Светало, но фонари в городе еще не погасли. Родик оставил Оксу и подарочный ковер у подъезда и начал выносить собранные в дорогу сумки. Опустив на тротуар последнюю, он с наслаждением вдохнул прохладный влажный воздух. Город спал. Тишину нарушало только успокаивающее журчание реки. Вскоре послышался нарастающий гул автомобиля, свет фар разметал предрассветные тени…

Они загрузились и тронулись в путь по безлюдным душанбинским улицам, мимо проклятого душанбинцами цементного завода, в направлении Варзобского ущелья.

Родик никогда не переставал удивляться живописности этой дороги, проходящей то по берегу бурной реки, то вдоль открытого акведука с питьевой водой. Вода здесь создавала оптический обман: казалось, вы едете вниз, а она течет вам навстречу в гору. На самом же деле тут начинался подъем на знаменитый Анзобский перевал, и вода не просто текла вниз, а неслась со страшной скоростью, сметая все на своем пути.

Давно любимые Родиком места отдыха проплывали мимо, навевая сонные воспоминания о проведенных здесь днях, наполненных приятными ощущениями женской любви и мужской дружбы. Он задремал, а когда проснулся, привычного пейзажа уже не увидел. Слева вздымались отвесные мокрые скалы — кое-где они угрожающе нависали над дорогой. Справа — крутой обрыв, а внизу в дымке мелькали поля, строения, ленты рек. Смотреть туда было невыносимо страшно. Родик прикрыл глаза и отвернулся. Стало легче. Автомобиль натужно ревел. Родик нервно подумал, что разъехаться на такой узкой дороге даже двум легковушкам будет просто невозможно…

Вдруг машину резко развернуло. Прямо перед ними простиралась бездна. Раздался скрежет, и «шестерка» остановилась. Родик застыл от ужаса, потом, превозмогая себя, открыл дверь и, не решаясь смотреть по сторонам, тупо уставился в землю. Он увидел метра два-три мокрой глины, а дальше опять обрыв. К нему медленно возвращалось ощущение реальности.

В полной тишине он поставил сначала одну, потом другую ногу на глину, попробовал опереться — получилось. Стараясь не касаться машины, на трясущихся и ослабевших ногах пересек дорогу и встал у скалы. Краем глаза он заметил, что Окса и Сергей Викторович делают то же самое. У скалы они встретились и только тогда заговорили. Страх медленно отступал, давая место стыду. Родик и Сергей Викторович спустились по дороге так, чтобы осмотреть машину сбоку. Она уперлась защитой картера и бампером в большой камень на самом краю обрыва. Переднее колесо висело в воздухе, а заднее утопало в жиже.

— Очевидно, сошел небольшой сель, а за поворотом я его не увидел, — сокрушался Сергей Викторович. — Слава богу, наехали на камень. Пойдемте, Родион Иванович, посмотрим с другой стороны.

Левые колеса твердо стояли на каменной осыпи. Следов вытекающего масла не обнаружили. Вероятно, защита картера выдержала и можно было надеяться на продолжение путешествия.

Родик в душе проклинал тот момент, когда отказался лететь на самолете, но что-то менять поздно, да и не в его характере. Появившийся было стыд за свою трусость и эгоизм он уже поборол и культивировал в себе решительность и самоуверенность.

Сергей Викторович, внешне невозмутимый, подошел к машине и хотел сесть на водительское место.

— Подождите! — крикнул Родик. — Вдруг она поедет. Давайте подложим под колеса камни…

Даже эта простая операция вновь всколыхнула в Родике волну страха. Казалось, что ботинки вот-вот предательски заскользят по глине и увлекут его в пропасть. Наконец камни подложили и даже нашли в себе силы пошатать машину. Ничего угрожающего не заметили. Сергей Викторович сел за руль и завел двигатель.

Двигатель работал ровно. Но при попытке дать задний ход автомобиль подался к обрыву: заднее правое колесо буксовало в глине.

— Стоп! — крикнул Родик. — Не выходите! Я знаю, что надо делать.

Он руками расковырял глину под колесом и засыпал туда щебенку, в изобилии валяющуюся на дороге. Нашел большой обломок скалы и установил его сбоку от колеса.

— Готово. Давайте пробовать, но со второй скорости, — скомандовал Родик, уже полностью пришедший в себя.

Машина слегка побуксовала, но стронулась с места, обломок скалы уперся в диск колеса, и в следующий момент «шестерка» выскочила на дорогу, а камень полетел в бездну. Родик потом долго с внутренней дрожью вспоминал его — ведь на его месте могли оказаться он и его спутники. Остаток пути до перевала и спуск к повороту на озеро Искандеркуль Родик провел в непроходящем напряжении. И если бы не остановки в кишлаках, чойхонах, хождение на вершине по снегу, игра с Оксой в снежки, то, возможно, он, несмотря на свои принципы, не нашел бы в себе сил продолжать путь и вернулся бы в Душанбе. Спуск оказался ничуть не лучше подъема. Наверное, даже хуже. Тормозить можно было только двигателем, машина ревела, как сумасшедшая. В голову лезли мысли о том, что движок заклинит, и тормоза на таком спуске не удержат. Дальше воображение рисовало знакомый сюжет, от которого что-то в нижней части организма Родика неприятно заныло.

У поворота на Искандеркуль перед ними развернулась совершенно неправдоподобная картина. С гор стекало несколько потоков воды разного цвета — от небесно-голубого до иссиня-черного. Эти потоки соединялись и разъединялись, меняя цвета. Вдоль них круто вверх уходила относительно широкая дорога, на вид вполне безопасная. Вдоволь налюбовавшись необычайно динамичным даже для гор пейзажем, двинулись дальше. Однако видимая безопасность пути оказалась обманчивой. Через несколько километров дорога вздыбилась так, что даже исчезла из поля зрения. В лобовое стекло были видны только холодное голубое небо и вершины гор. Казалось, машина вот-вот перевернется. Вдруг она резко повернула направо и пошла на спуск. Взорам открылось поистине волшебное зрелище: под ними лежала огромная чаша голубой воды, окруженная причудливыми скалами.

Остановившись, все вышли из машины. Страх, поселившийся в душу Родика, пропал, словно его и не было.

— Родион Иванович, видите струи на том конце озера?

— Нет, не вижу, но красота… Голубое озеро отдыхает.

— Их пять, — продолжал Сергей Викторович. — Мы подъедем ближе. Вы их увидите. По преданию, Аллах ударил рукой в скалу и образовалось пять струй, питающих озеро. Мы туда подъедем, попьем воду. Говорят, что она чудодейственная. Потом пешком сходим на знаменитый водопад. Только сначала заедем на туристическую базу и устроимся на ночлег…

На базе женщина, оформляющая документы, предложила им, пока солнце высоко, не тратить время на осмотр озера, а пешком сходить на водопад.

— Сухроб, — крикнула она, — проводи товарищей на водопад, все покажи и расскажи. Возвратитесь — комнаты будут уже готовы. Народа у нас мало — не сезон. Ужин в семь часов, а на обед вы уже опоздали.

Дорога на водопад шла вдоль реки. Примерно через час послышался шум падающей воды. Сухроб рассказал, что водопад такой отвесный, что его можно увидеть только с помоста. Помост представлял собой шаткую конструкцию, непрерывно обдаваемую водяными брызгами и дрожащую под ногами. К Родику опять вернулся животный страх. Он с трудом заставил себя посмотреть вниз и тут же забыл обо всем. Перед его взором предстала чарующая мощь водяных потоков, пропадающих в дымке, образуемой кипящей смесью воды и камней. Родик не мог отвести глаз от этой картины, написанной разбушевавшейся природой.

«Как это похоже на нас, — подумал он. — Мы — камни, вода — течение жизни. Одних ломает, других уносит неизвестно куда, а третьи лежат себе на дне или в стороне, покрытые слоем песка и ила. Человек, по сути, — маленькая частичка природы. Да и не надо ему желать быть ее владыкой».

Из этих размышлений его вывела Окса, которую подобные красоты не волновали. Она родилась и выросла в узбекском кишлаке, потом училась в Душанбе, вышла замуж, растила детей и никогда даже не интересовалась окружающей ее с детства красотой.

Родику стало очень жалко ее. Захотелось передать ей хоть частичку своих чувств и эмоций. Он обнял ее за плечи с желанием рассказать о прекрасном, но смог только прошептать: «Смотри!»

Солнце уходило за вершины гор. Надо было возвращаться. На поход вокруг озера сил уже не осталось. Устроились, поужинали и разошлись по комнатам с мыслью утром встать пораньше. Повалявшись в кровати с детективом, Родик попробовал заснуть, но перед глазами крутился калейдоскоп картинок минувшего дня. «Окса, иди ко мне», — позвал он. Однако сон все равно не приходил, а сыро-застойный запах, витавший в комнате, нервировал.

— Пойдем, посидим на улице, — предложил Родик. — Дай мне свитер.

На улице было холодно и тихо. Безмолвие нарушал лишь шум бурлящей вдалеке воды. Неполная луна и одинокий фонарь освещали небольшую рощу из чинар и платанов, на краю которой стояла скамейка. Родик развалился на скамейке, раскинув руки и устремив взгляд в звездное небо. Было что-то нереальное в этом усыпанном светящимися точками куполе. Окса села рядом, поджала под себя ноги и зябко прижалась к Родику. Так они просидели достаточно долго, впав в какое-то заторможенное состояние, а может быть, заснув. Вдруг раздался протяжный волчий вой. Вмиг все разрушилось. Залаяли непонятно откуда взявшиеся собаки, им вторили другие животные, кто-то пролетел, шумно хлопая крыльями.

— Ладно. Пойдем в комнату и попробуем поспать, — предложил Родик. — Хочется завтра все успеть увидеть. Надо предупредить, чтобы разбудили с рассветом.

Утром, наскоро перекусив, они поехали на машине осматривать озеро. Светало. Вершины гор, напоминающие, по выражению Сергея Викторовича, разноцветные горбы верблюдов, были подсвечены восходящим солнцем. Поверхность озера, еще вчера лазурно-голубая, превратилась в зеленовато-нефритовое зеркало, отражающее окружающий пейзаж. Узкая местами даже для одной машины дорога опоясывала озеро, то подходя к самой кромке воды, то взбираясь вверх и петляя в чаще густой растительности. Наконец она вышла к пойме, упирающейся в горный массив. И тут в лучах восходящего солнца им открылась описанная ранее Сергеем Викторовичем картина, которую художник назвал бы «Грот в струях кристальной воды». Родик невольно сравнил это место с очень похожим и любимым им другим святым источником — Сергия Радонежского под Загорском, исцеляющим, по преданиям, больных и дающим силы здоровым. «Невольно поверишь в божественное происхождение природы, — подумал Родик. — Надо пойти умыться и попить этой чудесной воды. Жаль, что холодно, а то с удовольствием искупался бы». Вода оказалась ледяной, сводило зубы, но никого это не остановило…

Проехали чуть вперед. Дорога уперлась в какие-то деревянные строения. Дальше можно было двигаться только пешком.

— Думаю, что на этом закончим знакомство с Искандеркулем, — решил Родик. — Нам предстоит тяжелый путь, а хотелось бы сегодня попасть в Ленинабад. У нас впереди, как я понимаю, еще один перевал.

Спуск до города Айни прошел без приключений. Этот пыльный, неуютный населенный пункт, единственной достопримечательностью которого являлся древний минарет (после увиденных красот не произведший на путешественников никакого впечатления), назвать городом было трудно. Поэтому останавливаться здесь не стали, ограничившись обзором из автомобиля.

Подъем на Шахристанский перевал дался очень тяжело. Дорожное покрытие из асфальтового переходило в щебеночное, а местами — в песчаное. Пыль, несмотря на закрытые окна, проникала в машину, скрипела на зубах. От всего этого, а может, от нехватки кислорода у Родика разболелась голова. Когда выехали на нормальное асфальтированное и показавшееся широким шоссе, он, надеясь побороть боль, пересел на водительское место и, открыв окно, до отказа нажал на педаль газа. От холодного воздуха или перепада давления заложило уши, но головная боль прошла.

Из районного города Ура-Тюбе, председателем райисполкома которого был приятель Сергея Викторовича, связались с Султаном и договорились, что тот встретит их у Ленинабадского поста ГАИ. Оказалось, что председатель райисполкома хорошо знает Султона и тоже собирается приехать на свадьбу, причем не один, а с компанией из сорока или пятидесяти односельчан.

— Султон Салимович — очень уважаемый человек, прощаясь, сказал он. — Я рад познакомиться с вами, с его другом. На свадьбе обязательно увидимся. Напрасно отказались у меня пообедать. На обратном пути, если не заедете ко мне в гости, — обижусь. Султону Салимовичу передавайте от меня самые наилучшие пожелания.