7

Уго не мог разобраться в своих чувствах. Он глотал ртом воздух в попытке успокоиться, но это было невозможно. Последний час стал для него адом и раем одновременно. Никогда он не испытывал подобного притяжения к другому человеческому существу, но единственным, о ком говорило с ним это существо, был Эдвард Медфорд.

Он повернулся и свирепо уставился на Сэнди. Она стояла на пороге, с настороженным и упрямым видом, и было очевидно, что ей совсем не хочется говорить с ним об этом.

– Пожалуйста, – произнес он почти с мольбой.

Быстрым движением Сэнди захлопнула за собой дверь. Немного помедлила, продолжая сжимать дверную ручку, затем распрямила плечи.

– Хорошо, – неохотно согласилась она. – Что ты хочешь узнать?

Уго стиснул зубы при виде воинственного выражения на ее лице. Проклятье, он имеет право знать!

– Кем именно был для тебя Эдвард Медфорд?

– Если ты читал мои бумаги, то должен это знать, – ответила Сэнди. – Он был кузеном моего деда по материнской линии и занимался добычей бриллиантов в Южной Африке. Он путешествовал по всему миру, а состарившись, вернулся в Нью-Йорк.

– И ты его единственная наследница, – сказал Уго так, словно это имело какое-то отношение к делу.

– Я не знала этого до самой его смерти, – пояснила Сэнди. – Я даже не знала о существовании Эдварда до дня своего совершеннолетия, когда получила письмо из фирмы Саймона, в котором сообщалось, что я наследница Эдварда и он хочет познакомиться со мной. Я согласилась и, придя сюда, впервые увидела этого сварливого старого чудака. – Легкая усмешка смягчила ее непримиримо поджатые губы. – И мы сразу же повздорили…

– По какому поводу?

– Еще с тех пор как умерли мои родители, Эдвард знал, что оставит свое состояние мне, Он также знал, что меня отправили жить к другим странноватым родственникам. Но поскольку не хотел, чтобы непредсказуемый ребенок нарушил его размеренную жизнь, то предпочел игнорировать мое существование, до тех пор пока я не стану… достаточно взрослой, чтобы быть рассудительной, как он выразился. – Теперь усмешка Сэнди стала горькой. – Однако он получил не то, на что рассчитывал. Вместо рассудительной особы перед ним стояла злюка, к тому же на последних месяцах беременности, и поблизости не было ни одного мужчины, способного придать ей респектабельности.

Уго вздрогнул, но, тем не менее, спокойно заметил:

– Я умею совершать в уме несложные арифметические действия.

– Эдвард наградил меня несколькими неприятными эпитетами, о которых ты также можешь догадаться, – парировала она его укол. – Я сделала то же в ответ и повернулась, чтобы уйти. Старик бросился меня останавливать, споткнулся о свою трость и упал бы, если бы я не подхватила его. Ощущение было такое… такое, словно я держу в руках птичку. В нем были только кожа да кости, – вспоминала Сэнди, не замечая, как застыл Уго, которому было знакомо это ощущение. – Он попросил меня остаться, – продолжала она. – Он был одинок. А я… я нуждалась в крыше над головой, поэтому и осталась.

Пожатие плеч, сопроводившее эти слова, означало конец истории. Но для Уго это было только началом.

– И ты позволила Эдварду Медфорду заменить моему сыну и отца, и деда!

– Предполагается, что я должна чувствовать себя виноватой из-за того, что позволила Эдварду дать Джимми то, чего никто больше дать был не в состоянии?

– Да! – вскинулся Уго. – Ты должна чувствовать себя чертовски виноватой!

На Сэнди это не произвело впечатления.

– Ты можешь говорить так сейчас, – усмехнулась она. – Но мы оба знаем, что восемь лет назад ты подобных чувств не испытывал. Ты просто ушел.

– Я не знал, от чего ушел.

– Ты не хотел этого знать.

– Как ты можешь так говорить? Как ты смеешь так говорить, если даже не дала мне возможности самому принять решение?

– Решение? – взвилась Сэнди и, внезапно отделившись от двери, подпрыгнула к нему. – Ты полагаешь, что тебе нужно было решить, захочешь ли ты снизойти до Джимми или нет? Как ты смеешь стоять здесь, олицетворяя собой праведное негодование? – сердито воскликнула она. – Как смеешь считать себя настолько безукоризненным, чтобы выдвигать подобные обвинения? Ты прогнал меня, даже не выслушав! – Ее золотистые глаза гневно сверкнули. – Это было твоим решением, Уго! Все, что было потом, – это мое решение! Я не решала, любить ли мне Джимми или нет. Я просто любила его. Способен ли ты понять разницу?

– Рик, – внес свою лепту в спор Уго. – Материнская любовь безоговорочна, независимо от того, кто отец ребенка. Но отцу, прежде чем он посмеет его полюбить, нужны доказательства, что отец – именно он! Ты переспала с Риком через неделю после того, как переспала со мной. – Его обвиняющий палец уставился в нее. – Возможно, до рождения мальчика ты и сама не знала, кто из нас его отец.

– И что из этого следует? – холодно спросила Сэнди.

Следует ли? – спросил Уго себя.

– Вот что, – прошипел он. – Твоим моральным долгом б ло сразу же поставить в известность меня, как только ты удостоверилась в том, что я отец ребенка.

Ничего… он не получил решительно ничего в ответ на свое последнее обвинение. Только враждебный взгляд, только непримиримо поджатые губы. Сэнди стояла, уперев руки в бока, принимая вызов так, словно способна была победить в схватке с таким тяжеловесом, как он. Ему вдруг захотелось тряхнуть ее за плечи, заставить сказать хоть что-то – и в то же время обнять, прижать к груди и целовать до бесчувствия!

Уго вздохнул, не в силах понять, что его так выводит из себя здесь. Окружавшее вызывало в нем так много чувств, что он не мог отделить одно от другого. Он обвел взглядом комнату, которая не сильно отличалась от комнаты его отца в Венеции. Снова взглянул на карту, и перед ним, как на ладони, предстали годы, потерянные из-за его слепого упрямства, а в ушах снова зазвучал голос Джимми, который бесхитростно рассказывал о том, как Эдвард Медфорд пытался заменить ему отца.

Как больно! Этот дом причинял ему боль. Эта комната, умерший мужчина, дух которого, казалось, все еще витает в ней… Эта женщина, которая отказывалась признать, что должна чем-то возместить ему то, чего лишила…

– Мне нужно уйти отсюда, – внезапно решил он.

Это было невообразимо – он просто обогнул Сэнди и пошел к двери! Ей вдруг стало трудно дышать.

– Значит, ты опять уходишь, – с насмешкой бросила она ему вслед. – Куда делись твои речи о «едином целом», Уго? – продолжала язвить Сэнди. – А данное сыну обещание, что ты будешь здесь, когда он спустится вниз?

Его спина и плечи словно окаменели. Он остановился у двери.

– Я не нахожу оправдания тому, что в течение семи лет мой сын был лишен права на отцовскую любовь, – сдавленным голосом произнес Уго. – А также тому, что Эдвард Медфорд украл у моего отца то, что ему не принадлежит.

– Эдвард ничего ни у кого не крал. Это сделала я.

Уго повернулся и посмотрел на нее. Бледный, но по-прежнему уверенный в своей непогрешимости, с болью, подумала Сэнди. По-прежнему высокомерно снисходительный, хотя и пытается бороться с этим.

– Эдвард Медфорд поощрял тебя и финансировал, когда ты прятала от меня сына, – отчетливо произнес он.

Сэнди поглубже втянула воздух в легкие и заставила себя сказать то, чего говорить не хотела.

– В день, когда родился Джимми, Эдвард умолял меня сообщить тебе об этом и предлагал любые деньги, чтобы я смогла защитить себя в суде, – призналась она. – Я отказалась.

Уго прищурился.

– Я тебе не верю.

– Мне неважно, веришь ты мне или нет, – ответила Сэнди. – Я знаю, что это правда. Деньги здесь совершенно ни при чем. Дело в человеке, который уходит от своих обещаний, ни разу – ни разу! – не обернувшись. И теперь ты намерен сделать то же самое. Только на этот раз ты разобьешь сердце маленького мальчика, а не глупой девушки!

– Ты никогда не любила меня, – изрек он. – Дело было только в деньгах! Единственное, что тебе нужно было, – это богатый мужчина, который вытащил бы тебя из дыры, в которой ты жила!

– И я выбрала тебя? – чуть не задохнулась от изумления Сэнди. – Подумай хорошенько, Уго, и скажи, кто был в роли преследователя? Помнится, именно ты осаждал меня.

– Это тактика, – цинично произнес он. – Ты идеально сыграла свою роль.

– Нет, – возразила Сэнди. – Если бы я играла в тактические игры, я заставила бы тебя подождать с сексом до тех пор, пока на моем пальце не появится кольцо. Но я этого не сделала, сентиментальная дура! – Она содрогнулась от отвращения к себе. – Я отдала тебе все – как отдала сегодня снова, – и если ты думаешь, что я горжусь собой за это, то глубоко ошибаешься. Ты, как никто другой, умеешь заставить меня презирать себя!

Сэнди отвернулась от ошеломленного Уго, еще больше презирая себя за то, что набросилась на него. Чего она пытается добиться? Окончательно похоронить свою гордость? Она подняла руку, чтобы прикрыть рот, и заметила, как сверкнул бриллиант на ее пальце. Со слезами, вдруг обжегшими ей глаза, Сэнди сорвала кольцо с руки и протянула Уго.

И этот негодяй взял его. Взял кольцо!

– А теперь можешь уходить, – едва слышно прошептала она.

На верхней площадке, а затем и на лестнице вдруг послышались шаги. Оба затаили дыхание и замерли. Это продолжалось всего пару секунд. Уго первым пришел в себя. Его глаза вспыхнули – и в следующий миг Сэнди уже была в его объятиях. Ее обдало жаром, и она отчаянно напряглась в попытке сопротивляться. Завладев ее ртом, Уго одним плавным движением отстранился от двери, которую открыл их сын. Джимми замер на пороге, словно зачарованный, наблюдая, как вновь обретенный отец целует его мать.

Специально. Все было подстроено специально, чтобы произвести впечатление на их в высшей степени впечатлительного сына. Когда Уго наконец отпустил ее, взгляд Сэнди упал на руку, упирающуюся в его грудь. В какой-то момент он успел снова надеть кольцо на ее палец. И сейчас оно сияло так же ярко, как лицо ее сына.

– Ты целовал мою маму, – обвинил он Уго.

– Ммм… – подтвердил тот. – Мне нравится целовать ее, а ей нравится, когда я это делаю…

Взгляд Сэнди метнулся от кольца к его лицу. Темные глаза насмешливо сверкали, словно говоря: «Попробуй это отрицать, если сможешь». Она не могла ни двигаться, ни дышать, буквально тая в его объятиях. И ничего не могла поделать с такой реакцией на него. А хуже всего было то, что Уго об этом знал. Он издал низкий гортанный смешок, взял руку, на которой красовалось кольцо, и повернулся вместе с Сэнди лицом к маленькому свидетелю.

– Мы говорили о том, как нам быть дальше, – непринужденно сообщил он сыну. – Как ты относишься к тому, чтобы мы стали настоящей семьей, Джеймс?

Джеймс. Сэнди захлопала глазами. Его так называл только Эдвард. Затем она перевела ошеломленный взгляд на сына, лицо которого расплылось в счастливой улыбке.

– Ты переедешь сюда и будешь жить с нами? – восторженно спросил Джимми.

Мгновенное замешательство Уго было единственной наградой Сэнди за то, что она позволила опутать себя этой паутиной. Он явно не загадывал так далеко. Наконец он сказал:

– Да. Наверное, сегодня же. Как ты считаешь? – поинтересовался он у ошеломленного сына.

– О! Да! – воскликнул мальчик так, словно сбывалось его самое заветное желание.

– Хорошо, – пробормотал Уго. – Тогда, может быть, ты покажешь мне комнату, в которой я буду спать.

– Уго…

Единственный взрыв протеста был подавлен твердой волей мужчины, намеренного добиться своего. Подняв к своим губам руку с кольцом, он поцеловал ее и тихо сказал:

– Тсс.

Затем Уго отпустил ее, чтобы все свое внимание сосредоточить на Джимми. Он протянул ему руку. Остолбеневшая Сэнди смотрела, как они выходят из комнаты – мальчик и мужчина, объединенные руками и генетическим сходством, которое было так сильно, что становилось больно.

Может быть, она даже застонала от этой боли, потому что Джимми обернулся и, нахмурившись, посмотрел на нее.

– Ты хотела что-то сказать?

– Нет-нет. – Сэнди улыбнулась. – Я просто пытаюсь решить, где нам ужинать – в кухне или в столовой.

Эта отговорка была удачной импровизацией, Джимми недовольно поморщился.

– Только не в столовой, мам! – запротестовал он. – Там все такое большое и холодное. – И дернул отца за руку. – Мы ведь можем поесть в кухне, правда?

Вот твой выбор, большой человек, цинично подумала Сэнди. Этот мальчик, эта доверчивая рука, эта кухня и этот дом.

– Кухня – то, что надо, – согласился Уго, глядя на сына.

– Вот здорово! – просиял мальчик. – Я знал, что ты выберешь кухню. Эдвард ее больше всего любил… и кабинет, конечно. Пойдем наверх, я покажу мою комнату. Тебе она понравится.

Джимми не заметил, как поморщилась мать при упоминании имени Эдварда. Не заметил он и быстрого взгляда Уго, брошенного на Сэнди перед тем, как он позволил увести себя сверх по лестнице.

Позже они сидели за изрезанным кухонным столом, поедая переварившийся рис с креветками и притворяясь, что это очень вкусно. Наверное, Уго никогда в жизни еше не приходилось есть в кухне, думала Сэнди, не говоря уж о том, чтобы спать в спальне со старой мебелью.

У нее внутри все сжалось: нет, по крайней мере, последнее предположение неверно. Ее спальня на ферме была холодной и обшарпанной. А старая пружинная кровать немилосердно скрипела, когда они…

Сэнди в волнении вскочила из-за стола и, не обращая внимания на вопрос, читающийся в двух парах темных глаз, устремленных на нее, устремилась со своей тарелкой к раковине. Стоя над ней, она отдалась воспоминаниям о том мужчине, той кровати, о том, как он опустил ее на скрипучие пружины и его заострившееся от страсти лицо нависло над ней. Он ласкал ее и руководил ею, постепенно доводя до той точки, в которой она скорее умерла бы, чем отказала бы ему.

В комнате было так холодно, что он натянул на них пуховое стеганое одеяло и заключил их обоих в теплый и мягкий кокон, внутри которого мешались их прерывистые дыхания, кожа касалась кожи и все чувства звенели, как натянутая струна. В этом коконе они провели всю середину дня, пока Джек с Риком работали в амбаре, Мэри ездила за покупками, а старый дом кряхтел под напорами ледяного северного ветра…

Кто-то прикоснулся к ее плечу. Сэнди чуть не подпрыгнула от неожиданности. Это оказался Уго. Она отпрянула. Он тихо вздохнул и повернул ее лицом к себе.

– Где Джимми? – пробормотала Сэнди, осознав, что они в кухне одни.

– Пошел разыскивать диафильм, который я обязательно должен посмотреть, – ответил отец ее сына, явно тронутый тем, что Джимми спешит приобщить его ко всем своим делам. – И я хочу воспользоваться моментом, чтобы извиниться за свои прошлые высказывания. Ты была права: Эдвард Медфорд ни в чем не виноват. Он был хорошим человеком. Он любил моего сына. Я могу быть только благодарен ему за то, как мудро он руководил Джеймсом. Ничего удивительного, что Джеймс скучает по нему.

Сэнди кивнула, не в силах говорить. Он решил, что, стоя здесь, она переживает по поводу их спора, в то время как в действительности ее голова была занята совсем другим. Ей должно быть стыдно за себя, но ничего подобного она не испытывала. Сэнди из последних сил боролась с желанием преодолеть разделяющие их три дюйма и прижаться к его груди.

– Т-ты не можешь остаться з-здесь. Это было бы неправильно. – Ей все-таки удалось выговорить что-то членораздельное.

– Решение уже принято. Я не заберу обратно своего обещания… Почему ты дрожишь?

, Она едва не рассмеялась в ответ на этот вопрос.

– Потому что я вот-вот расплачусь, – солгала Сэнди, вместо того чтобы сказать правду, что она готова снова броситься ему на шею!

Хотя и слезы тоже на подходе, поняла Сэнди. Слезы и желание. Что за сочетание! И то, и другое лишало ее остатков самообладания. Она попыталась отодвинуться, но его руки притянули ее ближе. Три дюйма превратились в полдюйма. Она уже не дрожала, а тряслась. Неужели Уго этого не чувствует? Разумеется, он почувствовал… и легонько провел пальцами по спине, словно поощряя ее.

– Пожалуйста, отпусти меня, – чуть ли не с отчаянием произнесла Сэнди.

– Только после того как ты на меня посмотришь.

– Нет. – Она не хотела смотреть на него, поэтому отвернула лицо и оглядела кухню, такую старомодную и такую знакомую. Интересно, почему Уго не кажется абсолютно неуместным здесь? – подумала она.

– Почему нет? – спросил он глубоким, обволакивающим голосом.

Не поддавайся на эти штучки, приказала себе Сэнди, а затем, откинув назад голову, заглянула в бархатистые темные глаза, обрамленные густыми, загибающимися кверху ресницами. Они загипнотизировали ее, как она и предполагала.

– Я не изменяла тебе с Риком, – прошептала Сэнди.

Зарычав, он обрушился на ее губы, заглушив это робкое оправдание. Он не верил ей. Не хотел верить. Потому что поверить означало бы признать такую ошибку со своей стороны, смириться с которой его самолюбие никак не могло.

Ее снова охватила горечь, которая уничтожила желание, так долго удерживавшее Сэнди в объятиях Уго. Она отстранилась от его губ, от его тела, а затем отвернулась от всего соблазнительного набора удовольствий, предлагаемых ей…

Мужчина без милосердия. Секс без уважения. Как это больно! Никогда больше я не повторю такой ошибки, пообещала она себе, собирая тарелки со стола.

– Какую спальню ты выбрал? Мне нужно пойти застелить постель.

Молчание было ей ответом. И Сэнди спиной почувствовала опасность. Она приняла форму шутки.

– Наш сын уверяет меня, что родители его друзей спят в одной постели.

Обернувшись, она увидела, что Уго стоит, непринужденно прислонившись к раковине и засунув руки в карманы. Ему это доставляет огромное удовольствие, поняла Сэнди.

– Ты шутишь! – воскликнула она.

Одна бровь приподнялась в ответ на ее испуганный возглас.

– На меня произвела большое впечатление его практичность, – небрежно заметил Уго. – Он предоставил мне выбор: его комната или твоя комната. Поскольку в его комнате только одна маленькая кровать, а в твоей – очень большая, я воспользовался его советом и согласился поделить ее с тобой… как это принято у родителей.

– А я вовсе не намерена делиться! – Сэнди ужасно хотелось стереть эту насмешливую улыбку с его лица. – Никогда! Ты понимаешь?

– Даже когда мы станем мужем и женой?

– Я передумала. Я не хочу выходить за тебя замуж! – заявила Сэнди. – Мы… мы как-нибудь иначе поделим Джимми.

– А вот этим я не намерен делиться, – предупредил ее Уго.

– А я не хочу выходить за мужчину, который испытывает ко мне такие же горькие чувства, как и я к нему!

– Тогда мы как-то должны урегулировать конфликт интересов.

– Не говори со мной на канцелярском языке! – сердито выпалила Сэнди.

Уго прыгнул на нее, как кот на мышь, оторвал от пола и усадил на кухонный стол, положив руки по сторонам от бедер, затем приблизил свое смуглое лицо.

– Может быть, мне нужно поухаживать за тобой, чтобы ты согласилась принять меня? – промурлыкал он.

Она застыла как изваяние. Если Уго хотел оскорбить ее, то достиг цели.

– Ты уже ухаживал за мной раньше, поэтому я скорее приму ухаживания змеи.

– Только попробуй еще раз снять это кольцо – пожалеешь, – предупредил он очень, очень вежливо.

Сэнди посмотрела вниз и с удивлением заметила, что бессознательно пытается стянуть кольцо с пальца. Слезы, которые были уже наготове, хлынули из ее глаз.

– Я не хочу видеть тебя здесь, – с трудом выдавила она.

Уго кончиком пальца снял со щеки слезинку.

– Слишком поздно, – заявил он и отступил назад, услышав то, что так не терпелось услышать Сэнди, – шаги сына.

Едва она успела соскочить со стола, как в дверях появился Джимми и увел Уго смотреть диафильм. Сэнди заставила себя прибрать в кухне, а затем поднялась наверх, чтобы приготовить постель в свободной спальне. Это была холодная, темная комнатка, с холодной узкой кроватью, и ей пришлось стиснуть зубы, застилая ее, чтобы не слышать голоса совести, утверждающего, что такой большой человек, как Уго, просто не сможет здесь заснуть. Или же замерзнет, пытаясь это сделать, подумала Сэнди, у которой заледенел нос, и вышла из комнаты.

Джимми поддерживал у всех жизнерадостное настроение до тех пор, пока его не удалось уговорить лечь в постель. Он уснул в блаженной уверенности, что по пробуждении отец будет все еще здесь.

Сэнди спустилась по лестнице, чувствуя мучительную головную боль, и направилась в кухню с единственной целью – найти болеутоляющее. Сквозь приоткрытую дверь гостиной она увидела Уго. Он стоял у камина, засунув одну руку в карман брюк, а другой прижимая к уху телефонную трубку. Он говорил на беглом французском. Он даже выглядел как француз – холеный, изящный и опасно искушенный француз, говоривший на языке, созданном для любовников.

Не самая своевременная мысль, поняла Сэнди, когда ее чувства охотно откликнулись на воспоминания об этом любовнике. Сэнди поспешила дальше, чтобы он не заметил, что она подсматривает, как одержимая любовью идиотка! Ну и денек выдался! Сплошные потрясения, битвы, возродившееся страстное влечение! Головная боль усилилась. Сэнди приняла две таблетки и начала варить кофе. Уго стоял на том же месте, когда она внесла поднос в гостиную. Он все еще говорил по телефону, на этот раз по-итальянски.

Он повернул голову, услышав позвякивание чашек на подносе. Их взгляды встретились, и Сэнди сразу же отвела глаза. Через пять секунд трубка была положена на рычаг.

– Кофе? – вежливо предложила Сэнди.

– Спасибо, – ответил он. – Черный, без сахара.

Она налила кофе и протянула ему чашку. Он взял ее, поблагодарив.

Она выглядит бледной и усталой, заметил Уго и, подавив вздох, отвернулся к огню, по-прежнему видя перед собой Сэнди, сидящую на потертом бархате и глядящую в чашку, которую держит холодными пальцами. Проклятье, раздраженно подумал он, да от всего этого дома разит холодом! Даже при горящем камине древней системе отопления удается поддерживать температуру чуть выше точки замерзания! Несмотря на миллионы и любовь к сыну Уго, Эдвард Медфорд вкладывал не слишком много любви в свой дом. Все вокруг почти разваливалось. Все казалось пришедшим из прошлого столетия.

– В твоей заявке не предусмотрена статья на ремонт дома, а он ему явно необходим.

Сэнди вскинула на него глаза цвета темного янтаря.

– О чем ты говоришь?

– О бумагах, которые ты оставила у меня, – пояснил Уго. – Там говорится об инвестициях и трастовом фонде, но ничего о твоих текущих расходах или о том, сколько будет стоить приведение дома в приличное состояние.

– Я не собираюсь приводить его в приличное состояние. Он мне нравится таким, какой есть.

Вот как? Скорее ей нравится перечить ему.

– Здесь ужасно холодно, Сэнди, – констатировал очевидное Уго. – Стены отсыревают так, что отклеиваются обои. – Вряд ли будет большой потерей, если они отвалятся вовсе, пренебрежительно добавил он про себя. – Я, во всяком случае, не понимаю, почему мы должны так жить.

Сэнди мгновенно ощетинилась.

– А тебя никто и не заставляет! Уго пропустил ее слова мимо ушей.

– Я найму кого-нибудь, кто составит план реконструкции дома, – заявил он.

Усталые золотистые глаза гневно сверкнули. Чашка со стуком опустилась на поднос.

– Со смерти Эдварда прошло всего два месяца – и тут приходишь ты, требуя уничтожить следы жизни, которую он прожил здесь? – Сэнди вскочила с кресла, – Ты ни к чему не прикоснешься, – заявила она. – Это не твое. А если ты находишь это неприемлемым, то знаешь, что делать!

Поставив чашку на стол, Уго низко склонил голову.

– Я обидел тебя. Прости. Я совсем не собирался…

– Думаешь, я не могла бы превратить этот… дом в роскошно отделанное пустое место вроде тех, в которых тебе нравится жить? – прервала она его извинения. – Думаешь, я не замечаю, с каким презрением ты смотришь на все вокруг? Не пострадает ли твое самолюбие, если ты узнаешь, что твой сын любит этот дом?

– Нет, – покачал головой Уго. – Я просто думаю, что дом нуждается…

– Забудь об этом, – сказала она, второй раз перебив его, и, повернувшись к нему спиной, зашагала к двери. – Можешь воспользоваться комнатой в конце коридора. Удостоверься прежде, чем подниматься наверх, что огонь потух.

Спокойной ночи.

– Проклятье, – пробормотал Уго и ринулся было за ней, но потом передумал и тяжело вздохнул. С нее достаточно на сегодня. И с него достаточно! – Проклятье, – повторил он и вернулся к огню, который быстро угасал, как и весь сегодняшний безумный день.

Перед домом затормозила машина. Он услышал стук захлопнувшейся дверцы. Еще раз вздохнув, Уго поспешил открыть парадную дверь, чтобы Анджело своим звонком не разбудил Джеймса. Я быстро учусь, подумал он, протягивая руку за чемоданом, который привез ему помощник.

– Спасибо, – рявкнул он. – Нет нужды говорить тебе, что эта ситуация никого больше не касается.

– Нет, синьор. Конечно, синьор.

Уго кивнул, пожелал Анджело спокойной ночи и запер дверь.

Наверху Сэнди, свернувшаяся под одеялом, услышала, как подъехала машина. Она легла сразу, быстро приняв душ в ледяной ванной, и все еще стучала зубами от холода. На ней была только хлопковая ночная рубашка, и она ждала, когда одеяло наконец начнет согревать ее.

Конечно, рассуждала Сэнди, дом нуждается в ремонте. Она уже несколько лет хотела сделать его, но Эдвард не любил перемен. Он был старым человеком и имел На это право. И он не заслужил того, чтобы какой-то незнакомец разгуливал здесь и уничтожал то, что его окружало!

Да как он смеет! Горло свело от сдерживаемых рыданий. Как смеет Уго думать, что может подмять под себя все?! Джимми, дом Эдварда, ее…

Парадная дверь закрылась – она почувствовала это по вибрации пола под кроватью. Сэнди слышала, как Уго говорил Джимми, что ему привезут сюда вещи. Что ж, может быть, он передумает и уедет отсюда с оказией, с надеждой подумала она. С этой утешительной мыслью Сэнди закрыла глаза и велела своим ледяным ногам согреваться. Она почти достигла желаемого, когда чье-то тихое ругательство заставило ее вынырнуть из надвигающегося сна.

Одеяло внезапно приподнялось, впустив в теплый кокон ночной холод. Затем последовало тело – очень холодное, совсем обнаженное тело, рука которого обхватила ее, а сильные ноги обвили ее, наконец согревшиеся.

– О Боже, – содрогнувшись, потрясенно выдохнула Сэнди. – Что ты здесь делаешь?

– Греюсь, – ворчливо сообщил Уго.

Сэнди яростно заизвивалась, пытаясь освободиться. – Не двигайся, – пророкотал он ей в самое ухо.

– Мог бы ради приличия хоть что-то надеть на себя!

– Если моя нагота тебя оскорбляет, то смотри на это как на наказание за постель, которую ты предоставила мне.

Неужели он действительно пытался заснуть в ней? Эта попытка делает ему честь, подумала Сэнди.

– Я не хочу, чтобы ты был здесь, – тем не менее запротестовала она.

– Выбор не за тобой. Мой сын рассчитывает найти меня в этой постели, когда проснется утром… И потом та, другая постель – просто оскорбление. – Рука, лежащая на плече Сэнди, стиснула его. – Ты безжалостная женщина, Александра Медфорд, – сказал он. – Теперь моя очередь проявить безжалостность.

И он ее проявил – сначала украв у нее все тепло, а потом быстро заснув.