Боб наградил себя хорошим сном, без чего вынужден был обходиться последние два-три дня. Ему пришлось дать показания в управлении шерифа, и он вернулся в мотель уже после полуночи. Боб подпер стулом дверную ручку, чтобы задержать непрошеных гостей, положил под одеяло подушку, изображающую спящего, и устроился в ванне, не разуваясь, подложив под голову «кимбер» 38-го калибра. Спал он долго и крепко, хотя один раз ему приснился его отец, говоривший, как он разочарован в том, каким человеком стал Боб. Однако этот лейтмотив звучал так часто, что больше его не тревожил. Такова была расплата за счастливую привилегию быть сыном великого Эрла Свэггера.

Боб проснулся в десять утра, принял душ, сменил повязку на ободранном колене, проверил синяки под глазами, убеждаясь, что они несколько уменьшились, принял три таблетки ибупрофена, затем переоделся в свежие джинсы и тенниску. Вместо завтрака он ограничился кофе, приготовленным в имевшейся в номере кофеварке. После чего пришло время заниматься делами. Сначала Боб позвонил жене.

— О, привет! — ответила Джули, и по ее радостному голосу он понял, что произошло что-то хорошее.

— Ники пришла в себя?

— Приходила. Почти на целую минуту. Она уселась в кровати, посмотрела на меня и сказала: «Привет, мама». Потом улыбнулась Мико и сказала: «Привет, сестренка». После чего легла и опять провалилась туда, где находилась все это время.

— О, замечательно! Это самая лучшая новость! А что говорят врачи?

— Что именно так и возвращаются из комы. Никогда не бывает: «Привет, что у нас на завтрак? Пойдем в кино». Всплывать из мрака приходится очень медленно. Скорее всего, еще несколько дней Ники будет приходить в себя лишь на короткое время, и только потом сознание окончательно к ней вернется. В общем, врачи настроены очень-очень оптимистически. Иногда бывает, что больные не могут ничего вспомнить, но Ники узнала меня и Мико. О, это прекрасная новость! Когда ты сможешь сюда приехать? Было бы так здорово, если бы ты присутствовал, когда Ники окончательно очнется.

— Ну, черт возьми, я постараюсь. К сожалению, тут остались кое-какие дела, кое-какие вопросы, с которыми мне нужно разобраться.

— Вчера ночью у вас там опять стреляли.

— Лично я не сделал ни выстрела. Больше того, мое оружие по-прежнему лежит в багажнике. Я вышел из всего целый и невредимый, если не считать ободранного колена и распухшей головы. Меня даже назвали героем, и какая-то телестудия захотела взять интервью. Я посоветовал обратиться к моему пресс-секретарю. В общем, через какое-то время я перезвоню. А ты по-прежнему постарайся мне не звонить. Я просто не знаю, где я буду, и звонящий телефон может прийтись некстати.

— Хорошо. Но пожалуйста, приезжай скорее. О, я так рада!

— Новость замечательная, моя прелесть.

Затем Боб снова позвонил Нику Мемфису. Но Ник не ответил. Черт побери, куда он подевался? Это было не в его духе — исчезать бесследно. Может быть, он уехал за границу? В общем, Боб снова оставил то же сообщение. Потом он позвонил Терри, продавцу бакалейной лавки, чтобы узнать, как у него дела, но тот тоже не ответил. Боб оставил сообщение. Через секунду раздался ответный звонок.

— У тебя все в порядке? — спросил Боб. — Держишься?

— Сэр, это было здорово! Меня уже сотню раз показали по «ящику», звонил какой-то продюсер из Голливуда, обо мне написали во всех газетах. Это ничего? Я правильно себя веду?

— Молодец, суши сено, пока жарит солнце. Ты ничего не должен ни мне, ни кому бы то ни было еще. Так что выжимай все, что сможешь. Если хочешь, Терри, я больше не буду звонить.

— Нет-нет, сэр, звоните. Я хочу знать, что происходит, и, может быть, мне понадобится ваш совет. К тому же мне стыдно, что меня называют героем…

— А вот это отличительная черта настоящего героя. Все герои так себя чувствуют. Я на своем веку знавал нескольких. И не обманывай себя: ты не побоялся вступить в схватку с двумя вооруженными бандитами, ты оглушил одного из них, повалил на пол и действительно одержал победу, а я же лишь несколько раз нажал на спусковой крючок. Ты настоящий герой, сынок. Даже если сам в это не веришь. А все остальное — несущественные детали.

— Да, сэр.

— Ну а насчет кино я тебе ничем не могу помочь. Знаю только, что там полно шустрых прохиндеев, так что лучше хранить бумажник подальше. Но если у тебя будут какие-нибудь неприятности, если к тебе будут приставать, не стесняйся, звони мне. И будь осторожен. Эти преступники работали на кого-то другого. Ты все понял?

— Да.

Следующим был звонок Чарли Уингейту, молодому гению из компьютерного магазина.

— Для меня ничего нового, Чарли?

— Мистер Свэггер, насколько я могу сказать, жесткий диск полностью сгорел. Боюсь, кроме того обрывка, я ничего не смогу восстановить. За такую мелочь я с вас ничего не возьму.

— О нет, возьмешь. Ты выставишь мне счет за целый день напряженной работы, по высшему разряду, и ни цента меньше, понятно?

— Да, сэр.

— А теперь я хочу, чтобы твой мозг занялся еще одной проблемой. Ты что-нибудь смыслишь в Библии?

— Почти ничего.

— Ну и я тоже. Но тут всплыла одна вещь, имеющая отношение к отрывку из Библии. Марк, глава два, стих одиннадцать. Это где Иисус исцеляет калеку и говорит ему: «Вставай и иди домой».

— «Мой фюрер, я могу ходить», — сказал парень.

— Да, что-то вроде того, — подтвердил Боб, понятия не имея, о чем идет речь. — Так вот, я хочу, чтобы ты рассмотрел это со всех точек зрения, какие только придут тебе на ум. Может быть, имеет значение число «два-одиннадцать»? Может быть, имеет значение номер страницы в Библии, я сам не знаю, какая она? Что говорится об этом в комментариях? Каковы различные интерпретации? Есть ли какое-нибудь слово, имеющее разные значения в том древнем языке, бог знает каком, на котором был написан оригинал?

— В арамейском.

— Да, замечательно. Не может ли это быть каким-то кодом? Где еще упоминается это событие? Нет ли каких-нибудь картин или чего-то еще, посвященных ему? Все, что угодно. Ты умный, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Я постараюсь.

— Ты знаешь свой город?

— Прожил здесь всю жизнь.

— Отлично, может быть, есть какая-то связь с этим городом. Не знаю, в общем, прояви творческий подход, выйди за рамки, представь, что это вопрос на миллион. Мало ли что тебе придет в голову!

— Да, сэр.

Боб окончил разговор, но не успел он положить телефон, как тот зазвонил снова. Взглянув на номер, Боб понял, что это личный номер Мэтта Макриди, молодого гонщика НАСКАР! Разве главная гонка не завтра?

— Да, Мэтт?

— Здравствуйте, комендор. Как у вас дела?

— Постарел всего на неделю по сравнению с нашей последней встречей, но кажется, что прошло уже сто лет.

— Время летит! Это единственное, что быстрее моего «чарджера».

— Единственное.

— В общем, я тут думал и соображал, и, похоже, у меня для вас кое-что есть.

— Говори, сынок.

— Следы колес, металлических, расположенных близко, что-то связанное с гонками? Ну, есть одна штука. Ее постоянно видишь в боксах, она везде… как это слово… всюдусущная?

— Гм, не знаю такого слова.

— Тут Ред подсказывает, «вездесущая». Точно, она вездесущая.

— Ладно, черт побери. Надеюсь, я не забуду. Вездесущая. Повсюду.

— Так вот, это следы гидравлического домкрата.

— Для замены колес?

— Совершенно верно, сэр. Гонка зависит не только от одного водителя. Часть искусства побеждать в этой игре — работа команды с машиной. У меня отличная команда, Ред прекрасно вышколил этих ребят. Они заправляют бак, добавляют масло в двигатель и меняют колеса меньше чем за пятнадцать секунд. Слаженность, с какой они работают во время пит-стопов в день гонок, подобна балетной хореографии. И ключом к смене колес, естественно, является домкрат. Это огромная тяжелая штуковина, сплошная сталь, гидравлический привод, цилиндры, заполненные машинным маслом. Весит около пятидесяти фунтов. Установлен на стальных колесиках шириной где-то с дюйм. Домкрат поручают самому сильному, самому крепкому жеребцу в команде. Он быстро перетаскивает домкрат через стену, подкатывает к колесной нише и отрывает машину от земли. Тем временем парень с пневмоключом начинает откручивать гайки, когда колеса еще не поднялись полностью. Парень с ключом освобождает место, подбегает другой и хватает гайки; в этом заключается вся его работа — держать гайки. Двое других срывают с оси стертое колесо, откатывают его в сторону и ставят вместо него новое, которое им уже подкатили двое других ребят. Парень с ключом туго затягивает гайки, домкратчик опускает машину, и вся команда сломя голову бросается к другому колесу, чтобы повторить то же самое. Толковая команда может полностью «переобуть» машину за пятнадцать секунд, и если после гонки — неважно, чем она завершилась, победой, поражением или разбитой машиной и пожаром, — взглянуть на их руки, то ладони, запястья и особенно пальцы у них будут стерты до крови. Но они ребята крепкие, им на это наплевать.

— Я все понял. И они катают эту штуковину по маслу и воде, и та оставляет повсюду на асфальте следы шириной дюймов шесть-восемь?

— Можно в этом не сомневаться, сэр.

— Значит, если бы ты увидел целую паутину таких следов, что бы пришло тебе на ум? Кто-то учится быстро менять колеса?

— Ну, я подумал бы именно это.

Гм. Свэггер постарался вставить эту новую информацию в уже собранный узор. Смена колес. Кто-то учится быстро менять колеса в духе НАСКАР. За каким чертом это может кому-то понадобиться? Ребята, таскавшие домкрат, не имеют к гонкам никакого отношения, они не работают в боксах. Так для чего им нужно уметь быстро менять колеса? Какая машина приехала в баптистский лагерь не с той резиной и потребовалось быстро ее «переобуть»? И вообще, какой смысл в новых покрышках? Одно из возможных объяснений — старые полностью стерлись. А отчего может полностью стереться весь комплект резины? Они что, собираются угнать гоночную машину? Конечно, эти «малышки» стоят недешево, но все же…

И тут Бобу пришла другая мысль. Нет-нет, резина не стерта. Покрышки меняют, чтобы изменить ходовые качества машины. Предположим, покрышки предназначены для какой-то одной цели, но вот машина «переобута», и теперь ее можно использовать для другой цели, для которой она предварительно не предназначалась. Может быть, это имеет какое-то отношение к эпидемии взрывающихся грузовиков, внезапно вспыхнувшей в здешних краях? Быть может, кто-то для той же самой цели пытается выжать из двигателя лишние полсотни «лошадок»? Но что это может быть за грузовик, что это за новая неожиданная цель?

— Вы меня слушаете? Я вам помог?

— Да, определенно помог. Я пока что еще не все понял, но я раскладываю все кусочки в ряд, и скоро будет готова общая картина. А теперь позволь задать тебе один вопрос. Я стреляю наугад: тебе что-нибудь говорит библейский отрывок, Евангелие от Марка, глава два, стих одиннадцать, о том, как Иисус исцелил калеку? В этих строчках нет какого-нибудь скрытого смысла?

— Знаете, сержант, мы не очень-то чтим священную книгу. Есть гонщики, которые относятся к ней с уважением, но не мы. Так что для меня в этих строках ничего нет, и я не думаю, чтобы они имели какое-либо отношение к гонкам.

— Ну хорошо, все равно спасибо. Я очень признателен за то, что ты смог выкроить для меня время, хотя у тебя сейчас столько забот. Вижу, ты отличный парень.

— Был рад вам помочь.

— Ты сейчас дни и ночи готовишься к гонке, но помог мне. Вот он, настоящий дух морской пехоты!

— Если честно, накануне гонки особых дел у нас нет. Сегодня вечером мы немного погоняем машину, в последний раз все проверим, а потом я отправлюсь в деревню и буду раздавать автографы, там будет настоящий сумасшедший дом, но у нас много сувенирных футболок и кепок, и вообще это помогает расслабиться и очистить мозги.

— Что ж, желаю удачи. Я знаю, что ты парень хоть куда, и будем надеяться, что везение тебе улыбнется.

— Это контролю не поддается, так что можно не забивать голову, — ответил Макриди.

Боб посидел, задумчиво перебирая записи. Затем, вспомнив, что проголодался, он сунул свой 38-й в кобуру на поясе, в миллионный раз убедившись в том, что оружие заряжено и патрон дослан в патронник, и вышел на улицу. В августовской жаре ничто не шевелилось. На стоянке было несколько машин, но по большей части она оставалась пустынной. Чуть дальше по шоссе Боб увидел кафе и направился туда, каждые несколько минут, несмотря на «зеленый» уровень опасности, который он установил для себя, оглядываясь вокруг на триста шестьдесят градусов в поисках чего-либо необычного, всматриваясь в тени, ища такие несоответствия, как струйка выхлопа из припаркованной машины или одинаковая шляпа на разных людях. Однако это был лишь жаркий летний день в маленьком городке американской глубинки.

Боб позавтракал, хотя времени было уже почти час дня, и за завтраком ему пришла еще одна дельная мысль. Он решил прочитать все Евангелие от Марка: вдруг это поможет ему проникнуться настроением стиха 2:11, увидеть что-нибудь такое, что пробудило у его дочери подозрения, заставив Эдди Феррола и его дружков пойти на убийство?

Поэтому Боб просидел несколько часов у себя в номере, читая Библию, наслаждаясь ею скорее как увлекательным рассказом — а сюжет действительно был захватывающий, особенно то, что Иисус мог спастись бегством, но не сделал этого и принял смерть на кресте, и это напомнило Бобу о многих его товарищах из морской пехоты, которые также могли спастись бегством, но остались и погибли. Однако, перечитав книгу дважды, он так ничего и не нашел.

Надо подумать, что делать дальше. Можно разыскать дом Эдди Феррола и с наступлением темноты заглянуть к нему в гости. Практически наверняка самого Эдди там не окажется, но кто знает, какие он мог оставить улики. Потом еще были братья Кармоди и Би-Джей Грамли; быть может, к этому времени о них всплыла какая-нибудь новая любопытная информация. Однако выяснить это надо будет через Ника Мемфиса, поскольку звонить Тельме и проявлять странный интерес к этому делу было бы неразумно. Но Ник до сих пор так и не перезвонил. Боб снова позвонил ему сам, и произошло то же самое: никто ему не ответил. И от парня из компьютерного магазина также по-прежнему не было никаких вестей.

Боб очень устал; он не находил себе места от вынужденного безделья и в то же время чувствовал, что ему нужно оставаться в номере. После такого хорошего начала день пропадал впустую. Он ничего не разведал, не сделал никакого продвижения вперед и…

Боб узнал этот звук, чавкающее хлюпанье мощного авиационного двигателя, которое могло означать только одно: вертолет. В свое время Боб вдоволь налетался на вертолетах, и один из них спас ему жизнь, успев доставить в полевой госпиталь в Дак-То, пока у него еще не остановились жизненные процессы, после того как русский снайпер проделал ему дыру в бедре. Однако сейчас это был не «хьюи», а другой, более крупный и мощный летательный аппарат. Рев двигателя становился все громче и громче, указывая на то, что вертолет снижается где-то совсем рядом.

Подойдя к окну, Боб выглянул на улицу и увидел, как большой аппарат приземляется на пустынной стоянке в сотне ярдов от его домика, поднимая несущим винтом вихри пыли и мелкого мусора. Это был самый настоящий «блэкхок», здорово потрепанный ветрами войны, дующими тут и там на планете, но сейчас гордо несущий в носовой части эмблему правоохранительных органов и надпись «УПРАВЛЕНИЕ ШЕРИФА ОКРУГА ДЖОНСОН, ШТАТ ТЕННЕССИ». Бобу в лицо швырнуло камешками, сила воздушного потока согнула его назад, но он увидел, как самый главный борец с преступностью шериф Рид Уэллс тяжело выпрыгнул из большого грузового люка и направился к нему.

Шериф был облачен в черный комбинезон, опутанный портупеями с шоковыми гранатами, баллончиками со слезоточивым газом, ножами и радиооборудованием. Из висящей низко на бедре кобуры торчал пистолет 45-го калибра, несомненно поставленный на боевой взвод. Движения верхней части туловища сковывал неуютный бронежилет с большими белыми буквами «ШЕРИФ» на груди. Колени и локти защищали толстые пластиковые накладки. На голове у шерифа была бейсболка с эмблемой, глаза закрывали темные очки с каплевидными зеркальными стеклами, а в руках он держал пистолет-пулемет М-4 с укороченным стволом, магазином на тридцать патронов, глушителем и целым арсеналом стоимостью не меньше двух тысяч долларов, состоящим из оптических прицелов, дальномеров, лазерных целеуказателей и, возможно, даже консервных ножей, закрепленных на многочисленных направляющих на цевье и крышке ствольной коробки. Господи, от этого человека веяло войной.

Боб отступил в сторону, впуская к себе в номер короля-воина. Тот вошел, бряцая и громыхая оружием, словно только что слез с коня где-нибудь в пятнадцатом веке. Однако это был не боевой десант, и шериф жестом предложил Бобу сесть, а сам тяжело опустился на кровать. Боб тотчас же обратил внимание на то, что шериф не может расстаться с М-4, потому что пистолет-пулемет намертво прикреплен к нему ремнем, петлей обхватившим наискосок его тело. Но он положил оружие на колени и снял бейсболку и очки. Пилот перевел двигатель «блэкхока» на холостые обороты, и рев на улице несколько утих.

— Мистер Свэггер, я начинаю терять терпение. Дело вашей дочери закрыто. Его закрыла вчера вечером Тельма. Все мы очень сожалеем о случившемся, но я не сомневался в том, что вы сегодня уедете отсюда.

— Да, сэр, я не собираюсь злоупотреблять вашим гостеприимством. Просто мне надо прояснить кое-что, потом я напечатаю отчет и направлю его Тельме. Кстати, она отлично поработала, черт возьми.

— Насколько я припоминаю, она спасла вам жизнь. По крайней мере, в тот момент все выглядело именно так.

— Сколько буду жить, никогда не забуду щелчок взведенного курка и быстроту ее реакции. Эта девчонка с невероятной скоростью выхватила пистолет и выстрелила в яблочко. Мне очень повезло, и я буду ей вечно признателен.

— Позвольте и мне кое-что прояснить. После того, через что вам пришлось пройти вчера, большинство людей попали бы в больницу с сердечным приступом. В лучшем случае их бы целую неделю рвало всем, что бы они ни съедали. И им точно пришлось бы сразу же сменить трусы, пусть это грубо, но это сущая правда. Это я говорю только про захват заложника и взведенный курок разряженного револьвера. Но в дополнение ко всему этому у вас на глазах был убит человек, и пуля, которая вышибла ему мозги, просвистела в шести дюймах от вашей головы. Опять же источник сильнейшей психологической травмы. Когда люди видят, как кого-то убивают, они после этого не могут заснуть недели, месяцы, а то и годы. Но вы, как мне рассказали, едва заметили случившееся и уже через несколько секунд были бодры и веселы.

Боб понял, что вчера вечером допустил ошибку. Какое-то глупое чувство мужского достоинства заставило его показать Тельме и троим сотрудникам группы захвата, что он ничуть не хуже их и что близкое знакомство со смертью не имеет никакого значения для человека, тысячи раз смотревшего смерти в лицо. Да! Глупо. И вот теперь все озадачены его стойкостью духа. Откуда она, что это означает? Надо было бы изобразить рыдания и притвориться, что он никак не может оправиться после пережитого. Еще одна глупая стариковская ошибка.

— Все произошло так быстро и казалось таким нереальным. Я до сих пор не могу поверить в то, что со мной случилось. Быть может, худшее еще ждет меня впереди, тогда и пропадет сон.

— Возможно. Это одно из объяснений. Но мне пришло в голову другое. А вы, часом, не профессионал? Ветеран коммандос, бывший боец спецназа, военный, принимавший участие в боевых действиях, что-нибудь в таком духе? Вы вели себя именно так.

— Я же говорил вам, что много лет назад служил в армии.

— Мы вас проверили. Все чисто. Никаких серьезных неприятностей с правоохранительными органами. Правда, на вашем месте я бы оплатил штраф, выписанный вам полицией Бойсе. И надеюсь, вы уладите вопрос со сточной трубой из конюшни в округе Пима. Эти борцы за чистоту окружающей природы могут доставить массу неприятностей.

— Да, сэр. Мой адвокат сейчас как раз работает над этим.

— Понимаете, я просто не смог пройти мимо того, что вы появились в этом сонном захолустье и оно внезапно превратилось в Додж-Сити. Два дня назад какой-то продавец расстрелял двух вооруженных грабителей. В прямом смысле расстрелял, как это сделал бы обученный профессионал, имеющий опыт подобных противостояний, обладающий чутьем и не боящийся агрессии. Вы к этому не имеете никакого отношения, если не считать непроверенного сообщения о том, что какой-то темный седан, предположительно взятый напрокат, отъехал от этого магазина сразу же после стрельбы. Расколоть мальчишку нам не удалось, но от меня не укрылось, что вы ездите на темно-зеленом седане «форд», взятом напрокат. Вы не находите в этом ничего любопытного?

— Шериф, я всего лишь отец, который пытается понять…

— А вчера вы сбили с ног убегающего вооруженного преступника. Вам шестьдесят три года, вы заметно прихрамываете при ходьбе, однако вы, ни минуты не раздумывая, вступили в схватку один на один с вооруженным наркоманом. У меня в управлении есть двадцатипятилетние полицейские весом в двести сорок фунтов, которые ни за что бы так не поступили. Затем, когда преступник взял вас в заложники, вы даже не вспотели. Он взводит курок…

— Сэр, да у меня не было времени все это осознать. Не успел этот парень взвести курок, как Тельма его пристрелила.

— А когда наш сотрудник всаживает преступнику пулю под глаз, вы этого даже не замечаете. Вам это нисколько не интересно. У вас не участилось дыхание, вы не взволнованы, ничего такого. Подумаешь, эка невидаль. Еще один день в жизни мистера Свэггера, зевающего от скуки. Еще один убитый, еще один доллар. Однако ваш послужной список абсолютно чист, подозрительно чист, как будто об этом по какой-то причине позаботились профессионалы. На вас нет никаких данных. Вы, случайно, не работаете в ЦРУ?

— В свое время я знавал одного сотрудника этого управления, очень приятную даму. А также нескольких козлов. Я в дружеских отношениях с одним высокопоставленным сотрудником ФБР, после некоторых событий, произошедших много лет назад. Но никаких бумаг на меня нет просто потому, что я всего лишь преуспевающий бизнесмен из Бойсе. Давным-давно я служил в морской пехоте. Но тут тоже ничего нет. Успокойтесь, все совсем не так, как в захватывающем детективе, где каждый не тот, за кого себя выдает, и все умеют стрелять.

— Надеюсь, вы говорите правду.

— Сэр, быть может, мне связаться с адвокатом? У полиции что, особый интерес к моей особе? Не следует ли мне позаботиться о юридической защите своих интересов?

— Подозреваю, мистер Свэггер, к вашей особе всегда будет интерес. Нет, адвокат вам не нужен; вам нужно лишь заправить полный бак горючего и направиться на запад.

— Да, сэр. Я никогда не спорю с человеком, у которого в руках пулемет. Но я оплатил эту ночь в мотеле, а уже темнеет, и у меня нет особого желания ночью ехать через Железную гору. Давайте сделаем так: я тронусь в путь завтра с утра пораньше, чтобы опередить болельщиков, которые станут съезжаться на гонки. Я закончу составлять отчет дома у дочери и отправлю его следователю Филдинг. Вы ничего не имеете против?

— Почему-то мне не верится, сэр, что вы боитесь темноты.

— Я боюсь не темноты. Я боюсь того, что прячется в темноте.

— Эти же самые слова я слышал от одного очень способного десантника. Ну хорошо, мистер Свэггер. Завтра утром вы уедете, или наша следующая встреча состоится в камере предварительного заключения. Договорились?

— Договорились, шериф.