Во всех живых болезнь свивает кров, не может смертный быть всегда здоров.
Ю. Баласагунский
Несмотря на усталость, Родик позвонил жене, которая, оказывается, страшно волновалась.
— Что случилось? — срывающимся голосом спросила она. — Мы тут все чуть с ума не сошли. Две недели от тебя никаких известий. С работы телефон оборвали. Я не знаю, что говорить. Юра Розенблат по два раза в день звонит. У него что-то очень важное и срочное. У меня целый список тех, кто ищет тебя, и я многих из них не знаю.
— Все в порядке. Просто я уезжал в другой город, а там связи нет, — соврал Родик. — Почему-то никто не паникует, когда я по нескольку месяцев на испытаниях, и мне запрещают звонить и писать… Не вижу ничего особенного. Прочитай мне, кто звонил.
Оказалось, что много раз его пытался найти сотрудник, занимающийся его заявлением по поводу американского посольства, звонили руководители организаций, изготавливающих опытные партии и внедряющие разработки кооператива, а также многие другие люди, не имеющие обыкновения беспокоить по пустякам. Очевидно, что дел накопилось много.
«Черт с ней, с конспирацией, — подумал Родик. — Надо всех обзвонить, выяснить, в чем проблемы. Наверное, настало время создавать в кооперативе систему управления, взять на работу хотя бы одного толкового зама».
Следующий звонок он сделал домой Абдужаллолу.
— Привет, пропащая душа, — услышал Родик бодрый голос. — Как дела — не спрашиваю. Судя по твоему хриплому голосу, ты получил полное представление о таджикской свадьбе.
— Лучше молчи. Я понял, что у меня прекрасное здоровье. Другой на моем месте, наверное, умер бы. К свадебным испытаниям мы еще добавили четыре дня под снегом на перевале. Чувствую себя ужасно.
— Я тебя предупреждал.
— Трудности закаляют человека и позволяют познать истинное предназначение. Накопал чего-нибудь по моей проблеме?
— Да, и очень существенно. Могу сказать, что среди отпечатков на сейфе мы нашли «пальчики» известного рецидивиста Сафарова. По месту прописки его не нашли. Мы на него выставили сторожевики. Пока по республике. Думаю, что со дня на день задержим. Есть его фото. Надо показать тебе и твоим сотрудникам. Человек он тертый — четыре судимости. Как он к тебе попал — не ясно, но версий, как ты понимаешь, много. Странно, что он не протер сейф. При его опыте это непростительно. Из других, не принадлежащих твоим сотрудникам «пальчиков» один нам тоже известен, но не по уголовной линии. Вероятно, был среди твоих «грузчиков», поскольку в Министерстве транспорта он вряд ли мог появиться. Не знай я всех обстоятельств дела, у тебя могли бы быть очень серьезные неприятности. Давай завтра в обед я к тебе заеду. Всех своих собери.
— Отлично, но только пить не будем. Я, по-моему, допился до аллергии — дышать тяжело и морда красная, как у алкаша. Кажется, я был пьянее водки.
— Ха-ха-ха! Это надо зафиксировать правительственной телеграммой Михаилу Сергеевичу в Кремль. Пусть внесут это в достижения сухого закона.
— Тебе бы все шутить. Я в гробу буду лежать, а ты анекдоты рассказывать. Друг называется.
— Размечтался… В гробу… Мы тебя по мусульманскому закону без гроба, сидя похороним, а то ты в гроб водки наберешь, нажрешься и сорвешь поминки.
— Кончай, Абдужаллол, ты, по-моему, в своем черном юморе перебрал. Пойду спать, а то завтра буду никакой. Оле огромный привет…
Ночью Родика мучили ужасные видения. Снилась жаркая пустыня. Жгучее солнце. Развалины с глубоким колодцем, из которого он пытался достать воду. Ведро все время поднималось пустым, хотя вода виднелась. Потом ее наконец удалось зачерпнуть, но в ведре плавали змеи. Родик проснулся в поту. Во рту все пересохло. Голова трещала. Стало ясно, что он заболел. Хотел разбудить Оксу и попросить принести воды и каких-нибудь таблеток, но, увидев, как она блаженно сопит, сам сходил на кухню. Попил прямо из-под крана, умыл разгоряченное лицо. Покопавшись в ящике с лекарствами, нашел анальгин и проглотил сразу две таблетки. Вернувшись в комнату, тихо устроился у окна, наблюдая за звездным небом и надеясь, что головная боль отступит. Вскоре полегчало, и он лег, стараясь заснуть.
Утром самочувствие было еще хуже, температура поднялась выше тридцати девяти, появились кашель и боль в груди.
Пересилив себя, Родик почти три часа говорил по телефону с Москвой, хотя кашель, практически непрерывный и какой-то лающий, мешал говорить. Как и предполагалось, набралось огромное количество вопросов, которые по телефону не решались. Нужны были наличные деньги, подписи, личное общение…
Юра Розенблат предлагал вклиниться во внешнеэкономическую деятельность, о чем Родик мог только мечтать, не имея ни связей за рубежом, ни опыта международной работы. Юра настаивал на поездке в Венесуэлу на Всемирную промышленную выставку. Можно было заработать валюту.
С его слов, упускать такую возможность глупо, а подготовку материалов для таможни, согласование с выставочным комитетом, оплату аренды площадей надо производить срочно, иначе не успеть. Без личного участия Родика все могло лопнуть, еще не начавшись. Кроме того, производство сбоило — на одни предприятия не поставили сырье, на других возникли проблемы с документацией. До конца года оставалось совсем мало времени, и все требовали подписания актов выполненных работ и оплату. В институте — на удивление — никакой шумихи не поднялось. Однако завершить процесс увольнения было необходимо.
Вывод напрашивался один: срочно лететь в Москву, иначе ворох дел задавит, и чем это кончится — известно. Нельзя допускать спонтанного размножения проблем.
Позвонил Абдужаллол и сообщил, что подъедет к двум. Родик, не вешая трубку, набрал Абдулло Рахимовича и известил его о том, что вынужден срочно вылететь в Москву. Напомнил о необходимости встречи с его представителем по диссертационным делам, который еще не проявлялся. Абдулло Рахимович возмутился таким поведением подчиненного и спросил:
— Можно сегодня с вами встретиться? Я этого барана в любое время доставлю.
— Конечно. После трех я совершенно свободен. Буду дома.
Договорились на четыре.
Абдужаллол приехал минута в минуту. Педантичность и обязательность были его отличительными чертами. Родику это очень импонировало. Абдужаллол разложил на столе десяток фотографий и по одному приглашал всех на опознание. Сергей Викторович узнал двух человек.
— Эти люди переносили сейф, — уверенно заявил он.
Подтвердить это ни Родик, ни Окса, ни Света с уверенностью не могли — они плохо запомнили «грузчиков».
— Срочно уточнить, сколько комплектов ключей прилагалось к сейфу, — скомандовал Абдужаллол и зло добавил: — Сколько раз я об этом просил?
— Сергей Викторович, — распорядился Родик, — поезжайте в министерство и все выясните на месте. На всякий случай возьмите с собой все ключи. Покажите их. Может, это освежит память. Позвоните, пожалуйста, мне, как только что-то узнаете. Мы с Абдужаллолом Саидовичем будем ждать вашего звонка.
— Как неудобно получилось с этим сейфом, — сокрушенно заметил Сергей Викторович, выходя из комнаты и на ходу надевая плащ. — Я постараюсь как можно быстрее разобраться с ключами. Начальник АХО должен точно это знать. Просто его не оказалось на месте перед нашим отъездом, а потом не было нас…
Родик и Абдужаллол остались в комнате одни.
— Думаешь, что вышел на вора? — спросил Родик.
— Слишком уж много улик для такого профессионала, как Сафаров, — усомнился Абдужаллол. — Надо его найти, и тогда, думаю, кое-что разъяснится. Уголовники его уровня быстро колются. Вероятнее, что его подставляют. Все твои сотрудники могли иметь ключи от сейфа, даже Сергей Викторович. Он раньше пользовался им, мог иметь или изготовить запасные ключи. Кроме того, надо знать, что в сейфе будут лежать деньги. Опять твои сотрудники. Деньги взяли не все, а из этого следует, что хотели скрыть время хищения. Зачем Сафарову скрывать время совершения преступления да еще оставлять большую часть добычи? Надо пристальнее понаблюдать за твоими. Пущу я за ними наружку. Ты мне на всякий случай черкани заявление. Я сам все, что надо, оформлю. Возьми бумагу, я тебе продиктую. Подпишись генеральным директором и поставь печать. Не волнуйся, все сделаем аккуратно. Есть тут одна странность. Второй опознанный — очень серьезная личность, но никак не вор. Вообще, как он попал в компанию к Сафарову, ума не приложу. Если мы на него выйдем, то я тебе ящик коньяка поставлю.
— Я завтра собираюсь улететь в Москву. Труба зовет. Буду тебе звонить. Если нужно что-то — скажи. Возьми ключи от квартиры. Может, понадобится что-то осмотреть.
— Ключи не надо. Окса здесь. Просто попросишь всех, чтобы мне помогали.
— Хорошо, заранее спасибо. С меня причитается.
— Слушай, ты что-то совсем больной. Полечись.
В дверь постучали, и в проеме появилась голова Оксы.
— Вы кушать будете? — спросила она.
— Конечно, — заявили мужчины.
— Мне сделай чай с медом и коньяком, — добавил Родик.
Уже заканчивали есть, когда позвонил Сергей
Викторович. Оказалось, что ключей вместе с сейфом привезли четыре комплекта. Причем они были соединены в две связки.
— Получается, что один комплект пропал, — резюмировал Абдужаллол. — Это нас нисколько не продвигает, но поискать его стоит. Если замешаны твои, то ключи найдутся их должны подбросить в квартиру. Конечно, возможно, что они просто куда-то завалились. Дай команду обыскать каждый уголок квартиры. Если вдруг найдутся, то это облегчит нам задачу. Я поехал на службу. Окса, спасибо за обед.
Только проводили Абдужаллола, как раздался звонок в дверь. Это приехал Абдулло Рахимович с интеллигентного вида мужчиной средних лет.
— Петр Константинович, — здороваясь, представил он его Родику.
— Родион Иванович, — протягивая руку, отрекомендовался Жмакин. — Как я понимаю, вы руководите в министерстве АСУ? Сейчас это очень актуально. Наш институт несколько лет назад приобрел ЭВМ фирмы «Хьюлетт Паккард» с персональными компьютерами, и мы у себя внедрили различные системы, в том числе и для проектирования. Людей, правда, потребовалось много, но эффективность колоссальная.
— Нам, конечно, до вас далеко. Работаем пока только на рядовских машинах, но достижения тоже есть, — пожимая Родику руку, отреагировал Петр Константинович.
— Проходите, пожалуйста, — пригласил Родик, закашлявшись. — Извините за мое больное состояние. Застряли в Айни, и, вероятно, простудился. Что будете пить?
— Чай, — почти одновременно ответили гости. — Если можно, то зеленый.
— Окса, принеси, пожалуйста, уважаемым гостям зеленый чай и что-нибудь сладкое. Мне дай черный с медом и коньяком, а то кашель просто замучил.
— Родион Иванович, учитывая ваше самочувствие, давайте сразу говорить по делу, — предложил Абдулло Рахимович. — Я, насколько мог, объяснил Петру Константиновичу задачу. Он кратко доложит свои соображения.
— Уважаемый Родион Иванович, мы предлагаем за основу диссертации взять внедрение методик управления транспортными потоками…
— Извините, Петр Константинович, — прервал Родик, — то, что вы предлагаете, — это узко. ВАК предъявляет очень высокие требования к практической ценности и научной новизне. Методики не котируются. Надо представить конкретные результаты с экономическими эффектами. С учетом сегодняшних тенденций перестройки — например, что-то типа разработки концепции реформирования транспортных перевозок в республике или создания новых принципов…
— Я понял вас, Родион Иванович, такие материалы у нас в целом есть, но по ним в рамках промышленных перевозок подготовлена одним из моих сотрудников диссертация, прошла предварительная защита. Я не хотел бы ущемлять его интересы.
— Не беспокойтесь, Петр Константинович, его интересы соблюдем. Мы формально расширим область работы на все типы перевозок, добавим опыт по республике, а диссертацию представим, если Абдулло Рахимович не возражает, в форме доклада. Конечно, придется провести соответствующую подготовку. Можете пообещать вашему сотруднику несколько положительных отзывов из Москвы. Содействие в ВАКе и еще что-нибудь местное. Уверен, что компромиссный вариант найдется. Постарайтесь задним числом включить Абдулло Рахимовича в соавторы научно-технических отчетов, а если есть неопубликованные статьи, то направьте в редакции дополнения по авторскому коллективу. Постарайтесь прислать мне материалы как можно скорее…
— Родион Иванович, — подвел итог Абдулло Рахимович, — я полностью доверяю вам и вашему огромному опыту. Петр Константинович всецело в вашем распоряжении. Наши внутренние проблемы вас не должны беспокоить. Я все сделаю так, как вы рекомендуете. Лучше позаботьтесь о своем здоровье. Прислать врачей?
— Не стоит. Я завтра лечу в Москву. К сожалению, опять не могу воспользоваться вашим гостеприимством. Прямо рок какой-то.
— Не переживайте, я все понимаю. Вы напрасно поехали на машине. Самолет — быстро и надежно. Горы в это время очень коварны.
— Урок этот я усвоил. Хорошо, что живы остались один раз чуть в пропасть не свалились.
Родик снова закашлялся. Из глаз потекли слезы, голова закружилась.
— Ложитесь, отдыхайте, Родион Иванович. Как-то вы очень плохо кашляете. Пусть Окса вам инжир заварит и меда побольше. Я вам хороший горный мед к вечеру подошлю.
— Спасибо, провожу вас и начну лечиться. У меня есть один верный способ. Мед с водкой.
После ухода гостей Родик попросил Оксу принести треть стакана меда, наполнил до краев водкой, размешал, выпил и пошел спать. Утром надо было быть «в форме» и лететь в Москву. Однако заснуть никак не удавалось. Родик ворочался, сильно потел, кашель душил его, и от этого кружилась голова. Окса тоже не спала, два раза меняла постельное белье, а под утро ушла в столовую, надеясь там хоть чуть-чуть поспать.
Родик, вероятно, тоже заснул или впал в какое-то похожее состояние, из которого его вывел звонок будильника.
Было восемь утра. Голова гудела, веки отяжелели и не хотели открываться, все тело ныло какой-то нудной болью. Родик понимал, что от этого состояния надо избавиться, но сил в себе не находил. Руки и ноги казались тяжелыми, неподъемными бревнами. В груди что-то клокотало, дышать было тяжело и больно, очень хотелось пить. Наконец он сумел опустить ноги на пол. Получив опору, попытался встать. Голова закружилась, и он, не удержавшись на ногах, упал на спину. От удивления Родик на минуту даже забыл о слабости и сделал вторую попытку, оказавшуюся еще более плачевной.
Он лежал поперек кровати лицом вверх и впервые в жизни сознавал, что он, здоровый и сильный мужчина, не может управлять своим телом. Даже язык не слушался его. Он хотел позвать Оксу, но вместо голоса из него вырвался дикий кашель, от которого потемнело в глазах, внутри груди будто что-то оторвалось, во рту появился вкус крови.
Когда он опять начал воспринимать окружающие его предметы, будильник показывал пятнадцать минут десятого.
«Опаздываю на самолет», — подумал Родик и закашлялся так, что закружилась голова.
Вошла Окса с градусником в одной руке и полотенцем в другой.
— Тебе лучше? — спросила она. — А то я даже испугалась. Прошу тебя измерить температуру, а ты что-то невнятно бормочешь. — Она сунула градусник ему под мышку, а влажным полотенцем протерла лицо.
Ответить Родик не смог, лающий кашель вызвал дикую боль в груди.
— У тебя температура почти сорок, — сообщила Окса через несколько минут. — Ты никуда не полетишь. Пойду отошлю Сергея Викторовича сдавать билеты и вызову врача. Говорила я тебе, что на себя наговаривать нельзя. Жена твоя всем растрезвонила, что ты болеешь. Вот результат…
Родик хотел возразить, но кашель лишил его такой возможности.
Врач появилась только во второй половине дня и, как обычно, определила ОРЗ, прописала бисептол, обильное питье и микстуру от кашля. Все это и без нее Родик начал принимать еще вчера.
Два последующих дня он провел в полусознательном состоянии. От непрерывного кашля болело все тело, температура ниже тридцати восьми не опускалась.
Родик применил все известные ему способы лечения. Даже съел лошадиную дозу тетрациклина, что в его системе самолечения, рассчитанной на собственные силы организма, было крайней мерой. Улучшений не произошло. Окса, не слушая возражений, еще раз вызвала врача. Врач — русская женщина средних лет — долго мучила Родика требованиями по-разному дышать, прикладывала стетоскоп то к груди, то к спине, щупала живот, смотрела горло. В конце концов она, как бы не веря технике, приложила к Родиковой груди ухо и, постукивая в разных местах, долго слушала. В заключение доброжелательно улыбнулась и оптимистично заявила, что легкие чистые, с сердцем все в порядке и это просто тяжелая простуда, которая скоро пройдет. Необходимо больше пить, прекратить заниматься самолечением и не злоупотреблять антибиотиками.
Родик сомневался в этом диагнозе и вообще в компетентности участковых врачей. Внутренний голос убеждал его, что это никак не простуда, а что-то очень серьезное. Присущая ему мнительность обострилась до крайности и, как обычно в таких случаях, потребовала изучения любимого им справочника фельдшера. Прочитанное в совокупности с заявлением бесспорно внимательного врача о том, что пневмонии нет, наводило на мысль о среднеазиатской инфекции с возможными ужасными последствиями. «А вдруг это новая болезнь под названием СПИД? — паниковал он. — Симптомы похожие. Надо выбираться в Москву и обследоваться. Абдужаллол своими шутками, паразит, накаркал».
На третий день он с большим трудом нашел в себе силы и улетел в Москву.