По дороге обратно в Маунтин-Сити Боб попробовал дозвониться до Ника Мемфиса, специального агента ФБР. У него был номер личного сотового телефона Ника, и, выехав из Ноксвилла на север по шоссе номер 81 в лучах заходящего солнца, он нажал нужные кнопки. Однако вместо ответа Боб услышал записанный голос Ника, приглашающий оставить сообщение в ящике речевой почты:

«Это Мемфис. Оставьте подробное сообщение, и я с вами свяжусь».

— Ник, это Свэггер. У меня есть к тебе одно дело, и чем раньше ты дашь о себе знать, тем лучше. Дружище, пожалуйста, перезвони по этому номеру, как только сможешь.

Но Ник так и не перезвонил.

Боб был расстроен. Он любил Ника Мемфиса. Много лет назад, так давно, что Боб подавил эти воспоминания и большая их часть стерлась, Ник в него поверил. Его подставили профессионалы, он был в бегах и какое то время даже занимал первую строчку в перечне самых разыскиваемых преступников, составленном ФБР. За ним с оружием в руках охотились все полицейские Соединенных Штатов. И тут появился Ник, он внимательно рассмотрел улики и понял, что того, о чем все твердят в один голос, просто не могло произойти. Слишком все странно, слишком противоречиво, если учитывать законы физики. Ник пристально взглянул на все это, затем пристально взглянул в глаза Бобу — и поверил.

Боб знал: в то мгновение он родился заново. Вернулся обратно. Это было его спасение. Он почувствовал в себе силы подняться, вступить в игру, найти потерявшегося Боба Гвоздильщика и навсегда оставить в прошлом одинокого пьяницу-неудачника, переполненного чувством жалости к самому себе. Вера Ника перешла к Джули, перешла к Ники, перешла к Мико, позволив Бобу быть тем, кем он хотел быть, кем он был рожден быть. И это в конце концов дало ему возможность приблизиться к тому единственному богу, которому он поклонялся, — к своему великому мученику отцу.

Но сейчас Ника не было. Черт побери, где же Ник?

Тогда Боб набрал номер Мэтта Макриди.

И снова попал на автоответчик:

«Это Мэтт. Оставьте сообщение».

— Мэтт, говорит Свэггер. Видит бог, я не хотел беспокоить тебя перед гонкой. Всего один вопрос: я недавно видел следы какого-то механизма. Железные колеса, друг от друга дюймах в восьми-десяти, оставили глубокую колею в земле. Гм, я вспоминаю, что когда был у вас в боксе, то видел там самые разные следы. Есть какие-нибудь мысли насчет того, что это может быть? Уверен, ты мне поможешь. Заранее спасибо, и удачи тебе в гонке.

Затем Боб поймал выпуск новостей круглосуточной радиостанции Ноксвилла. Согласно сообщению корреспондента, личности двоих налетчиков, убитых в перестрелке в бакалейной лавке в округе Джонсон, удалось установить. Это оказались некие Кармоди Грамли и Би-Джей Грамли, оба без определенного места жительства, оба связанные с организованной преступностью, предположительно входившие в мобильную группировку, которая в последние годы неоднократно привлекалась к силовым разборкам в преступном мире. У обоих имелся солидный послужной список. Молодого Терри Хепплуайта, продавца бакалейной лавки, вступившего в перестрелку с налетчиками, называли героем, хотя он пока что упорно отказывался встречаться с прессой.

Грамли, подумал Боб. Ребята Грамли. Кто такой этот Грамли? Еще один вопрос для Ника, который наверняка сможет многое раскопать об этой семье.

Вместо того чтобы вернуться в свой мотель, где наверняка его караулили эти Грамли, Боб завернул в первую попавшуюся на глаза церковь, которая, как оказалось, принадлежала к Баптистской церкви спасения Иоанна Богослова. Эта церковь — простое одноэтажное здание со шпилем, едва дотянувшимся в высоту до двадцати пяти футов, — обладала каким-то грубым величием, словно ее мучительно медленно складывали по кирпичику. Войдя в тишину молельного зала, Боб поначалу решил, что ошибся адресом, ибо единственные двое молящихся были чернокожими и у него мелькнула мысль, что их воспоминания о рослых белых мужчинах в джинсах и сапогах вряд ли самые теплые. Но тут появился молодой негр в костюме и галстуке и поспешил к нему.

— Я могу быть чем-то вам полезным, сэр? Вы пришли помолиться? Добро пожаловать.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Боб. — Однако на самом деле мне нужно разрешить одну библейскую загадку, и я подумал, что именно здесь кто-нибудь сумеет мне помочь.

— Я попробую. Пожалуйста, пройдемте вот сюда.

За дверью оказался небольшой кабинет. Одну стену занимал книжный шкаф, заставленный различными Библиями и другими религиозными трудами.

— Присаживайтесь. Меня зовут Лайонел Уэстон, я пастор церкви Иоанна Богослова.

— Меня зовут Боб Ли Свэггер, и я вам очень признателен, сэр. Речь идет об одном отрывке, который привлек мое внимание. Моя дочь интересовалась этим отрывком, перед тем как попала в аварию, и я хочу понять, что это могло бы означать.

— Я попытаюсь помочь.

— Марк, глава два, стих одиннадцать.

— А, — сказал преподобный Уэстон, — да, конечно. «Встань, возьми постель твою и иди в дом твой». Или еще: «Встань со своей подстилки и иди в дом твой». Христос сотворил чудо. Он вернул способность двигаться человеку, разбитому параличом. Сомневающиеся не давали Ему прохода, но верующие принесли к Нему больного и немощного. Не из самолюбия, не из тщеславия, но из сострадания Христос возвратил его парализованным членам силу. Это одно из величайших чудес, о которых говорится в евангелиях. Больше того, можно сказать, что эти слова выражают чистую радость силе Господа, Его способности исцелять немощных верой. Вам это хоть сколько-нибудь помогло, мистер Свэггер?

Недоуменное выражение лица Боба было красноречивее любых слов.

— Быть может, для вашей дочери эти слова имели иносказательный смысл. Она говорит: «Я могу ходить». Ее болезнь исцелена. Ей явилось какое-то откровение. Не страдала ли она каким-либо душевным или физическим недугом?

— Сэр, я так не думаю. Похоже, воды только еще больше замутились. А не может это быть каким-то шифром, кодовым словом, сигналом?

— Мистер Свэггер, я думаю, Господь не говорил кодовыми словами. Смысл Его речей достаточно нам понятен.

— Вы правы, сэр, и я очень благодарен вам за то, что вы поделились со мной своей мудростью. Я должен буду подумать об этом, прикинуть, что к чему.

— Как дела у вашей дочери?

— Потихоньку идет на поправку. Я бы спросил у нее, но она по-прежнему без сознания.

— Я буду молиться о ней.

— Я вам очень признателен, сэр.

— Я буду молиться и за вас, мистер Свэггер. Надеюсь, вы разрешите эту загадку и во всем разберетесь. Вижу, вы из тех, кто привык доводить дело до конца.

— Я постараюсь, сэр. Боже, я постараюсь.

Выйдя из церкви, Боб взглянул на часы и увидел, что пора ехать в управление шерифа. Он подумал о том, не надеть ли кобуру с 38-м калибром, но в конце концов заключил, что это будет глупой, беспечной, ненужной ошибкой. Тельма сразу же увидит, что он вооружен, и за этим последуют неприятные вопросы и даже обвинения.

Ровно в восемь вечера Боб свернул на стоянку.

Фу! Ему в лицо ударило облако угольной пыли, висящее над полосой деревьев. Через секунду у него заболела голова. Неудивительно, что шериф торопится убраться отсюда ко всем чертям. Боб вошел в управление, и дежурный кивком указал ему на огороженный загон, где Тельма, в тенниске и легких брюках, ждала, пока три бойца из отдела по борьбе с терроризмом, вооруженные пистолетами-пулеметами «Хеклер и Кох МП-5» и автоматическими винтовками АР-15 с укороченным стволом, облачались в свое снаряжение, готовясь к делу.

— Добрый вечер, мистер Свэггер.

— Здравствуйте, следователь Филдинг.

— Это наша группа захвата.

Здоровенные крепыши, двое белых, один черный, лет двадцати пяти, все с коротко стриженными волосами, с толстыми бычьими шеями, похожие на полузащитников американского футбола, кивнули Бобу, не выказывая никаких искренних чувств.

— Ого, вижу, вы ждете, что будет стрельба. Эти парни похожи на коммандос.

— Всего лишь необходимые меры предосторожности. Сомневаюсь, что Кабби захочет играть по-крутому. У него нежная душа, если только он не накачан «ледком».

— Надеюсь, вы окажетесь правы.

— Ну хорошо, сэр, вы поедете со мной, а парни из группы захвата отправятся следом в своем микроавтобусе. Позвольте вкратце проинструктировать вас. Я остановлюсь недалеко от дома, и вы останетесь в машине; мы подождем, пока не подъедет микроавтобус и ребята не перекроют все выходы сзади. Затем я подам сигнал, и мой брат Том, пилот вертолета нашего управления…

— Ваш брат пилот?

— Том, служивший в армейской авиации, был трижды ранен в двух войнах. Последний раз, в Багдаде, ему досталось особенно сильно. У него возникли проблемы со здоровьем, и ему пришлось уволиться из армии. Быть может, всю эту войну с наркотиками я затеяла только потому, что мне удалось провести через Министерство юстиции все бумаги и добиться гранта, чтобы нам выделили «птичку» и моему брату было куда пристроиться.

— Понимаю. Впечатляюще. Вы ему помогли.

— Я пыталась, но вам же известен закон непреднамеренных последствий. И вот теперь меня беспокоит… впрочем, не берите в голову. Вернемся к делу. Том зависнет над домом, и второй пилот включит мощный прожектор на тот случай, если Кабби вздумает бежать. Я постучу в дверь и предложу Кабби следовать за мной. Все должно пройти хорошо, но если Кабби попытается смыться, он наткнется на тех ребят, а если он полезет на нас, нам придется его усмирить. Но я все-таки надеюсь, что мы обойдемся без неприятностей.

— Хорошо.

— Вы просто ждете в машине. Когда мы возьмем Кабби и отвезем его в управление, я дам вам послушать допрос из соседней комнаты. Поверьте, Кабби не матерый преступник; он сломается быстро, и я уже договорилась с прокурором, чтобы завтра утром было предъявлено официальное обвинение. Все бумаги уже готовы. Дальше останется только позаботиться о том, чтобы правосудие Теннесси не выронило мяч, а я буду внимательно за этим присматривать.

— Спасибо за то, что взяли меня с собой. Я вам очень признателен.

Они остановились на довольно широкой улице в более привлекательном районе города, расположенном к востоку от центральной части, заполненной покосившимися старыми домами — точнее сказать, лачугами, в лучшем случае сараями. У Боба возникло ощущение, что полиция уже бывала здесь, и не раз.

— Я вот уже десять лет охочусь за Кабби с переменным успехом, — сказала Тельма. — Какое-то время он способен продержаться чистым, иногда даже вплоть до шести месяцев, но потом снова принимается за старое. Грустно видеть, как хороший парень растрачивает жизнь впустую. Он сооружает лабораторию, некоторое время торгует отравой, затем кого-нибудь закладывает, чтобы выторговать себе еще небольшую передышку, а потом слоняется, ища, где бы наскрести немного мелочи, чтобы купить еще одну дозу. Господи, что этот наркотик делает с людьми! Воистину творение дьявола. Сэр, надеюсь, у вас в семье не было проблем с наркотиками?

— Следователь Филдинг, мне стыдно признаться, но много лет назад я сам чересчур пристрастился к выпивке. До сих пор я тоскую по бурбону, однако достаточно всего одной капли — и я готов. Мне это дорого стоило, но в конце концов я переборол себя, хотя и теперь время от времени в трудной ситуации я ломаюсь и пропускаю стаканчик. Как правило, заканчивается это тем, что я оказываюсь в соседнем округе, помолвленный с китаянкой, чье тело сплошь покрыто татуировками.

Тельма даже не улыбнулась.

— Но моя дочь никогда не злоупотребляла этим и лишь время от времени выпивает бокал вина. Нам очень повезло.

— Да, вы правы. Я насмотрелась на разбитые семьи.

— Позвольте вас спросить: вы уверены, что это тот самый парень?

— Уверена на все сто. У Кабби есть брат, а у того есть машина, полностью соответствующая данным, полученным из криминалистической лаборатории штата: «чарджер» две тысячи пятого года, цвет кобальт. Я проверяла сегодня утром — утро выдалось тяжелым, — и Кабби действительно брал эту машину, и на ней есть вмятины как раз там, где он ударил «вольво» вашей дочери. Я осмотрела машину, и, думаю, мы сумеем обнаружить частицы краски «вольво» в длинной царапине, которая тянется через весь бок «чарджера».

Боб напряженно соображал: «Черт побери, о чем это она? Кто такой этот Кабби? Он работает на Эдди Феррола или на какого-то таинственного Большого босса, крестного отца округа Джонсон? Как все это связано между собой? Что Тельме известно о связях Кабби?»

— Вы проверите знакомых этого Кабби перед тем, как посадить его за решетку? Было бы любопытно выяснить, на кого он…

— На кого он работает. Последним, на кого работал Кабби, был мистер Макдоналд, владелец сети ресторанов быстрого обслуживания. Беднягу выставили за дверь через три недели. Он так и не научился обращаться с духовкой.

— Быть может, у него есть другие связи — в преступном мире.

— Сомневаюсь, мистер Свэггер, но если это так, мы все выясним сегодня же вечером, когда я проведу допрос.

— Да, мэм. Тогда еще одно. Ваш шериф поднимает такую шумиху вокруг своего вертолета, но, как я слышал, цена зелья не идет вверх, чего можно было бы ожидать, раз подпольные лаборатории закрываются одна за другой. У вас есть какие-то мысли на этот счет?

— Ничего нельзя сказать. Может быть, где-то спрятана сверхлаборатория, но ее обязательно унюхали бы, в прямом смысле слова, потому что производство кристаллического метамфетамина в больших количествах сопровождается отвратительным запахом тухлых яиц. А может быть, наркотик привозят откуда-то со стороны. Не знаю, известно ли вам, но вчера вечером у нас была перестрелка, и одному продавцу бакалейной лавки посчастливилось завалить двух вооруженных грабителей. А это были очень любопытные личности: по-настоящему серьезные плохие ребята, профессиональные мускулы из числа «белого мусора», предположительно связанные с преступными группировками по всему Югу, подозреваются в причастности к десятку вооруженных ограблений. И вот вчера им не повезло по-крупному. Так или иначе, если хотите знать мое мнение, я полагаю, что эти ребята пригнали партию «ледка» откуда-то с юга, и именно оттуда к нам поступает эта отрава. Я просто не могу представить, чем еще можно объяснить их присутствие в наших краях. Наверняка метамфетамин попадает к кому-то, кто честолюбив, знает здешние места и имеет богатый криминальный опыт. Ума не приложу, кто бы это мог быть. А вы по дороге сюда не заметили, часом, какого-нибудь преступного гения, прячущегося в «Макдоналдсе»?

— Нет, мэм, но я обратил внимание на одного очень подозрительного типа в ресторане «Пицца-Хат».

Тельма усмехнулась, однако мысли ее были где-то в другом месте. Она внимательно осмотрела фасад неказистого дома напротив.

— Адам-один-девять, вы меня слышите? — послышался из рации квакающий голос.

Тельма склонилась к микрофону на воротнике.

— Адам-один-девять слушает.

— Адам-один-девять, докладываю, мы на месте. Можете приступать.

— Воздух-один, вызываю на связь. Том, ты здесь?

— Вас слышу, Адам-один-девять.

— Том, спускайся вниз, и, когда увидишь меня у входной двери, пусть Майк включает прожектор и направляет его на заднюю часть дома. Ты меня понял?

— Вас понял, Адам-один-девять.

Тельма повернулась к Бобу.

— Пожалуйста, не подставляйте меня. Шериф ничего не знает. Но я подумала, отец имеет право увидеть собственными глазами, как арестовывают человека, который пытался убить его дочь.

Боб чувствовал, что она волнуется. Дыхание ее стало частым и неровным. Она провела сухим языком по пересохшим, растрескавшимся губам и на мгновение превратилась в женщину, сделав нечто такое, что никак не вязалось с образом крутого полицейского, готового произвести задержание преступника. Схватив с приборной панели тюбик бальзама для губ, Тельма провела им по губам так изящно, словно это была дорогая французская помада.

— Хорошо, мэм, — пообещал Боб.

Тельма вышла из машины и медленно направилась к входной двери.

У него мелькнула мысль, почему она не поставила все это на широкую ногу: десять машин, включенные мигалки, громкоговорители. Но может быть, это только спугнуло бы одуревшего от наркотика Кабби, прославившегося тем, что он всегда принимает неправильные решения, и все закончилось бы большой стрельбой. «Предоставь решать Тельме. Она этим уже занималась, а ты нет. Ты в этом ничего не смыслишь, и положение дел таково, что тебе грозит приличный срок за решеткой по любому из десятка обвинений».

Поэтому Боб откинулся назад и стал смотреть полицейский спектакль.

Тельма подошла к двери, замялась. Ее рука метнулась к пистолету, проверяя, что он на месте, а защелка надежно удерживает его в кобуре до того момента, пока не потребуется его выхватить, если это вообще потребуется.

Она постучала.

Она постучала еще раз.

Ответа не последовало.

Отпрянув к дверному косяку, Тельма осторожно толкнула дверь. В левой руке у нее появился фонарик, с помощью которого она проникла в темноту. Послышался ее оклик:

— Кабби? Кабби, это следователь Филдинг. Ты дома? Выходи сюда, у меня к тебе есть дело.

Ответа не было.

«Только не заходи в дом, — подумал Боб. — Один на один в темном доме против буйного преступника, у которого в голове все перемешалось из-за дерьма, которое он поглощает и делает изо дня в день, против преступника, страдающего манией преследования, возможно, окончательно спятившего… о, милая, только не заходи в дом, без этого можно обойтись. Отступи назад, следи за выходами, вызови подкрепление, и пусть ребята в касках и бронежилетах отработают свое жалованье».

Но Тельма проскользнула внутрь.

Прошло несколько минут, и Боб как-то незаметно для себя самого выбрался из машины и присел на корточки за колесом, наблюдая за домом, готовый к тому, что вот-вот раздадутся выстрелы или произойдет еще что-нибудь.

О господи… В окно Боб видел луч фонарика Тельмы, танцующий на стенах и потолке. Маленький дом, в котором было всего несколько комнат, оставался погружен в темноту.

«Ну же, давай!» Бобу хотелось увидеть, как Тельма выводит подозреваемого, скованного наручниками, а из-за дома к ней спешат ребята с оружием. Хорошая работа, отличная работа, замечательная работа, молодец, старина Тельма, но…

Боб увидел, как откуда-то из-под дома — вероятно, это было подвальное окно, прорезанное в цоколе, — выбралась какая-то фигура и, низко пригибаясь, прокралась через двор к живой изгороди вокруг соседнего дома.

И тотчас же в самом доме сверкнула яркая вспышка и прогремел грохот, разорвавший ночную тишину. Вертолет нырнул вниз, к земле устремился слепящий луч прожектора. Звук выбитых стекол и выломанных дверей завершил историю: парни из группы захвата начали штурм. Быть может, Кабби оглушил Тельму, а теперь она пришла в себя и дала ребятам в касках зеленый свет. Но черная фигура, выбравшаяся из дома и прокравшаяся через двор, внезапно выскочила из укрытия и со всех ног побежала по улице, стремясь как можно больше оторваться от преследователей. Кабби мчался прямо на Боба, и того внезапно захлестнули воспоминания из далекого прошлого. Это был футбол: нападающий с мячом вырвался из общей толчеи и бежал к задней линии, и у него на пути стоял одинокий защитник. Боб понимал, что это плохая идея, шестидесятитрехлетний старик с больной ногой и все такое, однако его мысли не имели никакого значения, имело значение только то, что он сделал, а сделал он вот что: поднявшись с земли, он побежал наперерез, превозмогая резкую боль в бедре, определив нужный угол, быстро сокращая расстояние.

В последнее мгновение Кабби увидел его и выхватил откуда-то револьвер. Но Боб уже был слишком близко. Неудержимым тараном он налетел на своего противника, с силой вонзая плечо ему в живот, стараясь повалить его на землю и пробежать дальше. Где-то в подсознании прозвучал крик тренера, донесшийся из мезозойской эпохи: «Пройди сквозь него, Бобби, сбей его с ног, вдарь как следует плечом, взорвись в него!» Что Боб и сделал, идеально, как написано в учебниках. Оба рухнули на землю под хруст костей, у обоих перед глазами на миг померк свет, оба в кровь ободрали колени об асфальт, кувыркаясь, судорожно пытаясь отдышаться.

Боб не почувствовал удара коленом в голову. Это не могло быть выполнено сознательно. Просто так иногда случается в футболе, когда два летящих тела сталкиваются друг с другом и плечи ударяются со смачным шлепком сырого мяса, упавшего на пол, а руки и ноги беспорядочно спутываются. Получилось так, что колено Кабби дернулось в спазме, вызванном воздухом, выдавленным из легких, и это колено попало Бобу в голову рядом с ухом. Удар пришелся в самую точку, и у Боба в мозгу зазвонил колокол, так громко, что перед глазами засверкали огоньки, взорвались петарды, пролетели трассирующие пули, взметнулись искры над головешками, пробежали тысячи паучков. Боб повалился на землю, переплетенный с Кабби, и на какое-то мгновение его конечности и головной мозг умерли. Через секунду окружающая действительность вернулась, сначала звуками. Топотом бегущих шагов. Ревом двигателя вертолета. Затем вернулся свет: вертолет пригвоздил к земле Боба и его добычу ослепительным кругом яркостью в три с половиной тысячи люменов, полностью лишенным теней и красок, за исключением неестественного холодного лунного серебра прожектора. Боб заморгал, ощутил боль, попытался сделать вдох и только тут сообразил, что Кабби туго стиснул ему горло. Боб закашлял и задергался, и рука немного ослабла.

— Черт побери, мистер, веди себя смирно, иначе я всажу тебе пулю в башку! — крикнул Кабби с таким надрывом, что суть его послания не менее красноречиво передалась реактивной струей слюны, брызнувшей Бобу в лицо.

Боб увидел что-то краем глаза и почувствовал, как это что-то прижалось ему к голове. По круглой форме он понял, что это дуло револьвера.

«Проклятье! — подумал он. — Похоже, я влип по-настоящему».

— Черт бы тебя побрал, Тельма… ты же говорила… ты говорила… черт бы тебя побрал, Тельма…

— Кабби, успокойся. Не делай глупостей. Этот человек не полицейский. Он тебя ничем не обидел. Отпусти его и положи револьвер, и мы во всем разберемся.

Боб увидел ее футах в двадцати пяти, как раз за границей конуса света; у нее за спиной трое бойцов из группы захвата приготовились вести стрельбу с колена, наведя оружие на цель, и Бобу хотелось надеяться, что целятся они в Кабби, а не в него. «Братцы, цель маленькая, вероятность промаха большая, — подумал он, судорожно пытаясь отдышаться. — Палец на спусковом крючке нежный, дыхание ровное».

— Кабби, не делай глупостей, — сдержанным голосом произнесла Тельма. В ярком свете прожектора она выглядела совершенно невозмутимой, словно мамаша, которая успокаивает расшалившегося ребенка. — Отпусти этого человека. Положи револьвер, и мы разберемся, как быть дальше.

— Тельма, нет! Ты говорила… ты говорила… нет, я к этому больше не вернусь. Так не должно быть. Проклятье, ну почему все это происходит, ну почему, почему, почему? Я никого не трогал. О господи, они у меня в голове, я слышу их крики! Боже! Нет, Тельма!

Боб лихорадочно думал: «Ну где этот долбаный снайпер, когда он так нужен? Он что, отправился тренировать бойскаутов?» Знающий свое дело специалист с хорошей винтовкой калибра 0,308, заняв правильную позицию, послал бы 168 гран лучших федеральных боеприпасов в глаз Кабби и дальше в его убитый метамфетамином мозг, и все было бы кончено за время, которое потребовалось бы летящей со скоростью две тысячи триста футов в секунду пуле, чтобы достичь цели. Но никакого снайпера здесь нет, только женщина-полицейский и три молодых парня, которые трясутся от страха и никак не могут удержать ровно свое оружие.

Тельма сделала еще один шаг вперед. Да, мужества у нее не отнять. Но чем все это кончится? Этот никчемный Кабби запросто успеет всадить пулю Бобу в голову и, развернувшись, пристрелит Тельму, прежде чем та достанет пистолет из кобуры. Разумеется, после этого все трое из группы захвата героически разрядят в него по магазину, вот только Бобу и Тельме уже будет все равно. Ну зачем он сделал такую глупость? Куда бы смог убежать этот Кабби, накачавшийся «ледком», от которого у него в мозгах дыры? Однако его запястье с железной силой сдавило Бобу горло, и Боб снова начал вырываться, чтобы глотнуть воздуха, чувствуя смрад немытого тела Кабби, ощущая страх и безумие, вибрирующие в его плоти.

— Больше ни шагу, черт побери! — воскликнул Кабби, с такой силой прижав дуло револьвера к макушке Боба, что у того лопнула кожа.

Потекла кровь, Боб почувствовал сначала тепло струйки жидкости, затем щиплющую боль ранки.

— Кабби, успокойся. Говорю тебе, можно обойтись без пострадавших.

— Но ты снова отправишь меня туда. Я не знаю, зачем это сделал, Тельма, я ничего не помню. Я ничего не знаю, я так долго пробыл в отключке, что едва ли вообще садился за руль, но у меня в голове звучат проклятые голоса, твердящие: «Ты столкнул девчонку, ты столкнул девчонку». Тельма, я ни за что не поднял бы руку ни на одну девчонку. Я их люблю, девчонок, и иногда они бывают со мной ласковыми. Господи, эти голоса у меня в голове — как же это больно! Я не могу вернуться… не могу вернуться. Так не должно быть… я ни в чем не виноват, я не хочу никому делать больно. Господи, Тельма, этого не должно быть… я больше не выдержу… все кончено… О Тельма, ты говорила, что поможешь мне… извини, я больше не могу…

Боб услышал скольжение смазанного курка по раме, затем курок с легким щелчком встал на боевой взвод. Револьвер был готов к выстрелу, палец Кабби лежал на спусковом крючке, достаточно было одного легкого нажатия.

— Тельма, я убью этого типа… уходи прочь… все уходите… бросьте оружие, оставьте меня. Я не хочу никому делать больно. Пожалуйста, пожалуйста, можно обойтись без этого, но, черт побери, я пристрелю этого типа… просто бросьте оружие и…

Тельма выхватила пистолет и выстрелила с сюрреалистической быстротой. Боб еще никогда не видел, чтобы рука двигалась так стремительно, так уверенно, так гладко, так чисто. Это было вопреки законам физики, скорость, неподвластная влиянию времени, появившаяся из ниоткуда, изящная, уверенная, молниеносная. Это был выстрел профессионала высочайшего класса.

Боб увидел вспышку, увидел, как чуть дернулся мощный пистолет, как сверхстремительно отлетел назад затвор, выбрасывая стреляную гильзу, блеснувшую в свете прожектора, и даже практически одновременно ощутил вибрацию, вызванную попаданием в цель того, что выпустила Тельма. Звук пули, вонзившейся в живую плоть, всегда одинаковый: плотный и влажный шлепок, наполненный ощущением разрываемого мяса и раскалывающейся кости, но только сжатый в микроскопическую долю секунды. Боб буквально почувствовал мгновенную смерть Кабби, алхимию превращения полной жизни плоти в мертвый, обмякший вес, увлекаемый вниз неумолимой силой тяжести. Кабби повалился, увлекая Боба за собой, и они оба рухнули на землю, а револьвер, по-прежнему взведенный, откинулся вместе с рукой в сторону.

Выбравшись из-под трупа, Боб увидел, что Тельма всадила пулю Кабби слева от носа, примерно в дюйме, оставив аккуратную круглую черную дырочку, из которой еще через мгновение вытекла на удивление тонкая струйка черной жидкости. Затем кровь пошла носом, опять же не сильно, а просто подчиняясь внутреннему давлению, рвущемуся наружу. Глаза убитого, как и рот, оставались открытыми. Забранные в хвостик волосы на затылке рассыпались по асфальту, и под ними стала растекаться лужица крови из выходной раны, черная в ярком свете. Должно быть, затылок разнесло полностью. Кабби был в старой футболке и обтягивающих джинсах, босиком. Ноги у него были черные, с длинными ногтями, подобными звериным когтям, покрытые коркой грязи.

Боб поднялся на ноги.

— Мистер Свэггер, с вами все в порядке?

— Да, все хорошо, — сказал Боб. — Это был отличный выстрел.

— Я так переживаю, что мне пришлось его завалить. До этого я только однажды убила человека, и после меня трясло целый год.

— Я очень рад, следователь Филдинг, что сегодня вас больше не трясло.

Подоспели остальные трое, и Тельма, убрав пистолет, опустилась на корточки рядом с трупом. Она высвободила револьвер из безжизненных пальцев — «смит-вессон», вероятно 38-го калибра, — сняла курок с боевого взвода и опытным движением выдвинула защелку, откидывая барабан.

Все заглянули внутрь.

— Пусто, — вздохнула Тельма. — Но я не могла ждать. Нужно было его немедленно остановить.

— Вы приняли верное решение, мэм.

— У тебя не было выбора, Тельма, — поддержал ее сотрудник группы захвата. — Ты поступила совершенно правильно.

— Он прав, Тельма, — добавил второй. — Не бери в голову. Никто не сможет тебя упрекнуть.

— Мистер Свэггер, вы точно не ранены? Может быть, вам лучше показаться медикам?

— Нет-нет, со мной все замечательно. Наверное, все это даст о себе знать потом, но пока что я как во сне. Следователь Филдинг, где вы научились так стрелять? Мне никогда…

— Тельма три раза подряд побеждала в первенстве стрелковой ассоциации среди женщин по Юго-Восточному региону, штаты Теннесси, Северная Каролина и Кентукки. У нее получалось так хорошо, мистер Свэггер, что она могла податься в профессионалы. Вам очень повезло, что Тельма оказалась рядом. Наверное, она лучший стрелок во всех правоохранительных органах этой части страны. А может быть, и всех Штатов.

Мигая красными и синими огнями, подъехала патрульная машина, затем еще одна, еще, и в конце концов на месте происшествия воцарился полномасштабный бедлам.