5
В этом году Инге Чурбановой исполнилось восемнадцать лет.
Время до августа позволяло поработать в Ныробе и забраться в долину, лежащую между реками Вишерой и Колой, где была одна из огромных «площадей» на «перекрестке Путей», чтобы затем оттуда пройти в верховья Вишеры, перевалить Уральский хребет и спуститься к заповедному камню. Залечь там, зарыться, затаиться и ждать двадцать девятое августа – день, когда должны встретиться Данила-мастер и Инга. Подглядывать за чужим свиданием было нехорошо, но если верить сказкам, то грядущая встреча сулила сенсацию космического порядка. Возле останца, меченного знаком, должны сойтись Правь и Явь, вода и пламень, бытие и небытие, правда и вымысел. Одним словом, должна была свершиться мечта.
Между тем совсем стемнело, и все машины, идущие от Соликамска, светили лишь фарами в лицо, и, как кошки ночью, все были серы. Возле поста они уважительно сбрасывали скорость, и Русинов оживлялся – не инспектор ли? Тот же подрулил лихо, по-хозяйски. Вылез из кабины, потянулся, размялся – подзасиделся за рулем, далеко ездил…
Он был один, и Русинов с облегчением спрятал листок с координатами. Сейчас подойдет и извинительно скажет: «Ошибочка вышла, гражданин, прошу извинения…» Но инспектор неторопливой походкой прибрел к отстойнику, постучал жезлом по дверце:
– Ну что, загораешь?
Русинов успел набрать в рот пищи, сказал сдавленно:
– Ужинаю…
– Это хорошо, – одобрил тот. – А что без света?
– Аккумулятор берегу, – пробурчал Русинов, однако же включил лампочку в кабине.
– Да, аккумуляторы сейчас дорогие…
Заметно было, что настроение у него изменилось – инструкции получил! – но извиняться при этом не спешил.
– Так куда же ты направляешься? – спросил он, стабильно перейдя на ты.
– На речку раков ловить! – прожевав, засмеялся Русинов.
– Ну, раков у нас не водится, – серьезно заметил гаишник. – А вот люди в наших краях теряются.
– Какие люди?
– А вот такие, наподобие тебя. – Он открыл дверцу. Русинов сидел босой.
– И много потерялось?
– За все годы считать, так много!
– Сколько за последние, допустим, двадцать лет?
– За двадцать? – Гаишник приподнял жезлом фуражку на голове, считая в уме. – А четверо!
Он врал! Или за те три года, что Русинов не приезжал сюда, потерялось еще двое…
– Ну, это мало…
– Как сказать – мало… Четверых мы только знаем, это на моей памяти. – Он косил свой ленивый и внимательный глаз на внутренности кабины. – А сколько пропало, которых не знаем? Никто не считал.
– Неужто бывает, что человек пропадает, а родная милиция – ни в зуб ногой? – продолжал играть простачка Русинов. – Непорядок.
– Наведи с вами порядок, – проворчал тот. – Лезете хрен знает куда и хрен знает зачем. Будто медом намазаны горы… Вот если потеряешься и вызовут вертолет – знаешь, сколько за него платить придется? Если, конечно, тебя найдут?
– Сколько?
– Машину свою продашь, так еще и должен останешься…
– Ну, если так, я лучше пропаду насовсем, – засмеялся Русинов. – Машина чужая, платить нечем…
– Вам, дуракам, все смешочки! – насторожился инспектор. – А нам по горам бегать да по тайге. Мы – не вертолеты же… Значит, так: вешай номера, забирай ключи и документы на машину.
– А права?
– А права будут на этом посту, – отчеканил инспектор. – Поедешь назад – вернут.
– Вот это у вас порядочки! – ахнул Русинов, чуя, как этот лентяй между делом вяжет его по рукам и ногам: сказал-то – всего на месяц, в отпуск! Не явись вовремя – подождут и поднимут тревогу…
– Да вот такие уж, – согласился гаишник. – А как за вами еще контроль наладить? Кто узнает, в горах человек или уехал? Тут все на глазах…
Он точно работал на Службу! И ездил советоваться к «егерю», как поступить с этим Русиновым. «Егерь» все понял и взял его в ежовые рукавицы.
– Беречь надо людей-то, – добавил гаишник. – С милиции спрашивают, вот и мы спрашиваем…
«Егерь» наверняка уже вышел на связь и доложил по команде, что бывший завлаб Института Русинов объявился в пределах региона, что снаряжен, судя по продуктам, надолго, что морочит голову отпуском и чистым воздухом. Через несколько часов «егерю» дадут рекомендации и режим наблюдения за объектом…
– А еще везде кричат: «Свобода личности!» – заметил Русинов и босым выскочил на теплый асфальт. – «Победа демократии!..»
– Это еще не все, – сказал инспектор. – В Чердыни заедешь в турбюро и там зарегистрируешься. И получишь рекомендации, как вести себя в условиях горно-таежной местности и отдаленности.
– Во как! – усмехнулся Русинов: «егерь», по всей видимости, сидел в Чердыни, в этом турбюро, и пожелал познакомиться и «пощупать» его лично. Круто брали!
– В чужой монастырь со своим уставом не ходят, – назидательно сказал гаишник.
– Это верно! Да только я в Чердынь не собирался!
– Тогда в Красновишерске – все одно…
– Я и туда не хочу!
Инспектор развел руками, недоуменно свистнул:
– Где же ты рыбачить собрался? Сказал же – на Колве?
Он помнил каждое его слово!
– На Колве, да поближе где-нибудь…
– Все равно регистрироваться надо! – отмахнулся он. – Хоть в луже рыбу лови потом…
Гаишник сунул ему документы с ключами, выложил из своей машины номерные знаки и отправился на проезжую часть. Русинов прикрутил номера, убрал еду с капота и бесценные бумаги в рюкзак и, прежде чем сесть за руль, подошел к инспектору.
– Командир, скажи, пожалуйста… На кой ляд ты меня держал здесь семь часов? – спросил он с прямой откровенностью. – Сказал бы сразу все свои условия, и дело с концом. Я из-за тебя в баню опоздал!
– На кой? – поморщился он. – На кой… Откуда я знал, какие нынче будут условия? Все же меняется… А ты нынче – первая ласточка. Вот и ездил… На кой… Гляди, через недельку повалят!
– Ну, если так, – с некоторым удовлетворением бросил Русинов, хотя на душе опять заскребло: ездил «стучать»! Не может быть, чтобы в начале июня в горах никого не было из савельевской фирмы! У этих-то права не отбирали и фамилии не спрашивали, с почетом встретили, сопроводили, обеспечили беспрепятственный проезд, под козырек.
Выезжая на трассу, Русинов неожиданно увидел полное к себе равнодушие со стороны гаишника и стал отметать подозрения. Может, они на этом посту и не «стучат» вовсе. ГАИ могут использовать вслепую: прикажут изымать права у всех иногородних водителей, особенно из крупных городов и столицы, – они будут исправно отбирать. А что, зачем – не их ума дело. «Егеря» же сидят по своим местам и лишь управляют…
На следующий день утром он был в Чердыни…
Через этот древний город проходил Великий Северный путь, на котором «сидели» Строгановы, держали его в руках, а вместе с ним и все Зауралье. Они еще знали земные и небесные пути, имели представление о «перекрестках», ибо все города закладывали в этих точках. Они еще владели не только территорией, но и Пространством, четко осознавая себя владыками всего Северного Урала.
Русинов отыскал турбюро и по виду помещения сразу определил, что новшество это введено год-два назад якобы для контроля за «дикими» туристами. В коридоре на стенах висели плакаты по технике безопасности в лесу, горах и на воде. И само здание, вернее, помещение в трехэтажном, наверняка строгановском, особняке с лепными карнизами еще не было толком обжито. Можно было представить, сколько они платили за аренду! Значит, либо издержки за все несет Служба, либо нашелся предприимчивый, сообразительный мужичок, который понял, что деньги делать можно из ничего, обирая «полудурков», стремящихся в горах сломать себе шею. Тут же, в коридоре, висел ценник пребывания туриста в районе из расчета двадцать дней – сто тысяч рублей! И ценник тарифов, взимаемых за нарушения правил пожарной безопасности, замусоривание лесов, порубку деревьев. В зависимости от ущерба, если не заведено уголовное дело, – до пятисот долларов! Скорее всего эта контора существовала специально для отпугивания «дикарей»: съездит один раз, натерпится страхов и, вернувшись с пустыми карманами, больше уже не сунется.
Кроме всего, в пожароопасный период доступ в леса и горы прекращался вообще.
Без всяких разведчиков, тайных наблюдателей и «егерей», без специально подготовленных людей, имея под руками человек пять бойких и ходких парней, можно было управлять внутренней жизнью огромного пространства, куда бы уместились Италия, Франция, пара Австрий. Пустынные места сделали бы этих людей всесильными, а полномочия их – неограниченными. Власть такого турбюро, по представлениям европейской цивилизации – третьестепенной, пустяковой организации, созданной во имя сервиса и прислуги, для России могла быть неоспоримой и высшей. Как тут понять ее, Россию?..
И в другое время Русинов был бы благодарен такой власти.
Две девушки в обставленном мягкой мебелью кабинете пили чай. На столе стоял компьютер, в углу – телефакс – совершенно лишние вещи для районного турбюро. Все-таки кто же финансирует?.. Русинов заплатил деньги, получил путевку, красочно отпечатанную на хорошей бумаге, и за отдельную плату туристическую карту Северного Урала.
– Радиомаяк брать будете? – вдруг спросила одна из девушек.
– А зачем мне маяк? – изумился Русинов.
– Если заблудитесь – включите, – объяснила та. – Он легкий, портативный… Спасатели отыщут.
– Возьму! – решился Русинов. – Вдруг правда заблужусь!
Сервис тут был действительно европейский! Девушка выложила перед ним прибор размером с мыльницу, обтянутый кожей с поролоном.
– А как пользоваться-то? Уж научите! – сыграл он.
– Вот кнопка, – указала девушка. – Заблудились – нажали. И сидите на месте. Батарейки хватит на сутки. Через сутки вставите запасную, вот сюда.
– Отлично! – похвалил Русинов. – Наконец-то и к нам приходит цивилизация.
– С вас еще двести восемь тысяч!
– Сколько? – ахнул он.
– Это залог, – объяснила девушка. – Сдадите прибор – восемьдесят пять вернем.
Русинов отсчитал деньги, спрятал прибор в карман. Эта фирма не прогорит никогда…
– А сейчас к пожарнику на инструктаж! – распорядилась девушка и снова взялась за чашку с чаем.
Здесь оперативник Службы назывался «пожарник». Скорее всего он и руководил работой турбюро.
«Пожарник» оказался человеком молодым и спортивным, несмотря на простоватое лицо, корректным, что особенно подчеркивало его истинную профессию. Своеобразная среда Службы безопасности, как армия или лагерь, незаметно воспитывала особый, «узнаваемый» опытным глазом тип людей. Обычным «проколом» было для них то, что они никогда не смотрели человеку в глаза, а куда-то в переносье, и поймать их прямой взгляд было невозможно. Наверное, сотрудников Службы не учили поступать именно так; природа, сопротивляясь неестественному состоянию двуличия человека, таким образом как бы стыдилась за себя и помимо воли отводила взгляд.
– В наших краях бывали? – сразу спросил «пожарник».
– О, конечно! – признался Русинов. – Много раз… Только вот три года не приезжал. Вижу – перемены…
– Рынок, – просто ответил он. – За все надо платить.
– Это точно!
– Значит, вы – человек в условиях горно-таежной местности опытный?
– Разумеется! – засмеялся Русинов. – Десять пар сапог набок стоптал.
– Почему набок? – не понял он.
– Потому что по косогорам ходил, – не без иронии объяснил Русинов. – А Козьма Прутков сказывал…
– Если с опытом, значит, и спрос будет особый, – прервал «пожарник» официальным тоном. – Лето ожидается сухое, знойное. Вот журнал. Вписывайте свои данные и расписывайтесь.
Русинов все аккуратно выполнил, и «пожарник» мгновенно потерял к нему интерес. Инструктаж закончился. Он был свободен и даже обескуражен таким оборотом: если это настоящий пожарник, то почему не спросил даже маршрута движения? Неужели надеялся на радиомаяк? Инспектор ГАИ семь часов мотал нервы!
А может, после обыска в квартире он стал пуганой вороной?
Если бы сейчас точно знать, спасательный ли это радиомаяк или «шпионский», отпало бы сразу столько вопросов и сомнений! Однако коробочка из твердой пластмассы была неразъемной, спрессованной из двух частей горячим способом. Наружу выходила кнопка включения, мягкая антенна, и в нижней части была ниша с гидроизоляционным уплотнением, куда вставлялась специальная батарейка. Прибор мог работать и под водой…
А не возьми Русинов ее – вот тогда бы точно вшили! И не знал бы куда. В Институте издавна существовало правило: если вычислил «стукача» – ни в коем случае не трогай его, не подавай виду. Иначе его уберут и завербуют либо подставят другого. Ходи и гадай кто. Лишь по этой причине терпели Гиперборейца…
В тот же день ближе к вечеру он достиг Ныроба. Здесь кончался асфальт. Далее были только проселочные и лесовозные дороги. Русинов сориентировался и, выбрав направление, которое в конечном итоге диктовалось лесовозной трассой, двинулся на восток, «пошел в гору». По его предположениям, в междуречье Вишеры и Колвы, на «перекрестке Путей» земных и небесных, стоял древний арийский город. Он имел вид и форму солнца – от центра, где стоял храм Ра, во все стороны расходились лучи – радиальные улицы. Двенадцать тысяч лет назад Землю потрясла катастрофа. Можно было противостоять врагу, но не льдам, пожирающим материк – благодатную, райскую землю. «Стоящий у солнца» расколол ледник и остался стоять непокоренным, однако его склоны были исковерканы и стерты. Держа на своей спине огромные массы грунта, принесенные со Скандинавского полуострова, он отяжелел, потерял скорость, энергию и лег издыхать. Предполагаемый Русиновым город оказался на самой границе оледенения и мог быть лишь похороненным под мощным пластом морены, которая легла у западного склона после таяния льда. Конечно, он не ждал, что обнаружит город с улицами и домами; наверняка тут все было разрушено, раздавлено, однако при этом не перенесено со своего места, не сдвинуто и не перемешано с моренными отложениями.
«Вишера» на древнеарийском языке означает «лежащая, вытянувшаяся от солнца», а «Колва» могло быть переведено как «звучащий круг» либо «круг звенящий». На аэрофотосъемке и топокартах, а особенно на космических снимках река Колва выписывала огромный полукруг, огибая подножие горы. Вишера действительно лежала, вытянувшись на запад, от восходящего солнца: древние вкладывали в названия исчерпывающую информацию. Где-то тут, в междуречье, еще в восемнадцатом веке было поселение с названием «Кошгара», скорее всего полученным от названия горы. Когда Русинов отыскал упоминание об этом поселении, затрепетало сердце. Для глухого к слову уха оно звучало не по-русски, и чаще всего подобные названия относили то к тюркскому, то к угро-финскому. И хорошо, что современные люди оглохли к своему языку, иначе бы давно отыскали и промотали все сокровища, оставленные предками, вероятно, для нужд и времен более серьезных. Так вот «Кошгара» в переводе с арийского звучало как «сокровищница с золотом», или «гора-кладовая». «Кош» – то же самое, что и знакомое «кошт», – означало «сокровищница» и на всех языках, сохранивших свою арийскую первооснову, выражало «средства к существованию, содержание, расходы, стоимость». «Гара» в первоначальном, акающем, русском языке, который сохранился в Белой Руси, была современной «горой» и буквально переводились как «движение к солнцу». Санскритская «агара» обозначала «золото», однако не в прямом смысле, а в том, что всякая гора при восходящем или заходящем солнце золотится, горит как золото.
И теперь Русинову следовало отыскать место, где стояла Кошгара, а от него уж, как от печки, плясать дальше. Но прежде для полной уверенности надо было исследовать радиомаяк, не шпионит ли прибор, который должен спасать. Черная коробка в мягкой искусственной коже не подавала никаких признаков жизни, словно камень. Магнитный радиосигнал можно было засечь лишь кристаллом КХ-45, а он находился в нижнем бачке радиатора. Проехав от Ныроба километров двадцать, Русинов облюбовал себе место на берегу Колвы, загнал машину от глаз подальше и стал снимать радиатор. С собой у него были большой кузнечный паяльник со всеми причиндалами и паяльная лампа. Он умышленно не разводил костра, чтобы не привлекать внимания, однако его все-таки заметили, и на проселке остановился гремящий пыльный лесовоз. Шофер с утомленным и черным от пыли лицом подошел к Русинову и сдержанно поздоровался.
– Что, пробил? – кивая на радиатор, спросил он.
– Да нет, – отмахнулся Русинов, – течет!.. Мне его паяли, паяли, а он все равно…
– Ты что, из Москвы? – спросил шофер, глянув на номерные знаки.
– Из Москвы…
– Дак чего, помочь тебе?
– Ничего, сам справлюсь! – бодро ответил Русинов. – Тут два раза паяльником ткнуть.
– Сначала прогрей хорошенько, – научил его шофер и сел рядом, закурил. – Потому плохо и запаяли, что не прогрели как следует. Вон как наляпали! Ну кто же так паяет? Руки оторвать!
Русинов не хотел при нем начинать работу и тоже сел рядом, достал сигареты, хотя практически не курил.
– В отпуск? – спросил шофер, ковыряя ногтем олово на шве радиатора.
– Да, порыбачить, отдохнуть… Ты тут места знаешь, нет?
– Как же не знаю? – Он оглянулся на реку. – Знаю…
– Куда посоветуешь податься? – Русинов прикурил. – Где клюет?
– А, сказал бы тебе, где клюет! – засмеялся шофер. – Есть тут место! Как забросишь – так клюнет!
– Где это? – заинтересованно спросил Русинов.
– Где-где… На пасеке!
Русинов вдруг понял, что шофер не притомился от работы, а попросту недавно выпил и хмель еще только расходится.
– Знаешь, я б тоже клюнул на пасеке, – по-свойски сообщил он. – Девятый день в дороге… А баня там есть?
– Должно, есть! У него там все есть! – Шофер оглянулся на горы. – К нему все ныряют. Километра четыре отсюда поворот. Выезжай на него и дуй в гору. Там найдешь! Ваш брат у него все лето пасется…
– Слушай, а до Кошгары тут далеко? – между прочим спросил Русинов.
– Далеко-о! – уверенно заявил шофер. – Отсюда не попадешь!
– А откуда попадешь?
– Это тебе через Свердловск надо, по-новому – через Екатеринбург.
– Так далеко?
– А за хребтом! В Азии! – объяснил весело он. – Мы ж с тобой в Европе сидим. Да на хрена тебе эта Кошгара? Вали на пасеку! Там речка есть, а место там! А медовуха!..
Русинов не стал больше уточнять по поводу Кошгары, хотя заявление шофера обескуражило.
– Пожалуй, заеду! – сказал он. – Запаяю радиатор и махну.
– Только погрей сначала. – Он кивнул на паяльную лампу. – А то ишь соплей навешали!
– Халтурщики! – определенно бросил Русинов и отшвырнул сигарету: капсулу в бачок радиатора запаивал он сам.
После курева у шофера искривилась губа: хмель и табак наконец достигли нутра. Он радостно улыбался и благоговел.
– Ну, отдыхай, брат! – Он встал, потянулся с подвывом и дурашливым бегом направился к машине. – А мне еще две ходки!.. Эх, горы сверну!
Распаять было плевым делом – нагрел, и бачок отвалился сам, но с пайкой Русинов провозился часа полтора и снова навешал «соплей». Пока устанавливал радиатор, проверял, не течет ли, уже стемнело. А впереди была бессонная ночь. Чтобы извлечь кристалл из капсулы, требовались время, навык и осторожность, с которой обезвреживают мину, поставленную на неизвлекаемость. Прежде всего Русинов тщательно оттер накипь, выпавшую на капсулу в системе охлаждения двигателя, и промыл ее спиртом. Тяжелый стакан из нержавейки был верхом инженерной мысли и изобретательности. Что-что, а прятать секреты в России иногда умели. Сначала следовало ввести в отверстие пластмассовый стерженек с желтой бляшкой на конце: это был код, по которому капсула «узнавала», что находится в хозяйских руках. Затем шла длительная операция набора цифр двенадцатизначного кодового числа. После каждого поворота кольца и совмещения определенной цифры с риской раздавался тончайший свист – вакуум втягивал воздух. Ровно через двадцать семь минут нужно было повернуть второе кольцо, потом через семнадцать – третье, и так все двенадцать штук. Секрет, видимо, состоял в постепенной разгерметизации капсулы, и если воздух поступал строго определенными порциями, то самоликвидатор кристалла отключался и открывался замок, после чего нижнюю часть стакана можно было отвернуть. Сам кристалл был размером с фильтр сигареты, если новый, однако мог истончиться, растаять в земной атмосфере до толщины иглы, после чего уже не годился для работы. Это был очень твердый и на вид плотный материал серого цвета и металлического блеска, но легчайший по весу, так что плавал на воде, как высушенный рыбий пузырь, и оттого возникало ощущение, что он пустотелый. В капсуле он лежал в специальном ложе, прижатый сверху тремя винтами, которые оканчивались белыми мягкими присосками – миниатюрными пластиковыми минами, взрывающими кристалл при самоликвидации. Серый порошок после «самоубийства» истаивал на глазах…
Пока Русинов обезвреживал капсулу и выжидал время между поворотами колец, приготовил ореховую скорлупу, тщательно вычистил ее изнутри и устелил ватой – чем легче оболочка кристалла, чем меньше она экранирует, тем чувствительнее и тоньше его магия. К утру он извлек кристалл из капсулы, заклеил его в орех и зашил в шелковый лоскуток. А капсулу, это творение изобретательного ума, пришлось скрепя сердце забросить подальше в Колву, предварительно взорвав мины самоликвидатора.
Кристалл «смущался», если рядом оказывалось железо, и потому Русинов отошел в лес и привязал его на нитке за толстый сосновый сук. Когда «орех» успокоился и, притянутый к земле магнитным потоком, замер, Русинов высвободил антенну радиомаяка и медленно поднес ее к кристаллу. Никакого эффекта! А он обязан был реагировать на магнитные колебания. Однако, когда Русинов нажал кнопку включения маяка, «орех» немедленно дрогнул и завибрировал. Спасательный сигнал шел толчками с перерывом в десять секунд. «Звонить» долго было опасно – чего доброго, засекут и прилетят спасатели! Русинов выключил прибор и, раздумывая, вдруг заметил, что кристалл задрожал. Его «беспокойство» длилось меньше секунды, но это означало, что сигнал все-таки идет!
Он встал на колени, чтобы удобнее наблюдать за кристаллом, и застыл в ожидании. Через пять минут – уж и руки затекли! – «орех» повторил свой «испуг». Сомнений не было: радиомаяк шпионил! Только подавал сигналы с большими паузами. Русинов достал его из кожаной оболочки и отключил питание. Однако пластмассовая коробка «стучала» и без батарейки, видимо, имея еще и внутреннее, автономное питание. Он даже не стал испытывать радиомаяк без антенны – наверняка и это предусмотрено в «черном ящике»… Конверсией тут и не пахло! Такую штуку делали специально для подобных операций. Ведь, не имея специального приемника или такого кристалла, никак не проверишь, идет сигнал или нет.
Значит, турбюро – это «турбюро»! И пожарный – настоящий «пожарник»! Кто платит, тот и заказывает такую вот музыку…
Возможно, подобным образом следили не только за Русиновым, а за всеми «объектами», приезжающими побродить по Северному Уралу и полюбоваться природой. Девушки, не ведая, выдают под залог радиомаяки – может, не всем такие вот, может, есть и настоящие, видом такие же, но без начинки, конверсионные, – а «пожарники» дежурят возле приемников и рисуют маршруты. Вот это уже настоящая, профессиональная охрана региона, над которым витает «Валькирия»!
Все намного осложнялось. Следовало придумать экран для «шпиона», чтобы в самых необходимых случаях лишать его голоса. Может же Русинов на какое-то время пропадать в эфире, уходить из зоны радиовидимости! К тому же благодаря этой штуке можно устроить забавную игру со Службой: надолго оставлять ее на одном месте, а самому ходить куда вздумается, внезапно отключаться и появляться вновь уже в другом направлении, отводить глаза неожиданными возвращениями в Ныроб. Правда, это потребует времени, но собьет с толку фирму Савельева. А в том, что Служба работает на него, сомнений не оставалось.
Савельев был в общем-то неплохой парень и толковый специалист. Одно время Русинов даже хотел перетащить его в свою лабораторию, и если бы не начавшееся сокращение, теперешний владыка Северного Урала успел бы поработать по проекту «Валькирия». Его уволили из Института при ликвидации вместе со всеми, и выходное пособие выплатили, и работу подыскали хорошую, ибо до пенсии ему было еще, как медному котелку. А вот поди же ты! При воскресении «птицы Феникс» воскрес именно он, а не кто другой. И сразу «Валькирию» рассекретили, по сути, создав одноименную фирму. От кого теперь скрывать? Но зато вот организовали тотальную слежку за всеми приезжающими на Северный Урал, а значит, и на Приполярный. Конечно, проскочить мимо Службы можно при въезде, да ведь «пожарники» рыщут по горам – пожароопасный период! Поймают – последние штаны снимут. Придраться можно элементарно: заповедник, нарушение правил, оскорбление при исполнении служебных обязанностей.
Где-то в Чердыне, а может, и поближе, перед приемником сейчас сидел оператор и отмечал, что «объект» находится на берегу Колвы с такими-то координатами. А завтра к радиомаяку присобачат видеоглаз и станут не только слышать, но и подсматривать… Заткнуть «рот» радиомаяку можно было лишь свинцом! Однако, чтобы изготовить экран, всех припасенных грузил рыболовных снастей не хватило бы. Не переплавлять же аккумулятор! Тем более что гаишник сказал про их дороговизну. Поехал бы сейчас тот веселенький шофер на лесовозе. Налить ему стакан, наверняка мается с похмелья, – и свинцу бы было на гробницу фараона…
Русинов свернул опыты, запустил двигатель и отправился искать пасеку. Может, кроме медовухи и прекрасного места, и свинец найдется, а может, туда заскочит и шофер лесовоза, чтобы не трещала голова. Он отыскал поворот и потянул в гору по старой, захламленной сучьями и бревнами дороге. Похоже, здесь давно уже не возили лес, и проселок постепенно зарастал. На радиолокаторе у «пожарника» сигнал начал перемещаться, и в конце пути умная автоматика отобьет координаты. Глянув на карту, «пожарник» сбросит напряжение и потянется: медовуха нравилась и Службе…
Пасека оказалась не близко – в сорока километрах от реки, и место здесь действительно было прекрасное. Если бы не старые лесосеки, не рваная гусеницами земля и горы гниющих сучьев, сравнить эти ландшафты можно было лишь со знаменитыми швейцарскими. На взгорке, среди зарослей малинника, высилась большая, с рубленым двором изба, и возле на ухоженной площадке за высокой изгородью пасека – ульев на сто. В воздухе реяли пчелы, остро пахло свежескошенной травой и нектаром. Хотелось лечь на землю и лежать, раскинув руки, испытывая благодатный покой, как в детстве…
Русинов неожиданно вспомнил, что здесь, возможно, начинается площадь «перекрестка»! Озабоченный неукротимым радиомаяком, он как-то выпустил из виду, что движется в нужном работе направлении. И пасека здесь поставлена не зря! Пчелы и пчеловоды каким-то образом разбирались в магнитных линиях Земли, угадывали, на какое место из открытого космоса струятся благодать и безмятежный покой. Это было замечено Русиновым еще в Московской области, когда они испытывали прибор с кристаллом КХ-45, и требовало специального изучения.
Пасечника звали Петр Григорьевич Солдатов. Его нельзя было назвать стариком – смешливые и чуть шальные глаза смотрели молодо, с каким-то постоянным азартом, и зрачок левого отчего-то был сильно увеличен, почти до размеров зеницы. Седоватая курчавая борода и такие же волосы делали его похожим на доброго, веселого сказочника. От одинокого житья на благословенной горе Петр Григорьевич, видимо, и скучал, и испытывал наслаждение одновременно. Он жаловался на тоску и воспевал все вокруг; он тут же признался, что невероятно ленив от природы, однако ни секунды не сидел без дела. Едва Русинов заикнулся о свинце – мол, на рыбалку приехал, а грузила забыл дома, в Москве, – не гайки же привязывать! – пчеловод нырнул в темень огромного двора с поветью и вынес ему увесистый ком свинца – изоляцию от толстого кабеля, скрученного в рулон.
– А на-ка вот! Рыбак-рыбачок, моченый бычок! Может, и кадку под улов дать? – засмеялся, сразу располагая к себе.
Русинов размотал мягкий свинцовый рулон и обрадовался: прибор можно завернуть слоя в четыре-пять!
– Где остановился-то, мытарь? Поди, на Колве?
– Да пока нигде, – признался Русинов.
– На Колву не ходи, там в эту пору не клюет! – заявил Петр Григорьевич. – Вот на моей речонке – да! Скажу тебе по секрету – без рыбы не живу круглый год. Не смотри, что маленькая, внизу омут есть, хариуса хоть ведром черпай!
Это было приглашение в гости, и Русинов им тут же воспользовался. Обрадованный пчеловод – есть же еще люди, которые радуются чужим людям! – тут же побежал топить баню. Баня стояла на речонке, в отдалении, и Русинов сначала измерил силу магнитного поля – «орех» спокойно парил в воздухе. Когда лозоходцы в Институте впервые заклеили кристалл в скорлупу и отпустили его однажды без привязи в разряженном магнитном пространстве, то едва потом поймали. Это парение было обманчивым. Лишившись нитки и получив свободу, «орех» начинал перемещаться в пространстве, будто влекомый сквозняком, и на коротком отрезке мог набрать приличную скорость. Этот кристалл был Авегой в тридесять.
Так было сделано открытие, тоже никем не зафиксированное, – закономерности движения в пространстве шаровой молнии.
Русинов с оглядкой на баню привязал «орех» к изгороди, обмотал радиомаяк свинцовой пластиной, запечатал, замял торцы и поднес к кристаллу. Сигнал еще проходил, но настолько слабый, что почти не возмущал чуткий «орех». Если бы еще немного свинца, и можно укротить «стукача» вообще. Русинов удовлетворенно спрятал кристалл в кулак, чтобы не вихлялся в воздухе, и повернулся к машине…
Петр Григорьевич стоял метрах в пятнадцати и с любопытством наблюдал. Увлеченный экспериментом, Русинов и не заметил, когда тут появился веселый хозяин пасеки.
– Ну что, как баня? – чтобы скрыть чувства, спросил Русинов.
– А через часик и натопится! – сообщил Петр Григорьевич, скрывая любопытство. – Летом-то быстро!
Русинов постарался незаметно убрать кристалл во внутренний карман куртки с замком-«молнией» и, не пряча радиомаяк, «забинтованный» свинцом, подошел к машине. Исчезать сейчас в эфире не имело смысла, и поэтому требовалось снять свинцовый экран. Пчеловод же не уходил – напротив, тянулся к гостю с разговорами.
– Надо бы перед баней перекусить, – проговорил Русинов. – На голодный желудок в парную нельзя.
– А вот я тебя ухой покормлю! – обрадовался Петр Григорьевич. – Вижу, ты на крупную рыбу собрался. У меня же мелконькая, зато уже в котелке! Пошли!
– Сейчас! – откликнулся Русинов. – Рюкзак только вытащу да белье чистое приготовлю…
Едва пасечник скрылся в избе, Русинов достал нож и разрезал свинцовый панцирь на две половины. Получился разъемный футляр, куда можно было вставить при нужде злополучного «стукача»…
Только бы узнать, что видел, точнее, что успел увидеть глазастый пчеловод и на какую крупную рыбу намекал?
