Сэм сидел на носу лодки, слишком разозленный на Лазаря, чтобы говорить с ним, и равнодушный к жалким оправданиям, которыми старик пытался объяснить свое внезапное исчезновение.

Он испытывал два сильных противоречивых чувства. Первым было облегчение. Фивы словно находились в безраздельном владении сил зла. Как знать, какие страшные тайны скрыты в городе, какие ужасы творятся там, кто где захоронен и как эти люди встретили свою смерть? Все это было просто ужасно, и избавление от гнетущего давления этого проклятого места наполнило Сэма ощущением безграничной свободы.

Так что какая-то его часть была счастлива. Он выполнил свое поручение, и оставалось только проделать путь назад, вернуться к своей жизни. В каком-то смысле он прошел через очищение, соприкоснувшись с мерзостью и страхом. Сэм сознавал, что мир в целом нисколько не интересуется тем, что ему пришлось пережить, так что лучше обо всем забыть или отложить куда-нибудь подальше, в надежде, что это когда-либо еще сможет пригодиться.

Но вторым чувством была бесконечная, испепеляющая ярость. Разум Сэма, привыкший к строгому порядку, тем не менее сохранил определенную гибкость. Он понимал, что порядок сам по себе является огромной ценностью, от которой берет начало все хорошее и великое. Однако порядок остается ценностью только до тех пор, пока он гарантирует и поддерживает все хорошее и великое. Но когда порядок активно противится этому, когда он уничтожает добро, когда, неповоротливый и жестокий, он становится одержим лишь своими самоцелями, наступает большое зло, и это приводило Сэма в ярость.

Он снова и снова ощущал боль от двух умело нанесенных ударов палкой, парализовавших ему руки, переживал страх, лишивший его воли к сопротивлению. Вспоминал, как его, скованного и беспомощного, запихивали в повозку, как ему пришлось мучительно долго ждать шерифа, пока тот не торопясь занимался своими делами. Он видел страх на лицах забитых негров, поражался наглости, с которой ему всучили откровенно липовый документ, являющийся свидетельством того, что он действительно побывал в Фивах.

И Сэм задавался одним вопросом: найдутся ли у него силы, выдержка, воля, чтобы выступить против порядков, царящих в Фивах?

Он знал ответ.

Нет, не найдутся.

Ему это не по силам. Это никому не по силам. Отсюда надо просто бежать без оглядки, возвращаться к лучшей жизни, и скоро все воспоминания сотрутся. А дальше — новые выборы, забота о подрастающих детях, карьера, несколько томов мемуаров, величественное надгробие и уважение всех тех, кто останется после него. И этого будет достаточно.

Взглянув в глаза своей слабости и признав поражение, Сэм несколько успокоился. По берегам реки тянулись сплошные сосновые заросли. Тишина нарушалась лишь ровным ворчанием старого двигателя. День выдался чуть прохладнее предыдущего. Приближался вечер, и стало ясно, что через пару часов, когда лодка войдет в лабиринт заболоченных проток, стемнеет и придется снова сделать привал на ночь, чтобы продолжить путь завтра утром.

Сэм мысленно прикинул: завтра к вечеру он будет в Паскагуле. Первым делом надо будет позвонить жене и сообщить ей, что все в порядке. Ночь можно будет провести в самой хорошей гостинице Паскагулы, если в городе вообще есть гостиницы... Впрочем, есть идея получше. Можно будет нанять машину, спуститься чуть дальше к заливу, возможно, в шикарный Билокси — уж там-то обязательно найдутся хорошие гостиницы. Быть может, стоит остаться там на день-два; щедрое вознаграждение определенно позволит ему не стесняться в средствах. Вероятно, можно будет даже списать эти затраты на накладные расходы, ведь надо же будет прийти в себя и восстановить силы после пережитого кошмара, разве не так? Сэм представил себе, как он ужинает под медленно вращающимся вентилятором, среди папоротников и пальм; перед ним ослепительно искрится белый песчаный пляж. Ужин начнется с устриц, только что выловленных в Матушкином заливе, далее последуют морской окунь или форель, жаренные в масле, а обслуживать его будет элегантный чернокожий господин в белом смокинге. Зал будет наполнен красивыми, счастливыми людьми, лучшими, какие только могут быть в нашей великой стране...

Какое блаженство, какой разительный контраст с тем, что осталось позади! На следующее утро, свежий и отдохнувший, он отправится на машине в Новый Орлеан; оттуда по железной дороге до Мемфиса, машиной до Блу-Ай — и он будет дома, дома, дома, дома.

Послезавтра он будет дома.

Дома, дома, дома. И тут Сэм увидел тело.

По воле случая, как раз в этот момент он смотрел вниз, в черную воду. От неожиданности Сэм испытал такое сильное потрясение, что у него даже мелькнула мысль: это всего лишь плод его воображения, злая шутка, которую сыграл с ним воспаленный рассудок. Но уже в следующее мгновение он понял, что нет, это действительность, а не призрак, не видение, не образ, существующий лишь в подсознании. Это был труп негритенка, плавающий в нескольких дюймах от поверхности. Мертвенно-бледное от пребывания в воде, распухшее лицо, раскинутые в стороны руки, скрюченные пальцы, широко раскрытые безжизненные глаза, зияющий черный рот, одежда в лохмотьях. Мертвое тело медленно проплыло мимо и скрылось из виду.

Оглушенный Сэм заморгал, не в силах поверить собственным глазам.

Затем он снова увидел прямо впереди что-то плавающее на поверхности, чуть приподнимающееся над водой. Когда старая лодка Лазаря поравнялась с этим, Сэм разглядел, что утопленница — маленькая девочка, тоже чернокожая. К счастью, она плавала лицом вниз, тем самым избавив его от жуткого зрелища открытых глаз, уставившихся в пустоту.

Сэм огляделся вокруг: вся река была усеяна трупами утонувших; мертвые тела плавали повсюду, словно где-то здесь перевернулась лодка и все находившиеся в ней погибли. Всего утопленников было не меньше десяти; они медленно плыли вниз по течению, кружились на месте, покачивались на волнах.

— Останови лодку! Черт побери, останови же лодку! — крикнул Сэм, перекрывая шум двигателя.

Лазарь вздрогнул и удивленно посмотрел на него, очнувшись от своих убогих мыслей.

— Болван, останови же лодку! — заорал Сэм, бросаясь на корму.

Лазарь не стал глушить двигатель, но уменьшил обороты, и лодка резко сбавила скорость.

— Что вы сказали?

— В воде люди! Разве ты не видишь? Посмотри, посмотри вокруг, тут везде люди! Целая негритянская семья, все погибли, все утонули. Останови лодку!

Лазарь лишь покачал головой.

— Сэр, я же вам говорил. Река очень коварная и опасная. Течения, омуты. Здесь постоянно кто-нибудь тонет. Людей затягивает на глубину, а всплывают они уже разбухшие и мертвые. Мы уже ничем не можем помочь этим неграм. Остается только плыть дальше. Если вам от этого станет легче, можете сообщить властям, когда мы вернемся в цивилизацию. Я не стану тратить время на всякие глупости.

С этими словами старик наклонился и открыл дроссельные заслонки. Двигатель заревел, набирая обороты, и лодка снова...

Но Сэм, стиснув Лазаря своими сильными лапищами, хорошенько встряхнул его, а затем швырнул на дно лодки.

Старик в страхе поднял руку, защищаясь от надвигающегося Сэма.

— Не бейте меня, сэр! Клянусь, я не сделал этим людям ничего плохого! Они бежали от конторы, попали в беду, и река с ними расправилась, вот и все!

Сэм громогласно объявил:

— Ах ты, мерзкий слизняк, ну-ка разворачивай лодку, и мы вытащим из воды тех, кого сможем. Затем мы вернемся назад в Фивы и заставим этого никчемного шерифа оторвать задницу от стула. Пусть возвращается сюда со всеми своими помощниками и фонарями. Быть может, здесь еще есть те, кому удалось зацепиться за дерево или выбраться на берег. Видит бог, мы их спасем — или погибнем, пытаясь спасти. Я так сказал, и так и будет!

Нагнувшись, он схватил Лазаря за шиворот, рывком поставил на ноги и толкнул вперед. Старик налетел на кабину и сполз вниз.

— Поднимайся и становись за штурвал, или я сделаю так, что ты пожалеешь о том, что появился на свет!

— Да, сэр, да, сэр, — залепетал Лазарь, бледный от страха.

Однако Сэм быстро понял, что нет никакого смысла вытаскивать из воды тела утонувших. На это ушло бы слишком много времени, кроме того, здесь требовались профессионалы с соответствующим снаряжением. Сэм почувствовал, что, возможно, утопленников так и придется оставить в воде.

Поэтому, как самопровозглашенный капитан лодки Лазаря, захвативший корабль в результате бунта, Сэм принял решение, что в данных обстоятельствах лучше будет как можно быстрее вернуться назад в Фивы. Он отдал Лазарю соответствующие приказания.

— А если двигатель перегреется и сгорит, что тогда?

— Тогда я буду хлестать тебя по тощей заднице до тех пор, пока не пойдет кровь. Так что, жалкий старый дурень, тебе придется возвращаться обратно быстрее, чем ты шел сюда.

— Да, сэр.

— А что ты хотел сказать, говоря, что эти негры «бежали от конторы»? Что ты имел в виду?

— Сэр, я не припоминаю, чтобы говорил что-то подобное.

— Послушай, безмозглый болван, ты сам четко и ясно произнес эти самые слова не далее как несколько минут назад, на понятном английском языке. Так что изволь объясниться, иначе я хорошенько тебя встряхну и твои зубы, все три, начнут громыхать, как игральные кости в стаканчике.

Лазарь угрюмо смотрел перед собой. Им овладело уныние. Старик вел себя так, словно Господь выбрал его в одиночку нести этот чудовищный крест. Он вздохнул.

Сэм пнул его ногой по тощему заду.

— Это помогло? Прояснило твою память, да?

— Вы не услышите от меня ни слова. Если узнают, что я вам что-то сказал, меня убьют. Понятно? Убьют, и все. И вас тоже убьют.

— Говори, черт бы тебя побрал!

— Конторе принадлежит все, что есть у ниггеров. Ниггеры берут у конторы в долг, не могут расплатиться вовремя, не могут заплатить проценты, и контора отбирает залог. У ниггеров ничего не остается. Однажды я случайно услышал, как ниггеры говорили об этом.

— Так. И что дальше?

— А то, что ниггерам приходится отрабатывать долг. Они не могут никуда уйти, никому пожаловаться, ничего не могут. Остаются и работают за кормежку, вот и все. Время от времени ниггеры оказываются сыты по горло всем этим, тогда они пытаются бежать ночью. Кому-то удается, кому-то нет. Вот этой семье не повезло. Всех забрала себе река. Впрочем, быть может, для них так даже и лучше.

— Боже милосердный! — с отвращением пробормотал пораженный Сэм.