Глава четвертая,
в которой Эдану предстоит выяснить кое-что о своем прошлом
После заката сильно похолодало. Стылый ветер срывался дождевыми каплями, зло трепал древесные кроны, вынося на дорогу ворохи сухих листьев. Осень подбиралась к середине — и потихоньку брала свое.
Эдан, пристроившись на передке кареты, прятался от холодной мороси в неизменный плащ, лишь иногда лениво высовываясь из-под капюшона, чтоб расспросить возницу о делах в имении или, щурясь от неровного света качающегося масляного фонаря, вглядеться в темный поворот дороги.
Ехать было решено всю ночь.
Злополучное поселение спешил светловолосый оставить позади. Не потому, что всерьез боялся мести деревенских: просто такой след, как золотая лицензия, трудно не заметить. Она и имеется-то лишь у высоких лордов, императорской семьи да людей Гильдии в звании не ниже мастерского. Если до сих пор и не узнали в Совете о его появлении — то уж теперь узнают точно! Вопрос только в том, будет ли это до дня Посвящения или после? Незваных гостей, в любом случае, встречать Эдан хотел не на грязных проселках, но в своей берлоге, защищенной имперским законом — а заодно и крепкими стенами да каким-никаким гарнизоном…
Утром морось превратилась в настоящий дождь — и мастеру невольно пришлось переместиться в карету, к своим невыспавшимся, потрепанным ночью на неудобных сиденьях, попутчикам. Те зевали, ежились от холода и тоскливо вглядывались в унылую бугристую степь за окном, надеясь заметить хоть какой-нибудь захудалый хуторок. Мечталось им поскорее укрыться от непогоды, поесть и как следует отдохнуть, но к Эдану лезть с вопросами никто не решался — слишком уж мрачным было его лицо.
А тот хранил задумчивое молчание: краем уха прислушивался к болтовне, которой Риэ развлекал остальных, но больше размышлял о своем. Время от времени в крохотные окошки кареты, защищенные лишь тонкой сеткой, ветром заносило холодные дождевые капли. Мастер морщился, чувствуя влагу на волосах и коже, Лая тихонько дразнила его «неженкой» — и тогда ему почти хотелось улыбнуться.
— Эти холмы тоже по-своему знамениты! — начал меж тем рассказывать студент сонной Юлии. — Семьсот сорок лет назад было здесь большое сражение, приведшее к воцарению нынешнего Правящего Дома. А более сотни лет назад — битва девяти воинственных племен и трех объединившихся с ними лордов против Императорской Армии, завершившаяся блестящей победой последней…
— Если можно назвать «блестящей» победу, в которой полегло почти пятнадцать сотен имперских солдат, сотня темных мастеров и около восьми тысяч насильно согнанного из крестьян ополчения, — угрюмо вставил светловолосый, не отрывая глаз от раскисающего пейзажа за окном. — Несчастный тогдашний Император уж и корабль снаряжал, намереваясь сбежать на Южный… Впрочем, нашей леди с лихвой хватит и официальной версии!
— Еще бы! Я скорее послушаю человека по-настоящему ученого, чем безродного бродягу! — презрительно фыркнула Юлия.
Риэ, однако, соглашаться с ней не спешил.
— Знаешь, а я уже слышал подобное, — задумчиво проговорил он. — В университете Эн-Амареша есть одно закрытое ученое общество…
— Эн-Амареш… Гадкое местечко! — невежливо перебил Эдан. — Обществу твоему из закрытого давно пора стать тайным! Донесут ведь рано или поздно… А папочка нашей Юлии подобного своеволия очень не одобряет!
Возмущенными взглядами благородной леди сейчас можно было мятежные деревни палить — но светловолосому до того и дела не было.
— Вот ты, Риэ, — все так же язвительно продолжал он, — в своей книге доказал, что священный символ упокоения, начертанный на храмовых склепах, восходит к обозначениям Первого Бога. Тем самым, кстати, перевернув половину религиозных догматов с ног на голову… Так жрецы за это всего лишь твой трактат сожгли! А спроси нашу леди, что случилось с ее кузеном, обвинившим как-то Амареша даже не в предательстве и попытке переворота (чем высокочтимый лорд занимается со дня своего утверждения в качестве главы Дома!), а только в смутьянстве и недостаточной верности интересам Империи?..
Юлия, мгновенно побледнев, занервничала.
— Не думал, что в военных школах так глубоко вникают в историю и политику! — пришел ей на помощь студиозус. — Где же ты, Эдан, набрался этого?
— Чего, Риэ? — притворно удивился тот. — Я лишь смотрю по сторонам и немного слушаю… А будешь глупыми вопросами донимать — могу ведь и высадить! Пусть твои недавние приятели из Заречьих Сопок (так, кажется, та деревня называлась?) догонят…
— Ты не посмеешь! — гневно вскрикнула девушка.
— Что именно? Избавиться от лишнего нахлебника?
Теперь уже Риэ дернулся, зло сверкнул карими глазами — и полез под сиденье за своим потертым мешком.
— Прикажи остановить! — бросил сердито. — Мне не нужна ничья опека! И уж тем более — милостыня!..
— Тебе-то нет, — едко перебил Эдан, — а леди твоей? Ты же из-за нее за нами увязался? Чтоб уберечь несчастную девочку от меня, негодяя?..
Юноша запнулся и отчаянно покраснел.
— Из-за любви люди на смерть идут, — не думал жалеть его светловолосый, — что говорить о каком-то унижении? Так как, Риэ, остановить карету, или еще немного мой дурной нрав потерпишь?..
Студиозус сердито выпрямился, замер, стараясь не глядеть на него, и, тем более, на смущенную Юлию…
«Что это с тобой?» — удивленно обозвалась Лая.
«Не знаю… — отмахнулся Эдан. — Просто… настроение…»
«Посвящение ведь завтра, правда?» — прошелестел осторожный вопрос.
Он раздраженно стиснул зубы.
«Неважно! Я ведь говорил уже… Не хочу сейчас думать об этом!»
— О боги, он опять это делает! — по-прежнему на него злясь, скривилась леди.
— Что? — буркнул Риэ, на миг отвлекшись от своей обиды.
— Говорит сам с собой! Ненормальный!
Эдан лишь презрительно выгнул губы — и вновь отвернулся к окну.
К счастью для всех, за поворотом показалось долгожданное селение.
***
Деревня — скорее, маленький грязный городок, выросший при рудном карьере стараниями предприимчивого лорда Матезы, здешнего хозяина, — даже в сухую погоду отличалась непритязательностью, сейчас же выглядела особенно неуютно. Эдан никогда не любил бывать здесь, хотя обширные владения лорда и граничили с его собственными. Ни сам Матеза, ни его супруга и дочери, давно ищущие внимания холостого соседа, симпатии в молодом мужчине не вызывали — потому и задерживаться в Железных Камнях он собирался не дольше, чем нужно для сытного завтрака да смены лошадей. Лишь бы дорогу совсем не развезло, — а там, глядишь, и не успеют местные соглядатаи доложить хозяину о карете с сине-серебряным гербом…
Постоялый двор стоял пустым да унылым, так что появлению молчаливой, угрюмо друг на друга косящейся, четверки там даже обрадовались.
Эдан, впрочем, захватив кружку горячего вина и оставив спутников на попечение хозяина с кухаркой, сразу вернулся на мокрое крыльцо. Есть ему не хотелось — как и терпеть на себе сердитые, пополам с любопытством, взгляды Юлии да прикипевшего к ней, похоже, намертво Риэ…
«Это ведь ты на них сорвался», — укоризненно обозвалась Лая.
«Я, — устало согласился мастер, но продолжать разговор не захотел. — Вознице отдых нужен. Я сам дальше поведу, а он пока пусть в карете отоспится».
«То-то наша леди обрадуется соседству деревенского дядьки и его могучему храпу!..» — не сдержала Насмешница ехидства.
«Ничего, потерпит! Я Криваря знаю куда дольше, чем ее капризное высокородие! В следующий раз подумает, прежде чем…»
О чем там должна подумать леди Юлия, Эдан сообщить не успел: ощущение постороннего, изучающего взгляда захлестнуло его.
Мастер застыл, украдкой осматривая грязный двор и пустынную улицу, пристально вглядываясь в темные от влаги бревенчатые строения.
Под пустующим торговым навесом ютилась оборванная нищенка. Светлые, пополам с сединой, волосы ее колтуном выбивались из-под дырявого платка; выражение лица, отекшего и красного от излишней любви к крепкому пойлу, было сложно определить — но запухшие серые глазки смотрели на Эдана внимательно, с неожиданным, почти диким умилением.
Поняв, что ее заметили, женщина щербато разулыбалась и торопливо поковыляла к крыльцу, загребая башмаками воду из луж.
Светловолосый нахмурился, с трудом удержавшись от затравленного взгляда на дверь позади себя — очень уж захотелось ему сбежать.
— Это ведь ты? — через весь двор сипло закричала нищенка, привлекая внимание вынесшей помои служанки да смолящих под навесом каретного сарая конюхов. — Это ты! Я сразу узнала! — рука ее слегка коснулась пальцев мужчины, и, прежде чем брезгливо отшатнуться, Эдан почувствовал слабое касание чужого дара.
Теперь уж мастер совсем растерялся: никогда он сей особы прежде не встречал, но обращалась она к нему, как к давно знакомому.
— Это ты, правда ты! — не унималась женщина, твердя одно и то же с каким-то пугающим, благоговейным восторгом. — Разве не чувствуешь? Не видишь родную кровь?!
Растерянное изумление на лице Эдана постепенно сменялось настоящим, искренним ужасом.
— Я чую, чую в тебе кровь моей племянницы… — все так же завывала нищенка, не замечая ни его реакции, ни развесивших уши зрителей. — Ее, и того негодяя, нашего управителя… Хотя на вид и не скажешь! Не похож ты… Совсем не похож… Настоящий господин! Не то, что Марушка моя, дуреха деревенская!..
— Внутрь! — наконец, придя в себя, сердито рявкнул мужчина. Подарил недобрый взгляд оторопелой служанке и скалящимся конюхам, торопливо подтолкнул оборванку к двери. — Тихо! — шикнул на нее, прежде чем провести к угловому, подальше от своих спутников, столу.
Та подчинилась с какой-то детской покорностью.
Завидев вошедших, подбежал хозяин заведения. Покосился удивленно — на Эдана, и сердито — на нищенку.
— Горячего бульона, пирогов да чаю из лечебных трав для… дамы! — и рта ему не дал раскрыть светловолосый. — А мне — еще вина! Живо!
— «Дама»! — растроганно заморгала женщина. — Прямо как благородная!
Мастер поморщился.
Трактирщик вернулся быстро — сам принес все, что требовалось, да еще и успел, улучив момент, предостерегающе шепнуть на ухо:
— Не слушай, что она плетет, господин! Тетка Мара — наша местная сумасшедшая. По молодости-то баба ничего была, повитуха умелая. Даже в Храм хотела идти, учиться на целительницу. Но вот как племянница сгинула — запила, а там и свихнулась совсем…
— Я учту, — рассеяно кивнул Эдан, наблюдая, как жадно прихлебывает горячий бульон вновьобретенная родственница.
В этот миг ему было вовсе не до дядькиных откровений.
«Что думаешь? — потерянно вопрошал он притихшую от изумления Лаю. — Сочиняет? Или правду говорит?»
«Правду, — ошеломленно отвечала Насмешница. — Я тоже общую кровь чувствую. Только… другую какую-то…»
«Это как?»
«Будто она — сырая глина, а ты — кувшин… неплохо слепленный»
«Вот уж спасибо за сравнение!» — заворчал он.
«Как могу, так и описываю! — почти обиделась Лая. — Сам-то никогда не думал, что слишком уж… ладно скроен? Твоих талантов и на десятерых много было бы!..»
«Только не нужно мне опять сказки о Первом Боге рассказывать! Хотя… в свете нынешней встречи, я уж и не в такое поверить готов!»
«Не в сказках дело! Помнишь, Иша говорила, будто изломан ты еще до рождения?.. Может, о том и речь была? На одной из пластин, что отыскали мы в руинах храма на Южном, упоминался вроде обряд Перерождения — другой, не тот, что знают ахары…»
«В том тексте хорошо, если мы одно слово из десяти когда-нибудь разберем…» — скептически заметил Эдан.
«А Риэ тебе на что? — хитрой усмешкой зазвучал Лаин голос. — Не говори, будто об этом не думал…»
«Сейчас я вряд ли вообще о чем-то думать могу…» — вздохнул мужчина устало.
И обратился, наконец, к переставшей жевать оборванке:
— Теперь рассказывай.
История его появления на свет в жалостливом изложении тетки Мары выглядела до смешного обычной: молодая деревенская дурочка и новый управляющий господина лорда, пара ночей на сеновале — да горькая слава на все селение… Спасаясь от пересудов, обманутая и на сносях, девица увязалась за идущим к Северным горам за пушниной торговым караваном. Жила лишь надеждой на новом месте устроиться. Тетка же все ждала от нее весточки — пока вернувшиеся через год караванщики не поведали, что затерялась несчастная безвозвратно где-то в варварских землях…
К концу рассказа Эдан не знал уже, хохотать ему или громко ругаться. Не потому, что нежданные откровения местной юродивой его потрясли, — наоборот, он ждал как раз чего-то подобного. У каждого второго воспитанника военной школы за спиной похожая история. Но… ПОЧЕМУ ТЕПЕРЬ? Вот был главный вопрос! Не первый год мастер ведет дела с лордом Матезой и — от одной мысли становилось тошно — со здешним управляющим! Далеко не впервые заезжает в Железные Камни! Почему же именно теперь случилась эта нелепая встреча, когда и без нее — видят боги! — он достаточно сбит с толку?
Если есть кто-то, на самом деле дергающий его судьбу за ниточку, — сейчас этот тип, должно быть, знатно потешается!..
А хуже всего: Эдан ни малейшего не имеет представления, что ему с новоявленной родственницей делать! Оставить, как есть, — очень хочется, да проклятая совесть не позволяет. С собой забрать — на растерзание высоким лордам и Гильдии? Просто глупо. Хватит с него и нынешней, всем недовольной, компании! Денег дать? Так ведь пропьет…
«Вообще-то, знаю я одно от этой беды внушение, — робко обозвалась Лая. — Не у всякого выйдет, но ты сильный, а вместе мы вдвойне сильней!..»
«Делай» — со вздохом согласился мастер.
Спустя полчаса, расплатившись с хозяином да окликнув попутчиков, он вышел под сеющий дождик. Спешил убраться отсюда поскорей и подальше.
Изрядно размякшая от тепла да сытной еды женщина сонно, но с тревогой, проводила его глазами, благодарно сжала в руках кошель с монетами. Потом нахмурилась, будто вспомнив что-то. Нерешительно встала, двинулась было следом. Но замерла, наткнувшись на полный интереса взгляд леди Юлии.
— Эй, — поманила барышню.
Та на миг растерялась, колеблясь между опасливой брезгливостью и острым любопытством. Оглянулась на Риэ с Алим, неохотно выходящих на улицу, — затем решительно шагнула к оборванке.
— Чего тебе? — спросила тихо.
— Помоги ему, добрая госпожа! — умоляюще зашептала Мара.
— Кому? Эдану? — удивилась Юлия. — Светловолосому?
— Ему, ему! — закивала женщина. — Плохая вещь на нем, очень-очень плохая, я чую! Порченная! Сильный приворот и могильный холод на ней!.. Сними ее и разбей… А лучше — в огне спали!.. Огонь — он все очистит…
— Да ты что! — возмутилась девушка. — Как же я с него что-то снять смогу?..
— А я ленточку дам, заговоренную! На крепкий-крепкий сон! Ты ленточку к голой коже приложи — он и уснет. А ты затем вещицу проклятую с шеи — да в огонь! Страшная она, вещица-то! Из-за нее он ни тебя, ни других не видит — будто мертв наполовину… Помоги ему, а?…
Юлия призадумалась.
Эдан с самой первой их встречи вел себя странно. А уж как говорить сам с собой начинал — вообще жуть брала! Вдруг права ведьма сумасшедшая? Вдруг на нем проклятие?.. Оборванка ведь всерьез за него переживает — вон как смотрела на нахала светловолосого, словно на сына родного!
— Я подумаю, что можно сделать, — буркнула леди, принимая аккуратно завернутый в тряпицу сонный амулет.
***
К следующему вечеру карета, изрядно помесив грязь да попрыгав на ухабах, выбралась, наконец, на ровную, наезженную дорогу, а вскоре — и въехала в небольшую, на редкость опрятную деревеньку, над которой возвышались темные стены крепости.
— Дальше пешком, — прощаясь с возницей, сообщил Эдан. — Дорога поднимается уступами, карета не проедет.
— Опять пешком? — плаксиво скривилась Юлия.
— Если леди тяжело пройти шестьсот шагов, могу найти лошадей, — язвительно бросил он.
Девушка демонстративно надула губки, но отвечать не рискнула — того и гляди опять нарвешься на издевку! От нечего делать она стала наблюдать за возницей, который как раз успел завести карету во двор ближайшего большого дома и теперь по очереди распрягал уставших лошадок.
К ним уже торопились со всех сторон деревенские, приветливо здоровались с Эданом и с ходу почему-то начинали ему выкладывать свои проблемы.
— Потом, потом, — раз за разом отмахивался он.
Юлия, опираясь на руку, любезно предложенную Риэ, сделала пару шагов и любопытно огляделась по сторонам.
— Поторопись, будь любезна! — хватая ее за свободный локоть, в ухо зашипел Эдан. — Еще немного — и до утра здесь застрянем!.. Вот дьяволы!
Последнее относилось к вынырнувшему из-за угла крупному, важному мужчине в серой деревенской рубахе, добротных кожаных штанах и неожиданно новом синем жилете с блестящими серебряными пуговицами, никак не желающем сходиться на выпирающем животе.
— Господин лорд! — шагая наперерез, загудел он издалека.
— Чтоб тебя!.. — выпуская руку девушки, негромко выругался Эдан. Затем губы его вытянулись в любезной усмешке. — Господин староста!
— Ты лорд? — изумленно вытаращилась на него Юлия.
— Не похож? — ядовито ухмыльнулся он. Затем отступил на шаг и вдруг согнулся перед ней в изящнейшем придворном поклоне. — Лорд Таргел к твоим услугам, леди Юлия из дома Амареш!
Староста споткнулся и, пораженный зрелищем, застыл с открытым ртом.
— А теперь пошли, пока он пялится! — не прерывая вежливой улыбки, сквозь зубы шепнул им новоявленный лорд и вновь потянул Юлию, а с ней — и Риэ, мимо растерявшегося старосты — к темным воротам крепости впереди.
Алим послушно семенила следом…
— Все дела — завтра. К полудню в замок приходи, заодно и отобедаешь, — бросил он мужчине напоследок, уже не слушая возможных возражений.
***
За стенами крепости их уже ждали.
Эдан быстро и с облегчением передал поднадоевших спутников на попечении прислуги — сам же поспешил наверх. Взбежал по лестнице, на миг замер в сводчатом коридоре перед парой высоких дверей, затем толкнул ту, что слева.
Именно здесь жила Лая почти год назад…
Мужчина задумчиво коснулся восковой метки на двери, провел рукой по пологу кровати. Затем вытряхнул свой мешок прямо на пол, извлек из груды вещей белый, плотно скатанный сверток — свой плащ, что он подарил Лае в день церемонии. Развернул его почти с нежностью, осторожно разгладил пушистый мех, пальцем проследил линии золотой вышивки — и со вздохом повесил в огромный пустой шкаф.
— А, ты здесь, господин? — послышалось сзади пыхтение.
В дверь, двумя руками вцепившись в большое деревянное ведро с водой, бочком втиснулась Тана.
— Я как раз собиралась спальню в порядок привести. Для приезжей барышни…
— Нет! — резче, чем хотелось бы, перебил он. — Лучше перенеси сюда мои вещи, — добавил мягко, уже жалея о невольной грубости. — Парня можешь поселить в моей бывшей комнате, а леди, — не удержался все-таки, — пусть сама выберет, где жить или с кем…
Зря он, конечно, так сказал. Тана вцепилась в его слова с резвостью оголодавшего пса: неодобрительно покачала головой, тяжело плюхнула ведро на пол, чудом не расплескав воду, решительно скрестила на груди руки.
— Сама, значит, выберет с кем? — завела привычную песню. — Вечно ты девиц беспутных приводишь! Жениться тебе пора!..
— Уже, — принуждая ее замолкнуть, неожиданно для самого себя признался Эдан.
— Правда?! — обрадовалась женщина. — И где же молодая госпожа?
— Умерла.
Тана захлопнула рот. Под тяжелым, горьким взглядом мужчины сдержала рвущееся из груди горестное оханье, опустила глаза.
— Пойду комнату для гостьи приготовлю, — буркнула неуверенно, торопясь сбежать от этого неловкого разговора.
«Зачем же ты Тану расстроил?» — вздохнула ей вслед Лая.
«Устал ее напутствия слушать, — пожал Эдан плечами. — И потом, закат уже…»
«И что?»
«Посвящение в Гильдмастеры всегда на закате проводится…»
Он распахнул створку окна, задумчиво всмотрелся в пасмурное, темнеющее небо, ритмично застучал пальцами по стеклу, словно отсчитывая секунды… Тук-тук-тук…
Последний косой луч закатного солнца, будто нарочно, пробился сквозь осеннюю хмарь, позолотил оконное стекло, заставил на миг зажмуриться — и скрылся.
— Вот и все, Снежинка, — вздохнул Эдан со странной смесью досады и огромного облегчения. — Посвящение совершилось, Престол занят. Все закончилось.
