Боб миновал лесок и сейчас ехал по каменистому плато, маленькому кусочку пустыни, заброшенному высоко в горы. Лошадь шла спокойной рысью, а он пытался успокоиться, гадая, успеет ли приехать на место до полного восхода солнца. Черные псы вроде бы вернулись в свою конуру. Они появлялись и исчезали, не подчиняясь никакому ритму, никто и ничто не могло ими управлять; они появлялись на несколько дней, а потом опять на несколько дней исчезали.

Кто мог знать, как они себя поведут? Кто мог предсказать предупредить?

Он пытался логически осмыслить свое будущее. Ясно, что оставаться здесь надолго нельзя, потому что жить за счет родственников своей жены... Нет, этого Боб не мог больше переносить. От этой мысли его настроение опять сделалось кислым, и он вновь возненавидел себя. Но он очень сомневался в том, что сможет всерьез заняться выбранным делом – восстановить заброшенное коневодческое ранчо – до тех пор, пока не продаст оставшиеся у него в Аризоне земли, чтобы вложить вырученные деньги в модернизацию конюшен и приобретение разного необходимого оборудования. Плюс ко всему это означало, что придется завязать знакомство с местными ветеранами, получать от них советы... Может быть, тут в округе только и есть, что заброшенные конюшни да хлева.

Он мог продать свою «историю». К великому сожалению, рядом не было его мудрого советчика Сэма Винсента: Сэма постиг печальный конец в том самом арканзасском деле, насчет которого Боб и теперь продолжал сомневаться, стоило ли вообще затевать его. В результате погибло немало народу – всего-навсего в порядке сведения давно позабытых счетов. Он испытывал немалый стыд из-за того, что там произошло. Может быть, эти счеты того не стоили?

Но раз Сэма не было, то кому же еще доверять? Ответ был однозначным: никому. У Боба был один друг, агент ФБР из Нового Орлеана, и еще один – молодой писатель, упорно трудившийся над книгами, но пока что не добившийся ни малейшего успеха. К кому он мог обратиться? К шакалам из газет? Нет, спасибо, мэм. Общением с ними он сыт по горло.

Нет, «история» не могла оказаться решением его проблем, во всяком случае без совета человека, которому он доверял бы. Значит, оставалась стрельба. Он знал, что его имя кое-чего стоит в том мире – попадались дураки, считавшие его героем, даже ставившие его вровень с отцом (это было такое кощунство, что у него не находилось слов, чтобы выразить, что он об этом думает), – но одна только мысль о том, чтобы зарабатывать деньги подобным образом, всякий раз вызывала у него приступ тошноты. А вот если бы ему удалось найти работу в школе стрельбы, где полицейских и военных обучают навыкам самозащиты, то, возможно, и удалось бы приобрести кое-какие деньги и завязать кое-какие контакты. Думается, он знал несколько человек, к которым можно было бы обратиться. Не исключено, что это сработало бы. По крайней мере, он оказался бы среди людей, живущих в реальном мире и понимающих, что значит, когда приходится отвечать выстрелом на выстрел. Он попытался представить себе такую жизнь.

Звук был ясным и четким, хотя и отдаленным. Мало кому на свете он был знаком лучше, чем ему.

Винтовочный выстрел. Из-за Вдовьей тропы. Высокоскоростной патрон, сильное эхо – значит, какой-то сукин сын применил усиленный заряд.

Боб весь напрягся, чувствуя, как его охватывает тревога, вернее, паника, потому что он понял, что, судя по всему, выстрел прозвучал как раз оттуда, где должны были находиться Джулия и Ники. В следующую долю секунды он сообразил, что у него нет с собой винтовки, и почувствовал себя раздавленным, беспомощным и бесполезным.

И тут он услышал второй выстрел.

Он изо всех сил пнул Юниора в бока, и конь припустил вперед. Боб мчался по высокогорной пустоши, горы быстро приближались, а его сознанием все больше и больше овладевал ужас. Может быть, какие-нибудь охотники заметили горного барана или антилопу неподалеку от его женщин? Недоумки из тех, что бродят по горам и палят во что попало? Но нет, так высоко они обычно не забираются. Возможно, какая-нибудь из шуток атмосферы, благодаря которой звук долетел сюда по каньонам с расстояния в несколько километров, и тогда все его страхи оказываются совершенно никчемными. Но ему очень не понравился второй выстрел. Глупый охотник мог пальнуть куда-нибудь не туда, но он не стал бы стрелять повторно. А второй выстрел говорит о том, что стрелок, кем бы он ни был, старается убить то, во что стреляет.

Раздался третий выстрел.

Боб снова пнул коня, пытаясь заставить его скакать хоть чуть-чуть быстрее, хотя животное и так напрягало все силы.

И тогда он услышал четвертый выстрел.

Господи!

Теперь его по-настоящему охватила паника. Он въехал в темный проход, но тут его настигло озарение: он понял, что в том случае, если кто-то там стрелял, самое последнее, что ему следует делать, это выскакивать на открытое место.

Натянув поводья, Боб заставил животное перейти на шаг и в то же мгновение увидел, что навстречу ему, прихрамывая, бредет конь Ники и в его седле никого нет.

От удара боли и ужаса у него чуть не остановилось сердце. «Мой ребенок! Что случилось с моим ребенком? О Христос, что случилось с моим ребенком?»

Неожиданно для самого себя Боб взмолился, и эта молитва ничуть не походила на те, которые его губы порой шептали во Вьетнаме. Коротко и страстно он проговорил:

– Сделай так, чтобы с моей дочерью все было хорошо. Сделай так, чтобы с моей женой все было хорошо.

– Папа!

Ники была здесь, в густой тени, сжавшаяся в комочек, рыдающая.

Он подбежал к ней, схватил ее на руки, чувствуя ее теплоту и силу детского тельца, и принялся неистово целовать.

– О боже, деточка моя, слава богу, ты цела, моя дорогая, что случилось, где мама?

Он понимал, что его лицо перекошено от страха, что он почти не владеет собой и что от этого девочке станет еще хуже. Действительно, она задрожала всем телом и зарыдала в голос.

– Моя деточка, о моя дорогая, любимая, славная девочка, – сказал он, нежно поглаживая ее по голове и стараясь успокоить и ее, и себя, привести себя в то состояние, какое он некогда испытывал, находясь в зоне боевых операций. – Детка, детка, милая, ты должна мне все рассказать. Где мамочка? Что случилось?

– Я не знаю, где мамочка. Она была сзади меня, а потом ее там не оказалось.

– Что случилось?

– Мы смотрели, как солнце всходит над долиной. С нами был еще мистер Дэйд. И вдруг он взорвался. Мама закричала, лошади заметались, мы повернулись и поехали оттуда, чтобы спрятаться. Мама была... о, папа, она ехала прямо за мной. Папа, где мамочка? Папа, что случилось с мамочкой?!

– Ладно, ладно, милая, нам теперь нужно набраться храбрости и держать себя в руках. Скоро, очень скоро мы отсюда уедем. А сейчас тебе нужно успокоиться. А я пойду и разыщу мамочку.

– Нет, папочка, нет, ну пожалуйста, не ходи туда, он тебя тоже убьет!

– Любимая моя, не волнуйся. Я только пойду и посмотрю. А ты оставайся здесь, в тени. Когда соберешься с силами, поймай Калипсо и подержи Юниора. И очень скоро мы помчимся отсюда так, что нас никакие черти не догонят. Хорошо?

Его дочь отважно кивнула, хотя по ее щекам все еще струились слезы.

Боб повернулся, сбросил шляпу и скользнул вдоль стены к выходу из ущелья, за которым расстилался ярко освещенный склон. Возле самого выхода он замедлил шаг... еще медленнее... Быстрое движение привлечет внимание и повлечет за собой еще один выстрел, если, конечно, плохой парень все еще следит за местностью. Впрочем, Суэггер не думал, что он станет это делать. Суэггер считал, что стрелок поразил свою первую и вторую цели, а девочка могла вовсе не фигурировать в каких-нибудь расчетах, так что сейчас он уже наверняка торопится подальше в горы или туда; где спрятал свой транспорт, в общем, куда подальше. Хотя кто знает? Впрочем, все это можно будет выяснить позже. А сейчас он должен найти Джулию.

Он чрезвычайно медленно выбрался на свет, в последний момент обнаружив хорошую точку для наблюдения. Поднятая лошадиными копытами пыль еще не успела полностью осесть на землю, но солнце уже было ясным и чистым. Он хорошо видел беднягу Дэйда в сотне с небольшим метров от себя, на самом краю обрыва. Судя по совершенно неестественной позе, в которой лежал Дэйд, было ясно, что старик мертв, и о том, что никакой надежды нет, свидетельствовала не только чудовищная рана в груди. Поганая работа! Разрывная пуля, попавшая скорее всего в глаз, разнесла череп вдребезги; вокруг валялись клочья мозга, все было забрызгано кровью.

Боб вглядывался в местность, пытаясь увидеть жену, но ее нигде не было. Он увидел в тени ее лошадь, которая, уже успокоившись, мирно щипала траву. Боб поискал какие-нибудь укрытия на случай, если Джулия смогла воспользоваться одним из них, но поблизости не оказалось ни крупных валунов, ни кустарника, достаточно густого для того, чтобы в нем можно было укрыться. Оставался обрыв; он попытался вспомнить, что же под ним находится, и воображение услужливо нарисовало ему крутой склон, усеянный скалами и жалкими кусточками, тянущийся на несколько десятков метров к густой сосновой роще, через которую пробегает ручей. Так ли было на самом деле, или он вспомнил какое-то другое место?

Он подумал было крикнуть, но в последний момент сдержался.

Снайпер пока что не заметил его.

Вообще-то ему даже не нужно было принимать никакого решения. Он точно знал, как ему следует поступать.

Двигаясь медленно и плавно, он вернулся к Ники. Девочка уже сумела справиться со страшным испугом и стояла, держа за уздечки двух лошадей.

– Дорогая, ты имеешь какое-нибудь представление о том, откуда шла стрельба? Ты вообще слышала выстрелы?

– Я помню только последний. Когда я ехала и уже доехала до прохода. Он был сзади.

– Ладно, – сказал Боб.

Если выстрел был «сзади», это, по всей вероятности, означало, что стрельба велась с противоположной стороны каньона, с горного хребта, расстояние до которого в разных местах составляло от двухсот до тысячи метров. Это также объясняло положение тела Дэйда. Кроме того, это значило, что от того места, где они находились, стрелка отделял каньон и он не сможет подобраться к ним с той стороны, если, конечно, не бросился сюда, как только закончил стрельбу. Но он не мог побежать сюда. Он должен был уйти, отступить на безопасное расстояние, где у него наверняка было предусмотрено несколько путей отхода, и убраться прочь отсюда.

– Ладно, – сказал он, – сейчас мы скорее уедем отсюда прямо домой, а оттуда позвоним шерифу и вызовем его сюда с его мальчиками.

Дочка изумленно уставилась на него.

– Но мамочка... Она же осталась там.

– Я знаю, что она там, моя радость. Но я не могу прямо сейчас вытащить ее. Если я пойду туда, то он сможет застрелить меня, и что мы тогда будем делать?

Вообще-то он не думал, что так будет. Он уже успел выстроить логическую цепочку: кто бы ни стрелял, его целью был не Дэйд Феллоуз, а Боб Ли Суэггер. Кто-то разыскал его, изучил его привычки, подготовил покушение и залег в ожидании в безопасном месте далеко в стороне. Это был снайпер, Боб чувствовал почерк профессионала.

– Ей, наверное, плохо. Ей очень нужна помощь.

– Послушай меня, девочка. Когда в тебя стреляют, то если попадание опасное, то умираешь сразу, как бедный мистер Дэйд. А если ранение не такое тяжелое, то ты обязательно проживешь несколько часов. Я видел это во Вьетнаме. Человеческое тело очень сильное и может очень долго бороться за жизнь, а ведь ты же знаешь, какая сильная наша мама! Поэтому нет никакого реального смысла в том, чтобы прямо сейчас бросаться на помощь маме. Мы не можем так рисковать. Она или уже мертва, или обязательно выживет. Может быть только так или этак, и никак иначе.

– Мне... мне нужна мамочка, – пробормотала Ники. – Мамочке плохо.

– Мне тоже нужна мамочка, – ответил Боб. – Но, милая моя, пожалуйста, поверь мне. Мы не сможем помочь маме, если нас самих убьют. Он все еще может сидеть там.

– Я останусь здесь, – сказала Ники.

– Ты такая храбрая девочка. Но тебе нельзя здесь оставаться. Мы должны поскорее уехать отсюда, вызвать копов и бригаду врачей. Ты понимаешь, малышка? Так будет лучше всего для мамы, ясно?

Его дочь помотала головой: она не была убеждена, и ничто и никогда не убедит ее, но Боб своим сердцем морского пехотинца знал, что принял правильное решение – трудное, но правильное.