидались его и полубоги, герои, знать.

И ждали брамины высокого ранга, ждали многие последователи Махасаматмана. Последние прибыли сюда во имя Божественной Эстетики.

Посмотрел Ниррити через заминированные поля, раскинувшиеся вокруг города, и увидел четырех всадников, ожидавших у ворот, четырех локапал, за спинами которых развевались штандарты Небес.

Он опустил забрало и повернулся к Ольвеггу.

– Ты был прав. Интересно, там ли Ганеша?

– Скоро узнаем.

И Ниррити продолжил свой путь.

В этот день осталось поле битвы за Князем Света. Так и не вступили полчища Ниррити в Хайпур. Ганеша пал от клинка Ольвегга, когда пытался нанести предательский удар в спину Брахме, который сошелся в поединке с Ниррити на склоне холма. Пал тогда и Ольвегг, зажимая руками рану в животе, и начал медленно отползать к валуну.

Брахма и Черный замерли лицом к лицу, и голова Ганеши прокатилась между ними и заскакала вниз по склону.

– Это он рассказал мне о Килбаре, – сказал Ниррити.

– Он хотел, чтобы там все и решилось, – сказал Брахма, – и склонял меня к этому. Теперь ясно, почему.

И они сошлись в схватке, и бились доспехи Ниррити за него с силою многих.

Яма пришпорил своего коня, торопясь к холму, как вдруг на него налетел вихрь дыли и песка. Он заслонил глаза полою своего плаща, и вокруг него зазвенел смех.

– Где же твой смертельный взгляд, а, Яма-Дхарма?

– Ракшас! – прорычал тот.

– Да. Это я, Тарака!

И вдруг на Яму обратился поток воды, под напором которой споткнулся и упал на спину его конь.

В тот же миг был уже Яма на ногах и сжимал в руке свой клинок, а пылающий смерч уплотнился перед ним в человекообразную фигуру.

– Я отмыл тебя от этой непереносимой гадости, бог смерти. Теперь ничто не спасет тебя от моей руки!

Яма, подняв клинок, ринулся вперед.

Он рубанул своего серого противника, и клинок наискось прошел через все его туловище от плеча к бедру, но ни крови, ни каких-либо признаков раны не появилось на теле ракшаса.

– Ты не можешь ранить меня, как ранил бы человека, о Смерть! Но погляди, что могу сделать с тобой я!

И Тарака вспрыгнул на него, накрепко прижав ему руки к туловищу, пригнул к земле. Взвился фонтан искр.

Вдалеке уперся Брахма коленом в хребет Ниррити и потянул изо всех сил назад его голову, пытаясь превозмочь силу черных доспехов. Тогда-то и спрыгнул Бог Индра со спины своего ящера и поднял на Брахму свой меч, Громоваджру. И услышал, как хрустнула шея Ниррити.

– Тебя спасает только твой плащ! – вскричал Тарака, продолжая бороться с Ямой, и в этот миг взглянул он в глаза Смерти…

Стремительно слабел Тарака, но не стал ждать Яма и сразу, как только смог, отбросил его в сторону.

Он вскочил и бросился к Брахме, даже не успев подобрать свой меч. Там, на холме, раз за разом отбивал Брахма удары Громоваджры, и кровь ключом била из обрубка его левой руки, ручейками стекала из ран на голове и груди. Ниррити стальной хваткой впился ему в лодыжку.

Громко закричал Яма, выхватывая на бегу свой кинжал.

Индра отступил назад, туда, где его не мог достать клинок Брахмы, и оглянулся на него.

– Кинжал против Громоваджры, да, Красный? – спросил он.

– Да, – выдохнул Яма и нанес удар правой рукой, перебросив кинжал в левую для настоящего удара.

Лезвие вошло Индре в предплечье.

Индра выронил Громоваджру и ударил Яму в челюсть. Яма упал, но падая, успел дернуть соперника за ногу и повалить его рядом с собой на землю.

И тут полностью овладел им его Облик, и под взглядом его побелел и как-то пожух Громовержец, как трава осенью. Когда обрушился на спину Смерти Тарака, Индра был уже мертв. Попытался было Яма освободиться от хватки ракшаса, но словно ледяная гора пригвоздила его плечи к земле.

Лежащий рядом с Ниррити Брахма оторвал клок от своей пропитанной демоническим репеллентом одежды и бросил его правой рукой; стараясь, чтобы упал он поближе к Яме.

Отшатнулся Тарака, и, оглянувшись, уставился на него Яма. В этот миг подскочил в воздух лежавший на земле меч Индры и устремился прямо Яме в грудь.

Обеими руками схватил бог смерти лезвие Громоваджры, когда оставались тому до его сердца лишь считанные дюймы. Но продолжало смертоносное оружие надвигаться, и потекла на землю кровь из разрезаемых им ладоней Ямы.

Обратил Брахма на Владыку Адова Колодезя свой смертный взгляд, взгляд, который черпал теперь жизнь и из него самого.

Острие коснулось Ямы.

Он, поворачиваясь боком, ринулся в сторону, и вспороло оно ему кожу от ключицы до плеча.

Копьями стали тогда глаза его, и потерял ракшас человеческий облик, обратившись в дым. Голова Брахмы упала ему на грудь.

И сумел возопить еще Тарака, завидев, что скачет к нему на белом коне Сиддхартха, а воздух вокруг него потрескивает и пахнет озоном:

– Нет, Бич! Умерь свою силу! Моя смерть принадлежит Яме…

– Глупый демон! – отклинулся Сэм. – Не надо было…

Но Тараки уже не было.

Яма, упав рядом с Брахмой на колени, затягивал жгут вокруг, того, что осталось у павшего бога от левой руки.

– Кали! – звал он. – Не умирай! Ответь мне, Кали!

Брахма судрожно втянул воздух, глаза его на миг приоткрылись, но тут же закрылись вновь.

– Слишком поздно, – пробормотал Ниррити. Он повернул голову и посмотрел на Яму.

– Или, скорее, как раз вовремя. Ведь ты же Азраил, не так ли? Ангел Смерти…

Яма ударил его ладонью по лицу, и полоса крови из его руки осталась на лице у Черного.

– «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, – сказал Ниррити. – Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».

Яма еще раз ударил его.

– «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят…»

– «И блаженны миротворцы, – перебил Яма, – ибо они будут наречены сынами Божьими». Где ты найдешь здесь место для себя, Черный? Чей сын ты, что сотворил все это?

Ниррити улыбнулся и сказал:

– «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное».

– Ты безумец, – сказал Яма, – и поэтому я не буду лишать тебя жизни. Подыхай сам, когда придет твое время. Его уже недолго ждать.

И, подняв с земли Брахму, он направился с ним на руках в сторону города.

– «Блаженны вы, когда будут поносить вас, – продолжал Ниррити, – и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…»

– Воды? – спросил Сэм, доставая флягу и приподнимая голову Ниррити.

Ниррити взглянул на него, облизнул губы и слабо кивнул. Сэм влил ему в рот немного воды.

– Кто ты? – спросил умирающий.

– Сэм.

– Ты? Ты вновь восстал?

– Это не в счет, – промолвил Сэм. – Я тут, в общем-то, ни при чем.

Слезы наполнили глаза Черного.

– Значит, победа будет за тобой, – выдавил он из себя. – Не могу понять, как Он допустил такое…

– Это лишь один из миров, Ренфрю. Кто знает, что происходит на других? И к тому же это отнюдь не та борьба, в которой я хотел бы победить, ты же знаешь. Мне жаль тебя и жаль, как все сложилось. Я согласен со всем, что ты сказал Яме, согласны с этим и все последователи того, кого они называли Буддой. Я уже и не припомню, был ли им я сам, или же это был кто-то иной. Но теперь я ухожу от него. Я опять стану человеком, и пусть люди сохраняют того Будду, который есть у них в сердце. Каким бы ни был источник, послание было чистым, верь мне. Только поэтому оно обрело корни и разрослось.

Ренфрю сделал еще один глоток.

– «Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые», – сказал он. – Воля превыше моей положила, чтобы умер я на руках у Будды, положила миру сему такой путь… Даруй мне свое благословение, Гаутама, ибо я умираю…

Сэм опустил голову.

– Ветер мчит на юг и вновь возвращается на север. Весь мир – круговращение, и следует ветер его круговороту. Все реки текут в море, и однако, море не переполняется. К истоку рек возвращаются вновь их воды. То, что было, это то, что будет; то, что свершено, будет свершено. Нет воспоминаний о бывшем, и не будет воспоминаний о том, что будет с теми, кто придет позже…

И он накрыл Черного своим белым плащом, ибо тот был мертв…

Яна Ольвегга принесли в город на носилках. Сэм сразу же послал за Куберой и Нарадой, чтобы они встречали его в Палате Кармы, ибо ясно было, что в нынешнем своем теле Ольвеггу долго не протянуть.

Когда они вошли в Палату, Кубера споткнулся о мертвое тело, лежавшее чуть ли, не на пороге.

– Кто это? – спросил он.

– Один из Хозяев.

Тела еще троих служителей желтого колеса лежали в коридоре, ведущем к центральным передатчикам. Все трое были вооружены.

Еще одного обнаружили уже у самых машин. Выпад неведомого клинка пришелся точно в центр желтого круга у него на груди, отчего он стал похож на использованную мишень. Из открытого рта так и не успел вырваться предсмертный вопль.

– Уж не горожан ли рук это дело? – спросил Нарада. – С каждым годом к Хозяевам относились все хуже и хуже. Должно быть в горячке битвы…

– Нет, – возразил Кубера, приподняв покрытую пятнами крови простыню, прикрывавшую лежавшее на операционном столе тело. Поглядев на него, он вновь расправил полотнище.

– Нет, это не горожане.

– Кто же тогда?

Он вновь посмотрел на стол.

– Это Брахма, – объяснил он.

– О!

– Кто-то, вероятно, заявил Яме, что не даст ему использовать машины для переноса.

– Ну а где тогда Яма?

– Понятия не имею. Но мы должны поспешать, если собираемся обслужить Ольвегга.

– Да. Вперед!

Высокий юноша явился во Дворец Камы и спросил Господина Куберу. На плече у него ослепительно сверкало копье, когда он нетерпеливыми шагами мерил в ожидании комнату.

Кубера вошел, смерил взглядом копье, юношу и сказал всего одно короткое слово.

– Да, это Так, – ответил копейщик. – Новое копье, новый Так. Больше нет надобности в обезьяне, и я вновь стал человеком. Я скоро уйду… и я пришел попрощаться – с тобой и Ратри…

– Куда ты направляешься, Так?

– Я хочу повидать остальной мир, Кубера, пока тебе не удалось замеханизировать всю его магию.

– Этот день всегда маячит где-то за горизонтом, Так. Оставайся здесь подольше…

– Нет, Кубера. Благодарю тебя, но капитан Ольвегг подгоняет со сборами. Мы отправляемся вместе.

– А куда вы собираетесь направиться?

– На восток, на запад… кто знает? Куда глаза глядят… Скажи-ка, Кубера, а кому теперь принадлежит громовая колесница?

– Исходно она, конечно, принадлежала Шиве. Но Шивы больше нет. Какое-то время ею пользовался Брахма…

– Но нет больше и Брахмы. Впервые обходятся без него Небеса – где правит, сохраняя, Вишну. Итак…

– Ее построил Яма. Если она принадлежит кому-то, то, наверно, ему…

– А ему она не нужна, – подытожил Так. – Так что я думаю, мы с Ольвеггом можем воспользоваться ею для нашего путешествия.

– А почему ты думаешь, что она ему не нужна? Ведь никто не видел Яму за все три дня, прошедшие после битвы…

– Привет, Ратри, – перебил Так, завидя вошедшую в комнату богиню Ночи. – «Храни же нас от волка и волчицы, храни от вора нас, о Ночь, и дай же нам продлиться».

Он поклонился, и она коснулась рукой его чела.

И он взглянул ей в лицо, и на один ослепительный миг богиня переполнила обширное пространство – и в глубину, и в вышину. Сияние ее развеяло мрак…

– Мне пора идти, – сказал он. – Спасибо, спасибо тебе – за благословение.

Он быстро повернулся и вышел из комнаты.

– Подожди! – крикнул Кубера. – Ты говорил о Яме. Где он?

– Ищи его в таверне Трехголовой Огнеквочки, – бросил через плечо Так, – если тебе это нужно. Может, было бы лучше подождать, пока он сам не станет тебя искать.

И Так ушел.

Подходя к Дворцу Камы, Сэм увидел, как по лестнице оттуда сбегает Так.

– Доброго тебе утра, Так! – окликнул он юношу, но тот не отвечал, пока чуть ли не наткнулся прямо на Сэма. Тогда он резко остановился и прикрыл рукой глаза, будто от солнечного света.

– Сэр! Доброе утро.

– Куда ты так спешишь? Невтерпеж испробовать свое новое тело?

Так хмыкнул.

– Да, Князь Сиддхартха. У меня рандеву с приключением.

– Слышал об этом. Вчера вечером я беседовал с Ольвеггом… Желаю тебе в путешествии удачи.

– Я хотел сказать тебе, – промолвил Так, – что я был уверен в твоей победе. Я знал, что ты отыщешь решение.

– Это не было, как ты говоришь, Решение, нет, просто решеньице, так себе, ничего особенного, Так. И небольшое сражение. Все можно было провернуть и без меня.

– Я имею в виду, – уточнил Так, – все сразу. Ты участвовал буквально во всем, что к этому привело. Ты должен был быть там.

– Полагаю, что так… да, я и в самом деле так считаю… Всегда что-то притягивало меня к тому дереву, в которое готовилась ударить молния.

– Судьба, сэр.

– Боюсь, что скорее случайно прорезавшаяся социальная совесть и счастливый дар ошибаться.

– Что ты собираешься делать теперь, Князь?

– Не знаю, Так. Я еще не решил.

– Может, составишь компанию мне и Ольвеггу? Постранствуешь по свету вместе с нами? Поищешь приключений?

– Спасибо, нет. Я устал. Быть может, я испрошу себе старую твою работу и стану Сэмом от Архивов.

Так хмыкнул еще раз.

– Сомневаюсь. Я еще увижу тебя, Князь. Так что – до свидания.

– До свидания… Что-то…

– Что?

– Ничего. На какой-то миг ты напомнил мне об одном человеке, которого я когда-то знал. Пустое. Удачи!

Он хлопнул его по плечу и пошел дальше.

Так поспешил прочь.

Хозяин сказал Кубере, что и вправду у него остановился подходящий под описание постоялец, он снял заднюю комнату на втором этаже, но вряд ли захочет он кого-либо видеть.

Кубера поднялся на второй этаж.

На стук в дверь никто не ответил, и Кубера попытался ее открыть.

Изнутри дверь была заперта на засов, и он начал в нее колотить.

На это наконец раздался голос Ямы:

– Кто там?

– Кубера.

– Уходи.

– Нет. Открой, я не уйду отсюда, пока ты не откроешь.

– Ну хорошо, погоди минуту.

И Яма отодвинул засов; дверь приоткрылась внутрь на несколько дюймов.

– Алкоголем от тебя не пахнет, наверно, ты подцепил девку, – заявил Кубера.

– Нет, – сказал Яма, глядя на него. – Что тебе нужно?

– Выяснить, что тут не в порядке. Помочь, если смогу.

– Не можешь, Кубера.

– Почем ты знаешь? Я тоже, как и ты, недурной ремесленник, – иного типа, конечно.

Яма поразмыслил и, отступив в сторону, распахнул дверь.

– Заходи, – сказал он.

На полу перед грудой всякой всячины сидела совсем юная девушка. Еще почти ребенок, она крепко прижимала к себе коричневого с белыми пятнами щенка и смотрела на Куберу широко раскрытыми испуганными глазами, пока он не улыбнулся и не сделал успокаивающий жест.

– Кубера, – сказал Яма.

– Ку-бра, – сказала девушка.

– Это моя дочь, – сказал Яма. – Ее зовут Мурга.

– Я никогда не знал, что у тебя есть дочь.

– Она отстает в развитии. Мозговая травма…

– Врожденная или в результате переноса? – спросил Кубера.

– Результат переноса.

– Ясно.

– Она моя дочь, – повторил Яма. – Мурга.

– Да, – сказал Кубера.

Яма встал на колени рядом с ней и поднял с пола кубик.

– Кубик, – сказал он.

– Кубик, – сказала девушка. Он взял ложку.

– Ложка, – сказал он.

– Ложка, – сказала девушка. Он поднял мяч и показал его ей.

– Мяч, – сказал он.

– Мяч, – сказала она.

Он опять взял кубик и показал его ей.

– Мяч, – повторила она.

Яма выронил кубик.

– Помоги мне, Кубера, – сказал он.

– Помогу, Яма. Если есть какой-то способ, мы отыщем его.

Он уселся рядом с ними и поднял руки вверх.

Ложка тут же ожила, одушевленная ложкавостью, мяч исполнился мячности, кубик – кубиковости, и девочка рассмеялась. Даже щенок, казалось, внимательно изучал предметы.

– Локапалы непобедимы, – сказал Кубера, а девочка подняла кубик и долго-долго разглядывала его, прежде чем назвать.

Как известно, Владыка Варуна вернулся после Хайпура в Небесный Град. Примерно тогда же начала отмирать система небесного чинопродвижения. Властителей Кармы сменили Смотрители Переноса, а функции их отделены были от Храмов. Заново изобретен был велосипед. Возведено семь буддистских святынь. Во дворце Ниррити разместились художественная галерея и Павильон Камы. Продолжал ежегодно праздноваться Фестиваль в Алундиле, и не было равных его танцорам. Не исчезла и пурпурная роща, о которой с любовью заботились правоверные.

Кубера остался с Ратри в Хайпуре, Так с Ольвеггом отправились в громовой колеснице странствовать в поисках неведомой судьбы по свету. На Небесах правил Вишну.

Те, кто молился семерым риши, возносили им благодарности за велосипед и за своевременную аватару Будды, за Майтрею, что означает Князь Света; звали его так то ли за то, что мог он разбрасывать молнии, то ли за то, что старался он этого не делать. Другие продолжали звать его Махасаматман и утверждали, что он бог. Он, однако, по-прежнему предпочитал опускать громкие Маха – и – атман и продолжал звать себя просто Сэмом. Никогда не провозглашал он себя богом. С другой стороны, и не отказывался, конечно, от этого. В сложившихся условиях ни то, ни другое не сулило ему никакой выгоды. К тому же и не оставался он среди людей достаточно долго, чтобы дать пищу сложным теологическим хитросплетениям. О днях же его ухода рассказывают несколько противоречивых историй.

Одна деталь присутствует во всех этих легендах: однажды в сумерках, когда скакал он на лошади вдоль реки, слетела к нему невесть откуда большая красная птица, и был хвост ее втрое длиннее остального тела.

И еще до рассвета покинул он Хайпур, и больше его никто никогда не видел.

И вот утверждают одни, что чистым совпадением было появление птицы и его отбытие и ничем они не связаны. И ушел он в поисках покоя, даруемого шафранной рясой, ибо исполнил уже все, ради чего возвращался в мир, и успел устать от шума и молвы, сопутствовавших его победе. Быть может, птица просто напомнила ему о преходящести всего яркого и блестящего. А может и нет, если он уже принял тогда свое решение.

Другие говорят, что не надел он более рясы, а птица была посланником Сил Превыше Жизни, призвавшим его вернуться назад к покою нирваны, вновь познать Великий Покой, нескончаемое блаженство, услышать песни, которые поют звезды на берегу великого океана. Они говорят, что перешел он через Мост Богов. Они говорят, что он не вернется.

Другие говорят, что стал он новой личностью и до сих пор странствует среди рода людского, оберегая и помогая ему в дни смуты, оберегая простой люд от угнетения пришедших к власти.

Некоторые утверждают, что и вправду была птица посланцем, но не из другого мира, а все из этого же, и что послание несла она не ему, а обладателю Громоваджры, Богу Индре, который, как известно, посмотрел в глаза Смерти. Никто никогда не видывал до тех пор подобных птиц, хотя, как стало теперь известно, обитают их сородичи на восточном континенте, там, где вел Индра войны с ведьмами. Если была в пламенеющей головке птицы искорка разума, могла она принести из далекой страны послание о помощи. А надо вспомнить, что Леди Парвати, которая была когда-то Сэму то ли женой, то ли матерью, сестрой или дочерью, а может – всеми ими сразу, ускользнула туда с Небес, когда взглянули на них призрачные кошки Канибуррхи, чтобы жить среди тамошних колдуний, считала она которых своей родней. Если принесла птица такую весть, то не сомневаются сказители этой истории, что тут же отправился он на восточный континент, чтобы оберечь ее от любой грозящей ей напасти.

Таковы четыре версии истории о Сэме и Красной Птице, Которая Возвестила Его Уход, – как рассказывают ее моралисты, мистики, социальные реформаторы и романтики. Каждый может, осмелюсь я добавить, выбрать из них подходящую себе версию. Единственное, о чем действительно он должен помнить, – это достоверный факт, что на западном континенте подобные птицы не обнаружены, хотя они, по-видимому, достаточно многочисленны на восточном.

Примерно через полгода покинул Хайпур и Яма-Дхарма. Ничего особенного не известно о его уходе, и большинство считает это вполне достаточной информацией. Свою дочь Мургу он оставил на попечение Ратри и Кубере, и она выросла в женщину поразительной красоты. Возможно, он отправился на восток и может быть даже переправился через море. Ибо бытует где-то в чужих краях легенда о том, как выступил Некто в Красном против объединенной мощи Семи Князей Комлата в краю ведьм. Но достоверно знаем мы об этом не больше, чем об истинном конце Князя Света.

Но взгляни вокруг себя…

Всегда, везде и всюду – Смерть и Свет, они растут и убывают, спешат и ждут; они внутри и снаружи Грезы Безымянного, каковая – мир; и выжигают они в сансаре слова, чтобы создать, быть может, нечто дивно прекрасное.

А пока облаченные в шафранные рясы монахи продолжают медитировать о пути света; и каждый день ходит девушка по имени Мурга в Храм, чтобы положить перед темным силуэтом внутри святилища то единственное подношение, которое он согласен принять, – цветы.