16
Номер в «маленькой гостинице» оказался двухкомнатными апартаментами с кондиционером, камином в зальчике, мягкой дутой мебелью и ковром, в котором ноги утопали, как в траве на газоне. Вещи Ивана Сергеевича – чемодан и рюкзак стояли на специальной подставке под вешалкой и на первый взгляд казались нетронутыми. Однако он запер дверь на ключ, торопливо открыл чемодан и ощупал карманы кителя – документы и пистолет были на месте. Он достал оружие, проверил обойму: даже не разрядили!
Если его не разоружили, значит, доверяют или надеются на свою бдительность и вышколенную охрану. Впрочем, что его разоружать? И так, считай, у них в руках, под надзором, а вытащи они пистолет – сразу понятно, кто это сделал, и, значит, полное недоверие. А шведы хотят заполучить его во что бы то ни стало! У них сейчас нет другого выхода! Савельева-то поспешили выгнать, беднягу. Не самому же Варбергу садиться в кресло руководителя, да, поди, по уставу фирмы он не имеет права это делать. Хотя если он имеет хорошие связи с нынешним правительством и с помощниками президента – все возможно. Интернационалу с неизвестным номером нужны деньги на революцию…
Иван Сергеевич скинул свитер и открыл ванную комнату – ну, супер-супер! Что еще сказать? Даже биде есть, махровый халат и полотенце размером с простыню. Все это надо обязательно использовать, вести себя слегка развязно, по-хозяйски и не скромничать ни в коем случае! Надо делать вид командира производства, оказывающего услугу каким-то бедным, несчастным шведам, попавшим в затруднительное положение. Хочу – выручу и пойду руководить, а захочу – не пойду. Пусть они стараются, угождают, прислуживают. Надо их завязать на себя, притянуть к своей персоне все их надежды и успехи. Эх, найти бы в этой «гостинице» какой-нибудь изъян! Чтобы вода из крана не текла или текла слабо, чтобы форточка не закрывалась, – холодина на улице! Телевизор бы не работал, телефон…
Увы, здесь все текло, закрывалось и исправно работало. Не придерешься, не устроишь гневный разнос и не найдешь причин уйти в городскую гостиницу. А это очень плохо, когда хозяин живет на квартире у гостей…
Иван Сергеевич с удовольствием выкупался под душем, надел халат и, выйдя в зал, развалился в кресле. Конечно, для русского человека, привыкшего за семьдесят лет жить в убожестве коммунальных квартир, все это кажется роскошью, и шведы это прекрасно понимают. Своеобразное психологическое воздействие, соблазн: дескать, посмотри, как стоит жить и как ты, имея редкую профессию, имеешь право жить. И дрогнет душа – да так твою мать! Неужели не заслужил? Тонн десять золота нашел и поднял из земли и со дна морского! А что получил? Зарплату? Полковничьи погоны? Двухкомнатную квартиру заработал, и то не в Москве, а в Подольске? Даже если по советским законам отнять двадцать пять процентов, положенных за находку клада, сколько это будет? Две с половиной тонны! Минус налоги, амортизацию за технику и оборудование, рабочую силу, и то в любом случае тонна принадлежала ему. А с тонной золота можно жить и почище, чем шведы живут! Должно быть, Савельеву приглянулась такая жизнь и жалко стало с ней расставаться. Потому и пошел машины жечь и, если верить шведам, решился на мокрое дело… Вот уж не думал никогда, что придется переходить дорогу своему ученику. Стыдно…
В это время в дверь как-то бережно постучали.
– Войдите! – приказным тоном сказал Иван Сергеевич.
На пороге очутилась женщина лет тридцати – в фартучке, с наколкой на красиво уложенных волосах, все при всем – типичная «телка», по выражению современных молодых людей.
– Добрый день, господин Афанасьев! – ласково проговорила она, улыбаясь. – Обед прикажете подать в номер? – Акцент выдавал ее славянское происхождение.
– Да, пожалуйста, – нехотя бросил Иван Сергеевич, скрывая интерес.
Официантка так же мягко исчезла вместе с улыбкой и осталась стоять в глазах светлым пятном. Иван Сергеевич покряхтел и пошел надевать брюки.
Через пять минут она вкатила тележку с мелодично звенящей посудой, на которой был разложен и разлит обед.
– Благодарю вас, – проронил он и не сдержался: – Простите, вы полька?
– О да! – воскликнула она почему-то изумленно. – Я полька!
– Послушайте, пани…
– Августа!
– Пани Августа. – Иван Сергеевич огладил лысый череп – как небритый подбородок! – Скажите, кто у вас муж?
– Мой муж? – засмеялась она. – У меня нет мужа!
«Разумеется, нет, – подумал он. – Я ведь не только для этого спрашиваю. Я же хотел спросить, каким образом ты оказалась со шведами в Красновишерске. И ты, конечно, мне ничего не скажешь…»
– Это замечательно, что у вас нет мужа, – проговорил он. – Будь я вашим мужем – умер бы от ревности. А вы мне компанию не составите? – спросил он. – Вы знаете, я воспитывался в семье, где в одиночку не обедали. Была такая старорежимная семья…
«Вот сволочи! – безадресно подумал он. – Почему они берут для этих целей славянок? Ну да, к русскому лучше посылать славянку, хотя вдруг бы я захотел нечто экстравагантное? Шведку, например. Вот сейчас возмущусь и буду кричать: „А ну подать мне шведку! Почему я на шведской территории должен спать с полькой? Да они мне опостылели еще при коммунистах!“ Сволочи, и ведь подадут! – разочарованно подумал Иван Сергеевич. – И тогда уже не откажешься… Хотя тут придраться можно. Женщина – не телефонный аппарат!»
– Благодарю вас, – ласково отозвалась официантка. – Это некоторое нарушение этикета… К тому же я уже пообедала!
– Ну, выпить со мной рюмочку вам не запретит никакой этикет, – добродушно проговорил Иван Сергеевич. – Мы же люди современные и, в конце концов, не на дипломатическом приеме, а в «гостинице». Не стесняйтесь!
Он достал из шкафа рюмку и фужер, словно профессиональный официант, протер их полотенцем и, обмотав горло бутылки, налил коньяк: кем бы она ни была, а ухаживать за красивой дамой всегда приятно. Да жалко девку: через пять – семь лет потеряет привлекательность и придется распрощаться со своей профессией. Куда ей потом? Резидентшей? Связной? Машинисткой?
– Меня зовут Иван! – сказал он и поднял рюмку. – Выпьем за знакомство!
– Очень приятно! – сказала она. – У вас очень мужественный вид! Супермен!
Она имела в виду бритую голову, конечно. Эх, знала бы, какой вид был недавно! Бабушки возле церкви, здороваясь, кланялись, как батюшке.
«Вторую придется по логике пить на брудершафт, – с тоской подумал он. – Поцеловаться с ней, конечно, будет приятно… Но захочется потом плюнуть».
Августа отпила глоток и поставила рюмку – значит, в коньяк ничего не подсыпали. Впрочем, подсыпать еще рано, он же пока затеял дискуссию на нравственные темы и не отказывается от должности.
Он налил еще коньяку, но пить на брудершафт решил третью. Августа посматривала на него с интересом: наверное, ей, как и всем женщинам, нравилось кормить мужчин.
– Пан будет работать в нашей фирме? – спросила она затаенным мелодичным голосом.
Шведам требовалась горячая информация, чтобы оставить вечерний разговор и перехватить упущенную инициативу.
– Пан изучает вопрос, – неопределенно, тоже с улыбкой ответил Иван Сергеевич. – Я пью за вас, очаровательная пани Августа!
Она опять пригубила и доверительно сообщила:
– Мне очень нравится работать в нашей фирме!
«Еще бы не нравилось, – подумал он, закусывая острейшей колбасой салями. – Любимая работа всегда нравится. Мне тоже было интересно… Надо поменьше есть, а то предъявят счет – не оплатить будет. Так и без сапог в горы уйдешь…»
– Да, чувствуется, фирма неплохая, – одобрил Иван Сергеевич. – Шведы – народ приличный, обходительный и не наглый, как американцы. С ними можно иметь дело.
– О да! – поспешно воскликнула Августа, и Иван Сергеевич поймал себя на мысли, что этот дурацкий возглас заразителен и начинает его раздражать.
– О да! – повторил он за официанткой. – О да-да-да…
– Я очень люблю Польшу, – призналась она. – Но у нас сейчас, как и в России: предприятиями руководят выскочки, непрофессионалы, политические работники, а то и просто молодые хамы. Грубость, невежество, кризис… И слышишь кругом – деньги! Доллары! Злоты!
– Вот и я присматриваюсь, – сказал Иван Сергеевич. – Не хочется покупать кота в мешке…
– Вы будете руководить нашей фирмой? – боясь расплескать свой голос, спросила Августа.
«Эх, придется пить на брудершафт, – про себя вздохнул он. – Иначе не получится доверительной беседы… Ну ладно, прости меня, Валентина Владимировна, грешник я старый…»
Он наполнил рюмки и подмигнул ей:
– Пани Августа! А давайте-ка выпьем на брудершафт? Я все равно мысленно говорю вам «ты»!
– О да! – Она встала с рюмкой, и едва заметное волнение – это уже не профессионально! – промелькнуло в ее зеленых глазах. – Я тоже говорила вам «ты»…
«Вот же зараза! – про себя воскликнул он. – На ходу лепит! Ну, да лет, поди, десять трудится…»
Они проделали этот дурацкий ритуал и поцеловались. Помада у Августы была вкусная, с едва уловимым и притягательным запахом. Ну просто не помада, а психотропное средство!
Теперь можно и ваньку повалять…
– Не знаю, буду руководить или нет, – проговорил Иван Сергеевич, – есть у меня один нюанс… Нравственный момент. Ведь до меня был Савельев.
– Да, был пан Савельев, – подтвердила она. – Очень грубый человек, как полек…
– Ну, грубый, не грубый… Это мой ученик! – вздохнул он. – И я теперь должен перешагнуть через него. Правда, он подлецом оказался: машину мою спалил, заставил меня в прямом смысле бежать из Москвы. Хорошо, в нашей Службе остались мои люди. Подсказали ехать в Красновишерск, – безбожно стал врать Иван Сергеевич. – И по дороге подстраховали… Резиденцию-то никто не знает!
– О да! – провозгласила Августа. – Мы не делаем рекламы…
– Какая реклама в нашем деле? – Он тронул кофейную чашку, и Августа мгновенно среагировала – налила кофе. – Понимаешь, Августа, штука очень сложная. С одной стороны, я, значит, через своего ученика переступил, с другой – у меня тут в горах где-то товарищ ходит, вместе работали. Ну, Савельева скинули – туда ему и дорога. А друга жалко! Если я сяду в кресло, савельевские ребята прижмут его в горах и… грохнут!
– О-о! – в испуге вскричала она. – Такая опасность?
– Мало того, тут может начаться настоящая гражданская война, – доверительно сообщил Иван Сергеевич. – Слыхала, здесь раньше люди пропадали? Так вот может пропасть вся фирма вместе со шведами. Я же всего им не могу сказать в открытую…
«Но зато ты все это им расскажешь. – Он отхлебнул кофе и, заметив сигареты на столике, закурил. – Пусть почешут затылки…»
– О да! О да! – В ее глазах подрагивали две маленькие слезинки, якобы появившиеся от страха.
– Все дело, Августа, в психологии русского человека, – продолжал он. – Пока был Институт и мы лазили по Уралу, было относительно спокойно. Ну, случалось, то камень на голову упадет, то лось человека забьет… Но если тут, в горах, появятся иностранцы – все, партизанская война! Ни пяди земли! Ни грамма золота! Нет ничего страшнее русского бунта, об этом еще Пушкин говорил. В каждом сидит Пугачев, Стенька Разин и Гришка Отрепьев… Вот какие дела, чудо ты мое! Понимают ли это шведы?
– Да, понимают! – подтвердила Августа. – Поэтому наш офис без афиши, без рекламы. На улице говорить только по-русски! Или молчать.
– Опасная у вас работа, – посочувствовал Иван Сергеевич. – Но это, прелесть моя, лишь одна сторона дела. У Савельева в горах остались люди, много людей, преданных своему хозяину. Это, знаешь, профессиональные шпионы. Самые настоящие!
– О-о! – опять пропела она в испуге, будто никогда не видела шпионов.
– И вот они-то опаснее, чем мужики с вилами и ружьями, – загоревал он. – Проникнут куда угодно, выкрадут что хочешь, возьмут заложников и станут диктовать свои условия. А в нашей стране – беспредел! Милиция, вместо того чтобы преступников ловить, народ на улицах гоняет… Мне мои люди доложили, что Савельев контролирует весь регион. Вот как ты посоветуешь? Каким образом мне об этом рассказать шведам? Но чтобы не отпугнуть их особенно-то. Дело затеяли хорошее, да обстановка гнилая…
«Сильно-то их тоже пугать нельзя, – спохватился Иван Сергеевич. – Если правительство заинтересовано в „Валькирии“, чего доброго, пришлют сюда часть внутренних войск, оцепят регион, введут какой-нибудь режим…»
– Об этом лучше не говорить, – прошептала Августа, чем смутила Ивана Сергеевича: может, она действительно честная официантка, а никакая не «постельная разведка»? Может, боится за свою работу?
– Как же не говорить? – усомнился он. – Что же я, сяду в кресло руководителя и стану играть втемную со шведской стороной? Они с меня будут спрашивать результат, а я тут открою фронт гражданской войны?
– О да! Да! – согласилась она.
– Вот и приходится голову ломать! – Иван Сергеевич потушил окурок и налил коньяку. – Давай выпьем, чтобы утряслись все наши проблемы. За успех!
– За успех! – вдохновилась Августа и неожиданно выпила до дна.
– Конечно, есть кое-какие соображения, – проговорил он, закусывая лимоном. – Можно и другу обеспечить безопасность, и савельевских ребят укротить… Но нужны будут большие дополнительные расходы. А я о расходах – честное слово! – капиталистам говорить боюсь. Не любят они слышать о расходах, а любят – о доходах. Ты как считаешь, между нами, жадные они, нет?
– О нет! – первый раз изменила она себе. – Очень щедрые!
– Ну сколько тебе платят?
– Одну с половиной тысячу крон! – восторженно сообщила Августа. – И полное обеспечение.
«За такую работу могли бы и побольше», – в душе усмехнулся он.
– Прилично! В самом деле щедрые! Да и работа опасная…
– О да… Пан желает отдохнуть? – Она заметила, что Иван Сергеевич слегка поерзал в кресле.
– Августа! Нам придется еще раз выпить на брудершафт! – засмеялся он.
– Иван! Ваня! – поправилась она.
– Это другое дело! А все-таки хочется еще раз поцеловать тебя! – признался Иван Сергеевич. – Господи, какая ты нежная!
Он прикоснулся к ее губам – черт! Где такую помаду делают!
– Мне очень приятно, Иван…
«Еще бы не приятно, когда импортную разведчицу целует русский офицер, – пробухтел он мысленно и с удовольствием. – Правда, лысый и ленивый, но все же…»
– Все-таки чувствую, надо отдохнуть, – озабоченно проговорил он. – Так хорошо стало, мы так славно поговорили… Представляешь, как одному лежать тут со своими мыслями?
Она схватывала все на лету. Выставила недопитый коньяк, рюмку и сигареты на стол и развернула тележку к двери.
– Мне тоже было очень приятно! – улыбалась она и ждала его последнего действия.
– Надеюсь, мы встретимся за ужином? – спросил он урчащим, как у кота, голосом и дотронулся губами до ее уха.
– О да! – Она покатила тележку.
Иван Сергеевич смотрел ей вслед. Хороша же, а?! Если бы знал Мамонт, где он сейчас сидит, с кем пьет коньяк и какие у него перспективы, – сдох бы от зависти!
«Ну, ступай, – мысленно проговорил он. – Шеф ждет информации. Эх, поверил бы процентов на тридцать, и уже хорошо. И уже вечером не особенно-то станешь нажимать и торопить… Иди служи! Не смущай старого, ленивого кота!»
Вечерний разговор происходил неожиданно в неофициальной обстановке. В зале приемов (скорее всего шведы не знали, как использовать большие площади особняка, а чужих пускать не хотели), обставленном мебелью чистого дерева, и со стенами, задрапированными гобеленом, накрыли стол на четыре персоны – господин Варберг давал ужин.
Едва Иван Сергеевич вошел в зал, понял, что предстоит обыкновенная застольная беседа, предназначенная для уточнения обстоятельств полученной информации. Когда шведы чинно уселись за стол, Иван Сергеевич решил, что пора стать хозяином положения.
– Господа! Так дело не пойдет! – заявил он. – Это никуда не годится. Извините, но мы находимся на русской земле, а у нас так не принято. Россию хоть и называют азиатской страной, но уж поверьте мне, нравы у нас далеко не азиатские. Я требую, чтобы наши очаровательные дамы были за столом!
В чужой монастырь со своим уставом ходить тоже не дело, но Иван Сергеевич был уверен, что шведы не посмеют ему отказать. Тогда бы он их назвал азиатами, ибо мужчина всегда должен оставаться мужчиной и не позволять себе сидеть в присутствии стоящих дам. Шведы неожиданно живо и благодарно отреагировали на его заявление, ибо растолковали это по-своему – русский мужик загулял, ему понравилась баба, и потому усадили Августу рядом с Иваном Сергеевичем.
«Погодите, сволочи, я еще у вас цыган попрошу», – злорадно подумал он, коснувшись под столом ноги Августы. А чтобы ей было не больно, он снял ботинок. Августа лишь на мгновение подняла глаза.
«Постельная разведка – тоже женщины, – размышлял он саркастически. – Уж не разломлюсь, пусть покушает и из моих рук… Все равно приятно, черт возьми!»
Шведы, конечно, раскатывали губу по поводу его внимания к Августе: сядет в кресло «Валькирии», а шпион уже вот он, внедрен, и все тайные замыслы, вся его подноготная прямым ходом пойдут к шефу на стол. А он будет сидеть себе в Швеции и читать депеши. Разумеется, он должен будет попросить ее в секретарши… Эх, вот на старости подфартило! Помнится, в Институте, когда заведовал сектором «Опричнина», секретаршей была хромоногенькая старушка, очень исполнительная и обязательная, старой большевистской закалки, жена умершего видного чекиста. Таких красавиц, как Августа, в Институт не брали. И правильно делали.
Лучше хромые ножки, чем косые глазки!
Варберг встал с фужером шампанского и произнес тост по-шведски. Переводчик мгновенно переводил слова, будто знал текст заранее.
– Уважаемые дамы! Господин Афанасьев! Господа! Мы находимся на древней русской земле, на уральской земле, которую я лично считаю колыбелью русского и шведского народов. Мы братья, поскольку у нас одна мать – сыра земля, один корень, когда-то был единым язык и культура. И навсегда останется единой кровь, бегущая в наших жилах! Предлагаю выпить русский тост – со свиданьицем!
«Во дает! – искренне восхитился Иван Сергеевич. – Как повернул! И ведь не врет! Так ведь и считает! Эх, парень! Вот бы с тобой хорошенько выпить и потом поговорить! Без этого молчуна, один на один, лоб в лоб…»
За это можно было выпить без встречного, без алаверды! Тарелки, как и положено у воспитанных людей, позвякивали тоненько и мелодично, что соответствовало заданному ритму беседы – откровенной, примиряющей, компромиссной.
«Ладно, – решил Иван Сергеевич. – Тогда начну со своего друга. Тут у нас интерес взаимный, ведь и вам хочется послушать про Мамонта».
– Да, прекрасные дамы, господа… – проговорил он задумчиво, тем самым как бы устанавливая тишину. – Я сейчас вгляделся в ваши лица… И обнаружил удивительное сходство. Правда, пока только внешнее… Поэтому должен открыть небольшую тайну…
Он тянул паузы, как ямщик, подбирающий вожжи, и вдруг понял, что единственный человек за столом, не знающий русского, – молчаливый швед. Это для него трудится переводчик!
– Сейчас в горах находится мой друг Мамонт, человек вам известный… Так вот, господин Варберг и Мамонт удивительно похожи друг на друга! Если бы наш уважаемый соучредитель «Валькирии» отпустил бороду, я бы не различил их!
За столом задвигались, заулыбались, поглядывая на Варберга, а тот показал руками, какую бороду отпустит. И все ждали тост за него, уже и фужерчики к нему протягивали…
– Господин Варберг сегодня днем сказал мне, что он превратился в книжную крысу. – Тост получался грузинский, и Иван Сергеевич подсократился. – А я старая полевая крыса. Второй тост у нас принято пить за тех, кто в поле! Итак – за Мамонтов!
– О да! – вскричал переводчик, забыв перевести остаток речи. Все чокались с восторгом, и только молчаливый обескураженно водил глазами и фужером. Переводчик исправил свою ошибку, и у молчаливого на лице тоже появилась улыбка.
«Теперь поговорим о Мамонте! – подумал Иван Сергеевич и почувствовал на своей ноге легкую босую ступню Августы. – Что бы это значило? Заслужил поощрения?»
– Иван Сергеевич, – по-русски сказал Варберг. – Вы серьезно опасаетесь за жизнь господина Русинова?
Это был его пока еще небольшой прокол: о том, что он опасается за Мамонта, было сказано лишь Августе. По-видимому, они так долго обсуждали направление беседы на сегодняшней вечеринке, что немного подзабыли, какая информация и из какого источника получена. Но Варбергу – книжной крысе – это было простительно. Теперь Иван Сергеевич был уверен, что его используют в «Валькирии» как специалиста, и не более того, а правит бал молчаливый швед, для которого теперь работал переводчик.
– У меня есть на это основания, – сказал он. – Вы не учитываете крайнюю напряженность в нашем обществе, резкое размежевание по политическим убеждениям, по взглядам на жизнь, наконец, по материальному достатку. И что в здоровом обществе оценивается как конкуренция, у нас сейчас может приобрести фатальный характер.
– Вы имеете в виду действия господина Савельева?
– Безусловно! Кто сидел высоко, тот уже ниже не сядет, – вздохнул Иван Сергеевич и тоже поощрил Августу, хотя она наверняка уже получила сегодня много поощрений. – Опала в России никогда никого не успокаивала и не усмиряла. Напротив, вызывала обратную реакцию. Это стало причиной многих гражданских войн.
– Да, мы поступили неосмотрительно, – озабоченно проговорил Варберг.
– Вы поступили по западному образцу, – подтвердил Иван Сергеевич. – В Швеции замена руководства не ахти какое событие. У нас же вы немедленно получили оппозицию. Это беда для всех фирм, которые пытаются прижиться в России. Прежде чем вкладывать капиталы, следовало бы приобрести умных и знающих советников. Вы получили «добро» от правительства, но это ничего пока не значит.
– При коммунистическом режиме было больше законопослушания, – усмехнулся Варберг.
– Да, если бы вы нашли общий язык с этим режимом, вас бы встречали тут с хлебом-солью! – заверил Иван Сергеевич. – Но люди бы все равно пропадали. И ваши капиталы бы постепенно ушли в песок. Была бы такая видимость работы, такая энергия и энтузиазм, но уверяю вас, при нулевом результате!
Переводчик делал свое дело – молчаливый молчал.
– Понимаю, понимаю, – закивал Варберг. – Мы это наблюдали… Но нас ввел в заблуждение господин Савельев и… некоторые государственные институты… В цивилизованных странах, когда юридическое лицо и представитель высокой власти утверждают одну истину – успех предприятия гарантирован.
– А вот мой друг Мамонт говорит, что Россия – цивилизованное государство. – Иван Сергеевич взял шампанское и стал разливать. – Только это другая цивилизация, не открытая ни Западом, ни Востоком. У вас есть возможность, уважаемый Густав, попасть во все энциклопедии мира. Но не в связи с арийскими сокровищами, а как первооткрыватель новой, неведомой цивилизации. Вас привлекает такая перспектива?
– О да! – воскликнул Варберг, и это было откровенно. Августа уже не убирала свою ножку с ботинка Ивана Сергеевича. А он продолжал лить бальзам и думал, что сегодня вечером, когда он вернется к себе в номер, то сразу же запрет дверь. Иначе потом будет не поднять глаз на Валентину Владимировну, она сразу догадается, что муж опять наблудил в командировке. Это был рок…
– Мало того, Мамонт считает, что будущее процветание всех славянских народов возможно лишь при условии, если высшая власть в государствах будет принадлежать женщинам. Как ни прискорбно мне как мужчине, но я разделяю эти убеждения. Мир на нашей земле принесет материнское начало. – Он сделал паузу, остановив взгляд на молчаливом, – никаких эмоций! – Поэтому для успеха вашего предприятия требуется не согласие юридических лиц и чиновников, а совершенно новый, оригинальный подход абсолютно ко всем проблемам. Я повторяю – нельзя быть немного беременной! Наши мудрые дамы об этом знают. Всякие братские отношения – принцип сообщающихся сосудов. – Он поднял в руках две рюмки. – Если одна до краев, в другой чуть на донышке – какое же тут братство? Если материнство и детство в Швеции стали культом в обществе, а матери в России не знают, чем кормить детей? Я вовсе не предлагаю поделиться благами, уважаемые дамы и господа. Это большевистская идея – разделить имеющееся богатство всем поровну. Это вредная и развратная идея.
«Ну, навел тень на плетень! – про себя ужаснулся Иван Сергеевич. – Надо закругляться! Не то они совсем запутаются, чего я хочу».
Он перевел взгляд на молчаливого и закончил:
– Пока в России смутное время, все ваши усилия в отношении поиска сокровищ обречены на провал, господа. Но если перед вами стоит задача избавиться от лишних капиталов – пожалуйста. Только извините, я в этом деле вам не помощник.
За столом возникла долгая пауза. Молчаливый сделал пометку в записной книжке и, неожиданно забывшись, протер усталые глаза – он действительно сильно устал от напряжения.
– У вас имеется какой-то определенный план? – спросил Варберг.
– У меня нет своего плана, – признался он. – Но такой план существует у Мамонта. И я бы мог ознакомить вас, если, конечно, Мамонт согласится на это.
– Сколько потребуется времени, чтобы получить его согласие? – стремительно спросил Варберг.
– Потребуются время и деньги, – заявил Иван Сергеевич. – В частности, мне нужно арендовать вертолет, чтобы разыскать его в горах и обсудить этот вопрос.
– Мы оплатим аренду, – мгновенно согласился Варберг. – Все финансовые расходы фирма возьмет на себя.
На последнем слове он лишь на мгновение глянул на молчаливого – тот сидел, как сфинкс. Значит, согласен…
Вечеринка закончилась ровно в одиннадцать тридцать – для шведов это уже было поздно: на западный манер они вставали в пять, а работать начинали в шесть утра. Иван Сергеевич поспешил в свой номер, чтобы запереться, пока Августа с Норой убирали стол, но на полдороге его перехватил Варберг, неожиданно появившийся на лестнице. Он снова тряс ему руку и смотрел в глаза. Соучредитель фирмы был выпивши и от этого еще больше походил на Мамонта.
– Иван Сергеевич, – с чувством проговорил он. – Вы говорили сегодня для меня очень приятные вещи. Они много неприятны для нашей фирмы. Но для меня лично… Я рад был услышать в России то, о чем думал мой отец. Вы слышали о моем отце? Это профессор Варберг.
– К сожалению, нет, – признался Иван Сергеевич.
– О да! Железный занавес! Он умер, когда был железный занавес. Жаль! Жаль! Он сказал: «Кто владеет Уралом, тот стоит у солнца!» Как хорошо сказал!
– Завтра мы выпьем за это! – одобрил Иван Сергеевич. – Спокойной ночи!
Иван Сергеевич поднялся на второй этаж, открыл незапертую дверь номера – Августа развешивала в шкафу его одежду, брошенную как попало перед уходом в зал приемов…
«Тут ему и смерть пришла», – подумал он и, склонившись, поцеловал руку. Августа огладила его бритую голову и тихо засмеялась.
– Как вы говорили сегодня о женщинах… Я знаю, вы изощренный ловелас, но все равно было приятно!
«Надо же! Всем угодил! – восхищался Иван Сергеевич. – Мамонт! Работай там спокойно, я тебя здесь прикрою!»
Он взял Августу за плечи, посмотрел в глаза – ей было и правда приятно, и пришла она сюда не только для «постельной разведки». Он медленно склонился к ее губам, но вдруг мощный взрыв сотряс особняк! Пол качнулся, по стене пошла трещина, посыпалась штукатурка с лепного потолка и зазвенели стекла. Августа с криком впечаталась в его объятия. Не выпуская ее, Иван Сергеевич бросился к окну – от подъезда особняка поднимались клубы пыли и дыма. Крик и беготня на первом этаже раздувались воздушным шаром.
«Браво, Савельев!» – про себя воскликнул Иван Сергеевич и, не выпуская руки Августы, побежал в коридор…
