В середине 1947 года Джефферсон Барнз, прокурор округа Полк, штат Арканзас, окончил свой жизненный путь. Старик отправился проводить отпуск в Хот-Спрингс, вывалился из одной из этих новомодных тележек для гольфа, скатился в водосточную канаву, извергая проклятия, и свернул шею о дренажную трубу. После этой трагедии его место занял Сэм Винсент, преданный помощник. В 1948 году на Сэма обратила внимание Демократическая партия (другой в западном Арканзасе не было), включившая его в один список с Гарри С. Трумэном и Фредом К. Беккером. Как и эти достойные люди, Сэм одержал убедительную победу. Таким образом, он наконец достиг цели, к которой стремился уже много лет. Сэм Винсент всегда хотел быть слугой закона, но сейчас он стал самим законом, и это было гораздо лучше.

Сэм, высокий мужчина сорока четырех лет, обладатель пышной шевелюры, отличался резкостью манер, которую никак нельзя было назвать обаянием. Он смущал своих собеседников пристальным взглядом и терпеть не мог дураков, идиотов, янки, политических авантюристов, людей малодушных и нарушителей закона. Он носил мешковатые костюмы, обсыпанные пеплом из трубки, и очки с толстыми стеклами и при ходьбе слегка подпрыгивал. Осенью он ходил на охоту, летом следил за игрой бейсбольной команды «Сент-Луис браунс» (когда у него было время, то есть почти никогда) и вязал искусственных мушек, хотя рыбу ловил очень редко. Все остальное время Сэм Винсент трудился как одержимый. Он являл собой классический пример американского трудоголика, который ставит работу настолько выше личной жизни, что для личной жизни почти не остается места. Своим безразличием Сэм оттолкнул от себя жену и детей; его требовательность сводила секретарей и помощников с ума, а следователи канцелярии шерифа терпеть не могли Сэма за то, что он постоянно находил работу и для них. В то немногое свободное время, которое у него оставалось, Сэм работал в призывной комиссии (за участие в Арденнской операции 1944 года он получил Бронзовую звезду), ездил по пяти соседним штатам, разговаривая с многообещающими выпускниками средних школ, собиравшимися поступать в его любимый Принстонский университет, раз в неделю играл в местном клубе в гольф с представителями окружных властей и поглощал в чрезмерных количествах бурбон восьмилетней выдержки. Он был со всеми знаком и пользовался всеобщим уважением. Прекрасный человек и настоящий американец, Сэм Винсент добился самого высокого процента обвинительных приговоров среди всех окружных прокуроров Аризоны, а также Оклахомы, Миссури и Теннесси.

Его не переизбрали. Больше того, он потерпел сокрушительное поражение от никому не известного адвоката Фебьюса Букинса, добродушного провинциала, от которого постоянно пахло джином. Букине думал только о том, как за время своего пребывания в должности обчистить государственный карман. Он называл себя реформатором, однако его первостепенная задача состояла в том, чтобы реформировать свой банковский счет в нечто более респектабельное.

Сэм совершил всего одну ошибку, однако такую, какую в его родном штате, да и, по правде говоря, почти везде не простили бы никому. В 1949 году Сэм вел в суде дело против некоего Уиллиса Бодайна, обвиненного в изнасиловании молодой женщины по имени Надин Джонсон. Дело было ничем не примечательное, за исключением того, что Уиллис был белый, а Надин — негритянка. Вообще-то кожа у нее была очень светлая, что называется, «кофе с молоком». К тому же Надин была вовсе не такой уж невинной, какой стремилась показать себя в суде. Однако факты есть факты, закон есть закон. Основные доказательства обвинения добыл Эрл Суэггер, в прошлом следователь в подчинении у Сэма, а к тому времени сержант полиции штата, знаменитый тем, что был удостоен высшей военной награды — Почетной медали Конгресса. Давая показания против Уиллиса, Эрл ничем не рисковал, ибо этот независимый упрямец не боялся никого и ничего, а к нему самому относились с уважительным страхом. Сэм, напротив, пошел на большой риск и потерял все, хотя Уиллис был осужден и отсидел шесть месяцев в Такерской исправительной колонии. А что касается Надин, ей пришлось уехать из города, потому что даже в своей среде ее считали шлюхой. Она перебралась в Сент-Луис и продолжала вести прежний образ жизни, что вскоре привело ее к роковому концу. Убийство чернокожей проститутки не вызвало никакого интереса.

Сэм Винсент горько переживал свое поражение. Если его родные решили, что отныне будут видеть главу семьи чаще, они ошиблись. Вместо этого Сэм снял небольшую контору на главной площади окружного центра Блу-Ай и стал проводить там все дни и почти все ночи. Он брался за любые мелкие дела, с которыми к нему обращались, но в основном вынашивал планы, как вернуть потерянную должность. Время от времени Сэм по-прежнему ходил на охоту вместе с Эрлом. Помимо Эрла единственным его другом была Конни Лонгакр, умница с Восточного побережья, которую самый богатый и самый никчемный наследник в округе привез с собой в тридцатые годы из Аннаполиса после неудачной попытки получить образование в местном университете и последовавшей затем провальной карьеры в военно-морском флоте. Конни быстро поняла, каким увлекающимся человеком является ее Рэнс, и, занимаясь воспитанием своего хулиганистого сына Стивена, сдружилась с Сэмом — он единственный из этой части Арканзаса бывал в театре на Бродвее, назначал свидание девушке под часами в Балтиморе и не считал Генри Уоллеса пешкой в руках Красного Кремля.

Сэм ни единого дня в жизни не был дураком. Он прекрасно понимал, что ему в первую очередь необходимо вернуть себе доверие белых. Поэтому он наотрез отказался заниматься делами, в которых были замешаны негры, даже если речь шла об иске одного чернокожего к другому. Для таких дел в городе имелся адвокат-негр, некий мистер Теополис Симмонс. А тем временем Сэм работал как вол, проводил агрессивную политическую кампанию, держал руку на пульсе всего происходящего в округе, подлизывался к местной аристократии, которая так вежливо показала ему на дверь, и старался держаться в центре внимания.

В один из июньских дней 1951 года с ним произошло необычное событие, не предвещаемое ничем ни за день, ни за неделю до этого. Сэм сидел один в своей конторе и изучал дело о наследстве фермера по фамилии Льюис, который скончался, не оставив завещания. Власти штата собирались конфисковать его поместье за неуплату налогов, вследствие чего жена и четверо детей Льюиса оказались бы низвергнуты из относительного достатка в полную нищету. Сэм собирался не допустить этого, вот только надо было придумать, как именно это сделать...

Он услышал, как открылась входная дверь. Работая на округ, Сэм всегда держал секретаршу, но сейчас, когда он стал сам себе хозяин, секретарши у него не было. Встав из-за стола, Сэм проложил себе путь сквозь густой табачный дым и открыл дверь в приемную. Там на диванчике сидел элегантный господин и рассеянно листал старый журнал «Лук».

— Сэр, вы договаривались о приеме? — спросил Сэм.

Незнакомец поднял взгляд.

Лицо, покрытое мягким загаром, свидетельствующим об отпуске на дорогом курорте, большая залысина на лбу, очень ухоженная внешность, неопределенный возраст — между тридцатью и пятьюдесятью. Общее впечатление достатка. Подогнанный по фигуре синий костюм в тонкую полоску, светло-кремовая рубашка и строгий черный галстук. Жемчужно-серая фетровая шляпа лежала на диванчике рядом; на ногах черные лакированные штиблеты, вероятно, сделанные на заказ, и носки с вензелями. Сэм обратил внимание на то, что штиблеты начищены до самых подошв, это свидетельствовало о работе профессионала — на железнодорожном вокзале, в гостинице или в парикмахерской.

— Увы, нет, мистер Винсент. Однако я с радостью договорюсь с вами о том, чтобы вы приняли меня в любое удобное время. Или, если хотите, подожду, пока вы освободитесь.

— Гм, — неуверенно произнес Сэм, почувствовав, что дело пахнет деньгами. — В настоящий момент я поглощен одним делом, мистер... э?..

— Моя фамилия Тругуд, сэр.

— Мистер Тругуд. Вы можете подождать несколько минут, пока я разберу бумаги и наведу порядок на столе?

— Разумеется. У меня и в мыслях не было вам мешать.

Сэм юркнул обратно в кабинет. Быстро собрав бумаги по делу Льюиса, он сунул их в папку и спрятал ее в ящик письменного стола. На столе царил полный разгром, и Сэм навел элементарный порядок, из чего следовало, что после ухода мистера Тругуда ему придется восстанавливать беспорядок. Однако он готов был признать, что щедрый, респектабельный клиент ему сейчас совсем не помешает, явившись хоть какой-то отдушиной от бедняков Льюисов, а также Дженнингсов, Джонсов, Смитов, Бопре, Диконов и Хьюстонов, заполнявших все обозримое будущее. Более или менее подготовившись, Сэм достал из ящика новую тетрадку и, подписав ее: «ТРУГУД», поставил число.

Он открыл дверь.

— Сэр, теперь я могу вас принять.

— Благодарю вас, мистер Винсент.

Изящным движением поднявшись с диванчика, Тругуд улыбнулся и вошел в кабинет, делая вид, что не замечает беспорядка, мусора, разбросанных папок, изъеденной молью оленьей головы и даже висящего в воздухе табачного дыма из вересковой трубки, буквально осязаемого на ощупь.

Пройдя следом в кабинет, Сэм указал Тругуду на стул. Пока он обходил стол, чтобы занять свое место, посетитель достал свою визитную карточку.

— Ага, — заметил Сэм, взглянув на карточку. — Вижу, мы с вами коллеги.

— Вы правы, — подтвердил посетитель.

Судя по визитной карточке, адвокат Дейвис Тругуд работал в юридической фирме «Моусли, Ваканнс и Дестин», 777, Северо-Мичиганское авеню, Чикаго, штат Иллинойс.

— Итак, мистер Тругуд, я полностью к вашим услугам.

— Благодарю вас, мистер Винсент. Позвольте заметить, я много о вас наслышан, и мне пришлось предпринять определенные усилия, чтобы вас разыскать.

— Сэр, я никуда отсюда не выезжал. Я не имел понятия, что слухи о моей деятельности вышли за пределы нашего маленького невежественного штата. И уж тем более не мог предположить, что они дошли до такого большого и образованного города, как Чикаго.

— Ну, сэр, возможно, так далеко слухи все же не дошли. Но они распространились по всему Югу или, точнее сказать, по определенной части Юга.

— И что же это за часть Юга, сэр?

— Тот Юг, который населен цветными, сэр. Неграми. Вас называют одним из немногих белых адвокатов, которые справедливо относятся к представителям чернокожей расы.

— Что ж, — ответил застигнутый врасплох Сэм, — если под этим понимать то, что в бытность мою окружным прокурором я обрушивал всю строгость закона на преступника, каким бы ни был цвет его кожи, это соответствует действительности. Я верю в закон. Но не спешите судить обо мне, сэр. Меня ни в коем случае нельзя считать борцом за расовое равноправие. Я не являюсь защитником гражданских прав негров и не собираюсь им становиться. Подобно многим, я считаю, что на долю американских чернокожих выпало много несправедливостей. Однако я также считаю, что исправление этого положения — процесс длительный. Я не сторонник того, что следует разрушить все до основания ради сомнительных моральных понятий, ибо это восстановит против меня представителей моей собственной расы, выплеснет гнев озлобленных белых на бедных негров и в конечном счете приведет ко всеобщей разрухе. Поэтому, мистер Тругуд, если вы считаете меня человеком, способным возглавить крестовый поход, потребовать пересмотра закона, бросить перчатку, сжечь мосты, спеть гимн или совершить какой-нибудь другой подвиг, должен вас предупредить: вы ошибаетесь.

— Мистер Винсент, благодарю вас за искренность. Должен признаться, большинство адвокатов-южан предпочитают разговаривать на каком-то особом языке, понять который может только выпускник «Старой мисс» или университета Алабамы. Вы, сэр, по крайней мере, прямо выражаете свои мысли.

— Я нахожу в этом удовольствие. Вероятно, это следствие того, что я получил образование на Восточном побережье.

— Замечательно, сэр. Итак, перейдем к делу. Мне нужен поверенный, который отправился бы в один маленький городок в провинциальной глубинке Юга и навел там кое-какие справки частного характера. Этот человек должен быть чрезвычайно умным, обладать определенным обаянием, быть упрямым, как наш Господь, и абсолютно неподкупным. Кроме того, он должен быть достаточно храбрым или хотя бы не пасовать, столкнувшись с проявлением враждебности. Этот человек также должен уметь одинаково свободно общаться с представителями различных рас — белыми и неграми. Он должен уметь ладить с сотрудниками правоохранительных органов определенного типа — такими, которые сначала сбивают с человека шляпу, а уж потом разговаривают с ним. Вознаграждение за эту работу, которая продлится примерно неделю, будет весьма высоким, учитывая сложность порученного дела. Полагаю, у вас нет никаких моральных предубеждений против высокого вознаграждения, не так ли, мистер Винсент?

— Высокое вознаграждение. В моей карьере эти два слова крайне редко встречаются в одном предложении. Да, мистер Тругуд, пожалуйста, продолжайте. Мое внимание всецело принадлежит вам.

— Благодарю вас, сэр. Мне поручено проследить за тем, как будет выполнена последняя воля одного довольно состоятельного жителя Чикаго, умершего некоторое время назад. В течение многих лет у этого человека находился в услужении некий негр по имени Линкольн Тилсон.

Сэм записал в тетрадке: «Негр Линкольн Тилсон».

— Этот Линкольн Тилсон преданно охранял имущество моего клиента, — продолжал Тругуд, — был мастером на все руки, а также выполнял обязанности телохранителя, садовника и личного шофера. Своим живым и веселым характером он поднимал настроение моему клиенту, в какой-то степени способствуя его крайне успешной деловой карьере.

— Я вас внимательно слушаю, сэр, — сказал Сэм.

— Пять лет назад Линкольн Тилсон наконец решил удалиться на покой. Мой клиент выделил ему сумму — весьма значительную — и тепло распрощался с ним. Он даже отвез своего бывшего слугу на центральный вокзал штата Иллинойс к поезду до Нового Орлеана. Таким образом, Линкольн проделал в обратном направлении тот самый путь, каким много лет назад приехал на Север, ибо старый негр мечтал о том, чтобы вернуться к простым наслаждениям жизни на Юге. Линкольн возвратился в свой родной городок Фивы в округе Фивы, штат Миссисипи.

Записав это, Сэм заметил вслух:

— Если так можно выразиться, вот уж самая что ни на есть провинциальная южная глубинка.

— Вы совершенно правы, сэр.

Название Фивы вызвало в памяти Сэма смутный образ. Он вспомнил, что Фивы были городом в Древней Греции, и довольно большим, из-за которого в античном мире часто велись войны. Почему-то в сознании Сэма с этим городом ассоциировалась цифра «семь».

— Вижу ваше недоумение, сэр, — сказал Тругуд. — Вы человек образованный и, несомненно, вспомнили трагедию древнегреческого драматурга Эсхила «Семеро против Фив». Смею вас заверить, в данном случае нет речи ни о какой армии под предводительством семерых героев. У Фив из штата Миссисипи нет ничего общего с местом действия трагедии Эсхила. Это сонный негритянский городок в верховьях реки Яксахатчи, притока реки Паскагулы. В окрестностях Фив расположена знаменитая, точнее, печально знаменитая тюрьма для цветных, которая называется Фиванской колонией.

— Совершенно верно, — подтвердил Сэм. — Тюрьма пользуется легендарной известностью среди чернокожих преступников, с которыми я часто сталкивался в молодости, работая окружным прокурором. «Никто не хочет попасть в Фивы, — говорили они. — Из Фив не возвращается никто, никогда и никак». Или что-то в этом духе.

— Похоже, по простоте душевной негры путали Фивы с царством Аида. Да, Фивы никак нельзя назвать приятным местом. Никто не хочет попасть в Фивы.

— Однако вы хотите, чтобы я туда отправился. Именно поэтому вознаграждение будет таким высоким?

— Ну, во-первых, нужно принять в расчет трудности с дорогой. Вам предстоит нанять в Паскагуле лодку, а путешествие вверх по реке будет очень нелегким. Река, насколько я понимаю, глубокая и мутная; ее окружают негостеприимные болота. В Фивы ведет единственная сухопутная дорога через эти самые непроходимые болота; ее размыло несколько лет назад, и округ Фивы, который нельзя назвать богатым, никак не может собраться начать ремонт.

— Понимаю.

— Условия размещения в Фивах будут самые примитивные.

— Во время последней заварушки в Европе мне не раз приходилось спать в сараях, мистер Тругуд. Я могу снова какое-то время пожить в сарае, худо мне от этого не станет.

— Превосходно. Ну а теперь перейдем собственно к вашей задаче. Наследство моего клиента — как я уже говорил, весьма значительное — зависло в воздухе, потому что мистера Линкольна Тилсона, похоже, больше не существует. Я предпринимал попытки связаться с администрацией округа Фивы, но безрезультатно. По телефону мне отвечали какие-то недоумки — когда телефонная связь работала, что случалось крайне редко. Ни на одно письмо до сих пор не получен ответ. Судьба Линкольна Тилсона неизвестна, и поэтому солидный капитал оказался замороженным, к огромному недовольству алчных и никчемных наследников моего клиента.

— Понимаю. Моя задача будет состоять в том, чтобы разыскать или самого Линкольна, или свидетельства о его судьбе. Какой-нибудь документ или что-нибудь подобное?

— Да. Для этого придется иметь дело с неохочими до разговоров южанами. Мне, разумеется, нужен человек, знающий их язык или, точнее, диалект. Услышав в моем голосе чикагское произношение, эти люди тотчас же окаменеют. Их глаза станут мертвыми. Они лишатся способности слышать. Одним словом, мгновенно деградируют по эволюционной лестнице обратно в неолит.

— Все может произойти и так, но на самом деле южане — честные и добрые ребята, и если вы не будете выпячивать свое северное превосходство и вместо этого потратите время на то, чтобы вслушаться в их неторопливую речь, они, скорее всего, вознаградят вас искренней дружбой. Вероятно, тут есть что-то еще?

— Действительно есть. — Тругуд указал на свой изящный костюм, на лакированные ботинки, английский галстук. В золотых запонках красовалось по сапфиру приличных размеров, каждый из которых, вероятно, стоил больше, чем Сэм заработал за последние полгода. — Я для них совершенно другой человек, и в некоторых частях Юга — скажем, в Фивах — это различие не останется незамеченным.

— У вас броская внешность, но так и должен выглядеть светский человек.

— Боюсь, именно это их и оскорбит. И, честно говоря, я отнюдь не храбрец. Мое место — письменный стол в кабинете. Поединок с оппонентом, быстрота реакции, столкновение воли — это не для меня. Умный человек понимает пределы своих возможностей. В детстве я никогда не любил драться и всячески избегал спортивных соревнований.

— Понимаю.

— Вот почему я покупаю не только ваш ум, но и ваше мужество.

— Вы меня переоцениваете. Я совершенно обычный человек.

— Во время последней войны вы удостоились боевой награды.

— На этой войне почти все были героями. Мне довелось видеть настоящую храбрость; я же лишь делал то, что должен был делать.

— Вижу, я сделал абсолютно правильный выбор.

— Надеюсь, сэр.

— Благодарю вас, мистер Винсент. Вот сумма вознаграждения, которое я хочу вам предложить.

Написав цифру на обороте визитной карточки, он протянул ее Сэму, и у того перехватило дыхание.

— Похоже, вы посылаете меня своим поверенным прямо в ад, — заметил Сэм. — Но, надо признать, вы щедро за это платите.

— Уверяю вас, вы честно отработаете эти деньги до последнего гроша.