Глава 16

Салид был человеком морали. Он ценил преданность, дисциплину, покорность Всевышнему, чистоту, упорный труд. Ислам, высшее благо и Палестина не были для него пустым звуком. Все эти вещи служили ему путеводными знаками.

Однако, всё это он прятал за панцирем безразличия и долга, и действия его казались лишёнными всякой упорядоченности. Это был театр с участием труппы СС, разыгранный с целью произвести впечатление хаотичной жестокости, вселить страз и тем самым склонить к сотрудничеству. Так что теперь он прохаживался вдоль рядов собранных вместе жителей деревни, изображая высшего судью и пристально вглядываясь в их различия. Его интересовали специфические признаки.

Во-первых, структура носа. Широкий ли он, длинный ли, утолщён ли к ноздрям? Определяет ли он лицо? Нет ли в нём орлиного профиля, так хорошо известного по афишам к фильму Ханса Швейцера «Вечный жид»? Велик ли подбородок, выдаётся ли он? Толстые ли губы? Что насчёт кожи? Землистая ли она, желтоватая, а может быть — вообще азиатская? А волосы — не блестят ли, зачёсанные назад, дополняя столь хорошо известный образ хищника?

Поскольку эти люди принадлежали к гуцульской этничности, жили в деревянных домах, крытых соломой и стоявших на грязных улицах, принадлежа к примитивной православной церкви, маловероятно, что среди них можно было встретить евреев. Однако, некоторые несли генетическую линию. Она могла быть привнесена в любое время начиная со Средневековья, поскольку Балканы, Украина и Центральная Европа были генетической сточной ямой, столь испорченной межэтническими связями, что всякая чистота была уничтожена. Семитские гены могли проявиться вдруг и внезапно в любое время. Капитан Салид был многоопытен в обнаружении подобных признаков, наметав глаз в реализации одного из главных моральных принципов, которыми руководствовался «Скимитар» в своих операциях.

— Этот, — сказал он сержанту Акову, — и ещё парень.

У «этого» был увеличенный нос. Зачем рисковать? «Парень» смотрел слишком живо — излишне живо для такого скучнейшего места, как Яремче. В глазах ясно читались ум, вызов и проницательность — определяющие характеристики еврея. Они должны быть вычищены с лица земли.

Наконец, он остановился на десяти. У каждого был хотя бы один яркий еврейский признак. Салид был весьма доволен: он продвинулся в достижении двух целей — краткосрочной тактической и долгосрочной геополитической. Хороший итог дня. И это было только началом.

Всех десятерых отвели на берег реки, под подвесной мост. Водопад продолжал реветь и плескать. Сверху, с плато, где скучились деревенские халупы Яремче, на них смотрели крестьяне. Один из БТРов тяжело проехал к берегу и остановился, словно обозревая выстроенных людей.

Салид ощущал, что они понимают, чем кончится дело. Это ничего не значило. Никогда не случалось, чтобы евреям, оказавшимся в итоге в ямах Эйнзатцгруппы Д, кто-то объяснял, зачем это всё делается. Однако, Салид хотел сохранить некую гражданскую стать среди всей жестокости и кровопролития войны. Это поможет привести мысли в порядок и возможно, что ему это нужно больше, нежели им.

Салид обратился к ним, не обратив внимания на то, что они говорили по-украински, а не по-русски.

— Я знаю, что вы невиновны — в узком значении слова «невиновны». Я знаю, что вы проклинаете свою удачу, что вам очень горько, что вы не видите картины в целом. Я знаю, что вы напуганы. Более того, я не считаю вас недочеловеками. Вы — воистину люди, и не только в биологическом смысле, поскольку имеете способность создавать других людей. Именно поэтому вы столь опасны, что вас следует подвергнуть обработке научной машиной Рейха. Я знаю, что вы не можете видеть этого и не понимаете этого, но так должно быть. Ваша смерть — это жертва ради высшего блага человечества.

— Я ничего не сделал, сэр, о господи… пожалуйста, пощадите! — завопил мужчина средних лет из глубины строя. Немедленно к нему рванулись двое карателей с чётким намерением вколотить его в землю за его высокомерие, но Салид, не понявший слов, но уловивший смысл, остановил их жестом.

— Я объясню. В горах выше деревни скрываются крайне опасные бандиты. Они должны быть уничтожены. Прошлой ночью мы отменно, отлично начали. Но не идеально. Некоторые скрылись. Возможно, что они покинут свои убежища и придут к вам за помощью и содействием. Вы не должны допускать даже мысли об этом, поскольку этим вы обречёте свою деревню. Это факт, который я должен ясно выразить для вас, поскольку многие из вас медлительны, глупы и неспособны понять такого простого урока. Поэтому я выбрал такой путь для донесения. Ваша жертва поможет выжить тем, кто не был выбран мною. Как только они увидят партизана, они откажутся помочь ему и сообщат первому же увиденному солдату или полицаю. Таким образом они обеспечат выживание Яремче и всем его жителям. Вы служите человечности, сэр. Вы служите своей деревне. Вы служите Рейху. Вы должны быть горды тем, какому делу оказываете содействие.

Он шагнул назад.

Сержант Аков, сидя в бронированном корпусе Sd Kfz 251, нажал на спуск МГ-42, уже наведённого на строй. Он стрелял порядка двадцати секунд, расстреляв порядка четырёх сотен тяжёлых патронов калибра 7,92 мм. Струя стреляных гильз водопадом летела из пулемёта, а сам пулемёт, будучи прикованным к опоре, яростно бился в противоборстве отдачи и возврата — омерзительное, но в то же время совершенное произведение инженерии, выбрасывающее дым, искры, пламя и жар.

Ливень огня прошибал себе путь сквозь строй заложников, практически утонувших в поднятой пыли и рёве. Высокоскоростные пули с огромной энергией на небольшой дистанции рвались сквозь тела навылет и по нисходящей траектории вонзались в землю, поднимая при столкновении гейзеры мелких ошмётков, сливавшихся в один огромный воющий циклон.

Все заложники — шесть мужчин, две женщины и двое подростков — лежали на земле. Сержант был отличным стрелком и направлял поток пуль ниже уровня шеи, так что пули приходили в грудь. Обильно хлещущая кровь быстро впитывалась почвой.

— Ещё лекарства, Аков, — скомандовал Салид.

Аков снова нажал на спуск, ещё раз вызвав к жизни пыльный циклон и высадив очередные двести пятьдесят патронов по лежащим телам, и без того изуродованным пулями.

— Отлично, — сказал капитан, обернувшись. — Люди Яремче! Вынесите урок из увиденного. Вы не должны содействовать бандитам. Наказанием будет смерть — не только для вас, но и для ваших жён и детей. Вы будете полностью уничтожены, если не подчинитесь. Вы ведь не хотите быть забытыми, как люди в Лидице? Ради вашего же собственного блага вы должны подчиняться.

Он подал знак, и каратели принялись разворачивать БТРы, чтобы уезжать. Салид чувствовал, что он завершил превосходную работу. Подождав, пока водители развернут БТРы, он поднялся в первый БТР. Аков был там с картой.

— Герр капитан, в пяти километрах дальше по дороге, за перевалом Наташино Нутро находится Ворохта.

— Значит, на Ворохту, — согласился Салид, поморщившись, поскольку начал капать дождь.

Они залезли настолько высоко, что находились выше дождевых облаков. Мир ниже них тонул в море ватного тумана, пронзаемого лишь следующими в горной цепи пиками, казавшимися островами архипелага. Они чувствовали себя в безопасности, хотя и не были до конца уверены — так ли это. Найдя устье пещеры — в горах их было в избытке — они протиснулись внутрь. От места засады до пещеры было несколько миль, а до тянущейся от места засады тропы — всего пара сотен метров.

Пещера была больше предыдущей и позволяла трём людям разместиться, не теснясь. Мужчины постарались избавиться от паутины и плесени, превратив пещеру в место, условно пригодное для размещения. Двое горожан к этому моменту совсем выбились из сил, Крестьянин же, не успев усесться, покинул их, отправившись на охоту за грибами.

Спустя несколько часов он вернулся, принеся пригоршню сухих мертвенно-белых грибов, несколько гроздей каких-то красных украинских ягод — маленьких и сладких — и мёртвого кролика.

— Отличная работа, — отозвалась Милли.

Это порадовало Крестьянина, уловившего тёплый тон и отозвавшегося по-украински, что и перевёл Учитель унылым тоном.

— Он говорит, что поставил десять силков. Завтра утром первым делом он их проверит. Кролик и завтра будет, он уверен.

— Патрулируют ли немцы так высоко?

— Нет, сюда не забираются, — ответил Учитель. — Пойдём, я покажу тебе.

Он вывел Милли наружу. От устья пещера она увидела настоящие Карпаты: океан зелени, пронзённый вздымающимися и тонущими замысловатыми горными пиками — их были дюжины, высотой в три-пять тысяч футов, поросшие лесом. Они были случайны, как волны в море и казались бесконечными. Всё те же высокие белые сосны ловили солнечный свет своими мягкими, короткими иголками, так что вся зелёная масса казалась живой, когда по ней пробегало шевелящее дуновение ветра.

— Огромное место, — сказал Учитель. — Теперь ты понимаешь, почему немцам не нужно его завоёвывать. Им достаточно контролировать долины.

Он указал рукой, и верно — следуя указанному направлению, она увидела разрез в дальних долинах.

— Дорога?

— Да, единственная дорога от Яремче в другую, меньшую деревню — Ворохту и дальше — Ясинью, Рахив и Ужгород. Другого пути через горы на юг, ко Львову нет. Если Красная Армия атакует и прорвёт фронт, немцы из Станислава пойдут здесь через горы к следующей линии обороны. Поэтому они постоянно патрулируют дорогу — они хотят быть уверены, что без проблем пройдут по ней, когда настанет время. Но так далеко они не заходят, если только не имеют точной разведывательной информации. Мы в безопасности.

— Ешьте грибы, товарищи, — сказала Милли. — Нам нужно выдвинуться до того, как Красная Армия перейдёт в наступление, иначе добыча может ускользнуть. Убить эсэсовского ублюдка будет платой, которую я обязана получить за то, что сплю в норе, питаясь грибами и кроликами.