16.00

– Не знаю, – сказал Дельта-3, – терпеть не могу действовать вслепую. Это противоречит всему, чему нас учили.

Он смотрел в бинокль на дом Джека Хаммела из комнаты дома по Мейн-стрит, находившегося примерно на расстоянии двухсот ярдов вниз по дороге от дома Хаммела.

– У нас нет времени на рекогносцировку, – возразил Акли. – Послушайте, вполне вероятно, что там никого нет, за исключением матери и двух ее заболевших дочек.

– А что, если я замечу сбоку какое-то движение, обернусь, открою огонь и попаду в детей? Это плохо, мистер Акли. Я не могу рисковать жизнью гражданских людей. Никогда себе не прощу, если…

Вот тебе и Дельта – подумал Акли.

– Послушайте, у нас совсем мало времени. Мы должны помочь ребятам, штурмующим гору. Надо что-то придумать.

– Я не пойду внутрь без плана дома, без точной информации о том, сколько там человек, где они находятся и где могут быть дети. Атаку надо будет проводить одновременно с нескольких направлений, а вы слишком заметная цель. Я не против рискнуть, меня, кстати, два раза ранило во Вьетнаме. Но, черт побери, я не собираюсь рисковать жизнью детей.

Дельта-3 был южанином лет сорока, с волевым подбородком фанатика, сухопарый, крепкий мастер-сержант. Акли ненавидел его. У него не было времени выяснить имена четверых десантников из группы Дельта, поэтому Акли просто окрестил их для себя порядковыми номерами от одного до четырех. Остальные десантники вроде бы были нормальными ребятами, но этот чертов старик!

– Офицер, – позвал Акли полицейского из Беркиттсвилла, который находился вместе с ними в комнате, – есть у нас шанс достать что-нибудь вроде плана дома? Тогда мы узнаем…

– Нет, – ответил полицейский. – Этому дому сто лет, а тогда строили без всяких планов и, надо сказать, строили гораздо лучше, чем сейчас.

Вот так, еще один фанатик, любитель высказывать свое мнение. Полицейскому было лет пятьдесят пять, он просто исходил злобой от того, что в его городе появились вооруженные военные. Но при «угрозе ядерного нападения» командуют федеральные чиновники, так что ему придется смириться с тем, что командует здесь молодой Акли.

– Соседи, – подал голос Дельта-4. – Они ведь бывали в доме, так ведь? Может быть, вы могли бы привести кого-нибудь. Мы бы составили план и тогда что-нибудь придумали бы.

Полицейский задумался, потом сообщил, что рядом с Хаммелами живет Кэти Рид.

– Позвоните ей, – приказал Акли, – скажите, что дело чрезвычайной важности, попросите прийти сюда.

– Хорошая идея, – согласился Дельта-4. – Глядишь, и выйдет что-нибудь.

Через несколько минут в доме появились Кэти Рид, ее мальчишки-близнецы Мик и Сэм и дворняжка, которую, как оказалось, звали Тео. Кэти была в домашнем платье, а волосы выглядели так, словно последний раз их мыли несколько дней назад.

– Брюса дома нет, – начала объяснять Кэти, – прошу извинить за мой вид, но так трудно…

– Миссис Рид? – остановил ее Акли. – Я Джеймс Акли, специальный агент ФБР. Эти люди, которые со мной, специалисты по штурму зданий из группы Дельта.

Акли увидел, как она широко раскрыла рот, но потом сложила губы в виде буквы "О". В свое время она, пожалуй, была довольно симпатична, но, видно, довели домашние дела. Кэти сглотнула слюну, широко раскрыла глаза и сказала:

– Вы, наверное, по поводу горы. Там что-то происходит, на горе, да?

– Да, дело касается горы, но сейчас я хотел бы спросить вас о вашей соседке миссис Хаммел.

– Бет? Что с ней?

– Вот это я и хочу узнать от вас. Вы говорили с ней сегодня?

– Да, сэр. Примерно час назад.

– Как она выглядела?

– Хм, как обычно.

– Что значит как обычно?

– Бет как Бет, вот и все. Это я была напугана, потому что подумала, что там на горе газ или атомная бомба. Бет сказала, что в случае эвакуации отвезет нас. Нашу машину забрал Брюс, ему много приходится ездить.

– Она пригласила вас войти в дом?

– Гм, нет.

– Это не показалось вам необычным?

– Мы с ней почти каждое утро вместе пьем кофе. Бет моя лучшая подруга. Да она для всех лучшая подруга. Да, пожалуй, это было необычно.

– Она нервничала? Вела себя беспокойно?

– Дайте-ка подумать. Да, пожалуй.

– А как насчет детей?

– А что насчет них?

– Не говорила ли она вам, что они заболели?

– Заболели? С чего бы это? Сэм вчера весь день был с Пу, тогда бы и Сэм заболел. А она вам сказала, что они заболели?

– Они не пришли в школу, она позвонила туда.

– Это обычное дело. Вообще-то она должна была сказать мне об этом, но ни словом не обмолвилась.

– Миссис Рид, я хочу, чтобы вы поговорили с сержантом, помогите ему составить план дома миссис Хаммел. А я пока пойду туда, постучусь в дверь и посмотрю на обстановку.

– Будьте осторожны, – предупредил Дельта-3.

– Непременно, – ответил Акли.

Стук в дверь встревожил всех. Герман посмотрел на своих людей, потом на женщину и детей. Проклятье! Кто бы это мог быть?

– Все в порядке, – сказал Герман. – Ведите себя, как в прошлый раз. Помните, никаких глупостей. Эти люди останутся с детьми. Вы же не хотите, чтобы с ними что-то случилось? Поняли меня?

Бет устало кивнула.

– Не обижайте моих детей.

– Никто их не обидит, – заверил Герман.

Он встал на колени возле ступенек подвала, отодвинувшись в темноту. Глушитель его «узи» был направлен на дверь, он наблюдал, как Бет подошла к двери, выглянула в окошко и отворила ее.

– Миссис Хаммел?

– Да.

Герман мог видеть светловолосого молодого человека в темном плаще и галстуке. На вид ему было около тридцати.

– Здравствуйте, меня зовут Джеймс Акли, я из компании «Ридли Рефрижерейшн», мы строим завод в Кидисвилле. Послушайте, у меня сегодня на два часа была назначена встреча с вашим мужем, но он не приехал. Я просто зашел поинтересоваться…

– Ох, мне очень жаль, мистер Акли. Джек в Миддлтауне. Там в школе прорвало отопительную систему и потребовалось срочно заварить ее. Сожалею, что он не успел к вам на встречу, но иногда случаются аварии и…

– О, ничего, все в порядке. Я понимаю. Вы не возражаете, если я зайду и…

Герман положил палец на спусковой крючок «узи» и прижал оружие к плечу.

Если этот человек войдет в дом, он выпустит короткую очередь.

– Мистер Акли, вы не болели в этом году гриппом? Просто ужасный грипп. Верите, у меня слегли обе дочери. Бин уже два дня тошнит. Просто ужасно. В доме полный беспорядок. Вы не представляете, как это трудно, когда болеют двое детей.

– Простите, мадам, не хочу добавлять вам трудностей. Вы не передадите мужу, что я позвоню ему утром? У нас много работы и хотелось бы поговорить с ним как можно быстрее.

– Конечно, мистер Акли, я обязательно передам.

Бет закрыла дверь.

Герман подошел к окну и осторожно выглянул. Он увидел, как молодой человек прошел по дорожке, сел в маленькую синюю машину и поехал. Герман перебежал в заднюю часть дома и оттуда наблюдал, как машина, доехав до перекрестка, развернулась и направилась к выезду из города на шоссе № 17. Все в порядке, наверное, он действительно приезжал по поводу работы, подумал Герман, когда машина скрылась из вида.

– Да, вы были правы, они там. Я почти чувствовал их запах, – доложил Акли.

– Сколько их? – спросил Дельта-3.

– Я не мог спросить и уточнить, – ответил Акли, который чувствовал себя героем после столь успешных действий. – А что у вас?

– Три спальни, гостиная, столовая, кухня, внизу погреб. Лестница наверх ведет из гостиной и спускается в столовую. Крепкий орешек для пятерых.

– Гм-м, – пробормотал Акли.

Вообще-то он по профессии был бухгалтером, а в отдел хищений ФБР пошел работать потому, что надеялся приобрести опыт, так как собирался в дальнейшем работать в налоговой службе. Он был обручен с девушкой по имени Салли, а родился и вырос в Рокфорде, штат Иллинойс. Сегодняшний день у Акли начался с изучения бухгалтерских книг компании «Мид-Мэриленд Федерал Сэйвингс», вице-президент которой смылся, прихватив с собой свыше сорока восьми тысяч долларов из резервного фонда. Сбежал он со своей двадцатитрехлетней секретаршей, бросив сорокадвухлетнюю жену и троих детей.

– Крепкий орешек, особенно если мы не знаем, сколько там человек и где они находятся.

– Лучше пробираться в дом незаметно или ворваться внезапно? – задал вопрос Акли.

– Израильтяне предпочитают действовать быстро и решительно, а некоторые, наоборот, осторожно внедряют людей в объект.

– Сложное место для быстрого броска, – заметил Акли. – Как рубеж для штурма можно использовать соседний дом миссис Рид, но с другой стороны дома ничего нет. – Он посмотрел на часы, время на самом деле летело. Скоро уже будет темнеть.

– Итак, какие соображения?

Все переглянулись.

Что же я тут делаю? – подумал Акли. Ему хотелось бы от себя большей уверенности.

– Послушайте, а если так? – начал Дельта-3. – Мы подложим дымовую шашку в дом миссис Рид и вызовем пожарных. Скажем, мы с вами поедем на пожарной машине, въедем на лужайку перед домом. Одетые пожарниками, мы направимся не к дому миссис Рид, а к дому миссис Хаммел. В это время Рик и Джил подберутся к дому сзади и проникнут через заднюю дверь в кухню. Мы будем кричать: «Пожар, пожар, срочная эвакуация!» Оружие спрячем под комбинезонами, в нужный момент достанем.

Подумав, Акли согласился, что это лучше, чем ничего.

Меган Уайлдер взяла консервную банку и вложила ее в тиски. Крутанула рукоятку, наблюдая, как сжимается банка, как она трескается, корежится, принимая различные конфигурации разрушения. Интересные конфигурации. Меган затягивала тиски все туже и туже. Банка совсем расплющилась, символизируя полную катастрофу, свет поблескивал на причудливых ее изломах.

Меган быстро ослабила тиски, вытащила изуродованную банку и положила ее на стол – к нескольким десяткам подобных страдалиц.

Она внимательно рассматривала их. Некоторые сжались аккуратно, было что-то спокойное и банальное в их кончине. Другие, как эта последняя, обладая какой-то удивительной жизненной силой, сопротивлялись тискам до последнего. И когда все же с большой неохотой умерли, то умерли эффектно, превратившись в орхидеи из покореженного металла. Из нескольких десятков банок Меган понравились штуки четыре, включая и последнюю, они действительно тронули ее. Меган отобрала их и перенесла в другую часть комнаты.

Меган Уайлдер специализировалась на том, что она сама называла «конструкциями», а иногда «деструкциями», в зависимости от настроения и откровенности. Формы ее работ выходили за рамки искусства, не вписывались в привычные категории. Это не были скульптуры, хотя они и занимали пространство, имели пластическую форму. Вместе с тем «конструкции» все же не вырывались из жестких рамок двух измерений. Другими словами, их можно было рассматривать только под одним углом, и хотя некоторые влиятельные критики называли ее работы трусостью перед тиранией обыденности, Меган не изменяла своему увлечению.

Она любила комбинировать покореженные консервные банки с другими, интересными ей формами – пивными бутылками, например, внутренностями перегоревших калькуляторов, нитями накала лампочек и прочими осколками быта американского общества. Она помещала эти предметы в грубые рамки или на полки, которые конструировала сама, и если вдруг случайно обнаруживала в своем произведении гармонию, то уничтожала его. Ее привлекала только дисгармония, радикальное отсутствие симметрии, особенно после ухода Ари. И только скомпоновав предметы подобным образом, Меган красила их, но не в тусклый черный цвет, как раскрашивал свои мрачные маленькие шедевры Невельсон, а в яркие цвета комиксов – ярко-розовый, оранжевый, солнечно-желтый и в другие резкие цвета радуги. Некоторые критики воспринимали это в штыки, заявляя, что цвет давно умер, – они досадовали на невнимание Меган к их концептуальным статьям. Были и на самом деле злобные критики, особенно один гомик из «Арт Ньюс».

Но для Меган это не имело значения. Теперь она уже поднялась над людьми.

После стольких лет, после всей пережитой боли она наконец нашла свой путь и свое место. Она наконец-то обрела собственный голос, который звучал подлинно и страстно. Это удовлетворяло Меган.

Работа подходила к концу, было даже обидно, ведь она шла так хорошо. Но на самом деле завершение работы пугало и расстраивало, вызывало слезы, чего не удавалось сделать ни одному мужчине, даже в тех случаях, когда они били ее. А били ее и Питер, и Ари. Питера можно простить, он был глупым гением с коэффициентом умственного развития около 900 и эмоциями одиннадцатилетнего ребенка. Но ведь Ари вовсе не был таким, она ожидала от него совсем иного отношения.

И когда раздался стук в дверь и в студии появились мужчины в костюмах, это не удивило Меган, а просто наполнило ее душу сожалением. Рано или поздно, это должно было случиться, но, пожалуй, это все-таки произошло рано. И ей больше никогда не удастся создать серии конструкций, не связанных с этим неизбежным скандалом.

Их было трое. Вежливые, решительные мужчины без иронии или злобы во взглядах. Они представились агентами ФБР, но Меган тут же забыла и имена, и звания. Их непроницаемые лица удивили ее, она не видела в этом никакой необходимости, зря люди бывают такими жестокими. Агенты предложили ей позвонить адвокату, но ей не хотелось этого делать. Больше всего она хотела бы продолжить работу, которая была так близка к завершению.

– У вас есть адвокат, госпожа Уайлдер?

– У меня есть агент, – ответила Меган.

– Это не совсем то.

– Наверное, у меня есть адвокат. Отец, пожалуй, сможет позвонить ему.

– Надеемся, вы будете сотрудничать с нами, госпожа Уайлдер. Дело очень срочное, и ваше сотрудничество значительно поможет вам в будущем.

– Хочу предложить вам сделку, – сказала она.

– Госпожа Уайлдер, у нас очень мало времени, а время сейчас самое главное.

Оригинальный подход, подумала Меган. Где они берут таких парней? Можно подумать, они даже огорчатся, если обнаружат, что я виновна.

– Суть сделки в следующем. Вы позволите мне еще немного поработать. Включайте ваши магнитофоны или что там у вас, а я буду работать и отвечать на все ваши вопросы. Идет?

– Похоже, вы понимаете, что у вас серьезные неприятности.

– Мне кажется, они у меня всегда были, – ответила Меган.

Она была красивой женщиной: аристократическое лицо, выразительный профиль, проницательные, умные глаза, гибкое тело под джинсами и испачканной красками блузой. На ногах высокие кроссовки, на лице очки, черные, блестящие волосы стянуты назад в хвостик.

– У нас есть информация, которая предполагает…

– Позвольте мне просто начать с того, чем вы хотите закончить. Разве это не сэкономит время?

– Конечно, – согласился старший из агентов.

Меган глубоко вздохнула.

– Что ж, это сделала я. Да. Что бы он ни говорил, это сделала я, я.

– Вы передали иностранным агентам определенные материалы, которые…

Меган непроизвольно рассмеялась. «Иностранные агенты», звучит, как в сороковых годах.

– Материалы? Да, я им передала все.

Агенты молча уставились на нее.

– У меня был миниатюрный фотоаппарат. Называется «Минокс», такой симпатичный. А потом, позже, я просто забирала документы в библиотеку и делала ксерокопии. Это было довольно легко. Ведь он был таким беспечным, документы просто валялись повсюду. Должно быть, он любил меня или что-то в этом роде.

Меган подняла на агентов твердый взгляд.

– Ну да шут с ним. И с вами тоже. Я передала документы человеку, который на нашей стороне. Он еврей, израильтянин, а Израиль на нашей стороне. Так что вы можете сделать со мной то же самое, что сделали с Джонатаном Поллардом, но это не имеет значения. Заприте меня в тюрьме и отправьте ключ несуществующему адресату. Что вы об этом думаете?

– Может быть, вам все же лучше рассказать все с самого начала, – предложил самый пожилой агент.

– А у вас есть десять часов времени и бутылка очень холодного белого вина?

– У нас есть десять минут и термос с очень горячим кофе.

– Тогда, похоже, мне лучше поторопиться, – сказала Меган и начала свой рассказ.

Лежавшие на снегу остатки разбитой роты Национальной гвардии заставили Дика Пуллера вспомнить его отряд после боя в Ан Тране в июле 1965 года. Когда 82-й полк прорвался сквозь остатки вьетнамской дивизии, которая в течение тридцати восьми суток держала в осаде отряд Пуллера, оцепеневший Дик просто тупо смотрел на своих освободителей. Он знал это чувство, когда кажется, что кости расплавились, в голове сплошной белый туман, суставы застыли. А еще постоянный звон в голове, который не проходит, и ужасное чувство вины за бой, за всех хороших людей, которые умерли как раз там, где ты идешь. Пуллер помотал головой. Кольцо осады было настолько тесным, что нельзя было вызвать на помощь авиацию. Это был смертельный бой, целый месяц атак, целый месяц он видел, как гибнут лучшие люди – от отряда не осталось и трети храбрых, стойких, маленьких вьетнамцев. И все-таки он выиграл. Но что выиграл и для чего? Он до сих пор чувствовал в душе горечь.

Отброшенные с горы остатки роты Национальной гвардии сосредоточились у подножия, как раз там, где лес подступал к равнине и где дорога начинала свой подъем к вершине. Дик прибыл туда с первым же санитарным вертолетом в сопровождении нескольких офицеров из группы Дельта, чтобы поговорить с оставшимися в живых.

И вот теперь он бродил среди них. Поначалу люди сидели на снегу поодиночке, потом, замечая знакомых, начали сбиваться в группы. Их темно-коричневая пятнистая форма резко контрастировала с одеждой тех, кто прилетел посмотреть на них. Многие были ранены, но у многих не было ни единой царапины.

Кто-то с оружием, кто-то без него, кто-то плакал, кто-то истерически смеялся, некоторые враждебно, с открытой яростью смотрели на Дика. Большинство дрожали от холода, губы у них посинели, лица осунулись. Люди выглядели уставшими или больными, на молодых лицах читалась полная прострация. Снаряжение в беспорядке, подсумки расстегнуты, лямки запутались, ботинки расшнурованы. Касок у многих не было.

Пуллер опустился на колени перед парнем, одним из немногих, у кого сохранилось оружие. Каски у него тоже не было, но было оружие.

– Тяжело пришлось?

Глаза у парня как-то странно задергались, он посмотрел на Пуллера, словно полоумный. Сколько ему, двадцать два? Во Вьетнаме служили ребята и помоложе.

Под командованием Пуллера, а он был тогда капитаном, служил даже один семнадцатилетний мальчишка. Вьетконговцы поймали его, когда он возвращался после дежурства в засаде, он умер со страшным криком, так и не дойдя до колючей проволоки.

– Сынок, я к тебе обращаюсь, – повысил голос Дик.

– Что? Ох, извините, сэр.

– Вас здорово потрепали?

– Да они нам просто мясорубку устроили.

– А вы нанесли им большой урон?

– Что?

– Я спрашиваю, вы много их положили?

Вопрос не имел никакого смысла.

Дик вырвал винтовку М-16 из вялых рук парня, поднес ее к носу, оттянул затвор и понюхал казенник. Он пах оружейным маслом, а не порохом. В патроннике поблескивал новенький патрон. – Ты что, не видел ни одной цели?

Парень виновато посмотрел на него.

– Я… я был слишком напуган, чтобы думать об этом.

– Понимаю. Ладно, у вас несколько часов, чтобы прийти в себя. А вечером снова пойдете на штурм. Вечером мы все пойдем.

Юноша снова посмотрел на него.

– Я не хочу идти туда, – честно признался он.

– И я тоже, – сказал Дик. – Но я не вижу здесь больше никого, а ты?

– Нет, сэр.

Дик поднялся и подмигнул парню, слегка улыбнувшись.

– Вечером я постараюсь, – заверил юноша.

– А тебе и не надо стараться, надо просто быть там.

Пуллер видел, как остальные офицеры группы Дельта бродили среди ошалевших людей, в то время как санитары группы Дельта перевязывали ходячих раненых.

К нему подошел Скейзи.

– Дело плохо, – заметил он.

– Кто-нибудь подошел достаточно близко, чтобы заглянуть под брезент?

– Никто не смог подойти к позициям противника ближе ста ярдов.

– Так с кем же мы воюем, майор? Как вы считаете?

– Кто бы он ни был, он знает свое дело. Знаком с местностью, точно представляет себе направление атаки. Пулеметы поставил в центре обороны и, должно быть, соединил вместе несколько лент. Огонь был очень интенсивным. Гвардейцы подтверждают, что там было два тяжелых пулемета и масса стрелкового оружия. Палили без остановки, так что боеприпасы, похоже, для них не проблема. Тот парень, что наверху, бывал в свое время в настоящих боях, дело знает. Готов поспорить, что он из войск специального назначения, явно виден почерк Вьетнама. Ну прямо сценарий вашего отряда, круговая оборона высоты от превосходящих сил противника, в Индокитае это практиковалось. По всему, это работа войск специального назначения.

– Мне приходилось несколько раз участвовать в таких боях, – буркнул Дик.

– Мне тоже, – не остался в долгу Скейзи. – Они будут стоять насмерть, пока не кончатся боеприпасы.

– А гвардейцы нанесли им хоть какой-нибудь урон?

– Кто-то прикрывал отход огнем из пулемета М-60, и некоторые считают, что он, возможно, убил несколько человек.

Дик печально покачал головой.

– А где командир?

– Вон там. Молодой парень, первый лейтенант, зовут его Дилл. А настоящий командир, капитан Барнард, так и не вернулся с горы.

Пуллер нашел Дилла, тот сидел в одиночестве и курил сигарету, глядя на сверкающее вдалеке солнце.

– Лейтенант?

– Да, сэр?

– Лейтенант, будьте любезны, извольте встать, когда разговариваете со мной. Встать!

Среагировав на окрик Пуллера, Дилл поднялся с видом мученика.

– Простите, сэр, но мы только что…

– Лейтенант, говорить буду я, ясно? Можете просто кивнуть. – Молодой офицер Национальной гвардии заморгал глазами. – Все это трогательно. И вместе с тем позорно. Соберите людей, уведите их с поляны. Охранение выставили?

– Нет, сэр, я думал…

– А что, если противник отправит сюда штурмовой отряд? Они пошлют людей с легкими пулеметами, и те с расстояния четырехсот метров перебьют всех ваших людей. А может быть, здесь поблизости скрывается еще одно подразделение противника, оно откроет огонь из-за деревьев.

Дилл, плотный, спортивного вида парень, наверняка тем не менее склонный к меланхолии, отреагировал на слова Пуллера просто – он замкнулся в себе.

Но, в конце концов, заговорил.

– Мы там погибали, а вы в это время сидели здесь и решали кроссворды. Это нечестно. Совсем нечестно. Я хочу знать, кто там наверху, почему мы должны погибать, чтобы выбить их оттуда, и…

– Там засел сумасшедший, захвативший межконтинентальную баллистическую ракету, которую намеревается запустить. Лейтенант, если мы не отобьем ее, то все, что вы видите, о чем мечтали, на что надеялись, что любите и храните в памяти, – все это исчезнет за несколько секунд. Вы понимаете?

– Кто? – только и смог вымолвить ошеломленный офицер.

– Мы узнаем это, когда убьем его.

– Он один из вас, не так ли? – предположил лейтенант. – Из группы Дельта или зеленый берет? Он из вашего узкого круга, да?

У Дика не было ответа на это обвинение.

– Соберите людей и отведите их в укрытие. Разбейте по отделениям и взводам, составьте список. И накормите людей. Вы должны снова сформировать из них боевое подразделение, лейтенант, потому что вечером мы повторим штурм. Если не можете этого сделать, я найду того, кто сможет.

Лейтенант посмотрел на Пуллера, вздохнул и отправился разыскивать сержантов.

Проклятье, и надо же мне было попасть вместе с этим Дельта-3, подумал Акли. Он понимал, что должен что-то говорить, но в этот момент у него все вылетело из головы. Но Дельта-3 не сидел без дела. Он терпеливо все объяснял пожарным, в возбуждении собравшимся возле большой красной машины в Добровольческой пожарной части Беркиттсвилла.

– Вы, ребята, подъедете к дому справа, обязательно справа. Дом будет дымить, но насчет этого не беспокойтесь. Это просто дымовая шашка, она будет спрятана в каком-нибудь ведре или кастрюле на первом этаже. Вы войдете в дом и спрячетесь, мы думаем, что в соседнем доме будут стрелять. Что бы вы ни услышали, сидите тихо и прячьте головы. Ясно?

Пожарные закивали и оживленно захихикали. Все они были любителями, добровольцами, обычными городскими жителями, и все предстоящее казалось им просто забавным приключением.

Наконец Дельта-3 вернулся, тяжело дыша. Акли понимал, что ему надо держаться более уверенно, но решительность и опыт Дельты-3 невольно делали его руководителем операции.

– Готовы, сэр? – спросил он Акли.

Акли решил, что готов. На нем был черный непромокаемый пожарный комбинезон и каска, что напомнило ему детство, когда он мечтал вырасти и стать пожарным.

Вооружен Акли был топором, личным пистолетом «смит энд вессон-686» и пистолетом «магнум-357», который он купил у агента-пенсионера и из которого не стрелял целый год. Дельта-3 воспользовался моментом, чтобы проверить собственное оружие для предстоящего ближнего боя: автоматический «кольт» 45-го калибра и пистолет-пулемет «хеклер энд кох МР-5» с магазином на тридцать патронов и складывающимся прикладом. Он висел у него на ремне под комбинезоном и блестящим плащом. И Акли, и Дельта-3 были в бронежилетах.

– Дельта-3?

Тот даже не взглянул на него, занятый проверкой снаряжения. Приближалась решающая минута. На ремне у Дельты-3 висели две дымовые гранаты, две с парализующим и две со слезоточивым газом. Еще в его снаряжение входил противогаз и десантный нож.

– Ботинки, – обратился Дельта-3 к Акли, – вам не кажется, что следовало бы сменить ботинки?

И он показал на свои десантные ботинки. Как он может думать в такой момент о ботинках? – изумился Акли.

– У нас нет для этого времени, – ответил он.

У самого Акли были черные остроносые ботинки «Флоршейм».

– Да, пожалуй, вы правы. Надо спешить.

– Дельта-3?

Наконец-то сержант посмотрел на него.

– Я хочу, чтобы вы усвоили одну вещь. Мне это объяснили четко, должно быть ясно и вам.

Глаза Дельта-3 были простодушными и по-пуритански строгими. Глаза баптиста, мелькнуло у Акли. Этим глазам не знакома была изощренность, ирония или цинизм, они ведали только такие понятия, как долг, честь страны. Теперь им предстояло узнать настоящее задание.

– Наше дело – захватить пленных, а не освободить заложников. Захватить пленных. Так что действовать надо строго в соответствии с этим. В-вы поняли?

Дельта-3 просто посмотрел на него.

– Вам следует понимать, что для нас важнее всего, – продолжил Акли, уже и сам не слишком веря себе.

– Задымился! – закричал один из пожарных, смотревший в бинокль. – Ребята, на самом деле дымит!

Пожарные начали забираться в машину.

– У-У-у! – завопил какой-то идиот.

Ну и в переделку я попал, подумал Тигарден.

– Сестра Фуонг?

– Да, – послышался ее голос из темноты.

– Похоже, мне надо отдохнуть.

– Да.

Тигарден сел и задумался.

Освещая тоннель лучом фонарика, он видел, что впереди он сужается, становясь извилистым, словно кишка. Дышать было тяжело, Тигарден с трудом открывал глаза и двигал ногами. В голове у него творилось что-то странное.

Никогда раньше не задумывался он, что есть темнота, во всяком случае, такая.

Ведь это же была не ночь, Тигардену приходилось воевать ночью. Но у ночи все-таки было пространство, можно было вытянуть руку и ощутить свежий воздух, можно было поднять голову и увидеть небо, пусть и не слишком отчетливо. И ночь и темноту ночи можно было превратить в своего союзника.

Только не такую темноту. Эта была абсолютной, без просветов и оттенков, словно из нее выхолостили все краски. Тигарден подумал, что не сможет двигаться дальше.

Но и вернуться он не мог. Ведь он был из группы Дельта, элитного подразделения. Правила группы Дельта, на удивление вольные в одних отношениях, были чрезвычайно жесткими в других. У группы Дельта был свой этакий моральный кодекс самураев. Бойцы группы Дельта могли носить длинные волосы, ходили в джинсах и свитерах, менее чем за тридцать секунд могли отбить захваченный «Боинг-747», могли с завязанными глазами разбирать и собирать АК-47. Но это умели многие – зеленые береты, рейнджеры, ребята из подразделения ФБР по борьбе с терроризмом, «тюлени», коммандос – все они обладали подобной квалификацией. У Дельты же было и другое – ее дух. Если ты из группы Дельта, то никогда не говоришь «нет», а просто выполняешь приказ. И все действительно сводилось только к этому: если ты из группы Дельта, ты никогда не говоришь «нет».

Это было так же абсолютно, как эта абсолютная темнота. Когда наступает момент, ты отбрасываешь в сторону всю шелуху, бросаешь свою жизнь на горячую сковородку судьбы и выполняешь приказ.

Я не могу идти дальше, подумал Тигарден.

Мне тридцать семь лет, я был зеленым беретом, я ветеран вьетнамской войны, награжден несколькими медалями, которые может заслужить только самый храбрый в мире солдат-профессионал. Но я не могу идти дальше.

Тигарден заплакал. Он ненавидел себя, ему хотелось умереть. Старый солдат до боли, до крови закусил губу. Он ненавидел себя за слабость и никчемность.

Похоже, у него не было никакого выхода.

Тигарден вытащил из кобуры пистолет 45-го калибра, он стоял на предохранителе, но патрон уже был в патроннике. Он осторожно нажал большим пальцем на флажок предохранителя, и тот опустился с легким щелчком, прозвучавшим в темноте, как звук хлопнувшей двери. Тигарден сунул ствол в рот, ощутив привкус оружейного масла. Большой палец нащупал спусковой крючок.

– Брат Тигарден.

Он промолчал.

– Не делай этого, брат Тигарден, – сказала Фуонг по-вьетнамски. – Возвращайся назад в большой тоннель и жди там. Я как можно быстрее пойду вперед и если найду что-то, то вернусь, и тогда мы сообщим им по радио. Но мы им ничего не расскажем. Никто не узнает.

– Ты такая храбрая, сестра, а я нет. Здесь я трус.

– Брат, никто не узнает.

– Но я буду знать.

– Научись прощать себя. Такова наука тоннелей. Прости себя.

Тигарден совсем не видел ее, а только чувствовал ее близость, ее тепло, ее живую плоть. Он почувствовал себя глупцом рядом с ней, пистолет в его руке вдруг стал слишком тяжелым, и Тигарден опустил его, поставил на предохранитель и сунул в кобуру.

– Я просто немного вернусь назад, хорошо? Я не могу идти дальше, сестра Фуонг.

– Все в порядке, брат Тигарден, – успокоила его Фуонг. Она повернулась и начала углубляться в тоннель.

– Мамочка, – крикнула Пу Хаммел, – горит дом миссис Рид!

Герман обернулся и подошел к окну. Да, черный дым валил из соседнего дома.

Тут же Герман услышал вой сирены.

Он облизнул губы. Это ему не нравилось. Сначала парень в плаще, а теперь еще и это.

– Герман, а миссис Рид умрет? – спросила Пу.

– Нет, девочка, не думаю.

– Приедут пожарные и спасут миссис Рид?

– Я уверена, что пожарные приедут, – ответила Бет Хаммел.

Они собрались все вместе в гостиной дома Хаммелов. Герман снова выглянул в окно, но не увидел ничего, кроме дыма.

– Эта леди курит? – поинтересовался он.

Бет отвела взгляд, потом сказала:

– Нет, она бросила в прошлом году.

Герман кивнул. Двое его людей смотрели на него.

– Приготовьте оружие, – приказал он, – похоже, нас будут атаковать. Ты иди на кухню…

– О Боже! – воскликнула Бет. – Боже, мои девочки, не трогайте их, прошу вас…

Бин заплакала, она была старше своей сестры и, возможно, понимала все гораздо лучше. Она не любила оружие, потому что видела по телевизору, как оно убивает людей.

– Герман, мне страшно, – промолвила Пу. – Я не хочу быть мертвой.

– Прошу вас, отпустите нас, – взмолилась Бет. – Мы же ничего вам не сделали. Мы никогда никому не сделали ничего плохого.

Герман посмотрел на женщину и перепуганных детей. Он задумался, что делать. Не для того ведь он прошел весь этот путь, чтобы воевать с женщинами и детьми. Маленькая Пу подбежала к нему и протянула ручки. Герман подхватил ее на руки.

– Не уходи, Герман. Пожалуйста, не уходи. Не позволяй пожарным убивать тебя.

– С Германом ничего не случится, – ответил он. – Вы с сестрой бегите наверх и оставайтесь в своей комнате, что бы ни случилось. Что бы ни случилось! – резко повторил он. – А теперь беги. Беги, Пу. Позаботься о сестренке.

Пу начала взбираться по лестнице, таща за собой Бин. Младшая сестра оказалась сильнее.

– А вы, леди, останетесь. Придется вам рисковать вместе с нами.

– Кто вы? В чем дело?

– Вон они! – крикнул от окна один из солдат. В руках у него была штурмовая винтовка «ФАЛ» с совершенно бесполезным в этой ситуации ночным прицелом «Трилакс». – Стрелять?

– Нет, нет, – остановил его Герман. – Может быть, это действительно просто пожарные. Заберись на лестницу и будь готов прыгнуть в любом направлении в зависимости от ситуации. А ты, – обратился он ко второму солдату, – иди на кухню. Если они начнут…

В ответ солдат осмотрел свой автомат «Стерлинг».

– Идите к двери, леди, – приказал Герман. Голос его звучал резко и властно. В спину Бет уперся глушитель его «узи». Крепко сжимая автомат в руках, Герман чувствовал уверенность.

Выглянув в окно, он увидел пожарных, разворачивающих шланги, остальные спешили к дому миссис Рид с топорами и кислородными масками.

Двое пожарных в тяжелых комбинезонах спрыгнули с машины и направились к дому Хаммелов.

Герман услышал, как они закричали:

– Есть кто-нибудь дома? Выходите! – И начали стучать в дверь.

Сердце Акли колотилось, словно бешеное, коленки дрожали. Он не понял, как в таком состоянии добежал до дома. Ему казалось, что они с Дельта-3 неслись к дому скачками, хотя на самом деле скачками несся только он. Дельта-3 чуть опередил его, они взбежали по ступенькам и подбежали к двери. Акли увидел, что Дельта-3 расстегнул комбинезон, и успел заметить дуло автомата.

– Есть кто-нибудь дома? Черт побери, выходите, пламя может перекинуться на ваш дом! – закричал Дельта-3, колотя в дверь.

Им никто не ответил. Дельта-3 прислонился к двери, опустив топор и устремив пронзительный взгляд на Акли. У Акли уже был в руке «смит энд вессон», и это его удивило, потому что он совсем не помнил, как доставал его.

– Готовься, – прошептал Дельта-3, потом нажал на ремне кнопку рации и заговорил в микрофон, приколотый к воротнику.

– Дельта, я Делъта-3, зеленый свет, зеленый свет, зеленый свет! – Каждую фразу он произносил с нарастающим возбуждением.

Дельта-3 ударил в дверь.

Герман услышал стрельбу из кухни, шум падающей мебели, крики, все смешалось в сплошной неразберихе.

– Атака, атака! – раздался крик из кухни, и снова грянула стрельба.

Герман прижал Бет к себе и потащил ее назад, и в этот момент входная дверь распахнулась, в дом ворвались двое пожарных, которые наверняка были переодетыми агентами. И хотя стрельба на кухне усилилась, Герман на секунду остановил взгляд на вытаращенных глазах и вытянувшихся лицах пожарных. А затем открыл огонь. Автомат, снабженный глушителем, залился почти бесшумными хлопками. Герман выпустил очередь по пожарным, они упали, он толкнул женщину на них, повернулся и побежал вверх по лестнице. Попавшая в плечо пуля сбила его с ног, он упал, разбив в кровь губы, закричал, повернулся и увидел ползущую под перекрестным огнем Бет. Лицо ее обезумело от ужаса. Герман выпустил еще одну очередь по комнате. Солдат, находившийся наверху, подбежал к лестнице и прикрыл Германа огнем, пули крупного калибра его штурмовой винтовки «ФАЛ» распотрошили кресла и подожгли занавески. Но Герман не видел, в кого надо стрелять, понятия не имел, откуда был сделан выстрел, который ранил его. Он пополз по ступенькам, чувствуя, как из плеча течет кровь, и тут плечо охватила боль, словно вырвавшаяся после шока. Он и раньше получал раны, но не такие, не в кость. Боль была сильной, обволакивающей. Пока его прикрывали огнем, Герману удалось переложить автомат в здоровую руку, и теперь он заметил тени в окнах. Они стреляли очень быстро, стоявший вверху солдат рухнул вперед и покатился вниз по ступенькам. Герман повернулся, отбросил «узи», приподнялся и вытащил пистолет.

– Мои дети, мои дети! – закричала женщина. – О Господи, не трогайте моих детей!

– Давай за ним, – прохрипел Дельта-3. – Я, похоже, не могу двигаться.

Акли был в полном порядке, и хотя три пули первой же очереди из «узи» попали в него, материал, из которого был сделан бронежилет, и не слишком высокая скорость пуль калибра 9-мм, вылетавших из автомата с глушителем, спасли его. Правда, ощущение у Акли было такое, словно из него выколотили душу, потому что рассчитанный на пистолетные пули бронежилет не принял на себя всю силу удара. Грудь у него побаливала, а вот Дельте-3 повезло меньше. Одна из пуль попала ему в бедро, сержант потерял много крови, тем не менее все-таки сумел расстрелять весь магазин, ранив здорового парня, убегавшего по лестнице, и сняв второго, когда тот стоял наверху на лестнице и беспорядочно палил по комнате.

– Как ты? – спросил Акли. Он не был уверен, что ему хочется преследовать здорового парня.

– Давай за ним, черт побери, – рявкнул Дельта-3, пытаясь забинтовать бедро. – Давай, парень. Со мной все будет в порядке.

Акли опустился на колени, откинул большим пальцем опустевший барабан револьвера и выбросил гильзы. Потом поднес к барабану зарядное устройство в виде металлического диска с шестью патронами, опустил фиксатор устройства, и патроны «федерал магнумс» юркнули в каморы барабана. Акли поставил барабан на место и скинул пожарную куртку.

– Держи, – прошептал Дельта-3, – возьми это тоже. – Он протянул Акли сделанный по индивидуальному заказу автоматический пистолет 45-го калибра с причудливой, обтянутой резиной рукояткой. Акли взял пистолет и сунул его сзади за ремень. Пистолет был заряжен и стоял на предохранителе.

– Хорошо, я пойду за ним, – сказал Акли, тяжело дыша.

Он начал подниматься, но Дельта-3 задержал его.

– Будь осторожен, Акли. Там дети.

Бет Хаммел увидела, как один из них с большим пистолетом, словно ковбой, осторожно вошел в дверь, напряженно оглядываясь вокруг. Он тяжело, прерывисто дышал. Остановился, как бы собираясь, прошмыгнул мимо нее, задержавшись около лежавшего на полу мужчины. С удовлетворением отметив, что тот мертв, он отбросил ногой винтовку убитого и отступил назад.

– Вы ранены? – хрипло прошептал он.

– Мои дети! Господи, пожалуйста, мои де…

– Вы ранены?

– Нет. Я… я не думаю. Мои дети наверху. Пожалуйста, не допустите, чтобы они пострадали.

– Послушайте, ползите к двери и потом на улицу. Там есть врачи.

– Мои дети. Прошу вас…

– С вашими детьми все будет в порядке. Я специальный агент ФБР, я все сделаю, как надо.

Но Бет не поверила, что ему удастся что-то сделать. Уж очень он был молодой и испуганный. Она посмотрела, как он направился к лестнице.

– Акли! – раздался голос с улицы. Он остановился.

– Да?

– Парень на кухне убит, но и Дельта-2 тоже. Дельта-1 ранен, так что действуй сам.

– Ладно, – ответил Акли. – Вызови сюда эту чертову полицию штата.

Бет внезапно с ужасом поняла, что этот человек вовсе не хочет делать то, что должен делать, но все-таки делает. Держа пистолет, словно волшебную палочку, с помощью которой можно было стать храбрее и сильнее, он заставил себя ступить на первую ступеньку лестницы, потом поднялся на вторую, держа перед собой свой большой серебряный пистолет.

– О Боже, – подумала Бет, – Боже, спаси моих детей!

Акли поднялся до верха лестницы и бросил быстрый взгляд вниз. Держа перед собой обеими руками «смит энд вессон», он искал глазами цель, но видел только двери – некоторые открытые, другие закрытые; опасность могла таиться за любой из них.

Его учили никогда, ни в коем случае не бродить по комнатам, не переходить из одной в другую, если в доме скрывался вооруженный человек. Надо было ждать подкрепления. Всегда в таких случаях следовало ждать подкрепления, потому что преимущество было у противника: он мог слышать шаги, в любой момент мог неожиданно напасть. Тот, кто начинает, обычно всегда и побеждает.

Все это теория. Здесь же Акли понимал, что у него нет выбора. Операция вышла из-под контроля в первые же секунды, сразу, как началась стрельба, и сейчас важнее всего было остаться в живых и не убить кого-нибудь не того. В душе Акли сомневался, хватит ли у него мужества. Это была работа для людей из группы Дельта, для специально подготовленных солдат. И где же они? Один из них лежал на улице.

– Эй! – крикнул он. – Я специальный агент ФБР Джеймс Акли. Дом окружен. Сдавайтесь! – Он слышал, как гулко раздавался его голос в старом доме.

Большим пальцем Акли взвел курок револьвера.

Сознание то покидало его, то вновь возвращалось. Сидя в луже крови за дверью спальни Джека и Бет Хаммел, Герман старался удержать пистолет ЧЗ-75 ослабевшей левой рукой, так как раненая правая рука совершенно бездействовала.

Болела голова, Герман был очень расстроен, но страха не испытывал.

– Сдавайтесь! – снова раздался крик.

И тут Герману стало смешно. Он понял, что должен сделать. Так просто избавить себя от ужасных допросов и от опасности проявить слабость. Способ был известный.

Но почему бы не прихватить с собой еще одного? – подумал Герман. – Почему бы не добавить к стольким убитым еще и этого трусливого полицейского, застрелившего моих людей? Он с трудом поднялся и проверил пистолет. Все в порядке, подумал он, все в порядке, мистер полицейский.

Герман выбрался в дверной проем, рассчитывая увидеть его внизу, в дальнем конце гостиной. Сколько их там? Должно быть, сотни и сотни, очень много, но сейчас ему нужен всего один. Он услышал вой сирен подъезжавших к дому машин, заметил в окнах отблески красных и синих мигалок.

Ослабевшей рукой Герман поднял пистолет и прицелился в то, что должно было быть человеком, но затянутые пеленой глаза могли принять за человека и тень. Он нажал на спусковой крючок.

Акли до смерти напугался, когда рядом просвистела пуля и врезалась в стену позади него, обсыпав штукатуркой. Прозвучало еще два выстрела, он отпрянул назад, а затем рванулся вперед, паля во все стороны, словно сумасшедший.

Выпустив из «смит энд вессона» все шесть пуль, он добежал до противоположной двери, перезарядил револьвер и вытащил из-за пояса пистолет 45-го калибра, полученный от Дельта-3. Оружие было новым для него, он даже точно не знал, как с ним обращаться, поэтому пистолет пугал Акли. Он выглянул в холл, но увидел только темноту.

– Мамочка, – позвал кто-то. – Мамочка, помоги мне.

Ох, черт, подумал Акли. И тут боковым зрением он заметил какое-то движение, отпрыгнул назад и выстрелил из пистолета (что оказалось довольно просто).

Но это была мать, она поднималась по ступенькам, а он не услышал ее. Это была не его ошибка! Он же приказал ей покинуть дом! Бет сидела возле стены, неестественно поджав ноги, голова свесилась так, как не могла бы свеситься у живого человека. Была она вся в крови.

Ох, проклятье, проклятье! Я убил ее!

Акли не мог оторвать взгляда от женщины, чувствуя стыд и отвращение к себе. Ноздри щекотал резкий и едкий запах пороха.

Я же говорил тебе – не подниматься! Я не слышал, что ты идешь. Не слышал!

Послышались шаги в его направлении.

Акли повернулся, упал на колени, ища глазами цель…

Это, спотыкаясь, брел ребенок, маленькая тень в темноте, кричащая «мамочка!» и надвигающаяся на него.

– Назад! – крикнул Акли, потому что позади ребенка он увидел еще одну тень с пистолетом в руке. И он прыгнул, сбив девочку с ног.

– Ложись, ложись! – закричал Акли. Прыгая, он здорово ударился головой о стену, оружие отлетело в сторону. Акли чувствовал, как девочка извивается под ним, и в это время услышал шаги. Человек стоял прямо над ним.

– Мама, мамочка! Моя мамочка умерла! – кричала девочка.

Акли прижал ее крепче к себе.

Он поднял голову.

Над ним стоял истекающий кровью человек. Светловолосый парень, прическа «ежиком», круглое лицо…

– Отпустите ребенка, ради Бога, отпустите ребенка, – взмолился Акли.

Парень повернулся и пошел прочь.

– Беги вниз. Беги! – приказал Акли девочке. Он подобрал оружие и, держа в одной руке револьвер, а в другой пистолет, направился вниз. И в этот момент услышал выстрел.

– Если вы уже говорили с Питером, – начала Меган Уайлдер, – то знаете, что наши отношения начали драматически рушиться в конце. Я даже не уверена, его ли тут вина или моя. Может, это какой-то причудливый взрыв нервной энергии со стороны каждого из нас. – И она улыбнулась, явно иронизируя над этой туманной фразой.

Трое агентов смотрели на нее молча, даже не шелохнувшись. Меган окрестила их для себя тупицами. «Три Тупицы». Они слушали ее с унылыми, мрачными лицами.

Не сняли даже плащи, хотя в студии была прямо-таки тропическая жара.

Меган наклонилась вперед, пытаясь найти новый угол зрения для своей конструкции. Теперь она видела, что в самом начале допустила фундаментальную ошибку в дизайне. Решив использовать схемную плату персонального компьютера, которая ей очень понравилась: такая запутанная, такая привлекательная, такая насыщенная, полная значения, Меган поместила ее прямо в центр композиции и выкрасила пульверизатором в ярко-розовый цвет. Она так и напрашивалась в центр, это был непреложный, абсолютный факт, для нее не было другого места. Но теперь стало ясно, что все было не так. Плата буквально бьет по лицу, словно грубая правда, которая не уйдет, которая настолько очевидна и болезненна, что заставляет признать ее, дает понять, что ты трус, если не признаешь ее.

– А вот это, – обратилась Меган к Трем Тупицам, – нужно убрать. Это слишком умно.

Она отковырнула плату с доски, поранив при этом палец шпателем. Пошла кровь. Меган отшвырнула плату, и та с громким стуком шлепнулась на пол в дальнем углу студии На месте платы остался только розовый контур да розовые пятнышки в тех местах, где сквозь плату краска попала на доску. Это ей понравилось, так было гораздо лучше – что-то вызывающее, эллиптическое, а не бессмысленное.

И сразу же композиция начала нравиться ей, возможно, она все-таки решила ее, уравновесила общий вид.

– Понимаете, он лгал, и я тоже лгала, но в конце я лгала больше него, все мои действия и слова были ложью. Но Питер начал лгать первым, и его ложь была гораздо хуже. Более того, он был трусом. Он ничего не говорил мне, потому что не мог сказать. Он знал, что я буду против него, против того, что он делает. И в этом он был прав, так и случилось, и, наверное, поэтому я и оставила его. Но я действительно ничего не знала толком, пока была влюблена в него, пока мы были женаты и пока наш союз не стал настолько сложным, что уже не находилось простых ответов. – Меган помолчала – Понимаете, он ничего не говорил мне, потому что где-то, в самой глубине души, стыдился. Вот в этом весь Питер.

Трое Тупиц просто смотрели на нее, у них были вытянутые, угрюмые, типичные среднезападные лица, как на картинах Гранта Вуда.

– И я вышла замуж за этого создателя бомбы с коэффициентом умственного развития в несколько тысяч, потому что любила его так сильно, что думала – умру от этой любви. Но у него всегда была любовница. Эта сука. Питер никогда не бросал ее, он был ужасным эгоистом. Заполучив его, я заполучила и ее. О, они так подходят друг другу, надо сказать, что они на самом деле могут быть просто отвратительными. Поэтому я…

– Вы говорите о Мэгги Берлин? – оборвал ее один из агентов.

Меган расхохоталась. Идиот!

– Нет, нет, Мэгги просто еще один чокнутый гений. Нет, это была другая сука. Понимаете, я всегда думала о ней, как о женщине, и я до сих пор считаю, что в основе всего лежал секс. Питер смеялся надо мной. Может быть, Фрейд устарел и был не прав, но я думаю, что всегда в основе всего лежит секс, все время, с самого начала, еще с Гарварда, когда Питер не знал женщин, а его сосед по комнате был ярым сторонником мира. Да, это она. Бомба. Он никогда не бросал ее, не переставал думать о ней, она была его Цирцеей, его Алисой в Зазеркалье, его Джинджер Линн. Питер на самом деле по-своему любил ее. А поскольку она причиняла мне боль, я решила причинить ему боль через нее. Вот в этом и заключается вся патология, ведь это совершенно ясно. Вы, наверное, постоянно сталкиваетесь с подобным?

Трое Тупиц молчали.

– Ну что ж, в любом случае, это только контекст. Но он поможет понять вам, почему я оказалась уязвимой для Ари Готтлейба.

Меган снова склонилась над своей конструкцией. Она уже пожалела, что вырвала из нее компьютерную плату, ей захотелось вернуть ее. Но Меган понимала, что выставит себя полной идиоткой в глазах этих людей. Она посмотрела на часы.

Как летит время, уже около пяти. Мы все стареем и будем стареть до того дня, когда эта любовница Питера разинет рот, чтобы сожрать весь мир.

Меган засмеялась, но это вышло у нее более нервно, чем она ожидала, на самом деле ей захотелось заплакать.

– Как бы там ни было, Питер стал сенсацией месяца в вашингтонских кругах, потому что его концепция угрозы русским ядерной бомбой вполне соответствовала тому, что хотел слышать Рейган и его окружение. Они сразу ухватились за эту концепцию, повысили Питеру жалованье, он сразу стал «мистером Бомба», получил работу в этом ужасном комитете и отдал ей все свое время и всю свою любовь. Признаю, что я ничего не смогла с этим поделать. И кому, как не Ари Готтлейбу, было суждено появиться в этот момент. Если бы я создавала идеального еврейского мужчину, то создала бы Ари. Идеальный еврейский мужчина. Я имею в виду, он был, как Алан Бейтс в «Незамужней женщине» – то есть слишком хорош, чтобы быть настоящим. Невероятно симпатичный, но не из тех красавцев, которые сводят с ума. Никогда не повышал голос, а когда смеялся – ох, послушайте, я говорю так, словно играю роль в мюзикле, – когда он смеялся, то заставлял тебя чувствовать, что только ты и он смеетесь над этой самой прекрасной шуткой. Мне нравились его морщины у глаз в виде двух маленьких треугольников, похожих на кремневые наконечники стрел. Он был очень вежливым, очень уверенным в себе, не испытывал страха. Питер страдал от страха и чувства вины, а Ари ничего не боялся. Когда он смотрел на тебя, Боже, как он весь светился! У него был просто дар концентрировать взгляд. Он заставлял тебя чувствовать, что ты один в этом мире, что больше никого нет. Я встретилась с ним на вернисаже два года назад.

– Уточните дату, пожалуйста.

– Да кто же запоминает даты?

– Могло это быть в январе?

– Нет. Погода была теплой, очень теплой, я это помню, потому что мы с Ари пили кока-колу в палатке на улице рядом с галереей Коркоран и… нет, нет, точно, это был январь. Удивительно теплый январский день. Питер был очень занят, в его группе все с ума посходили. Конгресс как раз принял решение о размещении МХ в старых шахтах…

– Одиннадцатое января?

– Возможно.

Она ненавидела этих агентов.

– Но, в любом случае, это была моя идея, а не Ари. Это была моя идея. Ари был гражданином Израиля, он служил в их воздушно-десантных войсках или что-то в этом роде и, насколько я слышала, там это довольно почетно. Он был знаком с работниками посольства. Я просто хотела… навредить Питеру.

– Он заинтересовался?

– Нет. Сначала нет. Считал это глупостью. Он говорил, что у Израиля нет крупных ракет, что Израиль крупные ракеты не интересуют. Но я сказала, что информация очень ценная, Израиль смог бы ее как-нибудь использовать. Придумали бы, евреи всегда были умными.

– И он согласился?

– В конечном итоге, да. Понимаете, для меня это был шанс сделать хоть что-то. Я не собиралась передавать документы коммунистам, я хотела отдать их людям, которые на нашей стороне. Просто другим евреям.

– Понимаю.

– И Ари пошел к ним, они согласились посмотреть на документы, а потом Ари сообщил, что этот человек хочет встретиться со мной. Но он не хотел, чтобы меня видели около посольства, поэтому попросил приехать в Нью-Йорк и встретиться с ним в консульстве. В консульстве Израиля.

– Ясно.

– Да, я так и сделала. Я встретилась с израильским офицером разведки в консульстве Израиля, и все прошло очень хорошо. Это был умный, решительный человек, очень внимательный и обаятельный. Он сказал, что не хочет, чтобы у меня были неприятности, спросил, уверена ли я в том, что делаю. Еще он напомнил, что Джонатан Поллард был арестован и наше правительство подняло вокруг этого ужасный шум, добиваясь для него максимального наказания, так что если меня арестуют, то они, пожалуй, не смогут мне помочь.

– И…

– Меня это не волновало, я была уверена в том, что делаю. И я начала осуществлять свой план. Это было легко. – Сказав это, Меган почувствовала глубокое удовлетворение. Ее очень заинтересовал этот момент. Сможет ли она воплотить свое признание в то, что Питер обычно называл «поделками»? Да, сможет.

Она почувствовала на себе взгляд Трех Тупиц.

– В конце концов, это были всего лишь израильтяне. Ведь они наши друзья, я совсем недавно читала об этом в «Вашингтон Пост».

– Миссис Тиокол… вы не против, что я вас так называю?

– Нет, все в порядке.

– Миссис Тиокол, не могли бы вы подробнее рассказать об Ари Готтлейбе? Насколько я понимаю, его фотографий у вас нет?

– У меня есть три его портрета, но они выполнены в стиле абстрактного импрессионизма. Он не очень любил, забавно, что вы об этом упомянули… фотографии. Нет, к сожалению, его фотографий у меня нет.

– Можете вы рассказать о нем?

– Он был всем тем, чего я желала. За исключением одного недостатка.

– Какого недостатка?

– Но это была не его вина, с этим он ничего не мог поделать.

– О чем вы?

– Он не был Питером Тиоколом. Но в любом случае, Ари был слишком идеальным: красивый, любящий, всегда в хорошем настроении и очень сексуален.

– Он бросил вас?

– Недавно, после того странного уик-энда в гостинице в Виргинии. Очень странного.

– В каком смысле странного?

– Даже не могу сказать. Я все время спала, потому что выпила слишком много шампанского. Ари очень обиделся и уехал на следующий день. Ему надо было возвращаться в Израиль. К жене.

– Когда это было?

– Примерно две недели назад, точно не помню. Кто же помнит даты?

– И вы остались одна.

– Я была одна, даже будучи замужем.

– Расскажите об этом офицере израильской разведки.

– Ох, вы знаете, очень умный человек, очень сердечный. Очаровательный. Загадочный. Прямо-таки живая легенда, даже для сотрудников консульства, они все буквально в рот ему смотрели. Очень необычный человек. Я помню, как после нашей встречи мы вышли на Семьдесят третью улицу и он помог мне поймать такси. С ним чувствуешь себя в безопасности, и он…

– Простите, миссис Тиокол, – это вмешался самый молодой из Трех Тупиц. Он был несколько вежливее своих коллег и понял, как неприятно ей то, что ее оборвали.

– Да?

– Вы сказали, Семьдесят третья улица.

– Да.

– Мне приходилось бывать в нашем бюро в Нью-Йорке. Вы, наверное, имели в виду Восемьдесят четвертую улицу?

Меган смутилась, почувствовав твердую уверенность в его голосе.

– Ну, не исключено, что я перепутала адрес. Кто запоминает адреса? И какая разница… нет, простите, это точно была Семьдесят третья улица! Вы меня не собьете. Между Мэдисон и Парком. Красивый особняк, звезда Давида на флаге, фотографии Бен-Гуриона, Голды Меир, Бегина и Шимона Переса. Там было много людей, рабочих, все…

Меган чувствовала на себе внимательный взгляд агента.

– Извините, я очень хорошо знаю здание консульства. Да, это особняк, но на Восемьдесят четвертой улице, между Мэдисон и Пятой авеню, рядом с музеем. Я там работал, и мне приходилось часто бывать в этом здании. Мы сотрудничали с Моссадом по вопросам обеспечения безопасности.

– Я… я имею в виду…

Меган даже не знала, что и сказать.

– Вы уверены, что это была Семьдесят третья улица?

Она только тупо кивнула.

– Понимаете, все это можно было очень просто устроить. Снять особняк, в одно прекрасное утро вывесить флаг, развесить фотографии, какие-то люди крутятся внутри, изображая деловую обстановку. А через час после вашего ухода все исчезает.

Меган почувствовала, что под ней разверзлась дыра, громадная и темная. Она падала туда, но никто ее не ловил.

Питер! – подумала Меган. – Боже, Питер!

– Они обманули меня. Просто обманули.

– Да, мадам, боюсь, что так, – согласился один из Трех Тупиц.

И Меган тихонько заплакала.

– Ох, Питер, Боже мой, что я натворила?