Глава 62
Эрл выбил ногой дверь в «дом порки». Свой «винчестер» 348-го калибра он оставил прислоненным к стене, ибо впереди его ждала работа в тесных помещениях. Работа для револьвера. По одному револьверу Эрл держал в каждой руке.
Ему был нужен Великан. Господи, как же хотелось встретиться с ним!
Вместо этого Эрл наткнулся на охранника, вооруженного самозарядным «винчестером» 351-го калибра. Охранник выпустил три пули, все выше цели. Эрл уложил его наповал одним выстрелом из «кольта». Мощная пуля 38-го калибра вырвала у охранника клок из груди; он умер, прежде чем Эрл успел до него добежать.
Распахнув ударом ноги дверь, Эрл никого за ней не нашел. Распахнув другую дверь, он увидел двоих охранников, которые, прильнув к окну, искали цели на улице. Они развернулись, но недостаточно быстро; правда, пули 38-го калибра все же попали им в грудь, а не в спину.
Эрл взбежал вверх по лестнице, громко топая ногами. Затем бесшумно спустился вниз. Из-за угла вынырнул охранник, решивший, что противник у него на мушке. Но Эрл выстрелил с двух рук, всадив охраннику в грудь две пули на расстоянии дюйма одна от другой. Охранник покатился вниз по лестнице, выбивая о ступени зубы, и свалился Эрлу под ноги. Не обращая на него внимания, Эрл воспользовался короткой передышкой, чтобы вставить двенадцать новых патронов в свои два горячих, дымящихся револьвера.
— Великан! — крикнул он. — Проклятие, я пришел за тобой! Выходи!
Однако ответа не последовало.
Эрл осторожно поднялся по лестнице. Он понимал, что, если наверху кто-то есть, его ждет изготовленное к стрельбе оружие. Поэтому Эрл сунул руку в карман и отвинтил крышку зажигательной бомбы. Он дернул за шнурок, но ничего не случилось. Поскольку лишних бомб у него не было, Эрлу не хотелось выбрасывать эту просто так. Он попробовал протолкнуть спички обратно в горловину, и они, естественно, воспламенились.
— О господи! — пробормотал Эрл.
Если бы у него не было таких быстрых рук, он прямо здесь и сейчас поджарился бы до угольков. Однако за две оставшиеся секунды ему удалось каким-то образом зашвырнуть бомбу в коридор.
Послышался глухой хлопок взрыва, и тотчас же на старых кирпичных стенах заплясали отблески пламени. На лестницу выскочил объятый огнем человек, но Эрл не обратил на него внимания. По скромным габаритам фигуры он понял, что это не Великан.
Эрл шагнул в коридор, дальняя часть которого была охвачена ярким пламенем. Горячий воздух пульсировал волнами, словно удары боксера-легковеса, но Эрл, прикрывая лицо ладонью, поочередно обошел все комнаты.
В третьей по счету он обнаружил старика Окуня.
Это была комната пыток.
Она была объята пламенем.
Окунь висел на дыбе на неестественно выкрученных сломанных запястьях, с пересохшими губами, уронив голову. Его тело было полностью расслаблено. Наружные ткани были изуродованы до неузнаваемости. Старик висел над лужицей своей собственной крови, темной, сгустившейся, смешанной с испражнениями. Рядом кружилась стая мух, отрывавших от старика крохи себе на пропитание. Более омерзительного зрелища нельзя было представить, хотя Эрлу довелось насмотреться на Тихом океане всякого, в том числе японцев, обугленных до костей струей из огнемета или выпотрошенных минометными минами.
У Эрла не было ключей от замков, которыми был скован Окунь. Жара нарастала.
— Старик, я пришел, — прошептал Эрл. — Я пришел так скоро, как только смог. Извини, что я не смог прийти раньше.
Естественно, старик ничего ему не ответил. Он не произнес последних слов прощения или раскаяния, не дал прощальных напутствий и распоряжений. Старик просто висел мертвый на цепях, безжизненно уронив голову вперед. Его тело нельзя было освободить для последней почести — предания земле, оно должно было превратиться в пепел, так и вися в оковах. Эрл узнал работу Великана. Никто другой не смог бы так изуродовать человеческую плоть.
— Великан! — крикнул Эрл. — Где же ты, черт бы тебя побрал?
Ответа не последовало.
Распустившиеся цветки пламени пустили свои мощные лепестки, неудержимым потоком пронесшиеся по коридору. Половые доски содрогнулись. Воздух наполнился искрами и густым дымом; через мгновение дорога к отступлению будет отрезана.
Эрл повернулся к выходу, оставив старика висящим в цепях, сознавая, что через считанные секунды тело превратится в угли. Бедняге так и не удалось вернуться в Новый Орлеан к китаянке и мулатке цвета кофе с молоком. Старый Окунь умер под размеренными ударами кнута Великана.
Эрл обернулся, понимая, что совершает страшную глупость. Однако его охватило что-то могучее, непреодолимое: ни один человек не заслуживает того, чтобы сгореть, скованным цепями. Такого не должно быть, с какой стороны ни смотри. Подобная смерть предназначается рабам. Схватив цепь, Эрл приставил к ней дуло револьвера 38-го калибра и выстрелил. Пуля разорвала одно звено, и Эрла обсыпало осколками металла. Старик повалился вперед. Подхватив тело, Эрл осторожно опустил его на пол, затем взял вторую цепь и разорвал ее той же самой мощной пулей 38-го калибра.
Подняв старика, Эрл направился к двери и вдруг увидел там вооруженного ружьем охранника.
— Это ты! Ты же должен был умереть!
— Не представляю, с чего ты это взял, — бросил Эрл.
Пламя ревело все сильнее, но человек, застывший в дверях, обезумел от ярости и не обращал на это внимания. Эрл понял, что пропал. Но тут раздался выстрел. Пуля попала охраннику прямо в лицо, и он рухнул как подкошенный.
Эрл обернулся. Вокруг никого не было видно. Господи, кто же стрелял? Но затем Эрл увидел в оконном стекле пулевое отверстие и, сориентировавшись по памяти, сообразил, что с этой стороны здания ярдах в трехстах находится одна из сторожевых вышек. Значит, Джек О'Брайан не дремлет.
Не выпуская из рук тела, Эрл добрался до лестницы, и тут у него за спиной обрушились прогоревшие половицы коридора. Стены, лишившись внутренней распорки, сразу же сложились внутрь. К гари и искрам, наполняющим воздух, добавилась едкая пыль битого кирпича, и дышать стало совсем трудно.
Выбравшись из пылающего «дома порки», Эрл положил тело старика в прохладную тень деревьев в нескольких сотнях ярдов от пожарища и преклонил колено. Конечно же, слов у него не было, ибо слова — это не его стихия. Эрл просто осторожно уложил тело.
— Я выполнил данное тебе обещание, — сказал он, обращаясь к покойнику. — За исключением той части насчет шлюх. Но теперь я сожгу здесь все дотла, и солнце, которое взойдет следующим утром, не застанет тут ничего, кроме призраков и пепла. Semper fi, старина.
Наверное, ему в глаза попали отлетевшие от места пожарища искры или сажа. Эрл зажмурился, борясь со слезой, затем встал и продолжил бой.
Он перебежал через двор, стараясь держаться в тени. По дороге ему попался один из охранников, в которых он стрелял. Раненый сидел на земле, истекая кровью и судорожно кашляя. Эрл опустился перед ним на колено.
— Это ты! — выдавил охранник. Его слова сопровождались хлюпающим свистом простреленного легкого. — Ты мертв!
Это был один из тех, кто, сидя в лодке, провожал взглядом погружение Эрла в черную воду.
— Вовсе нет. Как видишь, я жив-здоров. А теперь говори: где этот треклятый Великан?
— Сэр, я его не видел. Он оставался наедине со стариком, лупил его кнутом. Лупил каждую ночь, пять ночей подряд. Бил страшно. Я не хочу встретиться с нашим Творцом, имея грех на душе.
— Это не моя епархия. Где Великан?
— Наверное, удрал. Будь ты проклят, ты меня убил.
— Именно за этим я и пришел сюда. А теперь можешь умирать, ибо ты мне больше не нужен.
Эрл обернулся.
Повсюду вокруг разгорался пожар. Присмотревшись, Эрл определил, что Элмер уже поджег контору. Частые выстрелы вдалеке говорили о том, что Элмер и Билл добрались до казарм охранников.
Еще дальше равномерный треск карабина 270-го калибра Джека свидетельствовал о том, что старик продолжает свою работу, непоколебимый, как скала.
Эрл развернулся. Особняк до сих пор оставался нетронутым.
Пришла пора навестить господина начальника тюрьмы.
* * *
Кто это такие?
Убежав в сосновые заросли, Великан со стороны наблюдал за уничтожением колонии. Гремели выстрелы, падали люди, как мешки с кукурузой, выброшенные из кузова грузовика. Падали, чтобы больше не встать. Неизвестные, нагрянувшие в Фивы, умели стрелять.
Но дело было не только в умении стрелять. Главным была целеустремленность. В действиях нападавших не было колебаний и сдержанности; как сразу же определил Великан, прекрасно разбиравшийся в подобных вещах, максимальная сила была приложена с максимальной эффективностью, без оглядки на соображения морали.
Вся колония была охвачена пожаром. Контора успела сгореть дотла. Все архивы, все долговые расписки, все запасы, все то, на чем держались Фивы, превратилось в пепел и развеялось по ветру. Пламя вгрызалось в деревянное здание, пожирая его и то, что находилось внутри.
Особняк оставался нетронутым, но из него донеслись звуки выстрелов. Можно не сомневаться, кто-то прикончил начальника тюрьмы.
Приближался конец света.
Фивы были уничтожены.
После этой ночи возврата назад не будет.
Мгновенно определив, что означают выстрелы, Великан, оставив мертвого старика висеть в цепях, выскочил в коридор и наткнулся на двоих охранников, которые были убиты выстрелами в голову с большого расстояния. Это сразу же убедило его в том, что оставаться здесь и оказывать сопротивление будет смертельной ошибкой. Поэтому Великан выпрыгнул из окна в дальней части здания и прокрался через двор к деревьям под звуки гремевших со всех сторон выстрелов. Сначала он собирался направиться в казармы, поднять своих ребят, раздать им оружие из арсенала и организовать оборону. Но быстро понял, что и эта надежда исчезла; все было кончено, и единственный благоразумный выход состоял в том, чтобы постараться дожить до завтрашнего дня, оставив эту ночь незваным пришельцам. Кроме того, у Великана не было оружия, не было ничего, чем можно было бы драться, — за исключением, конечно, кнута.
Добежав до деревьев, Великан остановился, переводя дыхание. У него не было компаса; он сознавал, какие трудности ждут его впереди. Но, быстро прикинув, Великан сообразил, что через два дня сюда из Паскагулы поднимется тюремный пароход. Ему достаточно будет лишь продержаться это время, а затем выйти из укрытия, доложить о случившемся и снова обрести будущее.
Все его планы изменились в одно мгновение.
Это мгновение наступило, когда изнутри вспыхнул сам «дом порки». Мстительный огонь набросился на здание, оно стремительно окуталось дымом, а затем словно взорвалось. Пламя добралось до старой деревянной крыши и принялось пожирать ее с жадностью свиньи. За считанные секунды пожар охватил все здание, и вскоре половина дома обрушилась внутрь, поднимая облако пыли и искр.
Тут Великан перевел взгляд на противоположную часть здания и заметил выходившего из «дома порки» человека, который нес на руках тело.
Это был первый из нападавших, увиденных Великаном. Перед ним был ковбой в длинном плаще-пыльнике, широкополой шляпе и широких ковбойских штанах, жилистый, поджарый, с уверенными движениями.
Великан попытался разобраться в этом: ковбой. Отряд ковбоев. До этого момента ему не приходило в голову задумываться о том, кто его противник. Это должно было прийти позже; пока что главной была мысль, как остаться в живых. Тем не менее Великан поразился, увидев, что речь идет не о представителе правоохранительных органов в форме и не о восставшем негре; это был проклятый ковбой, пришедший из прошлого века или из кино. Именно ковбои и устроили эту ночь ада.
Затем до Великана дошло, кого несет в руках ковбой. Это было тело старика Окуня. Ковбой зашел в дом и вынес тело Окуня. И тогда Великан понял, кто это такой.
Богарт.
Великан был оглушен этим неожиданным открытием. В горле у него пересохло, сердце бешено заколотилось. Он отшатнулся назад, чувствуя раздирающую нутро бесконечную злость, к которой примешивался страх. У него задрожали колени, а следом за ними руки. На несколько мгновений Великан оцепенел, судорожно силясь понять эту новую реальность.
Как?
Как, черт побери?
Как, во имя всего святого?
Порывшись в памяти, он снова мысленно увидел, как этого человека поглощает черная река, как он скрывается под залитой лунным светом поверхностью воды, оставляя за собой струйку пузырьков. Еще никто и никогда не возвращался оттуда.
А может быть, это призрак? Видение, вызванное иллюзионистом? Мираж? А может быть, сам он теряет рассудок? Однако рассудок у него был не таким, какой можно потерять; слишком черствый, слишком прикованный к реальности, он не обладал достаточной хрупкостью, чтобы вырваться на свободу и устремиться навстречу безумию.
И тут Великан сообразил, что только что совершил величайшее открытие. Ибо если бы он внезапно столкнулся с Богартом лицом к лицу, то застыл бы на месте, оглушенный шоком, и тот нанес бы ему смертельный удар, пока он стоял бы на ватных ногах, беззвучно глотая ртом воздух. Но теперь ему известно: Богарту удалось каким-то образом вернуться, и в эту огненную ночь нет смысла ломать голову, как и почему это произошло.
Великан подумал, что сегодня он снова убьет Богарта. На этот раз он убьет его так, что тот больше уже никогда не восстанет из мертвых. Великан попытался прикинуть, где такое сможет произойти, где он сможет застать своего врага врасплох и убить его кнутом. Он забьет Богарта до смерти, как это уже не раз происходило с другими, потому что в этом ему нет равных. У Великана не было желания снова драться на кулаках с этим исчадием ада. С задачей великолепно справится кнут: разорвет Богарту кожу, отнимет у него волю, вырвет глаза, переломает руки. Богарт будет умирать от боли, настолько пронзительной и невыносимой, что он станет умолять о смерти, хотя она придет еще очень нескоро.
Вдруг до Великана дошло, как именно все произойдет и куда ему нужно направиться.
Он повернулся и скрылся в сосновых зарослях, испытывая что-то похожее на счастье.