Глава 6

Откровенно говоря, он был излишне жирным. На его лице было слишком много плоти, свисавшей с черепа. Его веки висели, его щёки висели, его набрякшие губы висели, его усы висели. Он носил очки в стальной оправе, настолько толстые, что они увеличивали глаза, бледные и выцветшие, но сейчас покрасневшие от бессонных ночей.

Он был недоверчив, что прекрасно сочеталось с его нездоровым лицом и телом. Хоть он и находился в ранге обергруппенфюрера СС, что в жуткой орфографии этой организации значило «старший лидер группы СС» и давало ему право носить гламурный чёрный мундир с двойными серебряными молниями и ещё множеством вычурных украшений, эмблем и цацек «Вооружённой гвардии», вместо всего этого он носил бесформенный тёмный костюм и замызганные чёрные туфли. Похож он был на профессора экономики, которым и являлся.

Тут не было никакого протеста против элитарности. Он вовсе не говорил миру: «Я не играю в игрушки с формой, моя власть и без того настолько велика, что никто меня в этом не упрекнёт». Просто его ум работал именно так, видя только самое необходимое. Спросите его, был ли Вождь при их последней встрече одет в униформу или костюм (это зависело от настроения Вождя) — он не знал бы. Спросили бы вы его через пять секунд после окончания встречи — он всё равно не знал бы. Однако, поинтересуйтесь вы тем, что сказал Вождь по поводу размещения войск в Венгрии в поддержку северного крыла украинской группы армий «Север» в белорусском регионе в июле, он рассказал бы всё в мельчайших подробностях, поскольку имел экстраординарную память. Он не забывал никаких данных — ничего из того, что фигурировало в его решениях, до последней песчинки сведений, до каждого рапорта, присланного ему, каждого дела, по которому он давал консультацию, каждого слова, которое он писал. Вселенная была записана на бумаге — в расчётах и оценках. Жизнь же во плоти, оформленная в человеческих телах, не стоила доверия и игнорировалась за единственным исключением его возлюбленной жены Хельги, удачно вернувшейся в Берлин и его любимицы таксы Мици, сопровождавшей Хельгу.

В результате этого его разум очистился для сражения с вопросом железных дорог.

Похоже было, что русские бомбардировщики не бомбили их с той же регулярностью. Они знали, что Западная Украина скоро снова вернётся к ним, так что им придётся восстанавливать всё, что они сейчас разбомбят. Поэтому они отказались от пулемётных и ракетных обстрелов немецких военных поездов, если поезда шли на запад, полные раненых. Кроме того, с тех пор как фронт был прорван и в любой момент мог рухнуть, они не трогали даже поезда, идущие на восток, поскольку прибытие новых войск лишь наполняло красным котёл, который вскоре захлопнется.

Дело было не в том, что они сочувствовали раненым. Им просто нужен был путь, по которому они будут перебрасывать свои войска на запад, через Карпаты и дальше в Венгрию в гонке ближайших месяцев, призом в которой был Будапешт.

— Необходимо, — диктовал он секретарше директиву № 559, — чтобы мы полностью использовали эту возможность и ускорили достижение конкретных целей.

Это был вопрос расстановки приоритетов. Грамотный управленец — долго изучавший ситуацию с гонкой железнодорожных перевозок в интересах Рейха — столкнувшись с текущей стратегической ситуацией и бюджетными требованиями, транспортными сложностями и объёмом перевозок понимал, что не всё может быть достигнуто. Не хватало локомотивов, угля, самих рельсовых путей, так что небольшое окно в динамизме войны следовало использовать точнейшим образом с тем, чтобы выжать из него максимум.

Он вернулся к своему арифмометру и снова прорвался сквозь цифры и вычисления, сверяя итог.

— Доктор Грёдль? — обратилась к нему секретарша, полноватая женщина по имени Берта.

— Я хочу ещё раз свериться, — ответил он, не обращая на неё внимание и не замечая её полноты. Так же он не обращал внимания на современные детали этой новомодной комнаты, построенной поляками в 1936 году под влиянием Баухауза в качестве выражения будущего, которое, по их мнению, ждало их впереди. Увы, в 1939-м они поняли, что ошибались, когда Советский Союз захватил Северную Украину и поняли это ещё раз после германского наступления в 1941-м. Грёдль не замечал даже гладкости и аэродинамической обтекаемости ультрасовременного стола, за которым он работал — ещё одного примера неудачно расположенного польского оптимизма. Не обращал он внимания и на наспех развешанные там и тут нацистские баннеры и валявшиеся повсюду стопки папок, разрозненных листов бумаги, книжные тома, записи, бухгалтерские книги и дневники. Беспорядок временного переезда не касался его. Он видел лишь цифры.

Грёдль вычислял. Полковнику Хауфстрау из медицинской службы нужен был поезд из восемнадцати (как минимум) вагонов, чтобы вывезти тысячу раненых из прифронтовой Триноковы в Венгрию. Восемнадцать вагонов требовали одного локомотива и восемь тонн угля, ночного интервала от Триноковы до Станислава и затем дальше из опасной зоны через Карпаты, где пути не были и не будут взорваны Иванами, после чего следующим днём до Будапешта. Нужна будет остановка на крупной станции в Ужгороде для того, чтобы пропустить состав с боеприпасами, идущий на фронт, а медицинский состав в это время перезаправится углём, взяв ещё шесть тонн.

Итоговые четырнадцать тонн уменьшат имеющийся резерв на девять процентов, в то время как среднее дневное падение резерва составляло шесть процентов. Такое падение добавляло шесть дней к сроку в конце июля, когда, по предположению разведывательного отдела группы армий «Северная Украина», фронт окончательно рухнет и придётся перегруппировываться с новым установлением линий обороны. Танковые ямы и минные поля уже были подготовлены к западу от Станислава как укрепления карпатских перевалов.

Перевалы следует удержать, чтобы позволить группе армий «Северная Украина» и всему составу Рейхскомиссариата СС отступить до того, как красные захватят всё.

С другой стороны, поезд небольшой, но важной группы чиновников безопасности СС, департамента IV-В4, имел тот же приоритет. Полагалось, что он возьмёт последний груз из Лемберга перед тем, как Лемберг будет сдан, а по пути следования добавит ещё несколько вагонов на станциях в качестве финального сбора трофеев. Сейчас он ждал угля здесь, на станции Станислава, распространяя деморализующие миазмы среди рядом находившихся людей — не только украинских железнодорожных рабочих, но и персонала Рейхскомиссариата.

Данные: груз IV-B4 был куда как легче, чем тысяча раненых солдат. По понятным причинам он не требовал затрат времени и ресурсов на своё поддержание, в то время как медицинский поезд постоянно нуждался в лекарствах, воде и продуктах для поддержания жизни своих пассажиров — несчастных раненых мальчишек. Это усложняло решение и добавляло административной ответственности, требуя тончайшей организации. С точки зрения логистики не было никаких сомнений, что состав IV-B4 требовал меньшего сосредоточения ресурсов, но в дело вовлекались неизбежные духовные элементы.

Доктор Грёдль презирал такие суждения. Что такое «духовный»? Что такое «моральный»? Что такое «этичный»? Это невозможно посчитать и выразить цифрами. Нужно иметь чувствительность к некоторым вещам, которой ему хватало разве что на Хельгу.

— Я ненавижу это, — говорил он. — Это пустое. Это не оценишь, этому не придашь форму, не взвесишь. Что это? Почему мы придаём такое значение подобным вещам?

— Я уверена, что ты справишься, мой дорогой, — отвечала Хельга, поглаживая ладонью гладкую голову Мици, сидевшей у неё на коленях. — Ты всегда справляешься, мой гений.

Вот и теперь он боролся со стоявшим перед ним вопросом, жаждая подсказки и всё же понимая, что необходимость совета будет расценена как слабость. Даже в такой момент Рейхскомиссариат был сточной канавой, населённой стремящимися амбициозными шлюхами, политиканами и заговорщиками, и все они только и ждали его ошибки, чтобы нашептать пакостей в нужные уши и вышибить стул у него из-под ног, чтобы самим влезть наверх. Врагов у него хватало. Знал бы только Генрих или сам Вождь, сколько вреда совершено из глупых амбиций! А он был слишком прост для политического мира. Он жил только ради долга, а не ради дурацких медалей, пустых титулов или повышений.

— Доктор Грёдль?

— Да, да, Берта. Я просто хотел быть понятным.

— Это нелегко, сэр, я понимаю.

— Надо двигаться дальше.

Он поморщился, почесал спинку носа, жалея, что у него нет под рукой чашки чая и продолжил:

— На чём мы остановились?

— …ускорили достижение конкретных целей.

— Да, да. Продолжай. «Этим определяются приоритеты с данного момента. Поезд 56 под протекцией департамента IV-B4 будет приоритетно снабжён углём и свободным проездом до точки назначения. Все властные структуры обязаны оказывать максимальное содействие этому составу. В дальнейшем последуют новые указания, вытекающие из логистической необходимости. Состав 118 медицинской службы Вермахта будет ждать минимум 24 часа в зависимости от пополнения запасов угля на станции Станислава. Ему будет позволено отбыть при пополнении запасов на девять процентов сверх операционной нормы.» Подпиши «Грёдль», остальное и так знаешь. Берта, отправь как можно быстрее.

— Вы понимаете, что полковник, доктор Хауфстрау, пойдёт к командованию Вермахта опротестовывать ваше решение, доктор Грёдль?

— Понимаю. Ничего не поделаешь. Что бы я ни делал, я наживаю врагов. Берлин отплатит мне, я полагаю. Рейхсфюрер Гиммлер имеет более чем весомое влияние. Если дело дойдёт до Вождя, он прикроет меня. Я всегда рассчитывал на свои особые отношения с Вождём. Будет скандал, но я всё равно должен поступать правильно.

— Вы настоящий идеалист, сэр. Вы мой герой.

Он мягко улыбнулся, но немедленно вернулся в прежнее состояние подозрительности, смешанной с раздражением, поскольку прямые комплименты и выражения чувств вызывали у него дискомфорт.

— Я помечу поезд 56 IV-B4, — продолжила она, — как следующий зелёным коридором как можно быстрее до Аушвица-Биркенау.

— Грёдль, Ханс, — сказал Крулов вслед выпущенному клубу сигаретного дыма, поднимавшемуся под потолок кремлёвского кабинета. — Одно из их мерзейших чудовищ. Как и многие из истинных злодеев, он сверхинтеллигентен и очень образован. Предпочитает быть известным как доктор Грёдль — в противоположность обергруппенфюреру СС Грёдлю.

Это было странно. Обычно у целей нет лиц. Это просто неизвестные люди в фельдграу или камуфляже — если СС-овцы. Они просто двигаются туда или сюда до тех пор, пока не попадут в перекрестье прицела ПУ, и тогда воля её пальца пристрелит их. Большой боли это им не доставляло — чему она была рада (но признаться в этом она могла только самой себе и никому более). Обычно они просто обмякали либо падали назад. Она никогда не пыталась стрелять в голову — по доктринальному утверждению голова была гораздо более сложной целью с технической точки зрения: небольшой, более подвижной и непредсказуемой. Также тут был психологический момент: простреленная голова вызывала тревогу, привлекая внимание к разбитому, разлетевшемуся на части черепу, разорванному лицу, отлетевшей челюсти — и сопровождавшему всё это обилию крови. Иногда случалось, что причудливые пятна разлетевшейся на снегу вслед за пулей крови выдавали позицию стрелка. Нет, выстрел в грудь был лучшим вариантом.

Однако, сейчас перед ней было именно лицо. Обвисшее, невыразительное, невзрачное — абсолютно незначительное. Это мог бы быть уборщик или стареющий заводской рабочий. Однако, это лицо принадлежало важному человеку, а не рядовой фигуре.

— Он не солдат, а профессор — как ваш отец, — сказал Крулов. — Вы и не обратили бы на него внимания. Давайте-ка посмотрим… родился в 1890-м в Линце, получил образование в университете Линца, преподавал в высшей школе, служил в пехоте во время Первой Мировой Войны, Германию никогда не покидал. Получил известность своими экстраординарными математическими и организаторскими талантами. Числа, числа и числа. После войны защитил докторскую степень по экономике в университете Гейдельберга, женился, преподавал в Мюнхенском университете. Презирал экономическую политику Веймарской республики и тем самым сблизился с нацистами, получив партбилет за номером 133. Встречался с Гитлером, преподнеся свои идеи и получив взамен возможности, войдя в круг фаворитов. Это всё, что есть в его деле.

Петрова быстро пробежала глазами бумаги, отмечая важнейшее. Были там и фото — Грёдль с мрачной женщиной, Грёдль рядом с двумя пожилыми людьми — родителями? — но на каждой он был запечатлён с тем же формальным видом, тусклым взглядом и в неуклюжей, где-то даже нелепой одежде. Наконец, на одном из фото Грёдль оказался в униформе СС, что выглядело полной несуразицей. Он пытался салютовать, как и остальные — прямая рука под углом в 45 градусов вперёд и выкрик «Хайль»! как она видела в кино, но никогда — на поле боя. Результат был комичен. Что за гротескный дурак? Реальность была к нему жестока: даже когда он пытался выразить себя в столь примитивном деле, как нацистский салют, то и здесь приобретал клоунский вид.

— Почему он должен быть убит, товарищ комиссар? Я имею в виду — все они должны быть убиты, конечно же. Так и случается, когда они появляются в наших прицелах. Но этот чем-то отличается. Меня никогда раньше не назначали на заранее запланированное убийство.

— Видимо, в вас протестует нечто от женщины, — с елеем в голосе ответил Крулов. — Это весьма предсказуемо. То, что вы делаете на поле боя — против вооружённых людей, которые убили бы вас или, что более важно с точки зрения такого героя, как вы, кого-то из ваших товарищей. И вы можете представить себе кошмарные последствия для нашей нации, если эти ублюдки победят. Но мы делаем шаг вперёд: выделяем одного человека, который на всём фоне выглядит абсолютно непримечательным, и убиваем его. Почему? Здравый вопрос. Полковник Диносович, вы эксперт по Грёдлю. Объясните сержанту снайперу, почему.

— Да, сэр, — ответил молодой офицер НКВД, не смотря ему в глаза. — Он был назначен в Рейхскомиссариат, управляющий, как говорят немцы, «колониями» на востоке. Его специальностью изначально была Украина. Он помогал организовывать эйнзатцгруппы D — мобильные команды смерти СС на Украине. Глупые хохлы думали, что немцы были их освободителями, но за всё их беспокойство эйнзатцгруппы сгоняли их в кучу и расстреливали. Евреев, интеллектуалов, политиков, всех с военным опытом, всех, кто мог бы выступить против.

Доказано, что Грёдль составлял списки лиц, которые подлежали уничтожению — при содействии оперативников разведки СС. Он был очень хорош в этом, а при горячей поддержке своего наставника, доктора Олендорфа — руководителя групп Д, он быстро получил повышение до управляющего киевским районом Украины, как только нацисты его зачистили. Его первым приоритетом было полное уничтожение евреев и диссидентов, равно как и восстановление экономического порядка и организация снабжения Вермахта. Эти ублюдки не выстояли бы так долго в Сталинграде и под Курском, не убили бы столь много наших людей, если бы организаторские таланты Грёдля не оказались столь чертовски хороши.

Теперь он зовётся «старшим лидером группы» — в СС это генерал — майор, хотя обычно он избегает всяческих военных параллелей в своей работе. Это забавное фото в форме СС от 1942 года — единственное его фото в форме, что у нас есть. Повышенный до рейхскомиссара после отставки Коха, он правит Украиной последние полгода. За это время он отправил порядка пятидесяти тысяч людей в лагерь смерти Аушвиц-Биркенау. Он содержит движение по железнодорожным путям в полном соответствии с расписанием несмотря на сильные бомбёжки и обстрелы нашими героическими лётчиками. Хоть сам он никогда не воевал в поле, но сумел организовать одно из самых эффективных антипартизанских движений, что только существуют у немцев. Его усилиями более шести тысяч партизан были захвачены в плен или убиты. Чтобы запугать крестьян, он казнил порядка тысячи из них. Для толстячка в дорогом костюме он прорезал слишком кровавую дыру в родине-матушке.

— Ещё вопросы, Петрова? — спросил Крулов.

— Нет, товарищ.

— Очередное прекрасное враньё, — отозвался Крулов. — Хорошо прикидываетесь бездумным автоматом партии — как говорят чехи, роботом. Ничего кроме послушания. Даже ваши глаза скрывают вопросы. Но, конечно же, у вас есть вопросы. Вы не задаёте их, поскольку для нас, больших шишек, вопросы равны сомнениям, а если вы сомневаетесь — то и мы сомневаемся, а последствия этого будут неприятны.

Повисла тишина. Крулов дал себе волю, выразив истинное положение дел и использовав таким образом привилегию своего ранга. Даже один из дураков-НКВДшников выглядел теперь слегка растерянным от такого поворота дел.

— Ладно, — продолжил Крулов, — я сам задам вопросы, которые вы мудро решили пропустить.

— Как скажете, товарищ комиссар.

— Во-первых, почему он? Таких много, мы всех их выследим и прикончим после войны. Почему именно эта мелкая сошка в их огромной машине? Отличный вопрос, Петрова. Есть два ответа: первый вам позволено знать, а второй — нет. И если любая из этих трёх обезьян из НКВД сдаст меня, я закончу в камере их крепости со стволом пистолета за ухом. Правильно, джентльмены?

Три обезьяны неловко заулыбались.

— Ладно, полковник Диносович, уйми своё ржание и поясни.

— Да, товарищ комиссар. Дело в доступности. Ранее мы брали в плен их высокопоставленных офицеров, среди них даже был фельдмаршал. Однако, гражданские администраторы, которые наводят порядок и затем уходят в тень, сложнее обнаружимы, а если их и выявить, то точно засечь их всё равно очень нелегко. Этот Грёдль действует из Рейхскомиссариата «Украина» — РКУ — в Ривне, в котором находится большой военный комплекс. Он мощно укреплён и обороняется не только пехотными частями СС, но и эскадрильей перехватчиков. Бомбардировщики не могут прорваться, партизаны не подойдут достаточно близко для удара, так что этот бюрократ три года делает своё дело, живя как и любой другой чиновник — с женой и собакой в приятном особнячке, складывая цифры и принимая решения, словно бы и не прикасаясь к смертям и гибели.

Однако, всё изменилось в феврале, когда после кровопролитного сражения Красная Армия наконец освободила Ривне. Как и подобает крысе, он сбежал и исчез. НКВД охотилось за ним, и иной раз мы получали радиоперехваты, из которых узнали, что он обосновал временное убежище в городской мэрии Станислава, откуда и продолжает править остатками всё уменьшающейся империи, но с той же безжалостной эффективностью. Станислав находится примерно в двадцати милях от линии фронта. Однако, если в Ривне у него было собственное укрепление со многими кольцами укреплений, то в Станиславе — наспех обустроенная импровизация. Безопасность сляпана наспех, и между ним и нами нет дивизии СС. Это, как мы полагаем, делает его уязвимым для снайпера. Он живёт в отеле «Берлин». Каждым утром в знак того, как он выдрессировал город, он проходит пешком четыре квартала от отеля «Берлин» до городской мэрии, пересекая Гитлерштрассе и проходя через небольшой парк. С ним идут четыре телохранителя из Гестапо. Мы считаем, что для такого отменного стрелка, как вы, товарищ Петрова, это будет несложный выстрел — а выстрелить можно из любого здания по дороге. Кроме того, Станислав находится у подножия украинских Карпат, где у нас есть партизаны. Они обеспечат поддержку, транспорт и безопасность вашей задачи. Сам того не зная, Грёдль поместил себя туда, где мы можем его достать. А если мы можем — мы достанем. Мы обязаны это сделать ради наших партизан, ради солдат Красной Армии, даже ради убитых им евреев.

— Наступление, Диносович. Ты можешь рассказать ей о наступлении. Ей нужно об этом знать, да и немцы наверняка знают уже.

— Да, товарищ комиссар. Сержант снайпер, через десять дней армии Второго Украинского фронта начнут крупное наступление, нацеленное на вытеснение немцев с Украины и открытие дальнейшего наступления на Будапешт. В этом районе разразятся хаос и беспорядок, и когда это случится — Грёдля отзовут в Берлин. Наша возможность уничтожить его исчезнет. Так что, сержант снайпер, мы крайне стеснены во времени. Срок ограничен. Его нужно уничтожить до того, как он ускользнёт, а он непременно ускользнёт с началом наступления. Часы тикают.

— Отменно подытожено, — закончил Крулов. — Бесполезно, но отменно. Юная леди, я поведаю вам истину, о которой подполковник предпочёл бы не знать. На войне стратегическое почти всегда отступает на второй план перед личным. И настоящая причина здесь именно личная. Похоже, что этот Грёдль — особенный любимчик Гитлера. Они вместе ещё издавна — Грёдль был одним из первых приверженцев его теории и одним из первых, кто получил высокие посты. Вождь осознаёт, что потеря Грёдля будет особенно болезненной для Гитлера, словно потеря отца либо дяди. И это делает задание личным, поскольку в этом задании вы выражаете волю нашего лидера против воли их лидера.

Поэтому-то мы и искали идеального кандидата.

— Женщину?

— Красивую женщину. Разве вы не видите? Это идеальное прикрытие. Немцы не дураки, но даже при всей своей эффективности они не станут подозревать такую красавицу. Мужчины ради любви и красоты делают такие вещи, на которые никогда не пойдут под страхом боли или даже смерти. Они подчиняются, предают, избегают, увиливают и уклоняются ради красоты, а вот противодействуя силе — героически встают во весь рост. Мы понимаем это и поэтому выбрали именно вас.

— Когда я приступаю? — спросила Петрова.

Комиссар глянул на свои часы.

— Через десять минут.