Ни луны, ни ветра. Собаки не лаяли. Казалось, в Фивах, штат Миссисипи, стоит еще одна тихая, спокойная ночь в долгой цепочке таких же жарких, душных летних ночей, похожих одна на другую.

Эрл, сидевший на корточках за проволочным ограждением, сверился с часами. Он был одет не по сезону, а скорее для боя: высокие, тяжелые охотничьи ботинки, темно-синий свитер, шапочка, лицо, выпачканное грязью. В ножнах на бедре нож. Часы на запястье перевернуты, чтобы скрыть блеск фосфоресцирующего циферблата.

По его прикидкам, «коктейль Молотова» из солярки и натертого в порошок мыла с запалом из зажженной сигареты, вставленной в пропитанную горючей смесью тряпку в горлышке, ровно через минуту взорвется в заброшенном здании на окраине Фив, меньше чем в полумиле отсюда. Пламя быстро распространится по убогому строению, воспламенив пороховые фитили, которые, в свою очередь, приведут огонь к хлопушкам, сооруженным из патронов 45-го калибра. Несколько секунд будет казаться, что в Фивах происходит ожесточенная перестрелка. Постройка сгорит дотла; когда пламя доберется до сердцевины толстых досок на крыше, ночную тишину прорежут еще несколько выстрелов.

Эрл рассчитывал, что подручные шерифа поднимутся на ноги за считанные секунды. Что-что, а дело свое они знают. Шериф Леон вышколил их реагировать немедленно на любые чрезвычайные ситуации. Оседлав коней, помощники через пару минут умчатся в город отражать нападение неведомого врага. После этого Эрл ворвется в арестантскую камеру, уложит всех тех, кто там окажется, и освободит Сэма. Они скроются в лесу. Однако передышка окажется очень недолгой. Эрл понимал, что надо будет успеть как можно дальше оторваться от собак.

Он снова взглянул на часы, и у него мелькнула мысль: сколько раз за последние годы он уже сверялся с часами в темноте, ожидая, когда наступит определенный момент, когда будет подан сигнал и начнется что-то такое, что посчитал необходимым кто-то посторонний. Но сейчас наконец Эрл сам определил, что ему необходимо сделать. Он должен спасти человека, которого любит больше всех на свете, иначе жизнь для него потеряет всякий смысл. Вот как работала его мысль, и только так она и могла работать. Эрл не колебался ни секунды, не рассматривал другие возможности, не испытывал сомнений, тревоги, соблазна воспользоваться более легким путем, и если он и знал чувство страха, оно было запрятано глубоко под агрессивной решимостью, вызванной силой воли, — это умение сосредоточиться на главном Эрл считал подарком судьбы.

Его с Сэмом связывали неразрывные узы. В детстве, о котором Эрл предпочитал не вспоминать, во всем отвратительном мире только Сэм проявлял к нему доброту и нежность, гораздо большую, нежели родной отец Эрла, шериф. Суэггер-старший по нескольку раз в неделю ремнем для правки бритв вбивал волю Господа и слово баптистской Библии в Эрла, его брата и мать. Но Сэм оставался неизменно добрым и ласковым и однажды даже упрекнул отца Эрла в чрезмерном рвении наказывать.

Прошли годы; Эрл отслужил в морской пехоте и, вернувшись с большой войны, оказался втянут в новую, в Хот-Спрингсе, где опять был на волосок от смерти. И снова Сэм пришел к нему на помощь. Разыскав Эрла, он сказал ему:

«Так, Эрл, у меня есть одна вакансия. Мне нужен следователь в округе Полк. Денег много не обещаю, но ты будешь работать в правоохранительных органах, и я постараюсь замолвить за тебя словечко. Молодой человек, я хочу, чтобы ты работал на меня. Я не хочу, чтобы с тобой произошло какое-нибудь несчастье».

Вот как случилось, что они проработали вместе несколько лет, и Эрл наконец начал понимать, что в каком-то смысле — это нельзя было бы найти ни в одной книге, но он это чувствовал, знал, несмотря на все то, что пишут в книгах, — Сэм стал ему тем самым отцом, о котором он всегда подсознательно мечтал. Разумеется, Эрл не смог бы выразить это словами, ибо слова обманчивы и никогда не означают именно то, что сказано, или, еще хуже, никогда не выражают тот смысл, который в них вкладывают. Но Сэм был человек честный, справедливый и убежденный, трудолюбивый, как пчела; именно Сэм помог Эрлу взять в банке кредит, чтобы привести в порядок старый отцовский дом. Сэм относился к мальчику Эрла скорее как к родному внуку, чем как к сыну подчиненного, и искренне любил Боба Ли, а тот отвечал ему взаимностью.

Так что сейчас, черт побери, мы пойдем до конца, не оглядываясь назад, и сделаем то, что должны.

Эрл снова взглянул на часы. Да, вот-вот должно уже...

Вдалеке прогремел взрыв. Это был даже не столько взрыв, сколько свидетельство вырвавшейся на свободу огромной силы. Над деревьями поднялось зарево, и через мгновение послышался треск петард — Эрл сделал их двадцать пять из тридцати патронов, с трудом вытащив из гильз пули и залепив отверстия глиной. Канонада получилась славной; в целом создалось ощущение, что банда Долтона решила одновременно ограбить два банка в городке, в котором банков не было и в помине.

На глазах у Эрла большое бревенчатое строение ожило. Кто-то завел генератор, повсюду вспыхнул яркий свет. Один помощник шерифа, за ним другой, потом сразу трое или четверо выскочили на улицу, чтобы узнать, в чем дело. Кто-то начал колотить в большой гонг, и на короткое мгновение все это показалось почти смешным — Эрлу даже пришло на ум выражение «пожарная тревога по-китайски». Полицейские во главе с шерифом растерянно высыпали во двор, пытаясь понять, что происходит.

По дороге примчался патрульный. Влетев во двор, он с трудом осадил взмыленную лошадь и начал кричать:

— Лавка Сеттера горит, и кто-то палит оттуда из нескольких стволов. Я не знаю, что там; наверное, ниггеры задумали поднять восстание!

— По коням! — заорал шериф. — Надо пресечь бунт в корне, иначе черномазые обезумеют, и тогда справиться с ними будет нелегко. Шевелитесь, мерзавцы, и живо скачите туда!

Помощники оседлали коней и проверили оружие; зарядили револьверы, вставили патроны в магазины карабинов, передернули затворы, взвели курки, — а затем без лишней суеты маленький отряд выехал за ворота и умчался по дороге, оставив за собой облако пыли.

Эрл расположился под таким углом к строению, чтобы на него выходило как можно меньше окон. В то же время он понимал, что ему нельзя красться или, напротив, торопиться. Поднявшись с земли, он уверенно направился вперед, полагая, что в обшей суматохе никто не обратит на него внимания и тем более не заметит, что у него одна лодыжка обмотана нательной рубахой Сэма. Он прошел во двор.

Едва он успел спрятаться за дом, как второй отряд всадников, на этот раз ведомый самим шерифом, умчался вдогонку за первым. Возможно, участок полностью опустел; возможно, здесь еще оставались люди.

Эрл быстро отыскал сарай, в котором усердно работал дизель-генератор, чихая в небо сизым дымом. Он опустился на корточки и открутил крышку горловины топливного бака. Отвязав скомканную рубаху от ноги, Эрл скатал ее в тонкий рулон и засунул в горловину бака так, чтобы кончик окунулся в солярку. Он знал, что горючая жидкость будет впитываться в волокна ткани до тех пор, пока не пропитает ее всю. Не ограничившись этим, Эрл достал разрезанную пополам сигарету, зажег ее, сделал глубокую затяжку и вставил в скомканную хлопчатобумажную материю. Пока сигарета будет тлеть, солярка будет впитываться в ткань, поднимаясь вверх. Через две минуты (Эрл засек по второй половине сигареты) огонь встретится с соляркой, топливный бак вспыхнет, и копам придется уже думать о двух пожарах, причем второй будет пожирать их собственное имущество.

Выйдя из сарая, Эрл обогнул дом и вошел в арестантскую камеру. Он хотел проскользнуть незамеченным, но пожилой охранник стоял у окна и смотрел на пожар, сжимая в руках обрезанную двустволку. Старик дымил сигарой, растерянно переминался с ноги на ногу, облизывал пересохшие губы и не отрывал взгляда от разгорающегося вдалеке зарева. В каждом его движении сквозило беспокойство.

Эрл достал нож. Ощущение знакомой тяжести в руке, прикосновение гладкой поношенной кожи рукоятки вселили в него уверенность. Он точно знал длину лезвия и то, на что оно было способно.

Он быстро приблизился к старику сзади, сжимая рукоятку ножа.

Эрл нанес удар, и старик упал.

Удар был нанесен металлическим набалдашником на конце рукоятки в то место, где челюсть встречается с черепом, на дюйм по косой ниже уха. Удар получился сильным, ошеломляющим. Свет померк в глазах старика еще до того, как он опустился на пол; обрез с грохотом откатился в сторону. На добрых пять минут охранник был обезврежен.

Подойдя к столу, Эрл схватил ключи и отпер камеру Сэма. Тот молча оделся и даже завязал галстук. Его глаза были широко раскрыты в предчувствии опасности, дышал он часто и неглубоко.

— Пошли, — прошептал Эрл, и они выскочили за дверь.

Сэм, шатаясь, побрел было в ночную темноту, но Эрл решительно схватил его за руку.

— Мы должны выйти через ворота, держась следа, оставленного лошадьми. Если увидите кучу конского навоза, постарайтесь в него наступить. Вы все поняли?

— Как я могу увидеть кучу навоза? Я не разгляжу даже...

Бабах!

Взрыв прозвучал приглушенно; ночное небо разорвал яркий луч, поднимающийся вверх, освещая все вокруг. Взлетев достаточно высоко, луч разделился и рассыпался во все стороны тысячами огненных цветков, которые тотчас же принялись пожирать все вокруг. Крытая рубероидом крыша вспыхнула мгновенно. В свете зарева Эрл и Сэм быстро нашли ворота и выбежали в них по следу разгоряченных лошадей, усыпанному комками навоза.

— Сюда! — заорал Эрл.

Свернув с дороги, они углубились в лес. Густые заросли переплетающихся сосен в темноте казались сплошной непроходимой стеной. Но Эрл отыскал склон именно там, где тот и должен был находиться, и, поднявшись на вершину невысокого холма, сориентировался на восток. Там, за небольшой прогалиной, снова вставала стена деревьев. В одном месте Эрл остановился, включил на мгновение фонарик, поводил лучиком вокруг и нашел привязанный к стволу сосны моток веревки. Подбежав к дереву, он достал нож, освободил моток и засунул его за пояс.

— Сюда, черт побери, и не отставайте от меня. Нам предстоит дальняя дорога. Необходимо пройти за десять часов около двадцати миль. Вы выдержите? Потому что я не смогу тащить вас на себе, мистер Сэм.

— Эрл, я буду бежать до тех пор, пока не свалюсь замертво. Ты замечательный человек. Америка должна гордиться тобой.

— Это вряд ли, Но я собираюсь вытащить вас из этого дерьма, так что в путь!

И они углубились в лес, останавливаясь через каждые сто ярдов, чтобы Эрл мог отыскать на деревьях привязанные мотки веревки.

Пожар потушили только к рассвету, но к этому времени собаки уже взяли след.

— Далеко ему не уйти, — заверил шерифа Леона Перец, — Мои собачки быстро его догонят. К полудню они уже вцепятся ему в задницу, шериф, а в четыре часа вы сможете снова заковать его в наручники, а я вволю попинаю его ногами за ту шишку, которую он мне поставил.

Перец был тем самым пожилым охранником, которого оглушили ударом в ухо. Вся правая сторона его лица распухла, словно мяч. У него раскалывалась голова, и к тому же, получив удар, он от неожиданности проглотил откушенный кончик сигары. Это было самое худшее: целый час после этого Перец отхаркивал бурую слизь и теперь видеть не мог табак. Так что у него было на сбежавшего янки два зуба: один — за шишку под ухом, другой — за проглоченный кончик сигары.

— Да, сэр, собачки вцепятся в его арканзасскую задницу!

Но шериф не разделял подобной уверенности.

Он понимал, что тут не обошлось без второго, и этот второй, судя по всему, был очень хитрым и опасным противником. Шериф чувствовал, что его обвели вокруг пальца. Пожар в городе, как выяснилось, на самом деле свелся к одному заброшенному дому, сгоревшему под аккомпанемент петард, сделанных из патронов 45-го калибра. Умный ход. Неизвестный тщательно подготовился к тому, что ему предстояло сделать.

Пока помощники шерифа прятались за деревьями, высматривая своих противников среди пылающих бревен, неизвестный вернулся на форпост, заложил бомбу замедленного действия в генератор и освободил этого проклятого адвоката из Арканзаса.

Шериф только никак не мог взять в толк, почему неизвестный не прикончил собак. Он должен был проникнуть на псарню и перерезать горло всем двадцати псам. Почему он этого не сделал?

— Хорошо, — сказал шериф. — Все захватили с собой спальные мешки? Может статься, погоня будет долгой.

Все помощники уже переобулись в высокие башмаки на шнуровке, поскольку в лесной чаще не проехать верхом, и все закинули за плечи рюкзаки. Их действия были четкими и слаженными. Помощникам уже приходилось охотиться на людей. Все были вооружены карабинами.

— Шериф, не хотите, чтобы я отправился в колонию и предупредил о беглеце начальника тюрьмы и Великана? У них тоже есть хорошие ищейки.

— Проклятие, у них собаки ничуть не лучше моих, — вмешался Перец. — Мои собачки опередят этих шелудивых псов из колонии, даже не запыхавшись. В любой день, хоть в воскресенье, хоть в День Победы. Да, сэр, с моими собачками никто не сравнится.

Шериф пропустил мимо ушей бахвальство Перца. Он подумывал известить о случившемся начальника тюрьмы и Великана, чтобы в погоне за беглецами смогла принять участие и охрана тюрьмы. Среди охранников тоже есть профессиональные охотники за людьми, которым уже не раз приходилось выслеживать сбежавших ниггеров. Но нет: это значит, придется договариваться, согласовывать действия, назначать места встреч на петляющих лесных тропах, а раций ни у кого нет, так что можно наломать дров. Иногда бывает, что чрезмерное обилие охотников за людьми приводит к тому, что они начинают охотиться друг за другом.

— Нет, мы имеем дело всего с одним человеком, возможно, с двумя. Им предстоит бежать через незнакомый лес, к цели, в которой они не уверены. Мы же знаем наши места, и у старика Перца достаточно хорошие собаки. Трогайтесь в путь, ребята. И я вот что еще вам скажу: человек, который спасается от правосудия после того, как поджег правительственное здание, готов на все. Он не остановится ни перед чем, лишь бы избежать справедливого возмездия. Так что если поймаете его в прицел, нажимайте на курок. Хорошо? Вы все поняли? Стреляйте на поражение. От этого типа с самого начала пахло неприятностями, и цацкаться с ним не стоит. А теперь шевелитесь!

Отряд начал преследование. Шесть лучших ищеек Перца рвались с поводков, опьяненные сильным запахом Сэма, приставшим к земле. Неистово принюхиваясь, они пробежали по следу вокруг сгоревшего здания и пересекли двор, направляясь к ограде из колючей проволоки, под которой, судя по всему, пролез беглец.

Шериф приказал перерезать проволоку, ибо теперь, когда погоня уже началась, он не хотел терять времени на то, чтобы вернуться назад к воротам и обойти вдоль ограждения. Один за другим помощники пролезли в дыру. Последним выбрался шериф.

— Шериф, спустить собак?

— Спускай, Перец. Пусть порезвятся.

Перец щелкнул языком, обращаясь к собакам на каком-то одному ему известном собачьем наречии, и матерый черный кобель, вожак стаи, поборов инстинкт, успокоился и застыл на месте. Следом за ним угомонились и остальные собаки.

Перец обошел их, освобождая от поводков; и хотя инстинкт призывал собак броситься вперед, псарь своей жестокостью приучил их к беспрекословному повиновению. Собаки оставались на месте, сдерживая свои устремления: они понимали, что иначе их ждет хорошая взбучка.

Наконец Перец крикнул: «Пошли!», и шесть собак рванули с места, словно скаковые лошади, услышавшие выстрел стартового пистолета. Возбужденно тявкая, они понеслись по следу, от которого пахло Сэмом, и с оскаленными пастями, работая упругими мышцами, нырнули в чащу.

— О, мои собачки чуют след, — довольно заметил Перец. — Только посмотрите, как резво они побежали. Эти прирожденные охотники взяли след нашего адвоката. Ему от них никуда не деться!

Собаки плотной сворой неслись вперед — настолько сильным был запах Сэма, и на мгновение шериф позволил себе облегченно расслабиться.

Запах такой сильный. Собаки идут по следу так уверенно. Все будет очень просто.

Но внезапно свора словно наткнулась на невидимое препятствие. Все собаки разбежались в разные стороны. Одна умчалась в густые кусты, другая повернула назад, две принялись злобно лаять на деревья, а еще две просто застыли на месте, жалобно скуля. Собаки остановились, не успев даже начать погоню.

— В чем дело? Собаки потеряли след?

— Проклятие! — в сердцах выругался старик Перец. — Черт бы побрал этого хитроумного ублюдка!

— Что случилось?

— Он оставил ложный след. Завел собак сюда, где буквально все перепачкано его арканзасским запахом! Должно быть, у него была одежда или еще что-нибудь, и он сварганил здесь настоящую ловушку из запаха. Мои собачки потеряли голову! Дело не в том, что здесь нет следа; как раз наоборот, следов тут больше, чем нужно.

Шериф ощутил, как внутри у него поднимается бессильная ярость, словно нарастает давление раскаленного пара.

— Черт бы его побрал! Черт бы побрал этого подлого мерзавца!

— А этот адвокат хитер, — заметил Опи Браун, один из молодых помощников.

— Адвокат тут ни при чем. Разве ты не видишь, что это дело рук другой птички? Кто-то второй следил за нами и все продумал. Как ты думаешь, кто поджег заброшенную лавку? Господь Бог?

— Нет, сэр.

— Перец, что будем делать?

— Что ж, сэр, придется начать с самого начала. Будем ходить вокруг ограждения до тех пор, пока мои собачки не обнаружат истинный след, и только потом можно будет идти вперед.

Шериф понял, что на это, возможно, уйдет несколько часов: преследователям вместе с собаками придется медленно кружить вокруг форпоста до тех пор, пока одной из собак не удастся учуять настоящий след Сэма, не тронутый буйством запахов ложных следов.

Лишь после этого можно будет возобновить погоню.

— Шериф, мы его возьмем! — воскликнул Опи. — Черт побери, не сомневайтесь, мы его обязательно возьмем!

Заготовленные мотки веревки закончились слишком рано.

— Проклятие! — вполголоса выругался Эрл.

— В чем дело?

— Мы опережаем график.

В лесу было еще слишком темно. Со всех сторон беглецов обступали уходящие ввысь силуэты деревьев, которые человек с несдержанным воображением мог бы принять за чудовищ, готовых на него наброситься, или за призраков надвигающегося апокалипсиса. Но у Сэма просто отсутствовало воображение, которому он мог бы дать волю, а Эрл был полностью сосредоточен на самом необходимом. Хотя позади начинал брезжить рассвет, до восхода солнца оставалось еще больше получаса.

— Но это же хорошо, разве не так? — спросил Сэм, пытаясь отдышаться.

— Нет, это плохо. Это означает, что нам просто придется сидеть на месте, черт возьми, и ждать, пока не станет светло настолько, чтобы идти по компасу.

— Разве ты не можешь...

— Нет, сэр. Видимость слишком ограниченная, и я не могу прокладывать азимут по компасу. Нам придется сидеть здесь до тех пор, пока не появится возможность различать ориентиры на удалении по крайней мере полумили.

— Мы опередили преследователей на несколько часов, и они не смогут гнаться за нами верхом.

— Сэр, вы будете удивлены, узнав, как быстро могут двигаться люди, когда у них есть на то веские причины. А у этого шерифа причин больше чем достаточно. Его унизили и оскорбили в его собственном крохотном мирке, и он ни в коем случае не может допустить, чтобы это осталось безнаказанным, потому что вся его власть основана на том представлении, что он самый умный, самый хитрый, самый крутой сукин сын в здешних местах. Я видел то же самое в своем отце: такое же ослиное упрямство, помноженное на тщеславие. Шериф Леон в кровь разобьется, чтобы нас поймать, а мы застряли тут на целых полчаса. Как вы себя чувствуете?

— Я? Да ничего. Мозоль натер.

— У меня есть бинты и аспирин, но все это спрятано в тайнике, до которого еще несколько миль. Потом вам полегчает.

— Хорошо. К сожалению, у меня не те ботинки, чтобы совершать длительные пешие прогулки.

Они, не сговариваясь, посмотрели на ноги Сэма, обутые в кожаные штиблеты фирмы «Брукс бразерс» из Сент-Луиса, красивые, цвета красного дерева, свидетельство того, что их обладатель добился успеха в жизни. Но в этом диком, сыром лесу они выглядели до смешного не к месту.

— Что ж, вам придется немного потерпеть, — заметил Эрл. — Если все будет в порядке, через пару дней вы вернетесь домой и обнимете своих детей.

— Черт с ними, с детьми. В первую очередь мне хочется повидаться с Конни Лонгакр.

— Конни отличная девушка...

— Эрл, пережив такое, начинаешь задумываться о жизни, и я...

— Мистер Сэм, только не сейчас. Молчите. Поберегите силы. Вам они потребуются все до последней капли, прежде чем все это останется позади.

Через двадцать минут наконец стало светло настолько, что Эрл смог наметить азимут на ориентир на местности, и беглецы снова тронулись в путь. Еще через час они обнаружили вещи Эрла, спрятанные в высокой, густой траве за упавшим деревом.

Отвинтив крышку фляги, Эрл разрешил Сэму сделать большой глоток. Он достал из рюкзака чистые сухие носки и бинт. Разувшись, Сэм снял носки и выбросил их. Перебинтовав ногу, он надел сухие носки и с трудом натянул узкие, промокшие штиблеты.

— Ничего страшного, — успокоил его Эрл. — Они кожаные, разносятся, и вам будет удобнее.

Порывшись в рюкзаке, он достал пистолет 45-го калибра, несколько лет назад прошедший небольшую модернизацию: к ствольной коробке был приварен новый большой прицел, а на рычажке предохранителя появилось что-то вроде полочки.

— Вот, это вам.

— Эрл, я не могу принять у тебя оружие. Я не имею права никого убивать, завоевывая себе свободу. Этим я лишу законной силы все то, ради чего я столько лет боролся, а именно сам закон.

— Мистер Сэм, — сказал Эрл, извлекая из густой травы карабин «винчестер» в чехле, — и много вы здесь насмотрелись закона? Мы предоставлены сами себе, и никакой закон нам не поможет.

— Эрл, я знаю, что ты человек строгих моральных принципов, честный, порядочный. Тебя считают лучшим полицейским штата, и я знаю, что и во время войны ты сделал немало для того, чтобы приблизить победу. Однако сейчас я поражен тем, как быстро и легко ты переметнулся на другую сторону. Я начинаю опасаться, что твой несравненный дар нестандартно мыслить и решительно действовать, твои способности, значительно превосходящие способности большинства людей, можно обратить как на добро, так и на зло. Надеюсь, твой мальчик растет, перенимая у тебя только лучшее, и если у тебя будут еще сыновья, надеюсь, они не свернут на кривую дорожку несправедливости.

— Вы готовы? — спросил Эрл, укладывая пистолет обратно в рюкзак.

— Эрл, ты не должен никого убивать из этого карабина. Убив человека, ты переступишь закон.

— Мистер Сэм, я убью человека только в самом крайнем случае, когда речь будет идти о том, чтобы вас спасти. Но к собакам это не относится. Вероятно, мне придется пристрелить двух-трех. Удовольствия это мне не доставит, но, если потребуется, я это сделаю.

Как раз в этот момент вдалеке послышался нестройный лай.

— О господи, — пробормотал Эрл, — похоже, охота продолжается.

Собаки что-то учуяли.

— Собачки взяли след. Да, они взяли след.

Характер лая изменился. Теперь это уже не было растерянное тявканье сбитых с толку животных, которые подавали голос только для того, чтобы немного развлечься, и просто потому, что это заложено в них природой. Лай стал сосредоточенным, злобным, громким.

Выбежав на поляну, люди обнаружили, что собаки обступили одно дерево.

— Да, сэр, клянусь богом, мои собачки нашли это дерево, сами видите, ха! — восторженно воскликнул Перец. — Этот сукин сын от них не уйдет, да, сэр, он не уйдет от моих замечательных собачек!

Доберманы кружили около высокой сосны. Трое делали стойки, двое прыгали на ствол, яростно скалясь. И лишь огромный вожак держался в стороне, всем своим видом показывая, что не одобряет подобную несдержанность.

— Отлично, ребята, — крикнул шериф, — заходим с двух сторон, только осторожно...

Первая пуля, выпушенная из «винчестера», ушла в густую сосновую хвою, и тотчас же началась беспорядочная пальба. Дерево мгновенно окуталось облаком коры и искрошенных иголок, выбитых пулями. Прицельный выстрел попал в основание ветки, и она сломалась под собственной тяжестью.

— Прекратите огонь, черт бы вас побрал! — заорал шериф Леон.

Один за другим помощники перестали стрелять.

— Черт возьми, укрывайтесь за деревьями и держите эту сосну под прицелом. Подождем и посмотрим, кого вы подстрелили.

Помощники рассыпались, прячась за стволами сосен, а собаки, разбежавшиеся после первых же выстрелов, вернулись к огромному дереву и снова принялись озлобленно лаять на него.

Подождав еще минуты три, шериф медленно достал из кобуры «смит-вессон» 38-го калибра.

— Прикройте меня.

— Да, сэр.

— Чтобы они не подстрели меня ненароком, слышите?

— Да, сэр, — ответил за всех Опи.

Шериф стал осторожно приближаться к сосне. Ветеран перестрелок с преступниками — он служил в полиции Нового Орлеана, пока в 1932 году не был уволен по обвинению в коррупции, после чего начал новую карьеру в охране тюрьмы в Фивах, которая и привела его в конечном счете к должности шерифа, — он знал свое дело. Угрожающе выставив револьвер перед собой, поглаживая пальцем спусковой крючок, шериф плюхнулся за густые кусты и задрал голову, всматриваясь вверх.

Наконец он поднялся на ноги.

— Эй, ребята, не хотите взглянуть, кого вы только что пристрелили?

Помощники подбежали к дереву. На ободранной ветке футах в десяти над землей, изрешеченные множеством отверстий от ружейных пуль, болтались два черных носка.

— Вы только что пристрелили носки нашего адвоката, — презрительно заметил шериф. — Жаль, в этот момент его в них не было.

— А они знают свое дело, — заметил Сэм, когда приблизительно в миле позади стрельба наконец затихла. — Ты был совершенно прав. Они расстреляли мои носки. Хорошие были носки. Думаю, мне их уже не вернуть.

— Как знать, — сказал Эрл. — У этих жителей глухих лесов ничего не пропадает. Вероятно, сейчас какой-нибудь Билли или Рей Эд как раз примеряет ваши носки. Лет через десять, когда все уже забудут о случившемся, вы приедете сюда и обнаружите свои носки у него на ногах. Он будет надевать их только по воскресеньям, отправляясь в церковь.

Лес не собирался редеть, но время от времени беглецам попадались вырубленные участки, что очень огорчало Эрла. Он всеми силами старался избегать пробежек по открытой местности: если какой-нибудь меткий стрелок выйдет на край поляны до того, как они успеют скрыться в зарослях, он сумеет сделать прицельный выстрел, а одного точного выстрела может оказаться достаточно.

— С другой стороны, — возразил Сэм, — на открытых местах мы можем продвигаться быстрее, потому что дорогу нам не преграждают кустарники и плющи. Мы оторвемся от преследователей...

— Но они тоже смогут продвигаться быстрее. Они идут по нашему запаху. Если мы пойдем вокруг поляны, они тоже пойдут вокруг. Только так. Или вам придется найти способ перестать пахнуть. Если придумаете, немедленно дайте мне знать.

— Мне следовало бы понять, что в вопросах тактики с Эрлом Суэггером тягаться бесполезно, — заметил Сэм.

— У меня в запасе еще полно уловок, — сказал Эрл. — Черт побери, это единственное, что я знаю в этом мире.

Но лучшую свою уловку он пока приберег. Для нее требовались растущие поблизости друг от друга могучие, раскидистые деревья — не сосны, а дубы, изредка встречающиеся в этих лесах. Лучше всего — старый сухой дуб с расщепленным стволом.

И наконец Эрл нашел на противоположном склоне пологого холма именно то, что нужно.

— Так, — сказал он, — можете немного отдохнуть.

— Эрл... — запыхавшись, промолвил Сэм; его лицо блестело от пота. — Ты же понимаешь, что эти ребята где-то совсем близко.

— Я для них кое-что приготовлю. Им это очень понравится.

Опустившись на корточки, Эрл развязал рюкзак и достал большой моток веревки. Повозившись немного, он соорудил лассо со скользящей петлей, с помощью которого ковбои ловят отбившихся от стада коров.

— В перерывах между боями с япошками мы смотрели на Тихом океане вестерны, — объяснил Эрл. — Знаете, с Джоном Уэйном в главной роли. Вы их смотрели?

— Да, Эрл, разумеется, я смотрел вестерны. Но при чем тут...

— О, подождите немного, и вы сами все увидите.

Эрл раскрутил лассо над головой и бросил его вверх, стараясь накинуть петлю на расщепленный ствол на высоте футов тридцати. Первая попытка окончилась неудачей.

— Проклятие! — выругался Эрл.

— Я пойду...

— Нет. Оставайтесь здесь.

Эрл вытянул лассо назад медленно, осторожно, чтобы не зацепить за ветки. Аккуратно сложив веревку, он снова раскрутил лассо над головой и...

На этот раз петля упала на торчащий вверх деревянный палеи и сползла вниз.

— Так, идем дальше.

С этими словами Эрл подошел к другому дубу, живому, подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку, подтянулся и забрался на нее. Он натянул веревку, но не слишком туго, так, чтобы она пружинила, и закрепил ее на стволе затейливым узлом.

Эрл спустился на землю.

— А теперь пошли.

— Эрл, что ты задумал? Это же какая-то чертовщина...

— Не спорьте и идите со мной.

Они отошли вперед на сто ярдов.

— Так, отлично. Очень хорошо. Возвращаемся назад.

Они вернулись к дереву.

— А сейчас, сэр, залезайте на этот дуб и перебирайтесь по веревке на соседний.

— Эрл, я не понимаю...

— Все дело в запахе. Он держится низко над землей. Собаки чувствуют его только тогда, когда он на земле, черт побери. Вот почему они буквально тычутся носом в траву. Мы переберемся на соседнее дерево, не касаясь земли, и продолжим путь уже оттуда. Собаки отбегут от первого дерева на сто ярдов и потеряют след. Им потребуется не меньше часа на то, чтобы найти его снова.

— Проклятие! — в ярости выругался шериф.

— Черт побери, — пробурчал Перец, — ничего подобного я никогда не видел. След, который просто обрывается. Наш адвокат что, улетел на самолете?

— А может быть, это был вертолет, — заметил один из помощников. — Я видел его в кино в выпуске новостей. Он может садиться на землю прямо вниз.

— Не будь дураком, Москит, — оборвал его шериф. — В округе Фивы никаких вертолетов нет и не может быть. Они вернулись по своему следу назад и каким-то образом отпрыгнули в сторону, хотя лично я не представляю, как им это удалось. Определенно этот второй, который устроил побег, парень дошлый.

— Шериф, так далеко еще никому не удавалось уйти.

Шериф угрюмо нахмурился. Помощник был прав. Обычно беглецы направлялись в противоположную сторону, потому что река для них означала свободу; у негров сохранилось какое-то древнее, незыблемое представление о том, что если они переправятся через реку, то обретут свободу. Шериф этого не понимал, но он знал, что цветные направляются на восток, к заболоченному руслу, надеясь, что собаки потеряют на воде их след. Однако собаки были отличными ищейками и не теряли след, поскольку беглецы оставляли на камышах, кочках, листьях и полузатопленных бревнах достаточно запаха. Болото замедляло их продвижение, а порой и заглатывало их, избавляя шерифа и его людей от лишних хлопот. Ничего личного: беглый ниггер обязательно виновен, в чем бы ни нарушил он закон, и пуля была таким же решением проблемы, как и срок в колонии. Отсутствие ненужной бумажной волокиты было всем на руку.

Но этот проклятый белый парень оказался умен. Он пошел напрямик через сосновые заросли, из чего следует, что у него есть компас и он умеет ориентироваться в лесу. И собак он запутал умело. То есть ублюдок тщательно подготовился.

Да, так далеко еще никому не удавалось уйти.

— Значит, нам снова придется ходить кругами до тех пор, пока твои собаки не возьмут след, так? — недовольно спросил шериф.

— Да, сэр, — ответил Перец.

— Я тебе вот что скажу, — подумав, сказал шериф, — Сажай своих псов на цепь. Разделим их на две своры по три собаки. С одной пойдешь ты, с другой Опи. Вместо того чтобы всем ходить по одному большому кругу, возьмем каждый по половине. Как только одна из свор возьмет след, стреляйте в воздух. И отмечайте начало. Ну, платком, что ли. Опи, ты не растеряешься?

— Нет, сэр, — заверил его Опи.

— Отлично. Итак, первый отряд устремляется в погоню, а второй срезает круг, находит отметку и идет следом за первым. Полагаю, это поможет нам сберечь кучу времени.

— Вы правы, — подхватил Перец. — Шериф, ну у вас и голова!

— Хорошо, тогда за дело. Кстати, я понял, куда они направляются.

— Куда, шериф?

— К железной дороге. Милях в шести-семи здесь через лес проходит ветка Алабамской дороги. Так что наши ребята надеются прокатиться на поезде. Следовательно, нам надо обязательно их схватить, вы слышите? Нам ведь не нужно, чтобы об округе Фивы рассказывали всякие небылицы, правда?

— Далеко еще, Эрл? — спросил Сэм.

Силы уже начинали покидать немолодого адвоката. Некоторое время назад Сэм подвернул щиколотку и теперь ковылял, приволакивая ногу. Продвигаться вперед было очень трудно. Промежутки между стволами деревьев заросли густым колючим кустарником, увитым лианами. Листья пальм сабаль были острыми, словно битое стекло. Что хуже всего, время от времени беглецы натыкались на тропу, удобную и заманчивую, уводившую прочь от азимута, который прокладывал по компасу Эрл, и каждый раз им приходилось делать над собой усилие и продолжать путь напрямую через заросли.

— Мы подошли уже совсем близко, — солгал Эрл.

Он понимал, что они подошли не «близко», а лишь «ближе». Однако вскоре послышится лай собак, и беглецы останутся наедине со своими преследователями в черном лесу.

— Эрл, у меня кончается пар.

— И у меня тоже, мистер Сэм. На такое мы с вами не рассчитывали. Но сейчас ребята уже чертовски разозлились, так что нам лучше не останавливаться. Если нас схватят, нам несдобровать.

— Я надеюсь только на то, что нам удалось оторваться от погони. Эта последняя твоя уловка обязательно должна была сбить собак со следа.

— Мистер Сэм, мы в лучшем случае выиграли час. Но помощники шерифа моложе и сильнее нас, и у них есть цель. Они ни за что не остановятся. Уверяю вас, они будут идти за нами до конца. Лучше не думайте об этом. Сосредоточьтесь на насущном.

— Наверное, тут ты прав. Я... о черт!

— Проклятие! — выругался Эрл.

Вдалеке прозвучал выстрел.

Первой учуяла след сучка Люси. Отряд возглавлял сам шериф; собаками управлял Опи.

Люси вся задрожала, начала скулить. Подпрыгнув, она попыталась лизнуть лицо Опи.

— Чертова сучка! — выругался тот, отталкивая собаку от себя.

— Нет, она взяла след, — сказал шериф. — Она хочет получить награду. Опи, поцелуй ее.

— Я не собираюсь лизаться с собаками.

— Опи, я сказал, поцелуй собаку. Я видел, как Перец так делает, черт бы его побрал. Ну же, целуй!

Опи нагнулся к радостно повизгивающей собаке, изображая поцелуй. Достав из кобуры револьвер, шериф выстрелил в воздух.

— Так, ребята, — сказал он, — слушайте сюда. Сейчас я объясню, как мы поступим. Беглецы оторвались от нас не больше чем на три мили. Так что начинается настоящая гонка, а я уже человек в годах. Я буду вас задерживать. Опи, вы с Москитом снимайте рюкзаки. Оставьте их здесь. Возьмите с собой только ружья и бегите за собаками. Они вам покажут дорогу. Собаки поведут вас по следу. Они затравят этих ублюдков, вы меня слышите? Я дождусь здесь остальных. Когда остальные подойдут, мы спустим оставшихся собак, и они быстро побегут по следу. Не сомневаюсь. Но основная надежда на вас. Как только настигнете этих ребят, стреляйте на поражение. Не хочу никаких недоразумений. Зарубите себе на носу: вам нужно схватить их мертвыми, а не живыми, чтобы никто не задавал никаких вопросов, ни сейчас, ни потом. Вы все поняли, парни?

Оба помощника были опытными охотниками; оба обрадовались предоставленной возможности; оба ликовали, рассчитывая первоклассно развлечься.

— А теперь бегите, черт бы вас побрал. Я остаюсь здесь ждать остальных.

Опи спустил собак, и они рванули вперед. Сбросив рюкзаки, молодые помощники подхватили «винчестеры» и побежали следом за сворой, предвкушая удовольствие.

— Собаки! — воскликнул Сэм. — О господи, собаки!

— Их мало, — заметил Эрл. — Судя по всему, шериф разделил своих людей, и наш след обнаружил только один из отрядов.

— Мы сможем от них уйти?

— Нам придется прибавить шаг. Медлить больше нельзя. Извините, мистер Сэм, но теперь мы должны будем бежать.

— В таком случае, — сказал Сэм, — я приложу все свои силы.

Ускорив шаг, беглецы без раздумья бросились напролом через заросли. Сэм сделал беспрецедентный шаг, который свидетельствовал о серьезности ситуации: он ослабил узел галстука.

— Надеюсь, никто из судебного начальства не увидит вас в таком неопрятном виде, — заметил Эрл. — Иначе это нанесет ущерб вашей карьере.

— Эрл, поклянись, что не расскажешь об этом ни одной живой душе. Все это останется между нами, а как только мы вскочим на поезд, галстук вернется на место. Мало ли кого можно встретить, катаясь на товарняках.

Эрл обрадовался, услышав, что Сэм еще сохранил способность шутить. Когда человек расстается с чувством юмора, это говорит о том, что он уже дошел до предела. На войне Эрл никогда не упускал случая рассмешить своих людей какой-нибудь глупостью. Это позволяло им дать выход чувствам чуть прибавляя шансы остаться в живых.

Местность начала повышаться, сначала полого, но даже небольшой подъем действовал против беглецов. Вскоре оба уже шли, согнувшись пополам, тяжело дыша и обливаясь потом, думая только о том, чтобы идти вперед.

Эрл присмотрел в качестве ориентира одинокую сосну, до которой было около полумили. Беглецы ускорили шаг и перешли почти на бег, подгоняя себя, пытаясь не обращать внимания на боль в усталых мышцах. Все мысли их были поглощены стремлением к спасению.

В своем теле Эрл нес множество металлических кусочков, в основном осколков японских снарядов. Время от времени то один, до другой кусочек чуть смещался, задевая нервное окончание, и Эрл вздрагивал, обожженный электрическим разрядом невыносимой боли. На прошлой войне ему пришлось пройти через все напасти, какие только может она обрушить на человека. Он полагал, что все худшее осталось позади, но сейчас выяснялось, что он обрадовался преждевременно.

Эрл упрямо не желал расставаться с ружьем. Это был старый карабин, купленный у ушедшего на покой дорожного полицейского. Карабин много лет разъезжал в кабине патрульной машины, собирая царапины и вмятины. Но если полицейскому требовалось всадить что-нибудь посущественнее, чтобы оборвать страдания раненого животного или призвать к рассудку забаррикадировавшегося грабителя, тяжелая пуля 30-го калибра из «винчестера» модели 1906 года справлялась с задачей как нельзя лучше. Эрл знал, что ему достаточно будет лишь взвести курок, чтобы выпустить первую из пяти заряженных пуль.

Он очень надеялся, что до этого дело не дойдет. Однако если понадобится, он выстрелит, не раздумывая. Эрл был готов ко всему.

Помощники шерифа поднялись на гребень холма.

— Смотри, черт побери! — воскликнул Опи. — Я их вижу. Они вон там, впереди!

Его зоркие глаза уловили мимолетное движение в зарослях на склоне соседнего холма всего в четверти мили — ничего определенного, что можно было бы связать с человеком, лишь что-то неуловимое, молниеносное.

— Собаки вот-вот их настигнут, — объявил Опи. — Позабавятся на славу. А тут и мы подоспеем. Это как охота на медведя. На медведя охотятся с собаками. Собаки загоняют медведя, кусают его, пускают ему кровь, а тебе остается только подойти и сделать последний выстрел, и вот уже у тебя на полу лежит медвежья шкура.

— Опи, ты никогда не охотился ни на каких медведей, — осадил его Москит.

— Ну да, не охотился, черт возьми. Мои предки не ходили на медведей. Но делается это именно так, клянусь богом, я точно знаю. Впрочем, ты, Москит, тоже никогда не охотился на медведей.

— Вот они, черт возьми! — воскликнул Москит. — Я тоже их вижу. Собачки, возьмите их! То-то будет потеха!

— То-то будет потеха! — подхватил Опи.

Два долговязых парня храбро побежали через сосновые заросли к тому месту, где в последний раз видели беглецов.

Идти по следу не составляло никакого труда. Собаки неслись не разбирая дороги, вспарывая мягкую сосновую хвою, и оставленный ими след не заметил бы разве что слепой. Опи и Москит бежали вперед. Предчувствие успеха, надежда на скорое возвращение домой после многих часов муторного блуждания по лесу окрыляла их, придавала силы. Охотничий азарт посылал в кровь дополнительный адреналин, и помощники спешили следом за собаками.

Сэм споткнулся и растянулся во весь рост. Поднявшись с земли, он уселся на корточки, учащенно дыша и обливаясь потом.

— Эрл, я больше не могу. У меня того и гляди сердце выскочит из груди. Иди дальше один. Брось меня здесь. Иди один. Ты сделал все, что в твоих силах. Просто я оказался не готов к такой гонке.

— Мистер Сэм...

— Нет-нет, Эрл, я официально освобождаю тебя от всяческих обязанностей в отношении меня. Я не могу иначе. Возвращайся в Арканзас, воспитывай сына и...

— Мистер Сэм, отдайте мне свой пиджак.

— Я...

— Отдайте пиджак. Проклятие, у нас совсем нет времени. И шляпу тоже. Отдайте мне и шляпу, черт возьми.

— Эрл, я...

— Черт побери, Сэм, делайте, как я сказал!

Сэм был поражен тем, что Эрл, прекрасно знакомый с правилами общественного приличия, определяющими жизнь Юга, осмелился повысить на него голос. Это было совсем на него не похоже. Кричать можно на негров или — да и то только в крайнем случае — на работников, женщин и подростков, в основном на взрослых оболтусов. Но на мужчину, да еще старшего возраста...

Потеряв терпение, Эрл схватил ошеломленного Сэма за лацканы и, повернув его к себе, стащил с него пиджак. Затем сорвал с головы соломенную шляпу.

— Теперь снимайте рубашку.

— Мою рубашку?

— Вашу рубашку, черт возьми!

Сэм поспешно стащил с себя промокшую насквозь рубашку. Эрл быстро скинул свою куртку и протянул ее оставшемуся с голым торсом адвокату.

— Мы с вами поступим вот как. Я уведу погоню в сторону. Собаки нацелены на ваш запах. Я отклонюсь вправо. А вы идите прямо. Эти ребята пойдут за мной. Я постараюсь отвести их на несколько миль в сторону и сяду на поезд чуть дальше по дороге.

— Эрл, ты даже не знаешь, что поезд будет, ты не имеешь представления, когда поезд...

— Он должен прийти в Хаттисберг в половине седьмого, то есть через эту часть леса он пройдет около четырех. Следовательно, у вас есть еще минут пятнадцать. Неужели вы могли подумать, что я пошел на такой каскадерский трюк, не имея в кармане железнодорожного расписания? Весь замысел построен на этом товарняке. Обычно в нем шесть вагонов; дойдя до подъема, он сбавляет скорость, так что вы сможете без труда вскочить на подножку. Как-то раз я проехал в тамбуре от Литтл-Рока до самого Даго. Ну а теперь, черт побери, поднимайтесь, и в путь. Вы и так прохлаждались слишком долго. Шевелитесь.

— Эрл, я...

— Идите, мистер Сэм. Встретимся в Арканзасе.

— Да, я...

— И еще одно. Если мне не удастся уйти отсюда, вы наверняка захотите действовать. Обратиться к губернатору, конгрессменам, начальнику полиции, в газеты и так далее. Так вот, я вам категорически приказываю: ни в коем случае не делайте этого. Если меня схватят, в живых я останусь лишь до тех пор, пока все будут гадать, кто я такой, черт побери. Но как только большие шишки начнут задавать вопросы, меня пристрелят и закопают в глухом лесу. Вы слышите? Вы все поняли?

— Эрл, дай мне временные рамки. Сколько я должен буду ждать?

Но вдалеке послышался свисток паровоза, и Эрл, подхватив пропитанные потом рубашку и пиджак Сэма, быстро двинулся вправо.

Поднявшись с земли, Сэм запахнул куртку Эрла и тронулся в путь.

Теперь дело пошло лучше. Оставшись один, Эрл двинулся вперед, распространяя вокруг запах Сэма. Одному ему было удобнее и спокойнее. Так он мог полностью сосредоточиться на том, что ему предстояло сделать, и не нужно было отвлекаться на Сэма. Эрл с сожалением засунул в дупло рюкзак и пистолет; он уже не мог тратить силы на то, чтобы нести лишний вес.

Громкий лай собак слышался совсем близко. Эрл был уверен в том, что они клюнут на приманку. Именно так работает их мозг. И все же у него мелькнула мысль: не лучше ли было бы просто остаться на месте, дождаться собак и перестрелять их? Но кто знает, когда они появятся здесь; возможно, потом у него не останется времени, чтобы добежать до поезда самому. Нет, из всех вариантов — а хороших среди них не было ни одного — этот был самым лучшим.

Эрл прошел вдоль гребня невысокого холма, не поднимаясь на него. С противоположной стороны местность спускалась до самого железнодорожного полотна, до которого было около полумили. Все должно быть замечательно. У Сэма в запасе достаточно времени. Взглянув на часы, Эрл убедился, что теперь и он успеет добраться до поезда. Достаточно будет только выбросить одежду Сэма и сбежать вниз по склону.

Эрл зашвырнул рубашку и пиджак в густые заросли, опутавшие стволы сосен, и улыбнулся, представив себе, какой шум поднимут собаки, когда доберутся сюда. Он взбежал на гребень, готовый начать спуск вниз. У него мелькнула мысль: они с Сэмом одержали победу. Худшее осталось позади...

Взобравшись на гребень, Эрл сделал ужасное открытие.

Весь лес вниз по склону был вырублен под корень. Местность была как на ладони. И ему был прекрасно виден Сэм, один, окруженный сотнями пней, с трудом пробирающийся к железной дороге, открытый и беззащитный.

Эрл сразу же понял, что это означает.

Стрелок, поднявшийся на гребень, сможет сделать прицельный выстрел. Если он знает в своем деле хоть какой-нибудь толк, ему удастся уложить Сэма за триста метров до того, как тот добежит до железнодорожного полотна.

Присев на корточки, Эрл перевел дух. Перед ним даже не стояло выбора. Несмотря на то что он находился у границы лесополосы и, по сути дела, уже вдыхал запах свободы, от которой его теперь отделял лишь последний рывок вниз по склону, наперерез поезду, ему и в голову не пришло бежать одному.

Вместо этого Эрл снова перевалил через гребень холма и направился навстречу преследователям.

Теперь уже он охотился за ними.

Сэм чувствовал себя голым. Он понимал, что это очень плохо, но до ближайших деревьев было не меньше полумили в обе стороны. Если он побежит туда, то пропустит поезд. Горячо молясь о том, чтобы ребята шерифа не смогли сделать в него прицельный выстрел, Сэм беспомощно ковылял вниз. Он был без рубашки, в одной куртке Эрла, брезентовой с пропиткой, надетой на голое тело. Его ботинки промокли насквозь, подвернутая щиколотка болела, а дыхание вырывалось судорожными, сухими глотками, словно у него в горле не было места для того, чтобы пропустить в легкие достаточное количество воздуха.

Сэм видел перед собой рельсы, которые сверкали на солнце, словно брошенная на пол извивающаяся лента, но при этом лихорадочно дрожащая, поскольку он бежал вниз по склону, перепрыгивая через пни, и учащенно дышал. Солнце палило немилосердно. Сэму казалось, что он плывет сквозь густое облако мошек или бабочек. То и дело он задевал разбитыми ногами за пень или торчащий из земли корень, однако сила притяжения неумолимо тянула его вниз, не давая остановиться.

Внезапно он услышал звук выстрела.

Показалась первая собака. Доберман, молодой и холеный, прекрасное животное, которое шло по следу Сэма, уткнувшись носом в землю.

Увидев Эрла, собака, не медля ни секунды, перешла от преследования к нападению. Она бросилась на Эрла с нечеловеческой яростью, оскалив клыки, исторгнув из пасти рычание, наполненное чистым безумством. С налитыми кровью глазами доберман прыгнул, и Эрл убил его прямо в воздухе, с бедра, одним выстрелом. Пуля пробила гортань и вышибла мозги через относительно тонкие задние кости черепа. Красивое животное скончалось мгновенно. Собака рухнула на землю бесформенной кучей.

Пуля выбила комок земли рядом с Эрлом — фонтанчик большой энергии. Это выстрелил один из помощников шерифа.

Передернув рычаг затвора, Эрл выбросил стреляную гильзу и встал на колено за деревом. Глупый мальчишка выбежал вперед, проверяя, попал ли. Эрл навел мушку ему в грудь и уже готов был нажать на спусковой крючок, но в самый последний момент чуть повел ствол вниз и выстрелил помощнику шерифа под ноги. Увидев взметнувшийся рядом гейзер, мальчишка распластался на земле, выронив ружье; а если второй помощник и целился в беглеца, то после прицельного выстрела и он счел за лучшее укрыться.

Но Эрл ничего этого не видел.

Как раз в это мгновение, прежде чем он успел закрыть затвор, досылая в патронник новый патрон, на него набросилась вторая собака. Развернувшись, Эрл изо всех сил ударил ее в морду прикладом. Животное дернуло головой, жалобно взвизгнув. Но тотчас же следом за ней на Эрла прыгнула третья собака, и Эрл ощутил острые клыки, разрывающие рубашку у него на груди и тянущиеся к горлу. Есть что-то жуткое в том самозабвении, с каким сражается животное; оно не ведает сомнений и колебаний, а страх лишь вбрасывает в его кровь заряд адреналина, так что сила мышц утраивается, а бешеная ярость учетверяется. Однако собаке никак не удавалось добраться до мягкой плоти горла, потому что Эрл прикрыл его, опустив подбородок. Выхватив нож, Эрл по самую рукоятку вонзил его собаке в грудь.

Та заскулила от боли, и Эрл понял, что рана смертельна. Тем не менее доберман собрал последние силы и снова бросился на него.

Но к этому времени Эрл успел перезарядить ружье и выстрелил. Его выстрел навскидку попал собаке в брюхо, и она рухнула на землю. Не в силах видеть страдания такого храброго и красивого животного, Эрл снова передернул затвор и прикончил собаку выстрелом в голову.

Вторая собака, оправившись от удара, бросилась на Эрла и сомкнула челюсти у него на запястье, лишив его возможности стрелять. Вся левая рука онемела от боли. Перехватив ружье в правую руку, Эрл размозжил ей голову. Собака обмякла. Подняв ружье над головой, Эрл со всего размаху еще раз опустил его на череп животного, и что-то хрустнуло. Собака затихла.

Эрл уселся на землю, облизывая кровь с десятка рваных ран. Кровь капала со лба, струилась по лицу, окрасила темным пятном рубашку, стекала по рукам до ладоней, делая их такими скользкими и липкими, что он с трудом мог держать карабин. Эрл старался не смотреть на изуродованные трупы животных. Казалось, случившееся наложило на все предприятие проклятие. Убить какое-то красивое и умное существо только потому, что оно делало то, чему обучено, — что ж, здесь нечем было гордиться.

Позволив себе минуту отдыха, Эрл сделал еще одно ужасающее открытие. Сила удара прикладом по голове последней собаки была такова, что рычаг затвора откинулся, открывая казенник, и два последних патрона вывалились из магазина и затерялись где-то в опавшей хвое, устилавшей землю. Эрл остался безоружен.

— Опи! Черт побери, вот он!

— Точно! Возьмем его, а вторым займемся потом. К этому времени подоспеет шериф с остальными собаками. А сейчас надо брать этого. Это проклятый адвокатишко, я уверен!

И действительно, молодые помощники узнали Сэма, спускавшегося к железнодорожному полотну. Городской житель, оказавшийся в непривычной для себя обстановке, он двигался далеко не так быстро, как следовало бы. Сэм был как на ладони — крошечная фигурка, неуклюже пробирающаяся через вырубленный лес.

Оба помощника опустились на колено и взвели курки «винчестеров».

— Надо целиться выше. Возьмешь выше головы, всадишь пулю прямо в него.

— Ты смотри, куда я попаду, и кричи поправки.

— А ты для деревенщины не такой уж и тупой.

— Тупее тупой деревенщины только городской умник. Опи считался среди всех полицейских лучшим стрелком.

Он был молод, у него были зоркие глаза, и он с самого раннего детства постоянно ходил на охоту. Опи видел, как его цель неловко прыгает между пнями на удалении около шестисот ярдов — для карабина 30-го калибра далековато, но все же реально. Черт возьми, ему даже необязательно попасть в адвоката. Достаточно будет лишь напугать его, заставить залечь — и тем самым упустить приближающийся поезд. Если ему это удастся, все будет как нельзя лучше. А там подоспеет шериф с остальными и собаками, и Сэм от них никуда не денется.

Взяв адвоката на кончик мушки, Опи плавно надавил на мягкий, отполированный за долгие годы спусковой крючок ружья, лучшего творения мистера Оливера Винчестера.

Карабин дернулся у него в руках, скрыв из виду цель.

Опи быстро передернул затвор, выбрасывая стреляную гильзу и досылая в патронник новый патрон.

— Недолет по меньшей мере семьдесят пять ярдов, — крикнул Москит. — Целься еще выше!

— Да знаю, черт побери. Я просто пристреливаюсь.

Опи снова навел ружье на бегущего человека, затем поднял ствол на добрых пять ростов выше головы и нажал на спусковой крючок.

— Черт возьми, уже совсем близко. И все же чуть недолет.

— Это было пять ростов. Я целился выше на пять ростов. Теперь возьму выше на шесть.

Перезарядив ружье, Опи прицелился и выстрелил.

Пуля подняла фонтанчик земли меньше чем в десяти футах от бегущего человека.

— Теперь то, что надо.

— Отлично, значит, шесть ростов.

Опи выстрелил еще раз, и Москит увидел, как комочки земли брызнули прямо под ногами у Сэма. Тот тотчас же рухнул на землю, прополз несколько футов на четвереньках и укрылся в неглубокой канаве.

— О-хо-хо! — торжествующе воскликнул Опи. — Москит, теперь стреляй ты. Бери выше на шесть человеческих ростов, и все будет в порядке!

Сэм лежал в канаве, жадно глотая ртом кислород. Тишину разорвал глухой шлепок, и земля совсем рядом взметнулась комками и осколками. Кусочек камня больно впился Сэму в шею.

О господи!

И только потом, больше чем через секунду, лениво донесся хлопок выстрела, словно звук не спеша прогулялся следом за пулей.

О господи, господи!

Вдалеке уже слышался шум поезда. Шум приближался, а Сэм находился менее чем в ста ярдах от железнодорожного полотна. Но он знал, что ему придется рассчитать все до секунды, чтобы оставаться в укрытии до самого последнего мгновения и лишь затем вскочить и помчаться к поезду, запрыгнуть на подножку и скрыться в вагоне, прячась от пуль. Сэм понимал, что у него есть шанс, хотя и небольшой, но ему совсем не нравилось бежать по неровной местности, спотыкаясь о пни, рытвины и корни, пытаясь определить скорость поезда и сопоставить с ней свою собственную скорость, в то время как ему в спину будут палить эти ребята, жаждущие снова схватить его и обрушить на него свои дубинки.

Хлоп!

Очередная пуля впилась в землю в каком-то дюйме от лица Сэма, засыпав ему глаза.

Он ощутил прилив ярости.

Затравленный. Загнанный в ловушку. Запертый в канаве.

У него мелькнула мысль: он умрет здесь и сейчас, и никто не заплатит за это, и Эрл тоже умрет, и все почему? Потому что какому-то богачу из Чикаго вздумалось завещать деньги негру, работавшему на него!

Все было так несправедливо, но Сэм утешил себя тем, что жизнь — штука несправедливая, все происходит так, как происходит, и никогда не знаешь, во что ввязываешься.

Сэм приготовился сделать последний бросок.

Эрл зашел к ним сбоку, и помощники были так увлечены стрельбой, что не услышали его приближения, точно так же, как в азарте они забыли про своих собак. Эрл потерял много крови, он устал, и движения его стали замедленными, но он был полон решимости.

Когда он бросился на помощников, один из них, услышав шум, обернулся, но слишком поздно. Эрл с разбегу сбил его с ног, вырывая ружье у него из рук.

Отобрав ружье, Эрл швырнул его во второго мальчишку. Тот тоже обернулся и начал наводить на него свой «винчестер», однако брошенное ружье попало ему в голову, и он отлетел назад.

Не успел помощник шерифа подняться на ноги, как Эрл снова налетел на него. Мальчишка нелепо поднял кулаки, принимая классическую боксерскую стойку. У него на лице не было ни тени страха, лишь чистая злоба. На вид ему было всего лет девятнадцать.

Эрл впечатал ему в подбородок свой тяжелый кулак, и мальчишка упал. Но в этот момент на него наскочил второй помощник, пытаясь повалить его обеими ногами и одной рукой, а второй отчаянно молотя Эрла по почкам. Эрл, вырвавшись, стряхнул мальчишку с себя. Поскользнувшись, он упал, тотчас же снова вскочил на ноги, но мальчишка успел дать ему в подбородок хороший прямой удар левой.

— Ха! — торжествующе воскликнул он.

Сплюнув на землю коричневую плюшку жевательного табака, мальчишка двинулся вперед, отчаянно молотя кулаками. Прищурившись, он выбирал, с какой стороны лучше приблизиться к Эрлу.

Получив два несильных удара в плечо, Эрл увернулся от хука правой, а затем уложил мальчишку одним ударом в подбородок, после которою ему придется целый месяц сосать жидкую кашку через трубочку.

Оба помощника шерифа лежали на земле.

Подобрав «винчестеры», Эрл быстро откинул затворы, опустошая магазины, и отшвырнул как можно дальше разряженные ружья.

Выпрямившись во весь рост, он замахал руками. До Сэма было слишком далеко, чтобы кричать; но тем не менее Сэм увидел его, тоже встал и помахал в ответ. Эрл сделал красноречивый жест, как будто бросал воображаемый мяч, показывая, что поезд уже совсем близко. Поезд, поезд, поезд. Сэм обернулся.

Состав показался из-за деревьев. Пыхтя, паровоз тащил четыре вагона и две открытые платформы с сельскохозяйственной техникой.

Эрл повернулся к помощникам. Один мальчишка уже пришел в себя и потирал распухший подбородок.

— Извините насчет собак, но они не оставили мне выбора. А теперь сиди на месте и не двигайся, или я тебе еще врежу.

Мальчишка нисколько не был заинтересован в продолжении драки, поэтому Эрл повернулся к нему спиной и успел увидеть, как Сэм взбирается на поезд.

Эрл понимал, что ему самому уже не успеть, но все равно попробовать надо было.

Он побежал вниз по склону, а поезд замедлил ход, потому что начинался подъем. У Эрла мелькнула мысль, что он может успеть, но тут сзади послышался лай.