Глава 2
Британское дизайнерское образование

Известный своим коричневым элем, футбольной командой «Ньюкасл Юнайтед» и отвратительной погодой, бурлящий жизнью промышленный портовый город Ньюкасл был новым домом Джони. Когда юноша прибыл на берега реки Тайн, страной управляла Маргарет Тэтчер, а основа городской экономики – судостроение и угледобыча – находилась в упадке.

Несмотря на дождь и «железную леди», которая жестоко обошлась с шахтерами, расположенный на северо-западном побережье Англии Ньюкасл имел репутацию городка вечеринок. Примерно шестую часть жителей составляли студенты, в центре было полно баров и ночных клубов. Джони начал учебу в 1985 году, в то время британская сцена, особенно на севере страны, была весьма оживленной, и группы вроде The Smiths и New Order привлекали внимание нации. За пару лет ночные клубы пережили опьянение дешевым экстази и увлечение динамичной электронной музыкой, которую Джони тоже полюбил.

Политехнический институт Ньюкасла, сейчас Нортумбрийский университет, считался и по сей день считается лучшим вузом Великобритании в области промышленного дизайна. В то время в Школе дизайна работало 120 сотрудников и обучалось около 1600 студентов из более чем 65 стран мира. Как тогда, так и сейчас факультет располагается в высоком здании Squires Building. «Это было довольно брутальное строение, но в целом отличное место для творчества, – рассказывает Дэвид Тонг. – Кабинеты изобразительного искусства, моды и прикладных ремесел разделял только коридор. Это было до того, как промышленный дизайн стал модным занятием».

Для каждой дисциплины – промышленного дизайна, дизайна мебели, моды, графического дизайна, анимации – был отведен свой этаж. Факультет был прекрасно оснащен инструментами и технологиями. «Дизайнерам доступен спектр материалов: дерево, бумага, пластмасса, металл, кожа, кевлар, хлопок… Всего не перечислишь, – говорит профессор Пол Роджерс, не учивший Джони, но читающий в Нортумбрийском университете лекции по дизайну. – И они пользуются любым оборудованием: сверлят, пилят, крепят, шьют, гравируют, выжигают и так далее. В мастерских при поддержке технического персонала они получают очень хорошую подготовку».

Основанный в 1953 году факультет промышленного дизайна получил в шестидесятых признание отчасти благодаря тесным связям с британской промышленностью. По словам другого выпускника, Крэйга Маунси, окончившего этот вуз за год до Джони, «у Ньюкасла была репутация лучшего из лучших… Мы побеждали везде. Любой учитель дизайна показал бы работу из Ньюкасла как образец». Сам Маунси впоследствии возглавил компанию CMD, одну из ведущих австралийских дизайн-студий.

Еще одной причиной высокого статуса Ньюкасла был уровень студентов. По словам Маунси, у перспективных учеников был всего один шанс из десяти: в 1984 году конкурс составил 250 кандидатов на 25 мест. «Мы были настоящими сливками новой волны дизайнеров, учившихся этой профессии в Школе дизайна, – говорит Маунси. – Было даже как-то неудобно».

Первый год в Ньюкасле был посвящен наработке практических навыков и теоретическим занятиям с акцентом на психологию дизайна. «Первый год – это программа быстрого повышения квалификации», – объясняет Роджерс. «Студентов учили дизайнерскому мышлению. Одним из первых проектов был дизайн двух помещений с помощью нескольких геометрических форм: сферы, куба, тетраэдра и конуса. Надо было создать привлекательную комнату, в которой почувствуешь себя как дома, – вспоминает Маунси, – и пугающую комнату, из которой захочется уйти. Полные противоположности». Самой важной частью проекта был отчет, обосновывающий выбор студентов. «Первый год был целиком посвящен обдумыванию, исследованию, абстрактному языку дизайна», – говорит Маунси.

Студенты должны были овладеть и практическими навыками, и этот акцент сохранился до наших дней: школа сосредоточена на проектном обучении. Студенты Нортумбрии традиционно посвящают много времени изготовлению предметов. Они узнают, как делать наброски и эскизы, как пользоваться дрелью, токарными и режущими станками с программным управлением. Им дают время и возможность свободно экспериментировать, чтобы они могли по-настоящему глубоко понять, что можно сделать с материалом. Упор делается на творчество и ручную работу.

«В этом есть смысл, – говорит профессор Роджерс. – Мы учим основам. Огромное внимание уделяется… обращению с материалом».

Другая ключевая часть программы – обязательная «практика» в какой-либо компании; по сути, это стажировка, которую на втором и третьем курсе четырехлетней программы проходят все студенты. Такую комбинированную схему образования называют сэндвичем. Стажировки есть во многих технических вузах, но в большинстве случаев студенты проходят ее лишь однажды. Благодаря «двойному сэндвичу» Нортумбрия привлекает самых талантливых учеников: студенты могут поработать в Phillips, Kenwood, Puma, Lego, Alpine Electronics, Electrolux и многих других компаниях или обучаются в дизайнерских студиях и консалтинговых агентствах, например Seymour Powell, Octo Design и DCA Design International.

Эта программа действовала и во времена, когда учился Джони. «Это было необычно, – говорит Дэвид Тонг, его однокурсник и близкий друг. – После стажировки ты становишься намного сообразительнее и мудрее. Накопленный опыт трудно переоценить. По сути, после института у тебя за плечами примерно год работы… Конечно, это дает огромную фору по сравнению с выпускниками других вузов».

Высокие требования в обучении и работа во время стажировок дают выпускникам преимущество и в практических навыках, и в знании промышленного дизайна. Как говорит профессор Роджерс: «Если сравнить проекты в Нортумбрии и других британских вузах, бросается в глаза огромное внимание к деталям и отличное качество работы. Работы студентов… сделаны на очень высоком уровне».

Показателен контраст с Голдсмитсом, знаменитым лондонским колледжем культуры и искусств, колыбелью целого поколения выдающихся деятелей искусства – «молодых британских художников», в число которых входят Дэмьен Херст и Трейси Эмин. Они стали известны благодаря неоднозначности и провокации: Херст замачивал мертвых акул в формальдегиде, а Эмин создавала арт-инсталляции в виде неубранной постели, на которой лежали использованные презервативы.

Расположенный в южной части Лондона, Голдсмитс слишком столичный, интеллектуальный и до неприличия артистичный. А Ньюкасл – место «синих воротничков», закатанных рукавов и перепачканных во время работы рук. «В Голдсмитсе в центре внимания идея, концепция, – говорит профессор Нортумбрийского университета, попросивший не называть его имени, – а у нас студенты заняты изделием, образцом. Возможно, я упрощаю, но наш выпускник занимается деталями, производством, чистой воды ремеслом. В Голдсмитсе больше интересуются умозрительным продуктом с концептуальной, контекстуальной точки зрения. Грубо говоря, студент Голдсмитса много думает о том, что делает, а студент Нортумбрии просто берет и делает».

По словам профессора Пенни Спарка, проректора Кингстонского университета и автора книг о дизайне, образование, которое получил Джони, было основано на германском опыте. «Принципы немецкого баухауза 1920-х годов были наследованы британским дизайнерским образованием в 1950-х. Например, у немцев был так называемый “базовый год”, который появился и у англичан. Его смысл в том, чтобы начать с чистого листа: студенты не опираются на свое прошлое, а делают все с нуля.

Принцип минимализма, согласно которому дизайнеры должны делать только то, что необходимо, тоже берет начало в немецкой педагогической традиции. И это, похоже, существенно повлияло на дизайнерскую философию Айва. Так же как и многие компании в Германии, например производители кухонного оборудования и электроники, Айв и Браун подпитывались традициями баухауза, который прочно укоренился в немецком технологическом дизайне. В нем едины безупречное качество, высокие технологии и минимализм. Айв явно испытывал его влияние во время учебы».

Профессор Алекс Милтон, директор по исследованиям в Эдинбургском университете Хэриота и Уатта, описывает немецкое влияние немного иначе. «Британское образование более революционное – в хорошем смысле, – чем когда-либо был баухауз», – говорит он. По его словам, намного сильнее на Джони в колледже повлияли всевозможные виды дизайна, от графики до моды. Обучение в гигантском здании, собравшем все виды дизайна, не могло не отразиться на его стиле работы в мультидисциплинарных командах, в том числе в Apple. «Он был вовлечен в общение с художниками, модельерами, графическими дизайнерами… В Великобритании каждый студент получает широкое дизайнерское образование».

«В Великобритании бытует мнение, что дизайнер похож на букву “Т”, – говорит Милтон. – У него есть глубина знаний в одной области и широта понимания других областей дизайна. Поэтому дух Британской школы дизайна и искусств сформировал отношение Джони Айва к дизайну услуг, мультимедиа, упаковке, рекламе».

В атмосфере искусства и ремесла, в которую Джони Айв погрузился в 1980-е, было место для культурных и исторических событий. В то время англичане переходили от полусоциалистического общества с сильными профсоюзами к капитализму по рейгановской модели. По стране прокатились молодежные волнения. Молодые британцы увлекались панком, который поощрял эксперименты, нетрадиционность, смелые решения. Эта независимость читается в творческом почерке Джони Айва.

«В Америке, – объясняет Милтон, – дизайнеры в значительной мере обслуживают промышленность. В Великобритании же сильнее развита культура “сарайчика в саду”, домашней лаборатории, ситуационности, качественной постановки эксперимента. Джони Айв действует именно так… в дизайне предпочитает риск, а не эволюцию. Если бы дизайны Айва оценивала фокус-группа, они бы не имели успеха».

Обучение отточило рабочую этику Джони и еще больше его сосредоточило. В Ньюкасле он многому научился и приобрел привычку делать прототипы. Его образование поощряло риски и даже награждало ошибки – эта модель обучения очень отличается от американской дизайнерской школы, имеющей тенденцию к регламенту и ориентации на индустрию. Если образовательная система в США стремится сделать из студентов хороших сотрудников, британские выпускники-дизайнеры пытаются следовать за своей страстью и собирать вокруг себя команду. Не исключено, что именно учеба в Нортумбрии хорошо подготовила Джони к карьере в Apple.

Кстати, Джони пришел в Ньюкасл довольно необычно. Он отсутствовал в первый день, потому что получал дизайнерскую премию, и этот факт удивил и немного напугал однокурсников. «В первый или второй день в институте его не было – ему вручали награду за школьную работу», – вспоминает Тонг.

В аудиториях Ньюкасла Джони познакомился и с отдельными стилями, которые на него повлияли. В первый год он ходил на занятия скульптурой. У преподавателя была аллергия на гипсовую пыль, ему приходилось носить маску и резиновые перчатки, но он продолжал учить – неделю за неделей. Такая преданность делу впечатлила Джони, но еще больше его поразило отношение профессора к студенческим работам. Он почти благоговел: перед обсуждением он осторожно очищал от пыли даже самые неудачные скульптуры.

«В этом уважении к труду было что-то особенное, – рассказывал Джони. – Уверенность, что любое произведение важно. И если у тебя самого не нашлось на него времени, почему должно найтись у кого-то еще?»

Может, Ньюкасл и был городом вечеринок, но в воспоминаниях Джони мало веселого. «Отчасти это было довольно печальное время. Ничем, кроме работы, я не занимался».

Лекторам он запомнился прилежным, работящим студентом. «Он с невероятной тщательностью подходил к работе, – говорит Нил Смит, главный преподаватель по промышленному дизайну. – Чем бы он ни занимался, ему всегда было мало. Он постоянно пытался улучшить дизайн. Это был исключительно восприимчивый и усердный студент, который никогда не делал ничего механически».