Глава 22

Сэм проснулся в ярости, но на что злился, вспомнить не мог.

Неистовый гнев, туманивший сознание, искал выхода.

— Мэйбел! — заорал он. — Где мой кофе, будь он проклят?

Потом он вспомнил, что Мэйбел проработала у него секретаршей семь месяцев в 1967 году и уволилась, не выдержав напряжения. У нее случился нервный срыв. Кажется, она умерла в 80-х, но Сэм не был уверен.

Несвоевременная смерть Мэйбел могла означать только одно: кофе нет. Сэм поднялся и стал искать очки — нет, их еще не украли. Потом потащился на поиски кухни, с горем пополам поставил свариться кофе — некоторые вещи никогда не забываются. Кофе закипел, и Сэм, тыкаясь во все углы, побрел в свою комнату. Принял душ, оделся, хотя носки пришлось натягивать разные — один белый, другой синий, — затем пошел пить кофе.

Слава Богу, почту принесли. К несчастью, она была датирована 1957 годом. Сэм задумался, пытаясь сообразить, почему на столе в столовой лежит письмо, написанное на голубой бумаге аккуратным женским почерком. Он взглянул на подпись. Люсиль Паркер. Черт, кто же она, эта Люсиль Паркер?

И, конечно, сразу вспомнил. В голове словно гром грянул.

— Проклятая женщина! — завопил он. — Проклятая женщина!

Схватил ключи от машины, лежавшие в коридоре рядом с его пенковой трубкой, а также солнцезащитные очки и...

Его пенковая трубка!

Откуда она взялась, черт побери?

Как бы то ни было, Сэм прихватил также и трубку и поспешил в гараж к своему «кадиллаку». Он завел мотор и стал выводить машину. Не иначе соседи решили подшутить над ним — завалили мусором его подъездную аллею. Услышав грохот, Сэм глянул в зеркало заднего обзора: по улице катились мусорные ящики, из которых во все стороны летели отбросы. И зачем они учинили такую глупость?

Сэм поехал в Негритянский город.

В Западный Блу-Ай. Так его ныне величают. Теперь уже не скажешь «черномазый» или даже «ниггер». Непозволительно.

С чего вдруг столько людей на улицах? И все почему-то таращатся на него. Как на королеву красоты. Сигналят машины, визжат дети. Что происходит, черт побери?

Его нагнал полицейский автомобиль с включенной сиреной и мигалками. Наверно, преследует какого-то негодяя. Однако странно. Почему полицейский приказывает ему остановиться, прижимая к обочине?

Высокий долговязый мужчина со светлыми глазами, выйдя из автомобиля, сплюнул на землю табачную жвачку и приблизился к Сэму.

— Что случилось, мистер Сэм?

— Ты кто такой, черт побери? — спросил старик, читая фамилию на бляхе, прикрепленной к карману на рубашке полицейского. «ПЕК».

— Дуэйн Пек, мистер Сэм. Вы меня знаете так же хорошо, как собственное имя.

— Впервые слышу, будь оно все проклято. Что тебе надо, черт побери?

— Мистер Сэм, вы проехали на красный свет, едва не столкнувшись с двумя машинами, и людей чуть не подавили. На скорости, пожалуй, миль шестьдесят.

— Я спешу, черт побери. Чего ты от меня хочешь?

— Сэр, я просто обеспокоен тем, что вы подвергаете опасности и себя, и других.

— Штраф заплатить?

— Нет, сэр. В этом нет необходимости. Вы только скажите, куда направляетесь, и я с удовольствием провожу вас. Буду ехать следом и смотреть, чтобы вы не превышали скорость. Вот и все. Или лучше давайте я вас сам отвезу.

— Еще чего удумал. Убирайся с моей дороги, Пек, или я вызову шерифа, и ты до конца дней своих будешь работать в ночную смену. Ты знаешь, с кем говоришь?

— Вас все знают, мистер Сэм. Сэр, я вас больше не задерживаю, но предупреждаю, я поеду следом, чтобы не было неприятностей, хорошо? Следите, пожалуйста, за светофорами. Ясно?

Сэм грязно выругался себе под нос, но Пек уже направлялся к своему автомобилю. Наглая скотина! Сэм прекрасно помнил те времена, когда полицейские почитали его, как короля.

Пек наконец отъехал, и Сэм тоже тронулся. Теперь он постоянно следил за спидометром и за всеми дорожными знаками. Ему никто больше не сигналил, зато он раз был вынужден вспугнуть клаксоном какую-то женщину, черт бы ее побрал, неторопливо переходившую дорогу с ребенком. Что она о себе возомнила? Думает, ей можно ходить, где она хочет и сколько хочет?

Сэм свернул в Нег... Западный Блу-Ай и заколесил по пыльным улицам. Эти люди до сих пор живут, как банту. Почему они никогда не убирают мусор? Желают, чтобы их считали полноправными гражданами, значит, надо хотя бы окна мыть. Нет, такому беспорядку нет оправдания.

Гнев Сэма был пропитан горечью. Жалкие люди. Ну кому о них заботиться? Кто наставит их на праведный путь? Почему они всегда нарушают закон, дурно ведут себя? Неужели не понимают, что так нельзя? Сэм покачал головой.

Он миновал церковь и разрушенный особняк — бывшее «Похоронное бюро Фуллера», от которого осталась лишь одна оболочка, и вскоре остановился у дома, в который направлялся. Он был все такой же аккуратный и опрятный, с решетками, увитыми цветами.

Два негритенка подскочили к гостю и уставились на него своими огромными глазами.

— Ну, пошли, дуйте отсюда! — отмахнулся от них Сэм и, поднявшись по деревянным ступенькам на крыльцо, забарабанил в дверь.

На стук вышла женщина лет сорока пяти. Она вопросительно смотрела на старика.

— Это вы написали? — спросил Сэм.

Женщина взяла письмо из рук старика.

— Сэр, мне было пять лет, когда было написано это письмо. Оно от миссис Паркер.

— Я хочу поговорить с ней.

— Сэр, она здесь не живет. Вы кто?

— Вы меня не знаете? Меня все знают. Я — Сэм Винсент, окружной прокурор.

— Нет, сэр, я вас не знаю.

— Вы, наверно, недавно поселились в нашем городе.

— Я живу здесь уже пять лет.

— Проклятье! Не могу поверить, что вы меня не знаете.

Женщина покачала головой. В ее глазах появилось выражение, значение которого Сэм хорошо понимал. Она наверняка сейчас думает: «Ох уж эти белые, такие сякие...» Ну и черт с ней.

— Где она?

— Кто?

— Миссис Паркер.

— Сэр, неужели вы и впрямь полагаете, что каждый негр обязательно знает, где находится любой другой негр?

— Этого я не могу сказать. Никогда об этом не задумывался. Я хочу помочь ей. Потому и приехал сюда. Она написала мне письмо. Неужели вы не понимаете?

— Так вы же представитель закона?

— Да, в некотором роде. Но я пришел сюда не арест производить. Это касается ее дочери. Она...

— Ах, да, — промолвила женщина. — Да, я знаю. Этого мы никогда не забудем. Подождите.

Женщина исчезла за дверью и вышла через пять минут.

— Она живет у дочери. За городом. В поселке Лонгэкр-Медоуз.

Сэму никогда бы и в голову не пришло, что негры могут покупать дома в таком красивом поселке, как Лонгэкр-Медоуз, находившемся к востоку от Блу-Ай, там, где раньше жила Конни Лонгэкр.

— У вас есть ее адрес? Женщина продиктовала адрес.

— Прошу прощения за то, что шумел здесь, — извинился Сэм. — Я не хотел вас обидеть.

— Ну что вы, мистер Сэм, — проговорила женщина. — Меня здесь тогда не было, но Шейла — («Теперь еще какая-то Шейла, черт бы ее побрал») — рассказывала, как вы наказали Джеда Поузи, белого человека, за то что он до смерти избил бедного мистера Фуллера. Прежде ни один белый не наказывал белого за то, что тот причинил зло негру.

Да, тот судебный процесс стоил Сэму победы на выборах и работы, которую он любил больше всего на свете.

— А, вы про то дело, — сказал Сэм. — По нему электрический стул плакал. Я пытался добиться смертного приговора, но в шестьдесят втором году власти Арканзаса отказывались казнить белого за убийство негра. Он до сих пор за решеткой, медленно гниет. Смерть была бы лучше, но и в тюрьме кому-то гнить надо.

— Мне кажется, вы стараетесь быть хорошим человеком. Надеюсь, Бог не оставит вас.

— Сегодня, похоже, у него другие дела, но я премного благодарен вам за добрые слова.

Сэм оставил Блу-Ай и по арканзасскому шоссе №88 двинулся в восточном направлении. Его не покидало странное ощущение. Дуэйн Пек, будь он проклят, всю дорогу сопровождал его, и Сэму постоянно приходилось контролировать себя, чтобы не превышать скорость и держаться правой стороны. Вообще-то он прекрасно знал, по какой стороне дороги ехать, если не забывал, вот как, к примеру, сейчас.

Дуэйн Пек засигналил. Сэм поднял голову. Прямо на него мчался автомобиль. Идиот! Почему он не сворачивает? Тут он сообразил, что сам едет не по той стороне. Неужто опять изменили правила? Ох! Терзаясь болью, гневом, досадой, Сэм занял правую полосу. Встречный водитель покрутил пальцем у виска. И чего это он, спрашивается?

Город наконец остался далеко позади. Сельский пейзаж радовал глаз. Но вот показались два каменных столба и забор дома босса Гарри, получившего название «Вершина горы». Еще одна развалина, подумал Сэм. А все потому, что честолюбивый отпрыск Гарри, будь он проклят, метит в президенты и в Арканзас ему ездить, видите ли, некогда. А уж если приезжает, то останавливается в Форт-Смите. В Полк даже носа не кажет.

И вдруг на Сэма навалилась ужасная тоска. Он вспомнил, почему перестал ездить сюда. Это случилось после того, как снесли старую усадьбу Лонгэкров — величественный особняк, в котором жил старик Лонгэкр и куда его сын Рэнс привел в 1932 году молодую жену по имени Конни, и где Конни воспитала своего сына и похоронила мужа, а потом и сына с невесткой, а коттедж отдала Эди Уайт Пай, которую тоже вскоре похоронила. Когда власти округа отобрали у нее ребенка Эди, потому что она была не его родня, и отдали родственникам Пая, у которых малыш навсегда затерялся, Конни, сломленная горем, наконец сдалась, признав, что Арканзас отторгает ее, хотя сама она очень любит этот край.

Куда уехала Конни? Вернулась в Балтимор? Наверно. Она ему не сообщила.

В тот день, после того как она в последний раз заперла свой дом, он отвез ее на автостанцию.

— Здесь так красиво, — говорила Конни. — И мужчины такие сильные. Прежде всего Рэнс. И мой сын Стивен. И бедняга Эрл, красивый, отважный, обреченный на гибель Эрл. И ты, Сэм. Ты замечательный человек. Вряд ли я встречу на востоке кого-нибудь, кто мог бы сравниться с тобой.

— Конни, тебе вовсе незачем уезжать, ты же знаешь.

— Нет, я должна уехать. Я не переживу, если потеряю здесь еще одного человека.

Она по-прежнему была красива. Сэм тайно любил ее на протяжении многих лет.

— Мне так жаль, что я не смог отстоять для тебя мальчика.

— Бедное дитя. Он вырастет, так и не узнав своего отца.

— Вот за это я уж точно не беспокоюсь, — сказал Сэм. — И слава Богу, что ему не дано узнать Джимми.

Конни лишь посмотрела на него. В глазах ее мелькнула загадочная тень, но она не стала делиться своими мыслями.

— Мне жаль, — произнес он, — что судья так решил. Я думал, он поймет.

Суд рассмотрел дело об установлении опеки. И принял решение отдать Паям ребенка, которого Конни нарекла Стивеном, в честь своего сына. Она заботилась о нем, пока чахла Эди, и носила на руках, успокаивала, дарила любовью, когда та умерла. Паи, компания грубых мужчин и сухопарых женщин, дали мальчику имя Лэймар, а потом сели вместе с ним в старый разбитый грузовик и уехали.

— Власти штата не вдаются в тонкости, — сказала Конни. — Они полагаются лишь на семью и родных. Это верно, но только в широком смысле. Иногда случаются ошибки. Ладно. Думаю, если его будут любить, он вырастет хорошим человеком.

Сэм не верил, что Паи, которых он видел, способны любить, но не стал травить Конни душу. Подъехал автобус. Мисс Конни, разумеется, была женщина богатая и могла бы обойтись как-нибудь и без этого проклятого автобуса. Однако она никогда не корчила из себя важную особу: если бедняков, белых и негров, которых она любила и которые любили ее, автобус устраивал, значит, и для нее он достаточно хорош.

Конни грустно улыбнулась, залезла в автобус и села. Водитель убрал в багажный отсек ее многочисленные вещи и завел мотор. Автобус тронулся. Конни обернулась. Их взгляды встретились. Губы Сэма дрогнули в улыбке. Конни улыбнулась в ответ и навсегда исчезла из его жизни. Он потом часто думал, а что если бы он крикнул: «Конни, не уезжай, черт возьми, останься со мной. Я люблю тебя, Конни, не уезжай, прошу тебя. У нас все получится».

Но ничего этого он не сказал. И поступил правильно. Он был женат, растил троих детей и ожидал четвертого. Что тут можно было сделать? Ничего. Поэтому Конни уехала на автобусе, вот и все.

Там, где когда-то высился ее особняк, теперь раскинулись пятьдесят домов, а перед ними, на месте почтового ящика Лонгэкров, изящно оформленная вывеска провозглашала: «ЛОНГЭКР-МЕДОУЗ», ДОЧЕРНЯЯ КОМПАНИЯ «БАМА ТРУП». Беленые просторные дома имели обжитой вид, но строгая симметрия и упорядоченность в планировке новых улиц, казалось, отвергала саму идею непосредственности и настоящей жизни.

Сэм свернул в поселок. Он видел, что Дуэйн Пек следует за ним по пятам, но вскоре забыл о полицейском, пытаясь сориентироваться в лабиринте улиц с броскими названиями — почти непосильная задача для его старческого ума. У него было ощущение, будто его засасывает в водоворот абсолютно одинаковых домов. Однако благодаря чудесному вмешательству свыше — это было единственное чудо, которое ему случилось лицезреть за восемьдесят шесть лет своей жизни, — он выехал на улицу под названием Сад босоногого мальчика (дурнее не придумаешь!) и вскоре подкатил к дому, отличавшемуся от других только номером: 10567. Неужели, черт побери, на такой маленькой улочке десять тысяч домов? Как бы то ни было, Сэм затормозил на подъездной аллее и с минуту сидел не двигаясь.

И вдруг, возможно, потому что сейчас это было особенно необходимо, на него снизошло благословение: сознание прояснилось. Он ощутил прилив энергии, жизненной силы; ум приобрел гибкость, проницательность. Он точно знал, где находится и что ищет. Сэм выбрался из машины и постучал в дверь. Ему открыла негритянка. Ее темные глаза неприветливо смотрели на гостя из-под полуопущенных век.

— Что вам нужно? — спросила она.

Сэм даже слегка оторопел: большинство людей в этих краях не задумываясь употребляли слово «сэр», обращаясь к нему, — возможно, потому что узнавали его, а может, просто из уважения к возрасту.

— Э... я ищу Люсиль Паркер.

— Зачем?

— Это дело прошлое. Она когда-то написала мне письмо.

— Если вы из породы наглых сегрегационистских проповедников и пришли сюда, чтобы напомнить ей, как Господь забрал ее дочь...

— Мэм, я имею дипломы Йельской школы права и Принстонского университета и проповедями не занимаюсь, хотя уважаю Библию. Да, я пришел поговорить о Ширелл, но не думаю, чтобы Господь имел к этому какое-то отношение.

— Значит, вы — мистер Сэм. Входите, — пригласила женщина. — Мы слышали, что вы собираетесь приехать. Мама ждет вас.

Она повела Сэма через чистые опрятные комнаты. «Надо же, как хорошо живут негры, — удивлялся Сэм. — Когда научились?» Они вышли в задний дворик, где под раскидистым деревом сидела в шезлонге старая негритянка в нарядном сиреневом платье (должно быть, это ее лучшее платье). Кресло на вид такое хрупкое, будто из паутины. Казалось, оно вот-вот рухнет под тяжестью необъятной женщины с мудрым лицом, восседавшей в нем, словно королева.

— Миссис Паркер, — обратился Сэм к женщине. — Меня зовут Сэм Винсент.

— Я помню вас, мистер Сэм, — ответила та. — Вы выступали на суде.

— Да, мэм. Я тоже вас запомнил.

— Нет, не запомнили, — возразила негритянка. — Вы ни разу не взглянули в нашу сторону. Вам не было никакого дела до нас, негров. Вы ни разу не поговорили с нами. К нам никто не приходил. Только позвонили из конторы коронера и сообщили, что можно забрать тело Ширелл. Вот и все внимание, что нам было оказано.

— Мэм, я не хочу вам лгать. В те дни негров, можно сказать, не считали за людей. Так уж было заведено. Я был тем, кем был, и сейчас я тот, кто есть. Но если я говорю, что запомнил вас, значит, так оно и есть. На вас было черное платье, потому что вы еще не сняли траур, белая шляпка с камелией и вуаль. Муж ваш был одет в темный костюм. Я помню на нем очки в роговой оправе. Он прихрамывал, — полагаю, это боевая отметина, полученная в сражении в Северной Африке. Я пришел по поводу вот этого.

Сэм протянул женщине письмо.

— Да.

— Мне кажется, я его даже раньше не видел. Наверно, секретарша просто подшила его к делу.

— Потому что как документ оно не представляло собой никакой важности.

— Мэм, если бы я видел письмо, то, вероятнее всего, тоже убрал бы его в папку. В нем не было никаких доказательств.

— Я слышала правду лишь от одного белого человека, — сказала миссис Паркер. — От Эрла Суэггера. Это был честный, справедливый человек. День его гибели стал самым печальным днем в истории округа. Мистер Эрл обещал выяснить, что случилось с моей девочкой. И я уверена, если бы его не убили, он докопался бы до истины. Прямо и честно изложил бы все как есть, ничего не скрывая, никого не выгораживая.

Сэм старался не терять выдержки.

— Мэм, мы выяснили, что случилось с Ширелл. Ее убил Регги Фуллер. И он понес наказание. Преступник получил по заслугам. В наши дни не всегда удается наказать преступника. Но тогда нам это удалось.

— Нет, сэр, — возразила старая женщина. — Я знаю, тот мальчик не убивал. Я вам написала об этом.

Сэм взглянул на письмо. Прошло столько лет, а миссис Паркер цитировала себя почти слово в слово. «Мистер Сэм, я знаю, тот мальчик не мог убить мою Ширелл», — писала она в 1957 году, за неделю до казни.

— Миссис Паркер, все вещественные доказательства были подтверждены экспертизой. Клянусь. Может, я и не самый беззаветный борец за гражданские права, но фальсификацией улик никогда не занимался.

— Мне нет дела до ваших улик. Регги приходил ко мне, когда исчезла Ширелл. Он был в моем доме. Говорил со мной о ней. Смотрел мне в глаза. Господь не позволил бы ему говорить, что он переживает за Ширелл, если бы он убил ее за день до этого.

— Миссис Паркер, я всю жизнь вожусь с убийцами. Вдоволь насмотрелся на них, и на белых, и на черных. Это совсем другие люди. Они смотрят вам в глаза, уверяют, что любят вас, но стоит отвернуться, они тут же всадят вам в голову гвоздодер, снимут с вас часы, выпьют вашу кровь и в следующую секунду забудут о вас. Они не нормальные, не такие, как вы или я. Им ничего не стоит солгать.

— Может, вы и правы, сэр, но Регги был не такой. Неужели вы не понимаете?

— Мэм, факты есть факты.

— Мистер Эрл тогда говорил, что к нам должны прийти следователи. Но следователей не было. Как это называется, когда распутывают преступление? Ну, то, чем занимается Коломбо?

— Коломбо — вымышленный персонаж. Расследование. Это называется расследование.

— Так вот, вы не проводили расследования. Нашли рубашку, следы крови и казнили на электрическом стуле чернокожего мальчика.

— Он был виновен. Кто стал бы подставлять такого мальчишку?

— Тот, кто убил мою маленькую Ширелл и до сих пор ходит и смеется над нами.

— Мэм, вы только вдумайтесь в то, что говорите. Этому человеку пришлось бы сначала найти Регги, влезть к нему в дом, взять его рубашку, поехать с ней на место преступления, измазать в крови вашей дочери, сорвать карман и вложить в руку мертвой девочки, вернуться к дому Регги, вновь тайком проникнуть туда и спрятать рубашку под матрас. Ну кто стал бы творить такое? Если бы ничего этого сделано не было, мы нашли бы только тело. Никаких доказательств, никаких улик, указывающих на преступника. Не будь этого проклятого кармана и окровавленной рубашки, не было бы доказательств, не было бы улик, не было бы ничего. Только труп девочки.

Старая негритянка выслушала Сэма, глядя ему прямо в глаза.

— Все это мне известно. Но... у того человека было время. Много времени, не одна ночь. У него было целых четыре дня. Мистер Эрл нашел мою дочь только через четыре дня после убийства. Тот человек вполне мог все это проделать.

Вот оно, чертово телевидение! Каждый мнит себя Коломбо или Мэтлоком, и, когда убивают близких, люди непременно ищут какой-то особый смысл. Сэм посмотрел в напряженные глаза миссис Паркер: ведь она же несколько десятков лет думает только об этом, построила собственную версию. Никто не хочет видеть простую, неприглядную правду: молодой негр утратил над собой контроль и, ударив камнем несчастную девушку, убил ее.

— Миссис Паркер, ничего этого не было. Просто так быть не могло.

— Мистер Сэм, я вижу по вашим глазам, что вы думаете. Черномазая старуха тронулась умом и во всем винит белого человека. Считает, что во всем виноват белый. Все дело в цвете кожи. Она рассуждает так же, как и все негры. Вы ведь об этом подумали, верно?

Негритянка сверлила его взглядом.

— Сестра, я...

— Вы ведь так думаете, да? Отвечайте!

Сэм вздохнул.

— В общем-то вы правы. Есть вещи, которые я не в силах преодолеть. Подозрительность к вашему народу мне трудно искоренить в себе. Я так воспитан.

— Тогда я удивлю вас. Я не думаю, что это сделал белый. Я думаю, что убийца — негр.

Сэм растерялся. Он ожидал чего угодно, только не этого. Старая женщина совсем сбила его с толку.

— Что вы имеете в виду, сестра?

— В те дни я только и твердила своей дочери: «Никогда не садись в машину с белым парнем. Белому от тебя нужно лишь одно. Возможно, он покажется дружелюбным, симпатичным, обходительным, но ему нужно только одно. Если ты уступишь, он тебя возненавидит, как возненавидят тебя и все негры. Они тоже станут приставать к тебе и сильно разозлятся, если ты откажешь». Я знаю, что она не садилась в машину к белому. Над ней надругался кто-то из негров.

Сэм обескураженно моргал. А старуха-то умна. Конечно, она рассуждает не так, как белые, и не очень красиво говорит, но мудро: в корень смотрит. Многие полицейские ей и в подметки не годятся.

— Мистер Сэм, вы самый умный человек в округе. Умнее, чем старик Рэй Бама или Гарри Этеридж и его сын. Вы даже умнее мистера Эрла. Вам удалось защитить его сына Боба Ли, когда правительство Соединенных Штатов утверждало, что он убийца. Вы отправили за решетку Джеда Поузи. Теперь вы уже старик, я тоже стара. Нам с вами недолго осталось ходить по этой земле. Прошу вас, изучите это дело еще раз. Внимательно изучите, и тогда вы сможете умереть со спокойной душой, зная, что и на склоне лет вы так же верно делали свое дело, как и на протяжении всей жизни.

— Ну...

Сэм задумался. В его душе не было места сомнениям. Он безоговорочно верил в себя, в правоту своего дела. Он ненавидел повторное рассмотрение, суждения задним числом, ненавидел сам дух издевательской двусмысленности, которым пропиталась Америка 90-х годов. Он ненавидит колебания, нерешительность. А эта чертова негритянка хочет, чтобы он изменил своим принципам.

С другой стороны... у преступника действительно было достаточно времени. В этом она права. И технически все это вполне осуществимо. Правда, трудно представить, чтобы кому-то это было нужно. Но технически это возможно. А эта ее уверенность, что преступление совершил негр, — интересная мысль.

Да, загадка, задачка для ума. Сэм был заинтригован.

— Голова у меня теперь не та, что раньше. Разум часто туманится. Гнев затмевает сознание. Все время кажется, что кто-то зловредно прячет мои вещи. Хорошо, если выдастся такой же ясный день, как сегодня. Тогда я обязательно просмотрю документы по делу еще раз. Обязательно просмотрю. Но не ждите ничего сверхъестественного. Я не могу ничего обещать, миссис Паркер.

— Да благословит вас Господь, сэр.

— Не называйте меня «сэр». Зовите просто Сэмом. Ко мне все так обращаются.