Глава 14

Салли в составе группы из Министерства юстиции работала над одним крупным делом, связанным с мошенничеством при банкротстве, поэтому домой возвращалась поздно, и Ник неожиданно обнаружил, что у него имеется больше свободного времени, чем он ожидал. Группа «Снайпер» зашла в тупик: новые улики, никуда не ведущие, проверка самых безумных гипотез — одним словом, только видимость работы в ожидании, когда Ник выпустит отчет и закроет дело. А Ник тянул: вдруг Свэггеру удастся раскопать что-нибудь действительно интересное. Тем временем представители трех местных управлений полиции, оставшись без дела, вернулись к себе.

Вечером Ник решил побаловать себя хорошим ужином, поскольку с самого начала этой заварушки так ни разу толком и не поел. Выйдя из зловещего здания имени Гувера, он обогнул ряды бетонных блоков, расставленных как барьеры, если объявится сумасшедший террорист-смертник на машине, начиненной взрывчаткой. Неспешной походкой Ник двинулся по южной окраине Вашингтона, ища подходящее заведение, где можно перекусить.

Район преображался на глазах. Еще в конце девяностых юго-восток был зоной отстоя, мусора. Некогда процветающие жилые здания и магазины, расположенные слишком далеко от «центрального треугольника» со штаб-квартирами крупнейших федеральных ведомств, пришли в запустение. Поэтому сюда не собирались на обед многочисленные чиновники, предпочитая питаться где-нибудь ближе к центру, здесь не было кинотеатров, книжных магазинов, модных бутиков и тому подобного. Все изменилось, когда открыли «Веризон-центр» — новый «кафедральный собор» таких религий, как НБА и НХЛ; вслед за ним появились рестораны и современные киноконцертные залы, а вдоль главной Седьмой улицы выстроились всевозможные уютные заведения. В одночасье район заполнился шумным племенем варваров, называющимся молодежью, и Ник, прогуливаясь по улицам, поражался их числу, энергии, одежде, их гомону, стремлению заполнить весь мир собственной значимостью. От этого у него разболелась голова. Фу, как же он постарел, ему уже за сорок, у него большой дом в Ферфаксе, который он практически не посещает, и жена, ставшая такой важной птицей, что он почти ее не видит.

Ник плотнее укутался в плащ: на Восточном побережье хозяйничала глубокая осень, предвестница зимы. Сняв с шеи удостоверение, Ник убрал его в карман — ему не хотелось напоминать чиновника, выбравшегося на вечернюю вылазку. Он ощущал на одном бедре «глок» 40-го калибра, надежно убранный в кобуру «Сафариленд», а на другом — противовес из двух запасных обойм по двенадцать патронов в каждой; плащ он специально выбрал на размер больше: так очертания пистолета не проступали сквозь материю, хотя теперь приходилось подворачивать рукава.

Рыба. Ник решил посвятить этот вечер рыбе, так как до заведений, где предлагали приличное мясо, было далеко, — ближайшее, «Мортон», находилось на пересечении Коннектикут-авеню и К-стрит. Туда можно было добраться только на такси. А неподалеку располагалось одно местечко под названием «Океанарий», о котором Ник слышал только хорошее. Выбор сделан: он отправится туда, насладится ужином, возвратится на метро в здание имени Гувера и к полуночи будет в Ферфаксе.

Ник зашел в «Океанарий», расположенный на L-стрит, и ему понравилось то, что он увидел: внутри царила атмосфера тридцатых годов, воскрешающая в памяти гангстерские фильмы, где все ходили в фетровых шляпах с загнутыми полями и длинных плащах и носили кольты полицейского образца. О, и еще все непрерывно курили. Ник вспомнил фильм, определивший его жизнь. В семидесятых, в возрасте четырнадцати лет, он смотрел его, лежа на животе перед телевизором, озаренный серыми отсветами кинескопа. Фильм назывался «Улица без названия», в нем рассказывалась история героического агента ФБР Джина Корделла, который внедрился в банду, орудовавшую в убогих трущобах некоего Сентер-Сити. Фильм заканчивался отчаянной перестрелкой; пистолеты-пулеметы выплевывали в ночную темноту вспышки выстрелов, облачка порохового дыма и длинные цепочки кувыркающихся стреляных гильз, превращая в решето плохого типа по кличке Финка, а Корделл, разумеется, остался жив и невредим. Корделла играл… как же имя того парня? Он так больше нигде и не прославился, но, черт побери, как же он был хорош в этом фильме! Стив Джексон? Джек Смит? Билл Стивенсон? Что-то в таком духе. А, Марк Стивенс — вот как его звали. Марк Стивенс был умным, отважным, мужественным и спокойным, по крайней мере в этом фильме, что бы ни происходило до и после, — в общем, именно таким мечтает вырасти подросток, и именно тогда Ник понял, что должен стать агентом Федерального бюро расследований, иначе жизнь будет прожита впустую.

Охваченный ностальгией по добрым старым временам, которую даже через двадцать лет службы навевали на него фильмы про доблестных агентов ФБР, Ник прошел в зал, увидел, что он наполовину пуст, обратился к метрдотелю и получил уютный столик в дальнем углу. Он сел, отказался от аперитива, прослушал перечень фирменных блюд, остановился на жареном полосатом окуне с картофельным пюре и салате с маслом и уксусом, и приступил к закуске в сметане, которую принес официант, пока Ник делал заказ.

Тем временем воздух наполнился звуками джаза, и Ник прямо-таки ожидал услышать сообщение о том, что японцы бомбят Пирл-Харбор, которого, конечно, так и не последовало. Зато принесли бутылку шампанского.

— Я это не заказывал, — сказал Ник официанту Чаду.

— Знаю, сэр, но шампанское прислал мужчина вон за тем столиком. Это лучшее, что у нас есть. Не дешевая бурда.

Оглянувшись, Ник увидел адвоката Билла Феддерса, тот приветливо помахал рукой. Улыбнувшись в ответ, Ник повернулся к официанту.

— Пожалуйста, отнесите шампанское обратно, поблагодарите мистера Феддерса от моего имени и передайте, что я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Я специальный агент ФБР, и у меня при себе огнестрельное оружие, так что мне запрещено употреблять спиртные напитки. Мистер Феддерс все поймет.

— Да, сэр, — кивнул официант и отошел от столика.

Но если Ник надеялся, что на этом все закончится, его постигло глубокое разочарование. Он съел салат, расправился с окунем, приготовленным восхитительно, и наслаждался чашкой кофе без кофеина, когда на столик легла чья-то тень. Ник сразу понял, кому она принадлежит.

— Привет, Ник. Я Билл Феддерс…

— Конечно, Билл, я вас помню, пару недель назад мы встречались у моего босса. Вы работаете на Констебла.

— Да, верно. Как правило, выполняю для него всякую грязную работу. Жаль, что вы не можете выпить шампанского. Оно очень легкое, прекрасно подходит к рыбе. Но я все понимаю. Что-то происходит, вам нужно прихлопнуть плохого парня, но шипучка ударяет в голову, и все заканчивается большими неприятностями.

— Спасибо за предложение. Я вовсе не кокетничаю, но лучше обойтись без шипучки. Хотя вероятность того, что мне сегодня вечером придется прихлопнуть плохого парня, чрезвычайно мала. Если привыкаешь к определенному образу жизни, расстаться с ним очень непросто.

— Я все понял. Ник, не возражаете, если я на минутку к вам подсяду?

Феддерс прекрасно владел искусством нравиться, этим профессиональным умением вашингтонского игрока всюду привлекать к себе внимание — разумеется, благоприятное. Симпатичный мужчина, буквально излучающий обаяние, в безукоризненном темно-синем в полоску костюме — форменном мундире влиятельных юристов, — с блеском в черных волосах, тронутых сединой, и исходящим от лица ощущением свежести, как будто он только что из парикмахерской.

— Мистер Феддерс…

— Билл.

— О'кей, Билл. Наверное, лучше нам ужинать отдельно. Официальными вопросами я занимаюсь на рабочем месте, в открытую, где меня видят и слышат. Если вы хотите договориться о встрече, естественно, мы сделаем все возможное и удовлетворим ваше желание. Или вы…

— На самом деле, Ник, ничего официального.

— В таком случае, конечно, присаживайтесь, но только предупреждаю, мне предстоит долго идти к своей машине, а потом еще возвращаться в Ферфакс. И завтра утром снова на работу. Я всегда стараюсь появляться первым. Это обратная сторона тех больших денег, что я получаю.

Феддерс улыбнулся, сверкнув глазами, и опустился на пустой стул. Он взял с собой недопитый стакан виски.

— Ник, поймите, это моя работа. Я должен выспрашивать, вынюхивать, узнавать, что к чему. Вот за что Том мне платит. Пожалуй, я в каком-то смысле его специальный агент.

— Понимаю.

— И до меня доходят разные слухи. Так, например, я слышал, что расследование внезапно свернуло в сторону.

— Мы просто стараемся не упускать никаких мелочей, только и всего.

— Ну да, да. Это я тоже слышал. Люди говорят: «Этот Ник Мемфис, он еще до конца года станет заместителем директора, один триумф за другим». Насколько я знаю, в Бристоле вам здорово досталось.

— Да, я поймал кусочек свинца, но все это в прошлом, вот только походка изменилась.

— В общем, герой, отличный парень — вот общее суждение о Нике Мемфисе, специальном агенте ФБР. «Отличный парень». «Лучший из лучших». «Неподкупный», «подающий надежды», «далеко пойдет».

— Билл, смысл не в том, чтобы далеко пойти. У меня замечательная карьера, и я рад, что вношу свой маленький вклад в общее дело. Этого достаточно. Если я поднимусь на следующий этаж, будет просто здорово. Если не поднимусь, значит, так легли карты. В моих честолюбивых планах нет места для меня самого. Я ратую за соблюдение закона — вот в чем мое честолюбие.

— Прекрасные слова. Вы благородный человек в этом городе козлов, как профессионалов, так и дилетантов. Хорошо, Ник, позвольте мне быть с вами откровенным. Этот тип, Том Констебл, — классический воротила, и он без всякого сожаления уничтожает тех, кто оказывается у него на пути. Я пытаюсь хоть как-то его сдерживать, но эти миллиардеры-знаменитости, сотворившие себя собственными руками, очень упрямы во всем, что касается их прихотей. И я просто предупреждаю вас: нет смысла идти против него, не делайте этого. Том может сделать больно и сделает больно, и мне уже приходилось это видеть. Будет жаль, если такого хорошего парня, как вы, раздавит тяжелая пята Тома Констебла, причем было бы ради чего. Он хочет лишь поскорее закрыть расследование, хочет, чтобы имя его бывшей жены исчезло со страниц газет и все осталось в прошлом. Я говорю все это исключительно из уважения к вашим достижениям.

— О, понимаю, — ответил Ник. — Вы делаете мне одолжение. А то я подумал было, что вы угрожаете сотруднику федерального ведомства.

— Ник…

— Мистер Феддерс, я бы предпочел закончить нашу беседу немедленно, пока у вас не возникли крупные неприятности. Да, вы прислуживаете большому человеку, да, мне следует ходить вокруг него на цыпочках, мы оба знаем, что именно так обстоят дела в старом плохом городе. Отлично, вы сказали мне все, что собирались. Кривые дорожки и витиеватые фразы, добро пожаловать в город на Капитолийском холме.

— Злитесь, если вам так больше нравится, но попробуйте взглянуть на все под другим углом. Этот человек действительно может вам помочь. Я имею в виду, почему такие ослы, как я, живут припеваючи, а хорошие парни вроде вас едва сводят концы с концами? Потому что мы, ослы, не боимся присосаться к какому-нибудь большому шишке, льстить ему без меры, выполнять грязные поручения и получать за это хорошие деньги. Вы можете напомнить, что я сам выбрал себе эту жизнь, и я не стану возражать. Но если такой хороший парень, как вы, сделает большому человеку всего одно маленькое одолжение, вы даже не представляете, как это поспособствует вашей карьере. Вы сможете подняться на седьмой этаж, и только подумайте, сколько хорошего там сделаете. Вам будет чем гордиться. Вы обойдете свою жену, а я знаю, что это также играет немаловажную роль.

Значит, Феддерс ознакомился с блистательной карьерой Салли в Министерстве юстиции и выяснил, что она стремительно поднимается вверх.

— Сами подумайте, как это потешит ваше самолюбие. Это все, Ник, спасибо, что выслушали, у вас есть моя визитная карточка, и, если вам в этом городе что-нибудь понадобится — все, что угодно, — просто позвоните мне.

Улыбнувшись тепло, без тени стыда, Феддерс встал и изящно удалился.

Ник проводил его взглядом, думая: «О господи, к чему это приведет?»