Глава 1

Полицейский выбрался из своей машины ровно за четыре минуты до того, как был убит. Он двигался так, словно наперед знал свою судьбу. С трудом открыв дверь, полицейский медленно развернулся на протертом кожзаменителе сиденья и поставил обе ноги на асфальт. Затем ухватился руками за дверной проем и грузно поднялся. Постояв мгновение на прохладном, свежем воздухе, полицейский развернулся и захлопнул дверь. Постоял еще мгновение. Потом шагнул вперед и облокотился на капот у фары.

У него был семилетний «Шевроле Каприс». Черный, без каких-либо указаний на принадлежность к полиции. Но над крышей торчали три антенны, а на колесах сверкали хромированные колпаки. Большинство полицейских клянутся и божатся, что лучше «каприса» полицейской машины нет. И этот тип, казалось, придерживался того же мнения. Он был похож на ветерана, вольного выбирать себе любой агрегат с двигателем и на колесах. И на этом древнем «шеви» он ездил потому, что ему так нравилось. Потому что новые «форды» его не интересовали. По его манере держаться я понял, что это упрямый любитель старины. Широкоплечий, мясистый, в простом темном костюме из плотной шерсти. Высокорослый, но сутулый. В летах. Покрутив головой, полицейский посмотрел вдоль шоссе на север и на юг, а затем, вытянув тощую шею, оглянулся на ворота колледжа. От меня до него было ярдов тридцать.

Ворота колледжа представляли собой чистую формальность, предназначенную исключительно для церемоний. Из обширной ухоженной лужайки за дорогой просто поднимались два высоких кирпичных столба. Столбы соединяли высокие двустворчатые ворота, сделанные из согнутых и переплетенных в причудливой форме стальных прутьев. Ворота сверкали черной краской. Казалось, их покрасили только что. Вероятно, их красили после каждой зимы. Но они не несли никакой охранной функции. Кто хотел, мог проехать мимо ворот прямо через лужайку. Впрочем, они все равно были распахнуты настежь. За воротами начиналась дорожка, по обе стороны которой в восьми футах от столбов стояли маленькие чугунные кнехты. С защелками. К кнехтам были прикреплены створки ворот. Распахнутые настежь. Дорожка вела к горстке невысоких кирпичных строений, до которых было ярдов сто. Остроконечные крыши покрыты мхом, строения теряются в тени деревьев. Дорожка тоже обсажена деревьями. Деревья были повсюду. Листья только начинали распускаться. Они были крошечные и скрученные, ярко-зеленые. Шесть месяцев спустя они станут большими, золотистыми и красными, и здесь все будет кишеть фотографами, спешащими увековечить пейзаж для рекламных проспектов колледжа.

В двадцати ярдах за полицейским и его машиной у ворот на противоположной стороне дороги стоял пикап. Стоял у самой обочины. Передом ко мне, ярдах в пятидесяти. Пикап здесь казался не к месту. Выцветшего красного цвета, с могучим «кенгурятником» на бампере. Тусклый черный «кенгурятник», похоже, несколько раз гнули, а затем выпрямляли. В кабине фургона сидели двое. Молодые, высокие, чисто выбритые, светловолосые. Они просто сидели, совершенно неподвижно, уставившись прямо перед собой, никуда не глядя. Парни не смотрели на полицейского. Не смотрели на меня.

Я собирался ехать на юг. У меня был непримечательный коричневый фургон. Я поставил его перед музыкальным магазинчиком. Магазинчик был из тех, какие можно встретить у ворот колледжа. На стеллажах, выставленных на тротуар, лежали подержанные компакт-диски; в витринах красовались плакаты групп, о которых никто не слышал. Задние двери фургона были открыты. В салоне лежали коробки. В руках я держал ворох бумаг. Я был в плаще, потому что стояло прохладное апрельское утро. Я был в перчатках, потому что разорванные коробки ощетинились выпавшими скрепками. Я был при оружии, потому что частенько ношу с собой пистолет. Он был засунут за пояс, сзади, под плащом, «кольт-анаконда», большой револьвер из нержавеющей стали под патрон 44-го калибра «магнум». Револьвер имел в длину тринадцать с половиной дюймов и весил почти четыре фунта. Оружие как раз по мне. Он был твердый, тяжелый и холодный, и я постоянно его чувствовал.

Услышав, как завелся двигатель пикапа, я оторвался от бумаг. Машина не тронулась с места. Она стояла неподвижно, а двигатель работал на холостых оборотах. Между задними колесами вился белыми колечками выхлопной дым. Воздух был холодным. Час был ранний, и улица оставалась пустынной. Обойдя свой фургон, я взглянул за музыкальный магазинчик в сторону зданий колледжа. Увидел перед одним из них черный «линкольн таун кар». Рядом с машиной стояли двое. От меня до них было ярдов сто, но ни один из них не производил впечатление водителя. Водители лимузинов не ходят парами, не бывают молодыми и мускулистыми, не ведут себя настороженно. Эти ребята определенно были телохранителями.

Здание, перед которым стоял «линкольн», вероятно, было чем-то вроде общежития. Над массивной деревянной дверью надпись по-гречески. Дверь распахнулась, и появился очень худой парень. Судя по всему, студент. У него были длинные спутанные волосы, одет он был как бездомный бродяга, но в руке держал портфель из дорогой блестящей кожи. Один из телохранителей вытянулся в струнку, а другой открыл заднюю дверь лимузина. Бросив портфель на сиденье, парень скользнул в машину. Телохранители задержались, оглядываясь по сторонам, а затем сели вперед, и лимузин тронулся. Вслед за ним медленно потащился автомобиль службы охраны колледжа – держась на расстоянии тридцати ярдов, вроде бы и не сопровождающий лимузин, а просто случайно оказавшийся рядом. В машине сидели развалившись двое полицейских. Замученных бездельем, умирающих от скуки.

Сняв перчатки, я бросил их в кузов фургона. Шагнул на дорогу, чтобы было лучше видно. «Линкольн» неторопливо приближался. Черный, сверкающий, безукоризненный. Обилие хрома. Обилие полировки. Машина с охранниками колледжа держалась позади. Проехав в церемониальные ворота, лимузин повернул налево и поехал на юг, в направлении черного полицейского «каприса». В направлении меня.

То, что произошло дальше, заняло восемь секунд, однако показалось мне одним мгновением.

Блеклый красный пикап оторвался от обочины. Резко набрал скорость. Нагнал «линкольн» как раз тогда, когда тот поравнялся с «каприсом». Проехал в футе от коленей полицейского. Затем чуть вырвался вперед, водитель выкрутил руль, и «кенгурятник» углом врезался в передний бампер «линкольна». Водитель пикапа продолжал крутить руль, выталкивая лимузин на обочину. Съехав на газон, «линкольн» сбавил скорость и налетел на дерево. Послышался треск гнущегося и разрывающегося металла, разлетелось вдребезги стекло фары, над капотом поднялось облако белого пара, и крохотные распускающиеся листочки шумно затрепетали в неподвижном утреннем воздухе.

Тут двое из пикапа начали стрелять. У них были черные пистолеты-пулеметы, и они стреляли по «линкольну». Грохот стоял оглушительный; на черную крышу лимузина хлынул дождь латунных гильз. Затем нападавшие бросились к дверям «линкольна». Распахнули их. Один, нагнувшись, нырнул в салон и вытащил паренька. Другой продолжал стрелять по передним сиденьям. Потом сунул левую руку в карман и достал гранату. Швырнул ее в машину, захлопнул двери и, схватив своего дружка и паренька за плечи, заставил их пригнуться. В салоне «линкольна» сверкнула яркая вспышка. Прогремел взрыв. Все шесть окон разлетелись вдребезги. Я был больше чем в двадцати ярдах и все равно ощутил удар взрывной волны. Повсюду разлетелась галька осколков, заискрившихся на солнце тысячами радуг. Затем тот, кто бросил гранату, подбежал к правой двери пикапа, а другой, запихнув в кабину паренька, торопливо влез следом за ним. Двери захлопнулись, и паренек оказался зажат на переднем сиденье. Его лицо исказилось от ужаса. Стало белым как полотно. Даже через грязное лобовое стекло я увидел, как его рот раскрылся в немом крике. Водитель включил передачу, взревел двигатель, и пикап, визжа шинами, понесся прямо на меня.

Это была «тойота». Я успел разглядеть на решетке за «кенгурятником» буквы «TOYOTA». Подвеска была высокой, и мне был виден большой черный дифференциал переднего моста. Размером с футбольный мяч. Полноприводная машина. Большие широкие шины. Поблекшая, облупившаяся краска, которую не мыли с тех пор, как машина покинула завод. Она неслась прямо на меня.

У меня было меньше секунды на размышления.

Откинув полу плаща, я выхватил «кольт». Тщательно прицелился и выстрелил в радиатор «тойоты». Большой револьвер с ревом дернулся у меня в руке. Массивная пуля 44-го калибра разнесла радиатор. Я выстрелил второй раз, в левую переднюю шину. Покрышка разорвалась в клочья черной резины. Во все стороны разлетелись ярды лопнувшего корда. Пикап пошел юзом и остановился водительской дверью ко мне. В десяти ярдах. Пригнувшись за свой фургон, я захлопнул задние двери, высунулся на тротуар и выстрелил в левую заднюю шину. Тот же результат. Повсюду резина. Накренившись, пикап осел на ободья. Распахнув свою дверь, водитель выскочил на асфальт и упал на колено. Пистолет у него был не в той руке. Я выждал, чтобы быть уверенным в том, что он действительно целится в меня. Затем схватил левой рукой правое запястье, надежно удерживая четыре фунта «кольта», прицелился в центр массы, как меня учили давным-давно, и нажал на спусковой крючок. Грудь нападавшего взорвалась большим кровавым облаком. Тощий паренек сидел в машине, в ужасе уставившись на меня. Но второй тип выскочил из машины и стал обегать капот, наводя на меня оружие. Повернувшись влево, я выждал миг и прицелился ему в грудь. Выстрелил. Тот же результат. Нападавший отлетел спиной на бампер в облаке красного тумана.

Наконец парень зашевелился. Бросившись к нему, я вытащил его из кабины прямо через труп первого нападавшего. Побежал к фургону, увлекая паренька за собой. От шока и смятения его движения были заторможенными. Запихнув паренька в кабину, я захлопнул за ним дверь и поспешил за руль. Краем глаза увидел, как ко мне приближается кто-то третий. Засовывает руку в карман. Высокий широкоплечий тип. В темном костюме.

Опустив «кольт», я выстрелил. Ярко-алый цветок разорвался у него на груди в тот самый миг, когда я понял, что это ветеран-полицейский из «каприса» и он лез в карман за своим значком. Полицейский значок, золотой щит в потрепанном кожаном футляре, вывалился у него из руки и, ударившись о бордюрный камень, упал на асфальт прямо перед фургоном.

Время застыло.

Я не мог оторвать взгляда от полицейского. Он лежал на спине на обочине. Вся его грудь превратилась в сплошное красное месиво. Кровь была повсюду. Грудь не вздымалась и не опускалась. Никаких признаков сердцебиения. На рубашке зияла рваная дыра. Полицейский лежал совершенно неподвижно, повернув голову, вжимаясь щекой в асфальт, широко раскинув руки с синеющими на них прожилками. Я особенно остро прочувствовал черноту полосы асфальта, зелень молодой травы, ослепительную голубизну неба. Сквозь отголоски громких раскатов выстрелов, звеневших в ушах, до меня доходил шелест листвы на ветру. Тощий паренек испуганно посмотрел на распростертого полицейского, затем перевел взгляд на меня. Из ворот колледжа медленно выезжала машина с охранниками. Она ехала гораздо медленнее, чем должна была бы. Как-никак, прогремели десятки выстрелов. Быть может, охранники никак не могли решить, стоило ли им вмешиваться в то, что не относилось напрямую к их обязанностям. Быть может, они просто перепугались до смерти. Сквозь лобовое стекло я разглядел их бледные лица. Машина свернула в нашу сторону. Поползла со скоростью миль пятнадцать в час. Прямо на меня. Я взглянул на золотой полицейский значок, сверкающий на асфальте. За долгие годы металл был отполирован до блеска. Взглянул на свой фургон. Не двигаясь с места. Еще давным-давно я накрепко усвоил, что убить человека совсем не трудно. А вот вернуть к жизни абсолютно невозможно.

Машина с охранниками медленно катилась ко мне. Я слышал шелест покрышек по асфальту. Это был единственный звук, нарушавший полную тишину. Время возобновило свой ход, и мой внутренний голос закричал: «Давай, давай, давай!» Повинуясь ему, я вскочил в кабину своего фургона, бросил револьвер на среднее сиденье, завел двигатель и сделал такой крутой разворот, что машина поднялась на два колеса. Тощего паренька швырнуло от стены к стене. Выкрутив руль, я надавил на газ и понесся на юг. Вид в зеркало заднего обзора был ограниченным, и все же я разглядел, что охранники из колледжа зажгли мигалки и помчались следом. Мальчишка не проронил ни звука. Его рот был приоткрыт. Похоже, все его внимание было сосредоточено только на том, чтобы удержаться на сиденье. Все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы ехать как можно быстрее. К счастью, шоссе было почти пустынным. В такой ранний час городок Новой Англии еще не проснулся. Разогнав фургон до семидесяти миль в час, я стиснул рулевое колесо с такой силой, что побелели костяшки пальцев, уставившись на дорогу перед собой, как будто не хотел видеть то, что происходит у меня за спиной.

– Как далеко они отстали? – спросил я паренька.

Он молчал. Не пришедший в себя от шока, мальчишка забился в угол, словно стараясь как можно больше отдалиться от меня. Уставившись в потолок, он вцепился правой рукой в дверь. Бледная кожа, длинные пальцы.

– Как они далеко? – повторил я.

Двигатель ревел на пределе.

– Вы убили полицейского, – наконец сказал мальчишка. – Ведь тот пожилой мужчина был полицейским, вы знаете?

– Знаю.

– Вы его убили.

– Случайно, – сказал я. – Как далеко они отстали?

– Он показывал свой значок.

– Как далеко они отстали?

Зашевелившись, паренек обернулся и отвел голову, чтобы заглянуть в крошечное зеркало заднего вида.

– Футов на сто, – сказал он. В его голосе прозвучал неприкрытый страх. – Они совсем близко. Один из них высунулся из окна с пистолетом.

Тотчас же послышался отдаленный хлопок выстрела, перекрывший рев двигателя и визг покрышек. Я взял с соседнего сиденья «кольт». И тотчас же снова отбросил его. Револьвер был разряжен. Я уже сделал шесть выстрелов. Один в радиатор, два в колеса, два в плохих парней. И один в полицейского.

– Бардачок, – приказал я.

– Вы должны остановиться, – сказал парнишка. – И все объяснить. Вы помогали мне. Произошла трагическая ошибка.

Он смотрел не на меня. В заднее окно.

– Я убил фараона, – сказал я, пытаясь говорить как можно спокойнее. – Это все, что им известно. Это все, что они хотят знать. Им наплевать, как и почему это случилось.

Мальчишка промолчал.

– Бардачок, – повторил я.

Обернувшись, он дрожащей рукой открыл ящичек. Там лежала еще одна «Анаконда». Абсолютно такая же. Сверкающая нержавеющая сталь, полностью снаряженный барабан. Я взял револьвер у мальчишки. До конца опустил стекло в своей двери. В кабину ураганом ворвался холодный воздух, донесший сзади звуки выстрелов, размеренных и частых.

– Проклятие, – выругался я.

Мальчишка молчал. Выстрелы продолжались, громкие и настойчивые. Как можно мазать с такого расстояния?

Я сполз в сторону, упершись левым плечом в дверь, и выкрутил правую руку так, чтобы высунуть новый револьвер в окно и повернуть его назад. Сделал один выстрел. В ужасе посмотрев на меня, мальчишка сполз на пол между сиденьем и приборной панелью и обхватил голову руками. Через мгновение в десяти футах за ним взорвалось заднее стекло.

– Проклятие, – снова выругался я.

Свернул ближе к обочине, чтобы улучшить угол обстрела. Выстрелил еще раз.

– Мне нужно, чтобы ты следил за ними, – сказал я. – Держись как можно ниже.

Мальчишка не двинулся с места.

– Поднимайся! – рявкнул я. – Живо! Мне нужно, чтобы ты следил за ними.

Чуть приподнявшись, мальчишка обернулся, оглядываясь назад. Его взгляд задержался на разбитом заднем стекле. Он понял, что его голова находилась как раз напротив того места, куда попала пуля.

– Сейчас я чуть сбавлю скорость, – сказал я. – Прижмусь к обочине, чтобы они меня обогнали.

– Не надо, – взмолился паренек. – У вас еще есть надежда все объяснить.

Я пропустил его слова мимо ушей. Сбросил скорость до пятидесяти и вильнул вправо, и машина с охранниками, непроизвольно дернувшись влево, поравнялась с нами. Я выпустил в нее три оставшиеся пули. Лобовое стекло разлетелось вдребезги. Машину занесло и развернуло поперек дороги – я попал или в водителя, или в колесо. Пробив капотом полоску кустов, она скатилась с обочины и скрылась из виду. Бросив разряженный револьвер на сиденье рядом с собой, я поднял стекло и снова нажал на газ. Паренек молчал, уставившись назад. В разбитое стекло с жутким воем засасывало воздух.

– Вот и отлично, – сказал я, пытаясь отдышаться. – Теперь можем ехать спокойно.

Мальчишка повернулся ко мне лицом.

– Вы сошли с ума?

– Ты знаешь, что бывает с теми, кто убивает полицейских? – ответил я вопросом на вопрос.

На это у него не было ответа. Мы ехали молча секунд тридцать, больше полумили, усиленно моргая, тяжело дыша, уставившись прямо перед собой, словно зачарованные. В салоне воняло пороховой гарью.

– Произошел несчастный случай, – снова заговорил я. – Беднягу уже не вернешь. Надо свыкнуться с этим.

– Кто вы такой? – спросил мальчишка.

– Нет, это ты кто такой? – спросил я.

Он умолк, учащенно дыша. Я взглянул в зеркало. Дорога за нами была совершенно пустынной. И впереди совершенно пустынной. Ни одного населенного пункта поблизости. Минут десять до развилки с автострадой.

– Я объект насильственного задержания.

Было очень странно слышать эту официальную фразу из его уст.

– Меня пытались похитить, – продолжал мальчишка.

– Ты думаешь?

Он кивнул.

– Такое уже случалось.

– Почему?

– Из-за денег, – усмехнулся он. – Разве могут быть другие причины?

– Ты богат?

– Мой отец богат.

– Кто он?

– Так, человек.

– Богатый человек, – уточнил я.

– Он импортирует ковры.

– Ковры? – переспросил я. – Обычные ковры?

– Восточные ковры.

– А что, можно разбогатеть, импортируя восточные ковры?

– И еще как, – подтвердил мальчишка.

– А имя у тебя есть?

– Ричард. Ричард Бек.

Я снова взглянул в зеркало заднего вида. Дорога за нами по-прежнему оставалась пустынной. И впереди по-прежнему тоже никого. Чуть сбросив скорость, я выехал на середину полосы, стараясь вести машину как нормальный человек.

– А это что были за типы? – спросил я.

Ричард Бек покачал головой.

– Понятия не имею.

– Они знали, где тебя ждать. И когда.

– Я должен был ехать домой на празднование дня рождения матери. Оно состоится завтра.

– Кто мог об этом знать?

– Не знаю. Все, кто знаком с моей семьей. Наверное, все, кто торгует коврами. У нас тесный круг.

– Вы все знакомы друг с другом? Торговцы коврами?

– Мы конкуренты. Одни источники, один рынок. Разумеется, мы знакомы друг с другом.

Я молчал. Ехал вперед, шестьдесят миль в час.

– А у вас имя есть? – наконец спросил мальчишка.

– Нет, – ответил я.

Он кивнул. Умница, все понял.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросил Ричард Бек.

– Высажу тебя неподалеку от автострады. Попросишь кого-нибудь подбросить или вызовешь такси, и побыстрее забудешь обо мне.

Мальчишка молчал.

– Полиции я тебя передать не могу, – продолжал я. – Об этом не может быть и речи. Ты ведь все понимаешь, так? Я убил одного из них. Возможно, троих. У тебя на глазах.

Мальчишка молчал. Пора принимать решение. До автострады осталось шесть минут.

– Меня никто и слушать не будет, – снова заговорил я. – Произошел несчастный случай, я виноват, но меня никто и слушать не будет. Полиция в таких случаях никого не слушает. Так что не проси подвезти тебя к полицейскому участку. Я не свидетель, я никто. Меня здесь нет и никогда не было. Тут все ясно?

Он по-прежнему молчал.

– И не описывай мою внешность, – продолжал я. – Скажешь, что совсем меня не запомнил. Скажешь, что был в шоке. В противном случае я тебя из-под земли достану.

Он молчал.

– Я тебя где-нибудь высажу, – сказал я. – И мы сделаем вид, что никогда друг друга не видели.

Наконец он зашевелился. Развернулся и посмотрел мне в лицо.

– Отвезите меня домой. До самого дома. Мы вам заплатим. Поможем выкрутиться. Если хотите, спрячем вас. Мои родные будут вам признательны. Я вам очень признателен. Поверьте. Вы меня спасли. А тот полицейский – это ведь был несчастный случай, так? Просто несчастный случай. Вам не повезло. Вы действовали в чрезвычайных обстоятельствах. Я все понимаю. Мы будем молчать.

– Мне не нужна ваша помощь, – сказал я. – Я хочу лишь поскорее отделаться от тебя.

– Но я должен попасть домой, – настаивал парень. – Так мы поможем друг другу.

До автострады оставалось четыре минуты.

– Где ты живешь? – спросил я.

– В Эбботе.

– Эббот это где?

– Эббот, штат Мэн, – пояснил он. – На побережье. Между Кеннебанком и Портлендом.

– Мы едем в противоположном направлении.

– Можно будет повернуть на север на автостраде.

– До твоего дома минимум двести миль.

– Мы вам заплатим. Вы не пожалеете.

– Я могу высадить тебя где-нибудь рядом с Бостоном, – сказал я. – Оттуда до Портленда ходят автобусы.

Парень лихорадочно затряс головой, словно с ним случился приступ.

– Об этом не может быть и речи. Я не могу ехать на автобусе. Я не могу оставаться один. Только не сейчас. Возможно, за мной все еще следят.

– Только не те двое. Они мертвы, – заметил я. – Как и полицейский.

– У них могли быть соратники.

Еще одно странное слово. Парень казался маленьким, худым и перепуганным до смерти. На шее у него пульсировала жилка. Смахнув с головы обеими руками волосы, он повернулся ко мне, показывая свое левое ухо. Уха не было. Лишь рубец. Похожий на комок сырого теста.

– Его отрезали и отправили по почте, – объяснил парень. – Это было в первый раз.

– Когда?

– Мне тогда было пятнадцать.

– Твой отец не заплатил?

– Заплатил, но недостаточно быстро.

Я промолчал. Ричард Бек сидел неподвижно, показывая мне свой шрам, потрясенный и испуганный, дыша словно паровая машина.

– С тобой все в порядке? – спросил я.

– Отвезите меня домой, – сказал он, чуть ли не с мольбой в голосе. – Я больше не могу оставаться один.

До автострады осталось две минуты.

– Пожалуйста, – продолжал паренек. – Помогите мне.

– Проклятие, – в третий раз выругался я.

– Пожалуйста! Мы сможем помочь друг другу. Вам необходимо спрятаться.

– Нам нельзя оставаться в этом фургоне, – сказал я. – Будем исходить из того, что его описание передано по всему штату.

Мальчишка с надеждой посмотрел на меня. До автострады осталась минута.

– Нам нужно найти машину, – продолжал я.

– Где?

– Где угодно. Здесь повсюду полно машин.

К югу и западу от развилки раскинулся обширный просторный торговый центр. Огромные буро-желтые здания без окон с яркими неоновыми вывесками. Огромные автостоянки, наполовину заполненные машинами. Свернув с шоссе, я объехал весь торговый центр. Он был размером с небольшой городок. Повсюду суетились люди. От их вида мне стало не по себе. Развернувшись, я проехал мимо ряда мусорных контейнеров к заднему входу большого магазина.

– Куда мы направляемся? – спросил Ричард.

– На стоянку для сотрудников, – объяснил я. – Покупатели приезжают и уезжают когда им вздумается. Непредсказуемо. Но сотрудники останутся здесь до конца рабочего дня. Так безопаснее.

Он непонимающе взглянул на меня. Я свернул к ряду из восьми машин, выстроившихся вдоль глухой стены. Заметил свободное место рядом с трехлетним «ниссаном максимой» неприметного цвета. Сойдет. Машина, не привлекающая к себе внимание. На стоянке царили тишина и спокойствие. Подъехав к свободному месту, я сдал задом. Подогнал фургон задней дверью вплотную к стене.

– Надо спрятать разбитое стекло, – объяснил я.

Мальчишка молчал. Сунув оба разряженных «кольта» в карманы плаща, я вылез из кабины. Подергал двери «максимы».

– Найди мне проволоку, – сказал я. – Что-нибудь вроде электрического шнура или плечиков.

– Вы собираетесь угнать эту машину?

Я молча кивнул.

– А это разумно?

– Разумно для человека, который только что случайно убил полицейского.

Паренек какое-то время недоуменно таращился на меня, затем прошел по стоянке, смотря но сторонам. Вытащив из револьверов двенадцать стреляных гильз, я бросил их в мусорный контейнер. Вернулся Ричард с трехфутовым отрезком электрического шнура, найденного среди мусора. Стащив зубами изоляцию, я сделал на конце маленький крючок и просунул проволоку под резиновый уплотнитель на двери «максимы».

– Ты стоишь на стреме, – сказал я.

Мальчишка отошел в сторону, испуганно озираясь вокруг. Я пропихнул проволоку в дверь, поводил ею из стороны в сторону и наконец зацепил за защелку. Дверь открылась. Выбросив проволоку в контейнер, я нагнулся к рулевой колонке и снял пластмассовый кожух. Перебрал провода и, найдя два нужных, соединил их. Взвыл стартер, двигатель сразу же схватился и заработал ровно. Похоже, мои действия произвели на мальчишку впечатление.

– Загубленное детство, – сказал я.

– А это разумно? – повторил он.

Я кивнул.

– Ничего более разумного я придумать не могу. Машины не хватятся часов до шести вечера, а то и до восьми. До тех пор, пока будет работать магазин. К этому времени ты уже давно будешь дома.

Мальчишка постоял, положив руку на дверную ручку, затем, тряхнув головой, нырнул в машину. Отодвинув водительское сиденье назад, я подогнал под себя зеркало заднего вида и выехал со стоянки. Не спеша поехал через торговый центр. Впереди ярдах в ста медленно тащилась полицейская машина. Свернув на первое же свободное место, я постоял, не глуша двигатель, дожидаясь, когда полицейские уедут. Затем поспешно проскочил к выезду, покрутился на развязке, и две минуты спустя мы уже ехали на север по широкой гладкой автостраде, держа почтительные шестьдесят миль в час. В салоне «ниссана» сильно пахло духами, а в бардачке лежали два пакета с какими-то тряпками. На заднем стекле болтался лохматый медвежонок с прозрачными присосками вместо лап. На заднем сиденье лежала бейсбольная перчатка, а из багажника доносился стук алюминиевой биты.

– На этой машине разъезжает почтенная мать семейства, – заметил я.

Мальчишка промолчал.

– Не беспокойся, – продолжал я. – Машина наверняка застрахована.

– Вы нисколько не переживаете? – спросил он. – Насчет полицейского?

Я мельком взглянул на него. Тощий, бледный, отодвинувшийся как можно дальше от меня. Вцепившись одной рукой в дверь. Длинные пальцы напоминали пальцы музыканта. Похоже, паренек пытался заставить себя проникнуться ко мне симпатией, но мне это было не нужно.

– Всякое бывает, – заметил я. – Сейчас уже поздно рвать на себе волосы.

– Что это за ответ, черт побери?

– Другого у меня нет. Произошла неприятная случайность. Переживать бесполезно. Итог: раз мы ничего не можем с этим поделать, надо двигаться дальше.

Ричард снова промолчал.

– В любом случае, в случившемся виноват твой папаша, – добавил я.

– Чем? Тем, что он богат и у него есть сын?

– Тем, что нанял дерьмовых телохранителей.

Мальчишка отвернулся. Ничего не сказал.

– Значит, это действительно были телохранители, так?

Он кивнул. Молча.

– А ты, значит, переживаешь? – сказал я. – Из-за них?

– Да, немного. Впрочем, я их почти не знал.

– От них не было никакого толка.

– Все произошло так быстро.

– Плохие ребята ждали у самых ворот, – возразил я. – Старый помятый пикап стоит перед таким навороченным колледжем? Каким же надо быть телохранителем, чтобы не обратить на него внимание? Они никогда не слышали об угрозах?

– А вы, значит, обратили?

Я кивнул.

– Обратил.

– Неплохо для водителя фургона.

– Я служил в армии. В военной полиции. Я знаю толк в охране.

Мальчишка неуверенно кивнул.

– А имя у вас до сих пор не появилось? – помолчав, спросил он.

– Все зависит от тебя – сказал я. – Я должен понять твою точку зрения. Меня могут ждать очень большие неприятности. По крайней мере, один полицейский мертв, а теперь я еще к тому же угнал машину.

Он молчал. Я следил за ним, миля за милей. Давая ему время подумать.

Мы уже почти выехали из Массачусетса.

– Мои родители высоко ценят преданность, – наконец сказал Ричард. – Вы оказали их сыну услугу. Тем самым оказав услугу им самим. Не сомневаюсь, они даже не подумают о том, чтобы вас выдать.

– Тебе нужно будет с ними связаться?

Он покачал головой.

– Они меня ждут. Раз я приеду домой сам, звонить им необязательно.

– С ними свяжется полиция. Она считает, ты попал в беду.

– У нее нет нашего номера. Его ни у кого нет.

– В колледже должен быть твой домашний адрес. По нему установят номер телефона.

Мальчишка снова покачал головой.

– Адреса в колледже нет. Его ни у кого нет. Мы очень тщательно следим за такими вещами.

Пожав плечами, я молча проехал еще милю.

– Ну а ты сам? – спросил я. – Ты меня не выдашь?

Он потрогал правое ухо. То, которое еще было на месте. Несомненно, это был чисто подсознательный жест.

– Ты вытащил меня из задницы, – наконец сказал Ричард Бек. – Нет, я тебя не выдам.

– Отлично, – сказал я. – Моя фамилия Ричер.

Мы потратили несколько минут на то, чтобы срезать крохотный уголок штата Вермонт, а затем понеслись на северо-восток через Нью-Гемпшир. Дорога нас ждала дальняя. У меня иссяк адреналин, мальчишка преодолел последствия шока, и в конце концов нас обоих начало клонить ко сну. Я приоткрыл окно, впуская свежий воздух и выпуская запах духов. В салоне стало шумно, но зато так было легче бороться с дремотой. Мы немного поговорили. Ричард Бек сказал, что ему двадцать лет. Он учится на первом курсе. Специализируется на какой-то разновидности современного искусства, в чем я совершенно не разбирался. С людьми сближается плохо. В семье он единственный ребенок. К родителям у него отношение двойственное. Похоже, семья представляет собой тесный клан. Какая-то частица Ричарда хочет освободиться от докучливой опеки, а другая наоборот стремится остаться в семье. Предыдущее похищение оставило глубокую психологическую травму. У меня мелькнула мысль, ограничилось ли дело тем, что ему отрезали ухо. Возможно, ему пришлось пережить нечто худшее.

Я рассказал мальчишке про армию. Описывая свои навыки телохранителя, я здорово загнул. Мне хотелось, чтобы он хотя бы на время почувствовал, что находится в надежных руках. Я ехал быстро и уверенно. Бензобак «максимы» был полон под завязку. Заправляться нам не было нужно. От предложения перекусить Ричард отказался. Я остановился один раз, чтобы сбегать в туалет. Двигатель не глушил, чтобы снова не возиться с проводами. Вернувшись, застал мальчишку в том же положении, в каком оставил. Выехав назад на автостраду, мы проехали Конкорд и, покинув Нью-Гемпшир, оказались в Мэне. Время шло. По мере того, как мы приближались к Портленду, Ричард становился все более спокойным. И все более подавленным. Опять двойственность.

Миль за двадцать до Портленда мальчишка вдруг засуетился, оглянулся, тщательно проверяя, не едет ли кто за нами, и объяснил мне, где сворачивать. Мы повернули на узкую дорогу, ведущую строго на восток к Атлантическому океану. Дорога нырнула под автострадой И-95, а затем миль пятнадцать шла по гранитному мысу к морю. Наверное, летом здешние места выглядят потрясающе. Но пока что тут было холодно и пустынно. Чахлые деревья, истерзанные солеными ветрами, и обнаженные каменистые россыпи, откуда ветер и штормовые волны согнали всю почву. Дорога извивалась и петляла, словно пытаясь забраться на восток насколько только можно.

Наконец впереди показался океан. Серый как сталь. Слева и справа от нас остались бухточки. Я успел разглядеть узкие полоски песчаных пляжей. Затем дорога повернула налево, потом тотчас же направо и взобралась на мысок, имеющий форму ладони. Ладонь быстро сужалась, превращаясь в одинокий палец, выступающий в море. Этот каменистый мысок шириной ярдов в сто простирался например на полмили. На машину обрушились порывы ветра. Въехав на мысок, я увидел впереди цепочку чахлых, скрюченных вечнозеленых деревьев, которые пытались скрыть высокую гранитную стену, но не имели для этого достаточных роста и густоты. Стена была высотой футов восемь. Сверху ее венчали большие кольца колючей проволоки. Через равные промежутки на ней стояли прожектора. Стена пересекала поперек весь стоярдовый палец. Она уходила обоими концами в море, где ее массивный фундамент покоился на огромных каменных блоках. Блоки зеленели налетом водорослей. В стене имелись чугунные ворота, прямо посредине. Они были заперты.

– Вот мы и приехали, – сказал Ричард Бек. – Здесь я живу.

Дорога вела прямо к воротам. За ними она переходила в длинную прямую дорожку. Дорожка заканчивалась у особняка из серого камня. Он стоял на самом конце пальца, прямо на берегу океана. Рядом с воротами был одноэтажный домик, построенный в том же стиле и из того же камня, что и особняк, но только гораздо меньше и ниже. Домик стоял на том же фундаменте, что и стена. Заранее сбросив скорость, я плавно остановился перед воротами.

– Посигналь, – сказал Ричард Бек.

Я ткнул пальцем в большую подушку в центре руля, и раздался вежливый гудок. Видеокамера наблюдения, установленная на стойке ворот, повернулась и наклонилась. Казалось, на нас уставился стеклянный глаз. После долгой паузы отворилась дверь домика. Появился тип в темном костюме. Несомненно, костюм был из магазина для высоких и широкоплечих, наверное, самого большого из имевшихся размеров, и тем не менее своему владельцу он был узок в плечах и короток в рукавах. Охранник был гораздо крупнее меня, что ставило его в категорию людей ненормальных. Он был просто великан. Подойдя к воротам, охранник уставился на машину. Он очень долго разглядывал меня и почти не взглянул на мальчишку. Затем отпер ворота и распахнул створки.

– Езжай прямо к дому, – сказал Ричард. – Не останавливайся здесь. Я этого типа терпеть не могу.

Я въехал в ворота, не останавливаясь. Но я ехал медленно, оглядываясь по сторонам. Попадая в такое место, первым делом надо искать пути отхода. Стена обоими краями уходила в неспокойное море. Она была слишком высока, чтобы через нее перепрыгнуть, а колючая проволока наверху не позволяла через нее перелезть. За стеной была расчищенная полоса шириной ярдов тридцать. Ничейная земля. Или минное поле. Прожектора были расставлены так, чтобы заливать ее светом. Другого пути, кроме как через ворота, не было. Великан как раз запирал их у нас за спиной. Я видел его в зеркало.

Дорожка до особняка была довольно длинной. С трех сторон океан. От самого строения веяло стариной. Возможно, жилище какого-то капитана, поселившегося здесь еще в те времена, когда убийством китов можно было заработать приличное состояние. Особняк весь из камня, с затейливыми бусами, карнизами и створами. Весь северный фасад покрыт серым лишайником. На остальных стенах кое-где зеленые пятна. Здание в три этажа. И не меньше дюжины печных труб. Крыша сложной формы. Повсюду фронтоны с короткими сточными желобами и десятками жирных железных труб для отвода дождевой воды. Дорожка закончилась просторным кругом. Развернувшись в нем против часовой стрелки, я остановился прямо перед крыльцом. Дверь открылась, и появился другой тип в темном костюме. Этот был одного телосложения со мной, то есть значительно меньше охранника у ворот. Но мне он понравился ничуть не больше первого. У него были пустые глаза и каменное лицо. Охранник открыл правую дверь «максимы» так, словно знал, кто сидит в машине, – впрочем, наверное, так оно и было, потому что его наверняка предупредил тип у ворот.

– Пожалуйста, подожди здесь, – попросил меня Ричард.

Выскользнув из машины, он скрылся в полумраке дома, а охранник в костюме закрыл дубовую дверь и остался стоять перед ней. Он не смотрел на меня, но я чувствовал, что нахожусь где-то в периферийной зоне его зрения. Разорвав соединенные провода зажигания, я заглушил двигатель и стал ждать.

Ждать пришлось довольно долго, минут сорок. После того, как двигатель перестал работать, в салоне быстро стало прохладно. Свежий ветер с моря обтекал с двух сторон особняк. Я смотрел прямо перед собой. Машина была развернута передом в сторону северо-запада, и воздух был прозрачно-чистым. Вдалеке слева изгибалась береговая линия. Милях в двадцати в небо поднималось бледно-бурое пятно. Вероятно, загрязненная атмосфера над Портлендом. Сам город прятался за мыском.

Наконец дубовая дверь снова открылась, охранник ловко отскочил в сторону, и на крыльцо вышла женщина. Это была мать Ричарда Бека. Тут не могло быть никаких сомнений. Абсолютно никаких сомнений. То же щуплое телосложение, то же бледное лицо. Те же длинные пальцы. На ней были джинсы и теплый рыбацкий свитер. Волосы растрепаны ветром. Ей было лет пятьдесят. Она выглядела усталой и взволнованной. Женщина остановилась футах в шести от машины, словно давая понять, что по правилам приличия мне следует выйти из машины ей навстречу. Поэтому я открыл дверь и шагнул на дорожку. От долгой неподвижности мое тело затекло. Я сделал шаг вперед, и женщина протянула мне руку. Я пожал ее. Холодная как лед, рука состояла из одних костей и сухожилий.

– Мой сын рассказал мне о случившемся, – сказала женщина. В ее тихом голосе звучал налет хрипотцы, как будто она была заядлой курильщицей или недавно ей пришлось много плакать. – Не могу выразить вам, насколько я признательна за вашу помощь.

– С ним все в порядке? – спросил я.

Женщина нахмурилась, будто не знала, что ответить.

– Он прилег.

Я кивнул. Выпустил ее руку. Рука безвольно упала вниз. Последовала неуютная пауза.

– Я Элизабет Бек, – представилась женщина.

– Джек Ричер, – сказал я.

– Мой сын рассказал о ваших неприятностях, – продолжала она.

Милое нейтральное слово. Я промолчал.

– Муж вернется домой вечером, – сказала Элизабет Бек. – Он придумает, как нам быть.

Я кивнул. Снова последовала неуютная пауза. Я ждал.

– Не хотите ли пройти в дом? – наконец предложила женщина.

Развернувшись, она вошла в холл. Я последовал за ней. Когда я проходил в дверь, пискнул звуковой сигнал. Оглянувшись, я увидел металлодетектор, встроенный в дверную коробку.

– Вы не возражаете? – спросила Элизабет Бек.

Виновато разведя руками, она повернулась к отвратительному верзиле в костюме. Тот шагнул вперед, готовый обыскать меня.

– Два револьвера, – сказал я. – Разряженных. В карманах плаща.

Верзила вытащил оружие ловким умелым жестом, говорившим о том, что ему частенько приходится обыскивать здесь гостей. Положив револьверы на столик, он присел на корточки и прошелся руками по моим ногам, затем выпрямился и ощупал мои руки, талию, грудь, спину. Он делал все очень тщательно и не слишком вежливо.

– Извините, – сказала Элизабет Бек.

Тип в костюме отступил назад, и снова наступила неуютная пауза.

– Вам ничего не нужно? – спросила Элизабет Бек. Я мог бы долго перечислять ей то, что мне нужно. Но я лишь покачал головой.

– Если честно, я устал, – сказал я. – День выдался длинный. Я не прочь вздремнуть.

Элизабет Бек улыбнулась, как будто была очень довольна, как будто присутствие в доме личного убийцы повышало ее социальный статус.

– Ну конечно, – сказала она. – Дьюк проводит вас в вашу комнату.

Она еще на мгновение задержала на мне взгляд. Сквозь бледность и усталость проступала красота. Правильные черты лица, гладкая кожа. Тридцать лет назад Элизабет Бек, наверное, приходилось отгонять ухажеров палкой. Развернувшись, она скрылась в глубинах особняка. Я повернулся к типу в костюме. Судя по всему, это и был Дьюк.

– Когда я получу револьверы назад? – спросил я.

Верзила ничего не ответил. Просто кивнул в сторону лестницы и последовал за мной. Указал на следующую лестницу, и мы поднялись на третий этаж. Верзила подвел меня к двери и толкнул ее. Шагнув вперед, я очутился в квадратной комнате, обшитой дубовыми досками. Повсюду старинная массивная мебель. Кровать, шкаф, стол, кресло. На полу восточный ковер, на вид тонкий и вытертый. Быть может, на самом деле старинная вещичка, не имеющая цены. Протиснувшись мимо меня, Дьюк прошел через комнату и показал мне, где находятся удобства. Он вел себя словно портье в гостинице. Снова протиснувшись мимо меня, Дьюк направился к двери.

– Ужин в восемь, – сказал он.

И больше ничего.

Выйдя в коридор, Дьюк закрыл за собой дверь. Щелчка замка я не услышал, но, дернув за ручку, я обнаружил, что дверь заперта снаружи. Внутри замочной скважины не было. Подойдя к окну, я взглянул на открывающийся вид. Комната находилась в задней части особняка, и я увидел лишь океан. Я смотрел строго на восток, и от меня до самой Европы не было ничего кроме воды. Я перевел взгляд вниз. В пятидесяти футах подо мной вокруг острых скал пенились волны. Начинался прилив.

Вернувшись к двери, я приложил к ней ухо и прислушался. Никаких звуков. Я исследовал потолок, карнизы и мебель, очень тщательно, дюйм за дюймом. Ничего. Никаких камер наблюдения. На микрофоны мне было наплевать. Я не собирался шуметь. Сев на кровать, я снял правый ботинок. Перевернул его и ногтями вытащил из каблука шпильку. Повернул резиновый каблук словно маленькую дверцу и встряхнул ботинок. На кровать вывалился маленький прямоугольник из черной пластмассы, подпрыгнув один раз. Это было устройство беспроводной электронной почты. Ничего премудрого. Обыкновенный товар, который можно купить в любом радиомагазине. Однако это устройство было перепрограммировано так, чтобы отправлять сообщения только на один адрес. Оно было размером с большой пейджер. На нем имелась клавиатура с крошечными кнопками. Включив питание, я набрал короткое сообщение и нажал клавишу «Отправить».

Сообщение гласило: «Я в игре».