Глава 47

Ребята тронулись в путь в девять вечера, когда на небе исчезли последние отсветы закатившегося солнца. Им предстояла сложная задача: они должны были преодолеть большое расстояние пешком, увешанные оружием, боеприпасами, маскхалатами, ножами, водой и белковыми батончиками, ориентируясь в темноте с помощью навигаторов Джи-пи-эс, срезая через холмы и овраги, чтобы достичь прямоты птичьего полета, прибыть на место еще в сумерках, проползти последнюю тысячу ярдов, зарыться в землю, замаскироваться и застыть в полной неподвижности на четыре-пять часов в ожидании возможности сделать выстрел. Это была уже не работа, а испытание, которое с трудом бы вынес воин-спортсмен на пике своей формы, на протяжении многих лет по два часа в день проводящий в тренажерном зале и пробегавший по пять миль.

Энто остался дома один. Его нисколько не радовала ближайшая перспектива: ему предстояло в течение длительного времени находиться совершенно раздетым в суровых погодных условиях и быстро ехать на проклятом квадроцикле по пересеченной местности, трясясь и зажимая яйца. На улице было жутко холодно, температура поднялась не выше тридцати градусов по Фаренгейту. Значит, пальцы у него окоченеют и станут синими, а когда он наконец доберется до места, начнется новая игра, его будут гонять туда-сюда командами по рации или сотовому телефону с целью привести на позицию для стрельбы, где он окажется так близко от своего врага, что малейшая ошибка в положении приклада или нажатии на спусковой крючок — и ему придется носить в себе пулю калибром 7,62 мм до конца жизни или последние восемь секунд, через которые он умрет от потери крови.

Энто собирался намазать свое тело, в первую очередь руки и ноги, толстым слоем масла, чтобы хоть как-то противостоять холоду, и надеть перчатки и носки: определенно, старый козел не станет на это жаловаться. Также надо наглотаться амфетаминов, этих лучших химических приятелей солдата, поддерживающих агрессивность, быстроту реакции и внимание на высшем уровне до тех пор, пока не дадут о себе знать естественные соки боевого возбуждения.

Энто попытался заснуть, но не смог; он схватил одну довольно сальную книжонку, но и та его не успокоила; ему не хотелось мешать спиртное с таблетками, которые он примет перед выходом, поэтому он просто сидел, стараясь утешить себя воспоминаниями обо всех, кого когда-то убил.

Лучшее воспоминание: шайка арабов устроила засаду в трущобах Басры, их выдал тот иракский подполковник, не устоявший перед водными процедурами. И вот Энто с Имбирем двигаются с востока, Реймонд атакует с запада, а Джимми сидит с биноклем. Для настоящего снайпера это было ни с чем не сравнимое удовольствие. Всего за пару минут Энто завалил девятнадцать человек: он стрелял, находил новую цель, снова стрелял, молниеносно передергивал затвор, каждый раз наблюдая, как плохой парень разворачивается к нему, получив пулю, затем превращается в обмякший куль, после того как смерть отправляет его душу в небо, и валится на землю с глухим стуком безжизненного мешка костей и мяса. Бежать врагам было некуда, такой уж они придумали план: взорвать английский «хамви» в месте, все выходы из которого перекрыты, а затем перестрелять оставшегося в живых противника. Ха! Ребята подорвались на собственной мине, это точно.

Черт побери, именно ради такого дня и живет снайпер. Энто сомневался, что даже Свэггер в лучшие годы поражал столько целей с такой скоростью. Возможно, ему и приходилось убивать больше за один день, однако это было растянуто во времени, сопряжено с необходимостью передвигаться, держась впереди тех, кто охотился за ним, — совершенно другая история. Но Свэггер точно не сталкивался с такой молниеносной стрельбой. Возможно, нечто подобное испытывает пулеметчик, однако опять же у него все по-другому: быстрые размытые силуэты, частая дробь пулемета, дождь стреляных гильз, вспышки, вырывающиеся из дула, и сплошной грохот выстрелов. Энто же слышал лишь приглушенные хлопки винтовки «экьюреси» с глушителем, и каждый образ, увиденный в перекрестье прицела, запечатлелся у него в памяти.

Являлись ли эти арабы повстанцами? Энто стрелял так быстро, а Имбирь так ловко менял ему магазины, что не было времени определить, у каждого ли за спиной красноречивый «Калашников»; но какое это имело значение? На самом деле, никакого, и пусть всякие сердобольные дамочки вопили «зверство», «побоище», «преступление» и что там еще. Цель заключалась в том, чтобы дать сволочам по полной вкусить уничтожение, которое бы преследовало их в кошмарных снах. Возможно, именно после того случая положение в Басре стало круто меняться, однако группе Энто никто не сказал спасибо, а вскоре за них взялась Клара Бартон.

Энто взглянул на часы: половина пятого утра. Он убил достаточно времени. Пора начинать намазываться маслом.

Никто не сломался, хотя Имбирь, не отошедший до конца от легкого сотрясения мозга, был не в лучшей форме. Он дышал отрывисто, зажимал бок и низко пригибался. Пошатываясь, Имбирь клялся, что с ним все в порядке, но Джимми ему не верил. Восемнадцать миль по пересеченной местности — нелегкое испытание, вдвойне сложное из-за тяжелого снаряжения за плечами, а также дополнительного груза в виде винтовки Грогана и его рюкзака с одеждой, которой, правда, было по минимуму. Ирландцы поднялись наверх, спрятали вещи Энто там, где он велел, и застыли у самого гребня, глядя вниз на широкую долину, погруженную в темноту. Сверхосторожный Джимми снова сверился с Джи-пи-эс и убедился, что перед ними та самая долина, которую выбрал Энто, южное стекло тех очков, что были на карте.

Имбирь жадно глотнул воды из трубки, идущей от рюкзака.

— Полегче, приятель, — предостерег его Реймонд. — К полудню она тебе очень понадобится.

— Да со мной все в порядке, — заверил Имбирь. — Просто у меня раскалывается голова, твою мать. Этот козел славно меня отделал.

— Да, это точно, он свое дело знает, — согласился Реймонд.

— Завтра мы увидим в траве его труп.

— Непременно увидим.

— Отлично, ребята, пора помочиться в последний раз, а затем начинать маскировку.

Все трое быстро опорожнили мочевые пузыри, после чего надели взрослые подгузники, натянули штаны и застегнули молнии. Затем настал черед раскрашивать лица, что не вызвало особого труда, поскольку ребята обладали большим опытом в этом театральном искусстве. Как только лица стали серо-зелено-бурыми, все трое втиснулись в маскировочные халаты и туго застегнулись. Далее последовал нелегкий труд надевания рюкзаков и шляп, и наконец все взяли винтовки.

Разумеется, теперь они напоминали ожившие кусты, творение мультипликационной студии. Когда три здоровенных хищника, облаченные в фактуру естественной природы, с рюкзаками со снаряжением и зловещими орудиями смерти за спиной начали ползком спускаться, им уже было гораздо тяжелее. На полпути они разделились: напарники Джимми и Реймонд направились на огневой рубеж, а Имбирь продолжил путь прямо, собираясь вместе с М-4 залечь рядом с ручьем и, по замыслу, рядом с местом действия.

Холодный ветер больно кусал. Энто решил хотя бы до квадроцикла дойти в шлепанцах. Луны над головой не было, но одна часть неба была озарена лунным сиянием, другая же, темная, сверкала миллионами звезд. Энто с трудом различал ориентиры, несмотря на то что некоторые из принятых им таблеток, как утверждалось, улучшают способность видеть в темноте. Энто был напряжен, на взводе. Его уши были закрыты наушниками, подключенными к рации, которая висела на поясном ремне — единственном предмете его одежды.

— Картофельная Башка?

— Говори, — проворчал Энто.

Ответом ему стало невнятное бормотание, обильно наполненное треском статического электричества.

— Что?

— Я сказал, сни… носки.

— Идиот! У меня ноги отмерзнут.

— И… перчатки.

— Что, что? Я тебя едва слышу, радиосвязь просто дерьмовая. Нельзя перейти на сотовый? Так будет гораздо разборчивее.

— Нет. Перчатки. Сними… атки.

— Проклятье! — Ирландец послушно выполнил приказ своего невидимого собеседника. — Вот видишь, ничего.

— Подож… подними… авую ногу.

Энто поднял правую ногу.

— Видишь, ничего.

— Хорошо… поехали.

Рация умолкла.

— Козел, — пробормотал Энто.

Перекинув ногу через седло «хонды», он повернул ключ в замке зажигания. Хорошо хоть не надо колотить ногой по рычагу стартера, как в былые дни. Маленький двигатель завелся с пол-оборота, и Энто босой ногой включил передачу, сорвавшись один раз и содрав кожу, однако он был так возбужден и накачан таблетками, что почти ничего не почувствовал. Устроившись в седле, он дал газ, все четыре покрышки, оснащенные высоким редким протектором для езды по пересеченной местности, вгрызлись в землю, и квадроцикл рванул вперед.

Ехать оказалось довольно просто, несмотря на пронизывающий ветер, терзавший Энто даже сквозь туман таблеточного дурмана. Время от времени взлетавшая в воздух ветка или камешек царапали кожу. Ягодицы безропотно терпели, пока дорога была более или менее ровной, и Энто быстро разогнался до сорока — максимальная скорость, которую могла выдать «хонда». Он с ревом несся в свете звезд, сквозь темные силуэты гор, следуя полученным указаниям.

Впереди показался родник; Энто объехал вокруг него, ища путь к хребту Хай-Ридж, нашел его и направился дальше. Здесь дорога уже была в рытвинах и ухабах, поскольку ею не пользовались джипы и пикапы, и деревья подступали к ней вплотную, так что маленькие и большие ветви хлестали Энто, порой очень больно. К тому времени руки его почти полностью онемели, и управлять квадроциклом и ручкой газа стало гораздо труднее. Нога, находясь рядом с горячим двигателем, на удивление оставались в уютном тепле и даже не стали холодными. Энто пригнулся, спасаясь от низко нависшей ветки, увидел впереди открытую ровную дорогу, выкрутил газ и рванул вперед. Взглянув на часы, он обнаружил, что времени только без пятнадцати шесть, значит, он прибудет на место с большим запасом.

Джимми и Реймонд, задыхающиеся, ободранные, покрытые клочками травы, репейником и слоем пыли, прилипшей к поту, который выступил от долгого ползания, устроились приблизительно в трехстах ярдах от центра плоской долины, откуда как на ладони открывался протекающий внизу ручей. Никакие ландшафтные образования не скрывали предполагаемого места появления цели. Стрелять будет легко, особенно с «И-снайпером», который решит все проблемы.

Двое ирландцев распластались по земле, но не стали прямолинейно в нее зарываться, а приникли к ней, словно это было что-то живое, и начали барахтаться, ворочаясь, приспосабливаясь, отталкиваясь ногами, причем они старались делать это, не оставляя вокруг таких характерных признаков, как комья выброшенной земли и смятая трава. Наконец они расчистили достаточно места и смогли сровняться с поверхностью. Реймонд взял винтовку, раздвинул двуногую сошку и не спеша подрегулировал ее, добившись нужной высоты, после чего выкопал в земле ямки — так вес распределялся на ножки равномерно, что облегчало перемещение из стороны в сторону, если возникнет такая необходимость. Тем временем Джимми установил на крошечную треногу зрительную трубу и настроил ее на ту же самую зону предполагаемого появления цели, в трехстах ярдах впереди, в пятнадцати ниже горизонтали. Было еще слишком темно для наведения резкости, хотя атласное сияние уже расцветило горизонт на востоке. После непродолжительной активности оба ирландца устроились как можно удобнее, Джимми развернул маскировочную сетку, брезентовое полотнище, плотно обшитое полосками ткани естественных цветов, а также веточками и пучками травы, и укрыл себя и товарища, оставив лишь узкую щелку с одной стороны, достаточную для наблюдения и стрельбы. Напарники приготовились к долгому, медленному ожиданию в полной неподвижности, тому состоянию дзен-буддизма, которое является самой трудной составляющей искусства снайпера.

Как и предсказывал Энто, Имбирю пришлось гораздо труднее. Он действовал в одиночку, после расставания со своими товарищами он остался один, как ему казалось, на всей земле. Имбирь продолжал спускаться, словно плывя в земле, что быстро съело его силы, покрыло его грязью и потом, заставило задыхаться. Имбирь упорно полз вниз, приближаясь к дну долины. Непосредственно перед тем, как выбраться на ровное место, он попытался определить лучшую точку. Вот она, прямо посредине. Но потом у него в голове все смешалось, он силился понять, как сориентироваться. Энто ничего про это не говорил.

Как ему быть? Замереть на животе, смотреть вперед на разворачивающиеся события, а при необходимости подтянуться, встать на колено, вскинуть карабин к плечу и открыть огонь? Или лучше лечь на спину, ровно, ногами к месту действия, и тогда он сможет просто сесть, подобрать под себя ноги и стрелять из такого положения? Так на секунду быстрее, при этом от него потребуется меньше движений. С другой стороны, тогда перед ним будет только небо, он лишится обозрения. Предположим, Энто бросается на землю, освобождая ему пространство для стрельбы, а он в это время таращится на проплывающие над головой облака.

Но если лечь на склоне головой вниз, несомненно, он будет все видеть, однако так же несомненно, что, когда кровь соберется в его поврежденной голове, он, скорее всего, отключится или будет вынужден терпеть такую боль, что начнет непроизвольно дергаться. После долгих размышлений Имбирь остановился на компромиссе: он повернется на левый бок, лицом к ручью. В этой позе можно подняться на колено, опираясь на левую руку, и практически сразу же начать стрелять — автоматический режим, винтовка снята с предохранителя, палец на изгибе спускового крючка, — при этом он будет наблюдать за происходящим и, что самое главное, его голова не станет сборным пунктом всей крови, что еще течет в его организме.

Выбрав середину, насколько он смог определить, Имбирь нырнул в высокую траву, редкие кустарники и цепкие колючие стебли каких-то странных растений. Он остановился в двадцати пяти ярдах от того места, где все просматривалось во всех направлениях на добрые сто ярдов. Поерзав немного, Имбирь наконец отыскал более или менее удобное положение. Покончив с этим, он сам накинул на себя как одеяло маскировочную сетку, которую к тому же довольно существенно скрывали от любопытных глаз два куста. Полоски ткани и тонкие веточки, нашитые на сетке, колыхались от дуновений легкого предрассветного ветерка. Убедившись, что подгузник не трет, трубка с водой у самого рта, пальцы на цевье и пистолетной рукоятке, винтовка рядом, двадцать восемь патронов калибра 5,56 мм в магазине, к которому по-прежнему пристегнут еще один снаряженный магазин, для быстрой перезарядки, Имбирь позволил себе немного расслабиться. Вскоре солнце раскрасило вершины деревьев и край противоположного склона.

Прошли девяносто суровых минут, у Энто уже начали синеть яйца, а руки больше ему не принадлежали. Неконтролируемая дрожь сотрясала его тело. Судя по всему, действие амфетаминов давно закончилось. Повсюду были боль, онемение замерзших тканей, укусы ветра, жалящие уколы камешков и ветвей, хлеставших по телу.

Господи, он ненавидел этого злобного урода Свэггера, как самого дьявола. Он, сильный здоровый мужчина, снайпер — всем снайперам снайпер, сержант 22-го отдельного полка, лучшей армейской части во всем мире, низведен до роли голого мальчишки на побегушках, вынужден куда-то спешить рано утром, терзаемый холодом и болью. А-а-а-ах, но какая же радость ждет впереди: увидеть, как сволочь Свэггер получит 168 гран от Реймонда и рухнет на землю, не веря в то, что это наконец произошло с ним. Энто также надеялся в самое последнее мгновение посмотреть Свэггеру в глаза — пусть тот знает, кто его пригвоздил. Но можно ограничиться и простой смертью, и, если это испытание — цена за такой финал, господи Иисусе, он заплатит ее, видит Бог, заплатит наличными, сполна.

Гроган въехал в небольшую рощицу посреди узкой долины и подумал, что здесь явно должен быть ручей, наверняка это Биг-Бенд. Он остановился, заглушил двигатель и увидел, что солнце уже осветило теплом и надеждой вершины холмов и верхушки деревьев. Двигатель, остывая, потрескивал; Энто сидел неподвижно и ждал, наслаждаясь тем, что под его ягодицами больше ничего не тряслось, что его больше не раздирал пронизывающий ветер, что ветки не били по рукам и плечам. Одним только его ногам было тепло, и он опустил онемевшие руки, сжимая и разжимая их в блаженном тепле от двигателя.

— Картошка!

Энто ответил в микрофон, закрепленный у самых его замерзших губ.

— Ты мерзкий тип, Свэггер! Я околел, у меня ноет задница. Проклятье, если ты попадешься мне в руки, я сверну тебе шею.

— Не …годня, — ответил Свэггер. Связь стала чуть более четкой. — Настрой свой Джи-пи-эс на азимут двести шестьдесят пять гра… и указатель расстояния на одну и семь десятых мили. Когда проедешь одну и семь, повернешь на сто девять. Быстро. Шевелись.

После чего в наушниках, разумеется, не осталось ничего, кроме треска.

С трудом достав навигатор из мешка с деньгами — на самом деле в нем лежали старые журналы, — Энто неуклюжими пальцами нашел нужные кнопки и ввел азимут, после чего переключил режим и задал расстояние. Когда он одолеет одну и семь десятых мили, устройство зазвенит. Посмотрев вперед, Гроган пришел к выводу, что ему надо не огибать холм, а ехать напрямую, что означало обилие тряски, переключение передач босой ногой, избыток возни с ручкой газа и постоянную заботу о сохранении равновесия.

Долбаный урод!

Энто вернул навигатор в маленький аккуратный кронштейн, закрепленный на руле как раз для этой цели, снова завел двигатель и тронулся в путь, непрерывно ругаясь.

Ничего. Времени уже почти десять, солнце поднялось высоко и припекало. Укрывшись под маскировочной сеткой, двое снайперов занимались тем, из чего состоит на девяносто девять процентов снайперское искусство: ждали. В остросюжетных книгах и кино процесс ожидания всегда опускается. Увы, для Джимми и Реймонда это было невозможно. Они лишь чувствовали, как по всему телу разливается онемение. Тепло воздуха сталкивалось с холодом земли, и вскоре положение снайперов стало незавидным: сверху слишком жарко, снизу слишком холодно. Оба понимали: лучше не подгонять время и не смотреть на часы, не предвкушать предстоящие действия, не размышлять о будущем, не строить планы, надеясь, что скоро все завершится. Надо сосредоточиться на настоящем, принять неизбежность ситуации, не давая ей разрушить рассудок, не суетиться, не скулить, не думать о том, как все могло бы быть, не переживать былые сражения, не обсуждать ничего серьезного, не комментировать свое нахождение в подгузниках, не выражать ни жажду убить, ни страх смерти. Просто терпеть, как терпят все снайперы с тех пор, как один китаец впервые смешал уголь, селитру и вонючую серу, изготовив порох.

— Сейчас я закурю отличную сигару, отолью, откупорю бутылочку темного и пойду разомнусь, — усмехнулся Джимми, неисправимый весельчак.

— Даже не смей, — отозвался Реймонд, проклятый прямолинейным рассудком, воспринимавшим все буквально. — Этим ты выдашь наше…

Тут до него дошло, что Джимми шутит, и он осекся.

— Здорово я тебя разыграл, мальчик, — хмыкнул Джимми.

— Это точно, — согласился Реймонд.

— Глупец, ты веришь каждому слову. Поэтому ты не должен ничего покупать, предварительно не посоветовавшись со мной; такого наивного, доверчивого простачка обвести проще простого.

— Я рос не в городе, где все куда-то несутся, — оправдывался Реймонд. — У нас в деревне все так, как сказали, а вы, городские парни, любите свои дурацкие приколы.

— Даже представить не могу, что бы с тобой стало, если бы ты не был лучшим стрелком в Англии.

Они снова умолкли. Подобные разговоры вспыхивали каждые минут двадцать и продолжались всего несколько секунд.

Оба прильнули к своим оптическим приборам. Поле зрения у трубы Джимми было гораздо шире; сначала он оглядел дно долины, затем поднялся по противоположному склону, медленно, размеренно, как его учили, не торопясь, не уставая, не моргая, оценивая каждую мелочь, охотясь на любую аномалию: прямую линию, тень, падающую не в ту сторону, быстрое движение, облачко пыли при полном безветрии, сухую ветку среди ярко-зеленых побегов. Но все оставалось без изменений, лишь трава рябилась под напором настойчивого ветерка, а наверху неторопливо и величественно проплывали кучевые облака напоминающие застывшие взрывы.

— Смотри! — вдруг крикнул Реймонд.

На поляну выбежала стайка странных животных размером с козу, с белыми хвостами и шеями, с рогами, похожими на лиру, готовую вот-вот выдать мелодию в руках молодого древнегреческого бога.

— Господи Иисусе, это еще что за создания? — недоуменно произнес Джимми.

— Джимми, а может, мы свернули не в ту сторону и забрели в Африку? — предположил Реймонд.

— Точно, в Африку. Нет, это не Африка. Эти антилопы американские. Насколько я знаю, на вкус замечательные. За ними усиленно охотятся, но чем больше их стреляют, тем больше они плодятся.

— У кого поднимется рука на такую красоту? — задумчиво спросил Реймонд.

«Фу, ну и долго еще? И как это так быстро стало жарко? И куда подевалась левая половина моей задницы?»

Имбирь лежал в укрытии, как и полагается снайперу, сосредоточенный и спокойный. Однако это было необычное укрытие. Во всех переделках, в которых он побывал, а их набралось немало — первая война в Персидском заливе, затем вторая война, разные секретные задания в период якобы затишья, потом долгий трудный срок в Басре во время беспорядков, а после увольнения из армии различные поручения в охранной фирме «Грейвульф», — укрытия давали чуть больше удобств и свободы движений. Квартира, густые заросли, обложенный мешками с песком контрольно-пропускной пункт, перекрывающий дорогу из долины, кишащей язычниками. Прежде от Имбиря не требовалось изображать саму землю, молчаливую, застывшую и неподвижную.

Очень непростая роль. Слава богу, у него есть вода, от которой он не может оторваться, но что будет, если вода закончится слишком рано, например к полудню, а ему придется лежать здесь до наступления темноты и даже дольше?

И разумеется, голова. Этот янки здорово ему врезал. Со всей силы. Его можно понять, он расквитался за водные процедуры. И все же. Врач наложил бы на рану швы, на неделю освободил бы от тяжелой работы, а также дал бы лучшие обезболивающие лекарства, какие только выпускает британская фармацевтическая промышленность. Однако здесь, в дикой Америке, о подобных прелестях нечего и мечтать; никаких швов. Имбирь чувствовал под повязкой влагу просочившейся крови. Обезболивающие он пил самые примитивные, такие продаются в любой аптеке; ему казалось, что если он примет еще хоть одну таблетку адвила, то сам превратится в ходячий адвил — здоровенную коричневую таблетищу шести футов трех дюймов роста и двухсот сорока фунтов веса.

У Джимми и Реймонда было, по крайней мере, куда смотреть, хоть какое-то развлечение. Его же поле зрения ограничивалось полосой у ручья в несколько десятков ярдов, и даже когда странные животные пришли на водопой, Имбирь не смог их хорошенько разглядеть, потому что они так и не появились прямо перед ним. Так что же это за чудо природы?

Внезапно Имбирь услышал какой-то звук. Он подождал, пока звук станет более отчетливым. У него радостно заколотилось сердце — редкое явление для такого стоического человека, привыкшего выполнять свой долг. Имбирь узнал рев квадроцикла Энто.

Рука Имбиря стиснула пистолетную рукоятку М-4, он быстро мысленно прочитал «Аве, Мария», жалея о том, что нет времени проглотить еще одну таблетку, чтобы почерпнуть дополнительную энергию и сосредоточенность. Размяв все затекшие мышцы, которые можно было размять, Имбирь приготовился к действию.

Когда квадроцикл поднялся на гребень, прозвенел звонок, и Гроган с удовлетворением отметил, что прибыл на место. Следуя полученным по рации инструкциям, он сменил азимут 265 на 109, то есть направился вдоль гребня. Энто тревожился, что все эти указания «сверни туда, сверни сюда» его запутают, но в целом понимал, что удаляется от долины, которую выбрал как место заключительного действия, к которой, как он думал, его направит Свэггер, где, послушные его приказу, лежали в засаде спартанцы Джимми, Реймонд и Имбирь.

Отчаяние нарастало по мере того, как время вело неумолимый отсчет и игра приближалась к финалу, но зато Энто наконец смог сориентироваться, по крайней мере так ему казалось.

Он словно находился на Луне: по обеим сторонам хребта простирались до бесконечности однообразные пологие холмы, долины, пересеченные серпами теней, голые желтоватые скалы — зрелище красивое, но не несущее никакой информации. Вдалеке, слишком далеко, чтобы можно было оценить расстояние, виднелись зазубренные горные пики, кое-где даже покрытые снегом. Но вокруг Энто были только заросшие травой бугры и впадины, покрытые пятнами теней.

Энто следовал по указанному азимуту. Он мог бы ехать до бесконечности или, по крайней мере, до наступления темноты, но тут послышался зуммер рации. Энто остановился, переключил передачу на нейтраль и достал рацию. Теперь, когда он немного освоился с наготой, из всей одежды ему больше всего не хватало карманов.

— Картошка?

— Это я, черт побери, — проворчал Энто.

— Остановись. Раз…нись на азимут ноль десять шесть, проезжай одну и … мили и останавливайся. Это будет…

— Сколько миль ехать, черт побери?

— Одну и шесть. Оставайся на скутере, не исче…, ты все по…л?

— Все понял, сволочь.

Как и прежде, голос никак не отреагировал на оскорбление, а просто отключился. Энто перенастроил Джи-пи-эс и двинулся в указанном направлении, бесконечно радуясь, что, судя по всему, приближается к той самой долине.

Одна целая и шесть десятых мили на голом пологом склоне летели быстро, через полторы мили Энто оказался перед крутым подъемом, уходившим к гребню, который со стороны выглядел более высоким, чем окружающие холмы. Двигатель натужно взвыл, борясь с уклоном, и через несколько минут Энто остановился.

Земля обетованная. Энто увидел в обширной долине все, что мысленно представлял, разглядывая топографическую карту. Для ориентации ему потребовалось какое-то время, наконец он сообразил, что находится на южной окраине, то есть справа на склоне скрываются в засаде его дружки, а слева скоро появится Свэггер, чтобы расстаться с жизнью.

Энто не сомневался, что за ним наблюдают, поэтому переборол импульс выразить ликование по поводу успеха своей стратегии, переборол инстинктивное желание еще раз проверить свои расчеты, попытавшись отыскать взглядом спрятавшихся друзей. Энто сохранил внешнее равнодушие, не выразив ни восторга, ни удовлетворения, ничего, кроме сурового безразличия закаленного воина.

Он понимал, что ему придется немного подождать. Свэггер, где бы он ни был, сам только что прибыл на место, ведь, пока Энто мотался по прерии, Свэггер наверняка тайно его сопровождал, перемещался с места на место, проверяя, нет ли преследователей. Ну а сейчас Свэггер изучит долину, проверит каждый клочок земли, каждый ручеек, каждый бугор, каждый куст, каждую впадину, ища признаки того, что Энто каким-то образом сделал именно то, что он и сделал, то есть разгадал место и заранее разместил здесь своих людей. Возможно, на это потребуется час; вот когда от ребят потребуется величайшее мастерство.

Казалось, действительность потеряла связь со временем. Единственным звуком было настойчивое завывание ветра; в остальном ландшафт выглядел совершенно безжизненным, если не считать обнаженного мужчины с раскрасневшимися плечами, верхом на странной четырехколесной машине, напоминающей скорее игрушку, чем что-то серьезное. Птица парила кругами в восходящих потоках воздуха, высматривая добычу — тоже снайпер в своем роде. Вдруг внезапно раздался вой и так же внезапно оборвался — кто-то кого-то съел. Время шло, секунда за секундой. Энто сидел в седле, верхом на двигателе, совершенно голый, как в тот день, когда появился на свет, однако сейчас он уже привык к наготе и нисколько ее не стеснялся.

Наконец в наушниках затрещал голос:

— Видишь ручей, протекающий в долине?

— Да.

— Направляйся к его середине. Рассекай ровно …олам. Не доезжая пятьдесят шагов, остановишься. Слезешь с …роцикла вправо. …ки поднимешь вверх, отойдешь десять шагов в сторону и встанешь в траве. Малейшее резкое дви… — …учишь пулю в голову. Когда бу… …тов, я сам к тебе выйду.

— Все понял.

— А теперь за дело.

Гроган повернул ключ зажигания.

Двигатель ожил, и Энто постарался сдержать усмешку, разорвавшую его лицо. Он подумал: «В самую точку, твою мать!»