Эпилог

Смерть оказалась совсем не такой страшной, как думал Александр.

Ни ослепительной, выжигающей глаза вспышки, ни испепеляющего жара ядерного взрыва, ни даже могильной черноты. И уж тем более ни конуса света, затягивающего его куда-то, ни улыбчивых ангелов или хмурых чертей, явившихся по его грешную душу.

Все напоминало последствия того самого, первого, еще афганского ранения, когда только что отдававший в горячке боя команды лейтенант вдруг с изумлением обнаружил себя лежащим на госпитальной койке. Уже без каски и автомата, но со скованной гипсом рукой и обмотанной бинтами головой. Уставившись в беленый потолок палаты с бегущей по неряшливо заделанному русту прихотливой трещиной, напоминавшей реку Волга в исполнении картографов.

Бинтов и гипса, сейчас, правда, не было, равно как госпитальной койки, потолка с отслаивающимися пластами побелки и колючего больничного одеяла. Но и штурвал истребителя вместе с приборной панелью исчез без следа, а вместе с ним – компенсирующий костюм, шлем и перчатки. Коснувшись головы, он не обнаружил той самой страшненькой шапочки с иглами.

Бежецкий был облачен в легкий костюм незнакомого, но очень удобного покроя и какие-то странноватые, но не выглядящие смешно туфли. А окружение…

Ни на что виденное ранее непонятное помещение, в котором он оказался, не походило. Белоснежное, без углов у сливающихся в одно целое стен и потолка. Странноватый дизайн не давал ощутить перспективы, поэтому казалось, что стены одновременно и рядом, и очень далеко. Ноги ощущали ровную твердую поверхность, но с полом она не имела ничего общего. Присев на корточки и коснувшись белоснежного «нечто», на котором стоял, Александр почувствовал под пальцами что-то мягкое, теплое, упругое, будто наполненный горячей водой матрас или шкуру огромного доброго животного.

«Чертовщина какая-то!.. Неужто это и есть тот самый „тот свет“? Я и в самом деле умер?..»

– Я бы так не сказал, – послышался приятный мужской голос, и Александр резко обернулся, вставая.

За спиной обнаружился полный румяный мужчина в отливающем металлом костюме, возникший ниоткуда – никаких признаков двери не наблюдалось. Никаких опасений или неприязни возникший из ничего персонаж не вызывал: с первого взгляда он стал кем-то вроде старого доброго знакомого или близкого родственника.

– Извините? – выдавил из себя Бежецкий.

– Ну, я бы не сказал, что вы умерли, – доброжелательно повторил незнакомец. – Хотя для внешнего мира, конечно…

«Внешнего мира?..»

– Где я? Моя миссия удалась? Что будет дальше? – засыпал он мужчину – определенно одного из хозяев этого околотка – вопросами. – Почему?..

– Слишком много вопросов, – снова улыбнулся тот. – Давайте я вам лучше расскажу, кто мы и чего мы хотели…

Перед Александром повисло в воздухе сложнейшее переплетение разноцветных нитей, среди которых преобладали золотистые, но встречались зеленые и красные и, совсем редко, других цветов радуги. Клубок жил своей жизнью, постоянно меняя форму, словно перетекая из неправильного шара в некое подобие куба и тут же во что-то конусообразное… Нити извивались, каждую секунду переплетаясь по-новому, создавая все новый и новый прихотливый узор. Бежецкому на мгновение показалось, что он что-то уловил в диком переплетении, но, стоило всмотреться, понимание ушло, а взамен навалилась головная боль, постепенно становящаяся все более и более мучительной. Внезапно он понял, что все то время, что он созерцал разноцветное живое чудо, его окружал какой-то невообразимый шум, наподобие какофонии, издаваемой симфоническим оркестром в процессе настройки инструментов, только еще более хаотический и немелодичный. Дали знать о себе и другие органы чувств, причем не с лучшей стороны…

– Очнитесь, – донесся сквозь волны пульсирующей боли до Бежецкого голос «гида». – Придите в себя.

Александр поднял веки, и наваждение мгновенно пропало, унося за собой мигрень.

Он был снова в «белой комнате», кругом царила тишина, и в воздухе висел какой-то тонкий аромат, напоминающий запах фиалки или другого цветка, но только не то зловоние, что секунду назад травмировало обоняние…

– Простите… – Собеседник казался виноватым и сконфуженным одновременно. – Я совсем позабыл о некоторых особенностях человеческих органов чувств… Так вы поняли, что именно я хотел вам показать?

– Не совсем, – хрипло произнес Бежецкий, действительно мало что понявший в живом объемном клубке, только что парившим перед ним.

– Это Континуум, – тихо и как-то торжественно произнес собеседник, склонив голову…

Александр не знал, сколько времени длился неторопливый рассказ человека в серебристом одеянии. Лишенное зрительной перспективы пространство оказалось лишенным и времени. Однако когда рассказ завершился, он знал и понимал столько, что все прошлые теории, догадки и озарения казались ему теперь сущим бредом.

Сосредоточие миллионов миров, обитаемых и лишенных присутствия человека, похожих на привычный, словно зеркальные образы, гротескно искаженных, как отражения в кривых зеркалах, и не похожих ни на что знакомое, вмещающих палитру всех возможных государственных устройств от идеально-привлекательных до отталкивающе-мерзких, – вот далеко не полное описание Континуума. И все миры были связаны между собой. Иные – напрямую, причем сразу во множестве мест, иные – через ряд других и лишь одним-двумя тоннелями, как бусы в ожерелье ниткой. И геометрию этих связей осознать было просто невозможно – она выходила за рамки человеческого восприятия. Причем – и Бежецкий это не совсем понял – Континуум имел связи не только пространственные и временные, но и какие-то иные, недоступной ему природы.

– Понимаете, – вел свой рассказ «серебряный человек», – переходы из одного пространства в другое кажутся экзотикой и чрезвычайным событием далеко не всем обитателям Континуума. Есть тысячи миров, обитатели которых не только свободно перемещаются из одного пространства в другое, но и образуют целые конфедерации и сообщества. Процветает межпространственный туризм, ведется торговля… Иногда, – тут рассказчик несколько засмущался, – приходится использовать некоторые пространства, так сказать, втемную…

– Как это? – не понял Александр.

– Ну… Как бы это объяснить… О! – обрадовался незнакомец. – В вашем мире есть такой вид городского подземного транспорта… Все время забываю это слово…

– Метро.

– О, да! Конечно, метро! Так вот, бывает так, что перемещаться через несколько этих… станций, но по прямой линии дольше, чем с пересадкой через другие линии. Ведь так?

– Да-да, – с сомнением подтвердил Александр, пытаясь вспомнить, приходилось ли ему ездить в метро ВОТ ТАК – ему всегда казалось, что путешествие без пересадок удобнее.

– Отлично! – воодушевился рассказчик. – Одним словом, есть такие пространства, проложить через которые маршрут удобнее, чем через иные. Иногда приходится нанизать на один маршрут два-три «посторонних» пространства, иногда больше… В этот раз такими транзитными оказались ваши два.

– Я понимаю, но…

– Вы хотите спросить о технологии? Не думаю, что при вашем уровне знаний… Поймите, я не хочу вас обидеть – просто ваше общество еще не дошло до той степени развития науки… Хотя должен признаться, что ход с этим… ядерным взрывным устройством был весьма остроумен.

– Значит, вы умеете делать межпространственные тоннели?

– О-о-о! Это весьма просто… При определенном уровне технологий, конечно. Ваши миры в свое время сами дойдут до этого. Данные методики очень хорошо отработаны, тоннели открываются на определенное время, в недоступных для аборигенов местах, но…

– В этот раз произошла накладка.

– Да, совершенно верно. Ваше воздушное судно наткнулось на границу тоннеля, и произошла катастрофа. Мы очень сожалели об этом.

– Конечно. Но двум сотням пассажиров ваши сожаления уже не нужны.

– Вот именно. Мы хотели загладить свою вину хоть чем-нибудь, поэтому и возникла идея в обход всех правил принять в число цивилизованных миров и ваши два. Простите, но мы называем цивилизованными…

– Ничего, я все понял.

– Отлично… Но вываливать на голову миллиардов ничего не подозревающих людей такое разом – непростительная ошибка. Мы решили, что для начала вашим двум мирам будет нелишне наладить контакт друг с другом.

– И?..

– И мы ошиблись, – сник «серебряный». – Ваши миры еще не доросли до контактов даже между собой. Даже между настолько близкими друг другу соседями. Когда мы поняли, что дело может кончиться плохо, тоннель решено было ликвидировать.

– Значит, наши бомбы не пригодились?

– Конечно же, нет! Это варварское оружие, и использовать его в Континууме – преступление. Тем более – в межпространстве. Это, знаете ли, даже просто опасно. Мы нейтрализовали ваше летательное устройство. Увы, сохранить его не удалось, зато мы спасли вас.

– А второй пилот? Что стало со вторым самолетом?

– Ничего. Этот летательный аппарат, который вы называете самолетом – оригинальное, на мой взгляд, название, – проследовал туда, куда направлялся, и благополучно приземлился. Это было последнее материальное тело, которое проследовало через тоннель.

Бежецкий мысленно перекрестился и возблагодарил Бога, что все произошло именно так, а не иначе. Что ни говори – жаль, если погибнет твое второе «я».

– Теперь ваши пространства обособлены. Имеется, правда, еще один тоннель между ними, но он обладает довольно редкими свойствами… Вы знакомы с некой математической абстракцией, именуемой лентой Мебиуса?

– Да, и не только абстрактно. Могу сделать эту ленту хоть сейчас. У нас любой школьник знает эту фишку.

– О-о! Я не знал, что ваш мир так далеко продвинулся в пространственной теории! Вот этот тоннель как раз имеет свойства, несколько схожие с лентой Мебиуса. Он псевдоодносторонен.

– Да? – задумался Бежецкий. – И я, кажется, знаю, о чем идет речь…

Перед ним снова мелькнул сумрачный день «Ледяного мира», автоматные очереди, выбивающие колючие осколки из обсидианово-черного «грунта», завывание стылого ветра и сумасшедшая чехарда в наушниках… Так вот что это был за фокус…

– Совершенно верно. Вы проходили через этот тоннель. И у двух миров еще есть шанс встретиться.

Видимо, «серебряный» уже закончил свой рассказ, поскольку молчал, ласково и всепонимающе глядя на слушателя. Он словно бы ждал какого-то вопроса. И Александр этот вопрос не мог не задать:

– А что же со мной?

– Очень хороший вопрос, – похвалил рассказчик. – И что самое главное – своевременный. Понимаете… Мы не можем вернуть вас в тот мир, который вы только что покинули. Двое близнецов еще туда-сюда, но трое… Как вы говорите в этом случае?

– Перебор, – мрачно буркнул Бежецкий.

– Да-да, перебор! Настоящий перебор. Если хотите, мы отправим вас в ту, вторую Россию.

– Что я там забыл? – уставился в белоснежный пол Александр. – Там я тоже – перебор. Видел, знаю…

– Тогда… Что вы скажете, если мы вернем вас на вашу родину?

– На родину?..

У Бежецкого вдруг защемило сердце: он уже почти не вспоминал о той истерзанной стране, которую покинул так бездумно и скоропалительно. Да, это не имперский рай земной, но и не ад. Как хотел бы он сейчас оказаться на родной земле, пройти знакомыми улицами, увидеть родных и близких… Всех, кто остался.

– А вы это можете? – с надеждой взглянул он в глаза «серебряному», боясь увидеть в них издевку или прочесть виноватое: «Не можем…»

– Отчего же нет? Но предупреждаю вас, что это – не самый лучший уголок Континуума. Вы можете ознакомиться и с другими вариантами…

– Нет, других не надо! – быстро ответил Александр. – Туда, только туда.

– Не пожалеете?

– Нет, не пожалею. Могу даже расписку написать, что отказываюсь от других вариантов, – постыдно засуетился бывший майор. – Где расписаться?

– Да нет, не нужно расписки, – пожал плечами обитатель Континуума. – Зачем она нам?.. Ну, раз вы хорошо подумали… Тогда прощайте.

Он поднял на Бежецкого свои добрые глаза и…

…и тот с изумлением понял, что «белая комната» куда-то исчезла, сменившись обычным, хорошо знакомым по прошлой жизни городским пейзажем.

Александр стоял посреди кое-как заляпанной асфальтом мостовой, глядя на уходящий куда-то в перспективу ряд обшарпанных панельных домов. Ветерок гнал вдоль по улице клубы пыли вперемешку с какими-то обрывками бумаги и прочим мусором, под ногами имели место россыпи окурков, битого бутылочного секла и прочего сора, немыслимого в Империи, но столь привычного в «одной шестой суши».

«А не покажусь я тут инопланетянином, – опасливо подумал Бежецкий, пытаясь оглядеть себя. – В одежке этой футуристической?..»

Но и облачен он был уже не в «потусторонний прикид», а во вполне обычное камуфляжное «хабэ», неновое, вылинявшее от частой стирки и заплатанное. Плечо оттягивал полупустой вещмешок, в котором что-то металлически позвякивало, а ладонь, протянутую к голове, уколол ежик коротко остриженных волос – полузабытый за несколько лет, но такой привычный раньше фасон прически. Зеркала не было, но и рукой Александр нащупал, что щегольские усики уступили место трехдневной щетине, а на матерчатых погончиках по-прежнему имеют место майорские звездочки.

«Вот ты и вернулся домой, солдат!..»

Майор Бежецкий перекинул «сидор» поудобнее и не торопясь зашагал по знакомой до последней выбоинки на асфальте дороге к одному из строений.

Домой…