— Круз, меня зовут Суэггер.

— Я знаю, кто ты, ганни, — сказал Круз, стройный, напряжённый, словно дикарь, с ёжиком чёрных волос. Его глаза были, как и следовало, несколько экзотическими, азиатскими, но лицо оставалось белым, со слегка выступающими скулами и утончённым носом и губами. На нём были джинсы, толстовка с капюшоном, пара беговых кроссовок «New balance» и лиловая бейсболка с вороном на ней. В руке был пистолет «Беретта», но на Суэггера он не был нацелен.

— Пистолет для меня? — осведомился Суэггер.

— Нет. Это для меня. Тут много людей, которые хотели бы видеть меня мёртвым. Я буду держать эту штуку при себе всё время, если не возражаешь. Нет ничего быстрее чем пистолет в руке.

— Круз, ты говоришь как параноик.

— Это сделали пули, разорвавшие моего наводчика надвое.

— Я знаю, что такое — потерять своего наводчика. И знаю, как это может поломать тебе разум. Я был там.

— Никто не был там, где я сейчас. И кроме меня никто меня отсюда не вытащит.

Что это? Кто он?

Информация полилась на Суэггера так, что он едва стоял. Он говорил с призраком. Билл Го, мёртвый все эти годы, здесь, в безвестном городишке? Может быть. Может быть, нет. Это было не аурой, не дрожью, не покалыванием- но чем-то, что давало свой след на снегу и Суэггер понимал, что у него не хватает ума чтобы понять. Что понять? Что тут было?

— Круз, я не знаю твоей игры, но ты разворошил хренову тучу важных людей. Они остановят тебя, даже если нужно будет тебя убить. Это будет совсем неправильно, сержант. Мы можем закончить всё это сегодня и вернуть тебя в строй на следующей неделе- если ты этого захочешь.

— Ты был лучшим. Для нас всех ты был богом. Но ты не догоняешь, ганни. Если я пойду с тобой, через день- или через неделю- я буду мёртв. Они не остановятся уже сейчас. И, что бы они ни задумали, всё случится так, как и должно.

— Круз…

— Я видел отличного парня, Билли Скелтона, разорванного пополам каким-то мудаком с «Барреттом». Хаджи? Да, очень жаль, это война… но нет. Я видел их, парня с большой пушкой и его друзей- они были белые, наёмники. Я их немало перевидел. Этих парней послали чтобы убрать 2–2. Это не война, это было убийство.

— Может, русские? Может, иранские советники. Может, чечены-добровольцы. Это всего лишь кожа.

— Я говорю: это были американские домашние псы.

— Я не пытаюсь убедить тебя, я услышал. Но у меня контракт с ФБР. Скажи — и я достану мобильник, и через пару часов ты будешь под судебной защитой. Кого бы ты ни обвинил — всё будет услышано. Я работал с одним толковым парнем. Он теперь заместитель директора в Бюро, я давно его знаю. Я могу гарантировать тебе безопасность, тебя услышат и расследуют твои обвинения. Это самый лучший путь, лучшее предложение, которое ты можешь получить.

— Все говорили, что ты лучший, ганни. Я хотел бы поверить тебе, но я верю только полковнику, потому что он полностью вне системы. Ты можешь даже не знать, кто дёргает за твои верёвочки. Так что я…

В сотую долю секунды до потери сознания Суэггер увидел, что стена взорвалась внутрь в отличной демонстрации физики высоких скоростей, а массивный стальной стол, за которым сидел безмолвный полковник, отлетел так, словно весил не больше унции и впечатался в Суэггера так, что тот потерял сознание.